41

Открылась дверь, из раскаленного дневного воздуха Бартон шагнул в прохладный бокс. Он был в белоснежных шортах и пестрой гавайке – типичный туалет для здешнего климата. Его тронутые сединой волосы, атлетическая фигура и выразительные глаза внушали симпатию. Неудивительно, что в колонии Бартон пользовался значительно большим уважением, чем этого требовала его должность.

Том и Альфред поднялись со своих мест и молча наблюдали, как капитан остановился у синего шкафа, поискал нужную кнопку и, выбрав апельсиновый сок, ткнул пальцем. Шкаф застрекотал и выдал пластиковый стаканчик с ледяным напитком. Бартон залпом выпил его и зажмурился от удовольствия. Затем бросил стаканчик в урну и, подойдя к своим подчиненным, сел напротив них.

– Садитесь и вы, ребята. Как самочувствие?

– Спасибо, сэр, мы в порядке, – за обоих ответил Том.

– Оружие уже получили?

– Да.

– Хорошо. Надеюсь, помните, что применять его можно только в крайнем случае. Объект не должен замечать вашей слежки. Сливайтесь с толпой, становитесь настоящими мголезцами, но чтобы никакой стрельбы. Прошлая смена, я имею в виду Корниха и Липса, поспешила с водоносом, и теперь оба сидят под домашним арестом и пишут объяснительные. Так что объект не смейте и пальцем тронуть. – Капитан Бартон замолчал и покосился на синий шкаф. Ему снова хотелось пить. – Необходимо выяснить, сколько агентов протирают штаны в Тротиуме. Поэтому брать этого мастера будем, только когда убедимся, что он в городе один. Хотя это, конечно, полный абсурд – засылать одного человека. Еще, ребята, следует помнить, что по вине таких же, как вы, болванов из армейской разведки в джунглях бесконтрольно бродит отряд вооруженных до зубов диверсантов.

– Разрешите вопрос, сэр?

– Спрашивай, Том.

– А не может тут быть ошибки? Системы Прайса зарекомендовали себя хорошо, и вряд ли киллер-двойник оставил бы хоть кого-нибудь в живых. Может быть, белая кожа, которую объект старательно замазывает краской, следствие ненормальности? Может, он мутант?

– Знаешь, Том, тебе по должности не полагается думать так много, достаточно, чтобы ты толково выполнял приказы начальства. А остальное не твое собачье дело. Я доходчиво объясняю?

– Вполне, сэр. Прошу прощения.

– Ну что ты, я не в обиде. Нормальный рабочий момент. И поскольку ты задал этот вопрос, я тебе отвечу… На самом деле здесь еще не все ясно. Киллер-двойник не вернулся с задания, а вместо него в городе появился оригинал. Машина не могла уйти из сектора, пока в нем находится ее раздражитель. В отличие от кибернетических организмов системы Прайса полностью лишены инициативы. Скорее всего, встреча у них была. И если этот мерзавец действительно угробил киллера, то его следует опасаться. – Бартон тяжело вздохнул и продолжил: – Задача у нас нелегкая. С одной стороны, осторожность, а с другой… посмотрите, этот паршивец мастерит папуасам луки. Ты зря улыбаешься, Альфред. Придет время, и он соберет для них гаубицу, а пушки в руках папуасов – это… Ну ладно, готовьтесь. Вам уже пора идти.

Том и Альфред надели маски, и их точеные профили превратились в расплюснутые фиолетовые лица аборигенов. Натягивая на руки специальные перчатки, оба встали на металлическую платформу.

Бартон включил рубильник, и платформа ушла в глубокую шахту.

На душе у Мориса было скверно. Вчера за весь день он не сделал ни одного лука – все валилось из рук. Сегодня тоже. Сидя в своей душной мастерской, он все время вспоминал рассказ водоноса и еле сдерживался, чтобы не отправиться в горы немедленно.

