Тридцать дней в сентябре
Перевод А. Комаринец
Вывеска в витрине гласила: «ШКОЛЬНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА ПО СНИЖЕННОЙ ЦЕНЕ. ДЕШЕВЛЕ НЕ НАЙДЕТЕ», а ниже значилось буквами поменьше: «Умеет готовить, шить и полезна по дому».
Дэнби это навело на мысли о партах и ластиках, об осенних листьях и книгах, мечтах и смехе. Владелец магазинчика подержанных товаров нарядил ее в цветастое платье и красные сандалии, и она стояла в выставочной коробке посреди витрины точно кукла в натуральную величину, которая только и ждет, чтобы кто-то пробудил ее к жизни.
Отвернувшись, Дэнби попытался выбросить ее из головы и пойти дальше по весенней улице к стоянке, где держал свой малолитражный «бэби»-«бьюик». Лора скорее всего уже заказала, нажав на нужные кнопки, ужин, через четверть часа заказ будет стыть на столе, и жена придет в ярость, если он опоздает. Но он так и стоял… Высокий, худой, еще не совсем распрощавшийся с молодостью, которая все еще проглядывала в его мечтательных карих глазах и гладкости свежих щек.
Собственная инертность выводила его из себя. Он тысячи раз проходил мимо магазина по пути от парковки к офису и от офиса к парковке, но сейчас впервые остановился и заглянул в витрину.
Но ведь и в витрине впервые стояло нечто, чего ему по-настоящему захотелось.
Дэнби постарался разобраться в себе. Ему что – в самом деле нужна школьная учительница? Едва ли. Но Лоре определенно нужна помощница по хозяйству, а робот-горничная им не по карману, и Билли точно не помешала бы помощь с домашними заданиями, учитывая, что скоро ставить галочки в экзаменационных телетестах, и…
И… и ее волосы наводили на мысль о солнечном свете в сентябре, а лицо – о сентябрьском утре. Сентябрьская дымка окутала его, и сама его нерешительность вдруг развеялась, и он пошел – но не в ту сторону, куда намеревался…
– Сколько за учительницу в витрине? – спросил он.
Магазинчик был заставлен древностями всех мастей. Владелец оказался старичком с шапкой седых волос и глазками пряничного цвета. Он и сам выглядел как антиквариат.
Услышав вопрос Дэнби, старичок просиял.
– Понравилась вам, да, сэр? Она просто красавица.
Дэнби почувствовал, как вспыхнули щеки.
– Сколько? – повторил он.
– Сорок девять девяносто пять, плюс пять долларов за коробку.
Дэнби ушам своим не поверил. Учитывая, как редки учительницы, логично предположить, что цены будут расти, а не падать. И ведь всего год назад, когда он подумывал, не купить ли восстановленную учительницу для третьего класса, чтобы помогала Билли с телевизионными домашними заданиям, он ничего дешевле ста долларов не нашел. Он и за эту цену ее купил бы, если бы Лора не отговорила. Сама Лора никогда в реальную школу не ходила, а потому ничего в этом не понимала.
Но сорок девять девяносто пять! И к тому же умеет готовить и шить! Уж, конечно, Лора не станет отговаривать покупать такую…
Тем более если он не предоставит ей такого шанса.
– А она… она в хорошем состоянии?
Старичок даже обиделся:
– Ее полностью перебрали и настроили, сэр. Новехонькие батареи, новехонькие моторы. Ее еще лет на десять хватит, а объема памяти, возможно, вообще на целую вечность. Погодите, сейчас приведу ее, сами убедитесь.
К коробке прилагались колесики-ролики, но справиться с ней все равно было непросто. Дэнби помог старику выкатить ее из витрины в зал магазинчика. Они поставили ее у двери, там, где свет был поярче.
Старик восхищенно отступил на шаг.
– Возможно, я старомоден, – сказал он, – но я считаю, что телеучителям никогда с реальными не сравниться. Вы ведь в реальную школу ходили, верно, сэр?
Дэнби кивнул.
– Так я и думал. Даже забавно, что всегда можно угадать.
– Включите ее, пожалуйста, – попросил Дэнби.
Активировалась учительница крошечной кнопкой, спрятанной за мочкой левого уха. Старичок повозился немного, пока ее нашел, потом раздался слабый щелчок, за которым последовало тихое, едва слышное жужжание. Наконец на щеках учительницы заиграли краски, грудь начала вздыматься и опускаться, голубые глаза открылись.
