Кыштым

События, которые сегодня известны под названием Кыштымская катастрофа, произошли в закрытом советском городе Челябинск-40 в 120 километрах от границы с Казахстаном. Существование закрытых городов во времена холодной войны считалось государственной тайной, и информацию о них держали в секрете даже от рядовых советских граждан, поскольку там жили работники ядерной промышленности, военных заводов и других стратегических объектов. Их названия не фигурировали на картах и дорожных знаках. Для въезда требовалось особое разрешение, а жителям в беседе с посторонними лицами строго запрещалось говорить, где они живут и чем занимаются. Из-за этой секретности авария и называется кыштымской: Кыштым – ближайший к тому месту открытый город. Челябинск-40 построили вместе с заводом «Маяк», предприятием по производству оружейного плутония, регенерации ядерного топлива и утилизации ядерных отходов; там была собрана первая советская атомная бомба. Советское правительство не отличалось особой заботой о безопасности своих граждан или окружающей среды, и «Маяк», строительство которого завершилось в 1948 году, не стал исключением: с этим названием связан длинный список утечек радиации и других примеров экологического варварства. К моменту Кыштымской катастрофы «Маяк» уже успел загрязнить окружающую местность, сбрасывая ядерные и химические отходы в водоемы речной системы Теча-Исеть-Тобол, причем загрязнение достигло таких уровней, что и через десятки лет эта территория все еще считалась самой загрязненной на планете.

Часть ядерных отходов на «Маяке» охлаждалась в стальных емкостях («банках»), которые находились в подземном бетонном резервуаре; каждая из емкостей содержала 300 кубометров (около 80 тонн) вещества. В сентябре 1957 года у одной из емкостей отказала система охлаждения. Процесс тепловыделения остался незамеченным, несмотря на то что температура внутри емкости поднялась до 350 °С. 29 сентября во второй половине дня возросшее внутреннее давление прорвало «банку». Взрыв мощностью от 70 до 100 тонн ТНТ отбросил бетонное перекрытие весом 160 тонн, повредил две соседние емкости, произошел выброс 740 тысяч терабеккерелей радиоактивных частиц – вдвое больше, чем выброс Чернобыля.

Преобладающий в тех местах северо-восточный ветер разнес радиоактивный шлейф по территории площадью 20 тысяч квадратных километров, причем на 800 квадратных километрах заражение достигло достаточно серьезных уровней. Достоверную медицинскую статистику найти невозможно, поскольку сам факт аварии власти скрывали и никто не вел никаких записей о состоянии здоровья тех, кто оказался в зоне. После ничем не оправданной недельной задержки началась эвакуация – за два года было отселено более 10 тысяч человек. Обратившимся за медицинской помощью врачи ставили диагноз «особое заболевание»: секретный статус «Маяка» исключал любые упоминания о радиации. И меры по соблюдению секретности сработали – информацию об аварии удавалось скрывать вплоть до 1976 года, когда Жорес Медведев (позднее написавший замечательную книгу «Наследие Чернобыля») сообщил о ней в статье в журнале «Нью Саентист». Кыштымской аварии присвоен 6-й уровень по Международной шкале ядерных событий, и она заняла третье место в списке крупнейших в истории ядерных катастроф. Советский ученый Лев Тумерман, которому в 1960 году довелось проезжать через эту местность, подтвердил сообщение Медведева. «Примерно в 100 км от Свердловска дорожные знаки предупреждали водителей машин не делать остановок на протяжении следующих 30 километров и двигаться на максимальной скорости. По обе стороны дороги, насколько мы могли видеть, пространство было мертвым, не было ни деревень, ни поселений, остались только печи от сгоревших домов. Не было видно ни посевов, ни полей, ни скота, ни людей…» – писал он. Стало известно, что ЦРУ знало о катастрофе почти за пятнадцать лет до сообщения Медведева, но умолчало о ней, чтобы не провоцировать у американцев страх по отношению к ядерной энергетике.

Десять лет спустя произошел еще один серьезный ядерный инцидент, связанный с «Маяком». На территории промплощадки комбината есть небольшое озеро Карачай, куда долгое время сваливали радиоактивные отходы. Взрыв не положил конец этой практике, и к середине шестидесятых годов загрязнение достигло огромного масштаба: стоя на берегу, можно было за час получить смертельную дозу облучения. 1965 и 1966 годы выдались маловодными, и озеро начало подсыхать. Весной 1967 года, во время засухи, мелкие участки озера полностью высохли, и оголившийся донный осадок оказался под открытым небом. Пронесшийся ураганный ветер разнес 185 тысяч терабеккерелей (эквивалентно хиросимской бомбе) загрязненных частиц на сотни километров, подвергнув облучению полмиллиона человек – в основном тех же самых, кто уже пострадал десять лет назад. Лишь годы спустя началась кардинальная засыпка озера с применением тысяч полых бетонных блоков, чтобы предотвратить подобные инциденты в будущем.

Ядерные аварии в Советском Союзе происходили не только на оборонных объектах. Так, персонал Белоярской АЭС дважды получал серьезные дозы радиации – в 1977 году, когда расплавилась часть активной зоны одного из реакторов, и год спустя во время пожара на реакторе. При этом Лев Феоктистов, замдиректора Института атомной энергии им. И.В. Курчатова (этот институт и сегодня считается ведущим российским научно-проектным центром в области ядерной энергетики), за год до Чернобыльской катастрофы писал в журнале «Совьет Лайф»: «За тридцать лет со дня пуска первой советской ядерной установки не было ни единого случая, когда работники станции или жители прилегающих территорий подвергались бы серьезной опасности, ни единого перебоя в работе систем, который мог бы привести к загрязнению воздуха, воды или почвы. Тщательнейшие исследования, проведенные в Советском Союзе, полностью доказали безопасность АЭС для здоровья граждан».