Того, что ты есть, уже достаточно
К моей радости, буддисты из Новой Зеландии и Австралии пригласили меня приехать к ним и выступить с речью на тему дхармы. Вот так впервые в жизни мне довелось пересечь экватор и побывать в Окленде и Сиднее. Несмотря на то что путь из Сеула был неблизкий, я очень ждал этой поездки, потому что благодаря ей у меня, ко всему прочему, появилась возможность встретиться с другом, вместе с которым я когда-то оканчивал магистратуру в Соединенных Штатах. Получив докторскую степень, он вернулся в родную Австралию и стал профессором. Я обещал ему как-нибудь приехать в гости, но с тех пор прошло больше десяти лет. Каждый год, получая от него неизменную рождественскую открытку с поздравлениями, я вспоминал о своем невыполненном обещании. Теперь, когда представилась такая возможность, я с нетерпением ждал встречи.
По другую сторону экватора погодные условия разительно отличались от тех, к которым я привык в Корее. В тот день, когда я выступал с речью, температура превышала 32 градуса. Я узнал, что в Южном полушарии, если ты хочешь, чтобы в доме было много солнца, нужно выбирать жилище с окнами на север. А еще реки несут свои воды на север, а не на юг, а в ночном небе на месте Большой Медведицы сияет Южный крест. Но, несмотря на то что Новая Зеландия и Австралия являли собой в буквальном смысле противоположность тому месту, где живу я сам, они не показались мне чужими, как я мог бы ожидать. Особенно это касается людей. Хорошо зная, сколь одинока и суетлива жизнь в современных мегаполисах, я был рад возможности сказать этим людям несколько слов утешения и мудрости.
Когда с выступлениями было покончено, я направился к другу. Добравшись до его дома, я позвонил в звонок. Мой друг открыл мне дверь с широкой улыбкой на лице. Мы обнялись, как родственники, надолго разлученные войной в Корее. Несмотря на то что с нашей последней встречи прошло десять лет, мой друг почти не изменился, разве что немного пополнел, а волосы его поредели. Он, как и всегда, излучал дружелюбие и открытость, и я чувствовал себя легко и расслабленно, тем более что со времен магистратуры был знаком и с его женой Джейн.
После ужина мы пили чай на террасе, глядя на заходящее солнце и посмеиваясь над нашим уже солидным возрастом. В душе мы были точь-в-точь такие же, что и тогда, в студенчестве; мы и поверить не могли, что нам с ним уже за 40. Как давние друзья, мы открыто говорили обо всем, обнажая свои подлинные чувства. Старым друзьям нет нужды притворяться, ты можешь принимать их такими, какие они есть, и показывать им свое истинное «я». Этот человек был мне именно таким хорошим другом. Он рассказал мне обо всем, что случилось за минувшие десять лет, и наконец дошел до того, что творилось с ним в последнее время.
Мой друг всегда отличался тревожностью, даже когда особых поводов для беспокойства не было. В последнее время это состояние усугубилось, и, чтобы не поддаваться тревоге, он очень много работал. Джейн беспокоилась, что, если ее муж будет продолжать в том же духе, у него начнутся проблемы со здоровьем. По вечерам он работал за компьютером и засиживался за полночь; редко высыпался ночью и всегда был чем-то занят. Разумеется, благодаря трудоголизму он снискал признание в академических кругах и упрочил свой статус в университете, но при этом не только не мог перестать работать, но и испытывал острые приступы тревоги, когда ему бывало нечем заняться.
На улице стемнело и стало прохладно. Чтобы спастись от комаров, мы вернулись в дом и устроились на диване. Мой друг включил негромкую музыку и налил себе бокал вина. Потом рассказал мне о своем непростом детстве. В глазах общества его отец был успешным человеком, но из-за стресса на работе срывался дома. Выпивая, он превращался в другого человека, становился жестоким. Он даже бил сына. Поэтому дома мой друг чувствовал себя так, словно ходит по острию ножа. Мать частенько уходила из дома, чтобы не сталкиваться с мужем, а в ее отсутствие моему другу приходилось приглядывать за младшими детьми и ради их спокойствия делать вид, что все это — какая-то игра. Именно тогда в нем и развилась повышенная тревожность, так как он не знал, когда его отец в очередной раз выпьет и взорвется.
Обдумав его слова, я догадался, откуда могли взяться его тревожность и трудоголизм. Желая поддержать его, я осторожно произнес:
— У всех своя история, поэтому довольно сложно делать конкретные выводы, но трудоголизм свойственен в том числе тем, кто в детстве не чувствовал безусловной любви и заботы и считал, что не заслуживает внимания родителей, пока не сделает чего-то значительного. Такое часто бывает с детьми успешных родителей, если те слишком заняты своей жизнью и проявляют к детям мало интереса. Чтобы завоевать родительское внимание, дети живут в постоянном напряжении: им кажется, что они постоянно должны что-то делать, чтобы угодить родителям. При ином раскладе они не чувствуют себя любимыми и их действия лишены смысла. Что касается тебя, то мне вполне понятно, почему у тебя развилась эта тревожность, если учесть, что твой отец выпивал и становился агрессивным. Тебе наверняка приходилось нелегко, ведь мамы не было рядом и она не могла тебя защитить. Ты не знал, в какой момент может взорваться отец, и, вероятно, считал, что единственный способ это предотвратить — делать все, что он требует, и делать это правильно. Теперь ты взрослый и отца рядом нет. Но, тем не менее, требования этого мира — а не отца — вызывают у тебя тревогу: как будто, если ты не выполнишь все, что от тебя требуется, твое существование будет лишено и смысла, и ценности.
Мой друг кивнул. По всей видимости, он был со мной согласен. Я продолжал:
— Но правда заключается в том, что ты и без того достоин любви. Тебе не нужно убеждать себя в собственной ценности, бросая вызов всем требованиям общества и соответствуя ожиданиям других людей. Ты и так бесценное создание и заслуживаешь любви и заботы. Посмотри внутрь себя: возможно, ты разглядишь ребенка, который все еще дрожит от страха, боясь отца. Пошли этому внутреннему ребенку энергию любви и доброты, посмотри на него с состраданием. Как же трудно тебе было в одиночку, без поддержки матери, справляться с гневом отца, пытаясь защитить младших детей!
К этому моменту у нас обоих текли слезы. Мой друг ненадолго прикрыл глаза, а потом спокойно произнес:
— Ты прав. Во мне все еще живет ребенок, снедаемый тревогой, неспособный сделать так, чтобы его любили. И он умоляет меня, чтобы я больше не отворачивался от него. Все это время я был слишком занят тем, что беспокоился о мнении других людей, пытаясь не видеть эту детскую рану. Мне нужно поверить, что я достоин любви за то, каков я есть.
Уезжая из его дома несколькими днями позже, я оставил ему короткую записку:
«Когда мы учились в магистратуре, ты был мне словно старший брат. Ты помогал мне справляться с трудностями. Ты даже не представляешь, какую благодарность к тебе я испытываю, стоит мне только подумать о твоем добром сердце. И поэтому, ради всего святого, помни, пожалуйста: даже если ты никогда не достигнешь чего-то великого и грандиозного, мне достаточно того, что ты есть».