Ногти врезались Дэнби в ладони…
– Пусть что-нибудь скажет.
– Она реагирует почти на что угодно, сэр, – продолжал старичок. – На фразы, сцены, ситуации… Если решите ее взять и она вам не подойдет, привозите назад, и я с радостью верну вам деньги. – Он повернулся к коробке. – Как вас зовут? – спросил он.
– Мисс Джонс. – Голос из коробки донесся порывом сентябрьского ветра.
– Ваш род занятий?
– Я учительница четвертых классов, но могу подменять в первых, вторых, третьих, пятых, шестых, седьмых и восьмых, и у меня обширные базовые знания в области гуманитарных наук. Еще я компетентна в хозяйственных делах, имею квалификацию повара и могу выполнять простую работу по дому, например пришить пуговицу, заштопать носки и починить рваную одежду.
– В поздние модели много всяких дополнений встраивали, – углом рта пояснил старик. – Когда наконец осознали, что телеобразование никуда не денется, чего только ни придумывали в попытках конкурировать с производителями овсяных хлопьев. Не помогло. – И добавил: – Выйдите из своей коробки, мисс Джонс. Покажите, как хорошо вы умеете ходить.
Она разок обошла обшарпанный зальчик, ее красные сандалии яркими пятнами сверкали на пыльном полу, а платье казалось игривым водопадом красок. Потом она вернулась и послушно остановилась у двери.
Дэнби поймал себя на том, что язык его не слушается.
– Хорошо, – выдавил он наконец. – Верните ее назад в коробку. Я ее беру.
– Ты мне что-то принес, папа? – крикнул Билли. – Тут что-то для меня?
– А то, – отозвался Дэнби, который, подкатив коробку по дорожке, как раз затаскивал ее на миниатюрное крылечко. – И для твоей мамы тоже.
– Надеюсь, это что-то стоящее. – Скрестив на груди руки, Лора стояла в дверном проеме. – Ужин совсем остыл.
– Всегда можно разогреть, – откликнулся Дэнби. – Осторожно, Билли!
Он перевалил коробку через порог и, чуть задыхаясь с натуги, покатил по короткому коридору в гостиную. В гостиной рекламный зазывала, пробравшийся через большой (целых 120 дюймов!) экран, громко вещал о прелестях новой модели «кабриолетки 2061».
– Поосторожней с ковром! – предостерегла Лора.
– Не волнуйся, ничего я не сделаю с твоим ковром, – откликнулся Дэнби. – Не мог бы кто-нибудь выключить телевизор, пожалуйста? А то собственных мыслей не слышно.
– Я выключу, папа. – Девятилетний Билли пересек гостиную и прикончил зазывалу в розовом пиджаке.
Затылком чувствуя дыхание Лоры, Дэнби возился с защитным кожухом.
– Учительница! – ахнула она, когда коробка наконец открылась. – Столько всего мужчина может подарить жене, а ты учительницу приволок!
– Она не просто учительница, – возразил Дэнби. – Она умеет готовить еду, она может шить, она… она практически все может. Ты же вечно твердишь, что тебе нужна служанка. Теперь она у тебя есть. И будет кому помогать Билли с телеуроками.
– Сколько?
Дэнби впервые заметил, какое узкое у его жены лицо.
– Сорок девять девяносто пять.
– Сорок девять девяносто пять! Ты с ума сошел, Джордж? Я изо всех сил коплю, чтобы мы могли обменять наш «бэби-би» на новенькую «кадиллетку», а ты выбрасываешь деньги на старую школьную учительницу. Что она-то понимает в телеобразовании? Да она на пятьдесят лет от жизни отстала!
– Пусть только попробует помогать мне с телеуроками! – Билли сердито уставился на ящик. – Мой телеучитель говорит, что эти старые андроидные учителя ни на что не годятся. Они… Они детей били!
– А вот и нет! – отрезал Дэнби. – Кому как не мне знать, ведь я аж до восьмого класса ходил в реальную школу. – Он повернулся к Лоре. – И ничего она не отстала, а про реальное образование она знает столько, сколько твоим телеучителям и не снилось! Я же говорил: она может шить, она может готовить.
– Ну так скажи, чтобы разогрела нам ужин!
– И скажу!
Запустив руку в коробку, он нажал кнопку активатора, и когда голубые глаза открылись, сказал:
– Пойдемте со мной, мисс Джонс.
И повел ее на кухню.