Его останавливало только то обстоятельство, что за ним следили императорские шпики. Это было понятно, ведь теперь он являлся «государственным человеком», от которого зависел военный потенциал всей империи. Морис опасался, что местная служба безопасности успеет перехватить его, и кто знает, сумеет ли он избежать участи раба еще раз? Однако сидеть в мастерской было тошно, и Морис решил прогуляться, а заодно постараться запомнить в лицо всех прикрепленных к нему шпиков. Приведя себя в порядок и подмазавшись фиолетовой краской, он надел нарядное платье и вышел из дома.

Морис шел по людным улицам, останавливался возле лотков с фруктами, торговался – словом, старался вести себя как ни в чем не бывало, лишь время от времени осторожно поглядывал через плечо на своих преследователей. Всякий раз это были одни и те же люди. Их было четверо – по двое с каждой стороны улицы. Они вели слежку неумело: стоило Морису чуть оторваться, они бежали, сталкивались с прохожими, иногда даже опрокидывали лотки с товаром уличных торговцев.

Время шло, и к полудню стало жарко. Морис протаскал свой «хвост» еще целых два часа и усталый, но довольный вернулся в мастерскую.

Такие прогулки он предпринимал еще несколько дней подряд и скоро научился узнавать шпиков в лицо даже в плотной уличной толпе. Но вот какое дело: Мориса не покидало ощущение, что кто-то еще неотступно следует за ним по пятам, не заметный ни Морису, ни болтающейся на хвосте четверке соглядатаев.

Это ощущение появлялось и проходило, и однажды, теплым солнечным утром, Морис вышел из дому с серьезным намерением как следует погонять своих подопечных. Он резво зашагал от самых своих дверей и, лавируя между редкими еще прохожими, завернул за ближайший угол. Спиной чувствуя, что за ним бегут, свернул в один, а затем еще в один переулок. Сзади громко топали и сопели. «Это хорошо, очень хорошо», – мысленно похвалил Морис своих преследователей. И пустился бегом, петляя по узким улочкам, как заяц. Наконец, оказавшись в совершенно незнакомом месте, беглец последний раз завернул за угол и, моментально скинув красную накидку, набросил ее на себя зеленой изнанкой кверху. Затем он очень эффектно сгорбился и поплелся разбитой старческой походкой.

Вскоре мимо него пробежали шпики. Не обращая внимания на старика, они покрутили головами и повернули назад. Морис слышал, как они о чем-то спорят. Наконец, придя к общему мнению, вся четверка куда-то помчалась. А Морис свернул в очередной переулок и с облегчением распрямился. «Ну вот, – подумал он. – Теперь можно и сматываться. Только куда это я забрался?»

Морис шел по заброшенному старому двору. Окна домов были выбиты, и из них несло плесенью. Света было мало, а небо виднелось в квадрате, очерченном каменными стенами.

Под ногами громко хрустели глиняные черепки, их хруст многократно отдавался в каменном колодце двора. «Эхо», – подумал Морис. Он шел, запрокинув голову и рассматривая мертвые здания. Здесь, в этом заброшенном дворе, было довольно-таки жутко, и, чтобы как-то приободриться, Морис начал насвистывать мелодию. Это была старая, хорошо известная песенка. Внезапно Морис забыл мотив и остановился. Его свист мгновенно растворился в темных окнах. Никакого эха не было. Морис резко обернулся – возле входа во двор хрустнули черепки.

– А-а-а! – закричал Морис и помчался к выходу на улицу. В проулке тоже побежали. Морис прибавил ходу, но невидимка успевал повернуть за очередной угол, когда Морис уже готов был его увидеть. Неожиданно он споткнулся и упал на мостовую. А за углом, куда ускользнул неизвестный, послышался шум и непонятный треск.

Наконец Морис поднялся на ноги и, хромая без всякого притворства, вышел на улицу. Прямо на мостовой, с зажатыми в руках боевыми иглами, лежали тела четырех шпиков. По всей вероятности, они пытались задержать того, кто убегал.

Морис нагнулся над телами погибших. «Чем это их так?» – подумал он, рассматривая кровоточащие раны. И тут что-то блеснуло в щели между камнями мостовой. Морис осторожно поднял маленький предмет и не поверил своим глазам. Это была девятимиллиметровая гильза от автоматического пистолета.