Он был в восторге от того, как внимательно она выслушивает его инструкции, какие кнопки нажимать, какие рычаги поднимать или опускать, какие индикаторы указывают на какие цифры…
В мгновение ока ужин исчез со стола и в мгновение ока появился снова – теплый, исходящий паром и вкусный.
Даже Лора смилостивилась.
– Ну… – протянула она.
– Вот тебе и ну! – отрезал Дэнби. – Я же говорил: она умеет готовить. Теперь тебе не придется больше жаловаться, что кнопку заело, или ноготь сломался, или…
– Ладно, Джордж. Не нуди.
Лицо у нее снова стало нормальное, конечно, еще чуток щеки втянуты – но обычно в этом и заключалась ее привлекательность, а еще в черных глазах-угольках и в искусно подведенных губах. Не так давно она снова подправила себе грудь и, правду сказать, потрясающе выглядела в новом красно-золотом неглиже. Дэнби подумал, что ему в общем и целом повезло. Взяв ее пальцем за подбородок, он ее поцеловал.
– Ну же, давайте есть, – предложил он.
По какой-то причине он забыл про Билли. Подняв взгляд от стола, он увидел, что его сын стоит в дверях кухни и злобно смотрит на мисс Джонс, которая готовит кофе.
– Пусть только попробует меня ударить! – сказал Билли в ответ на взгляд Дэнби.
Дэнби рассмеялся. Он уже увереннее себя чувствовал теперь, когда половина битвы выиграна. Второй можно будет заняться позднее.
– Ей и в голову не придет, – сказал он. – Теперь иди сюда, будь паинькой и съешь ужин.
– Да, – согласилась Лора. – И поторопись. По «Часу вестернов» будет «Ромео и Джульетта», и я не хочу пропустить ни минуты.
– Ладно, – смилостивился Билли.
Обойдя сторонкой мисс Джонс, он занял свое место за столом.
Ромео Монтагю ловко крутанул в пальцах сигарету, вставил между укрытых тенью сомбреро губ и прикурил от шведской спички. Потом направил холеного жеребца вниз по залитому лунным светом холму к ранчо Капулетов.
– Туточки ухо востро надо держать, – с чувством возвестил он. – Эти собаки Капулеты – козопасы и лиходеи, враги заклятые семейству моему, а мы – из благородных скотоводов. Дай им волю, на месте меня растерзают, но ради девчонки, что давеча повстречал я на танцах, стоит и волку в пасть сунуться.
Дэнби нахмурился. Он ничего не имел против осовременивания классики, но ему показалось, что с козопасами и скотоводами сценарист чуть перегнул палку. Но Лора и Билли как будто не заметили. Подавшись вперед в своих креслах, они завороженно смотрели в широкоформатный экран. Возможно, на канале все-таки знают, что делают…
Даже мисс Джонс как будто заинтересовалась… но это же невозможно, поспешно напомнил себе Дэнби. Она не способна заинтересоваться. С каким бы разумным выражением ее голубые глаза ни устремились на экран, на самом деле она просто сидит с ними, сидит чуть поодаль на диване, тратит ресурс батарейки. Надо было послушаться Лору и выключить ее…
Но почему-то у него рука не поднималась. Было что-то жестокое в том, чтобы лишать ее жизни – пусть даже временно.
А вот это уже самая что ни на есть нелепая мысль.
Дэнби раздраженно поерзал в своем кресле, и его раздражение лишь усилилось, когда он сообразил, что потерял нить сюжета. К тому времени, когда он разобрался, что к чему, Ромео уже вскарабкался на стену, окружавшую ранчо Капулетов, прокрался через плодовый сад и стоял среди кричаще пестрых клумб под низким балконом.
Джульетта Капулет вышла на балкон через анахроничное французское окно. На ней был белый костюм девушки-ковбоя, или точнее, козопаски: юбка до середины бедра и широкополое сомбреро на обесцвеченных перекисью патлах. Опершись о перила балкона, она выглянула в сад.
– Ты вообще туточки, Ромео? – с техасской гнусавостью протянула она.
– Нелепость какая! – произнесла вдруг мисс Джонс. – Текст, костюмы, манеры, декорации… Все неправильно!
Дэнби уставился на нее во все глаза. Он вдруг вспомнил слова владельца магазинчика подержанных вещей, что она реагирует не только на фразы, но и на сцены и ситуации. Он-то, конечно, предположил, что старик имеет в виду сцены и ситуации, непосредственно связанные с ее обязанностями учительницы, а не вообще все сцены и ситуации. Дэнби начали одолевать дурные предчувствия. Краем глаза он заметил, что Лора с Билли отвернулись от своих визуальных услад и изумленно уставились на мисс Джонс.
Наступал критический момент. Дэнби прокашлялся.
– Нельзя сказать, что пьеса «неправильная», мисс Джонс. Ее просто переписали. Понимаете, никто не стал бы смотреть ее в оригинале, а если бы никто не стал ее смотреть, то зачем кому-то тратить деньги на постановку?
– Но разве обязательно было превращать ее именно в вестерн? И зачем было коверкать имена?
Дэнби опасливо глянул на жену, во взгляде которой изумление сменилось ярой обидой. Он поспешно повернулся к мисс Джонс.
– Вестерны сейчас в моде, мисс Джонс, – объяснил он. – Это своего рода возрождение периода раннего телевидения. Людям они нравятся, поэтому, разумеется, спонсоры их спонсируют, и переписчики из кожи вон лезут, чтобы найти новый материал.
– Но Джульетта в сомбреро! Это ниже стандартов даже самого вульгарного мюзик-холла.
– Все, Джордж, хватит. – Голос Лоры заморозил бы камень. – Я тебе говорила, что она на полвека отстала от жизни. Либо отключай ее, либо я иду спать!
Дэнби со вздохом встал. Почему-то ему было стыдно, и пока он делал несколько шагов до стула мисс Джонс, и пока нащупывал кнопку у нее за левым ухом. Она смотрела на него спокойно, ее руки лежали неподвижно на коленях, воздух ритмично входил и выходил через синтетические ноздри.
Это было все равно что убийство. Когда Дэнби вернулся в свое кресло перед экраном, его передернуло.
– Вечно ты со своими училками! – сказала Лора.
– Заткнись! – отрезал Дэнби.
Он посмотрел на экран, постарался увлечься пьесой. Без толку. По другому каналу показывали другую пьесу: детектив под названием «Макбет». Но и он тоже оставил его равнодушным. Он то и дело поглядывал тайком на мисс Джонс. Грудь ее не вздымалась, глаза были закрыты. Комната казалась ужасающе пустой.
Наконец он не вытерпел и встал.
– Пойду покатаюсь, – сказал он Лоре и вышел.
Сдав задом с подъездной дорожки, он поехал на своем «бэби-би» в центр городка, снова и снова спрашивая себя, почему на него так подействовала антикварная школьная учительница. Он понимал, что это не просто ностальгия, хотя и ностальгия тут сыграла свою роль – ностальгия по сентябрю и реальной школе, и по тому, как входишь сентябрьским утром в класс и видишь, как, едва прозвенит звонок, учительница выходит из своего закутка у грифельной доски, и слышишь, как она говорит: «Доброе утро, дети. Чудесное утро для учебы, не правда ли?»
Но он же никогда не любил школу, во всяком случае, не больше, чем другие дети, зато знал, что сентябрь воплощает нечто большее, нечто еще помимо книг и осенней мечты. Сентябрь воплощал что-то, что он потерял по пути, что-то неопределенное, что-то нематериальное, что-то, в чем отчаянно нуждался сейчас.
Дэнби выкатил на бульвар, где пришлось уворачиваться от юрких автомобилеток, и заметил, что на углу улочки, ведущей к «Дружелюбному Даку», строят новый киоск. Гигантский плакат обещал: «Самые большие в городе! С пылу с жару! Съешьте настоящий хот-дог, поджаренный на настоящем огне! Скоро открытие».
Проехав мимо, он остановился на стоянке у «Дружелюбого Дака», вышел под весенние звезды и толкнул боковую дверь бара. В заведении было битком, но ему удалось найти пустую кабинку. Сев, он опустил в автомат четвертак и выбрал пиво.
Некоторое время спустя из раздаточного окошка выехал запотевший бумажный стакан. В кабинке было душно и пахло предыдущим посетителем – алкашом, решил Дэнби. Он спросил себя, каково это было в прежние времена, когда о личных кабинках в барах слыхом не слыхивали и приходилось стоять плечом к плечу с другими завсегдатаями, и все знали, сколько выпил сосед и кто напился в хлам. Потом его мысли вернулись к мисс Джонс.
Над раздаточным окошком помещался маленький телеэкран, а под ним тянулась надпись: «Проблемы? Поплачься в жилетку бармену! Дружелюбный Дак выслушает твои горести (всего 25 центов за 3 минуты!)».
Дэнби опустил монетку в прорезь. Раздался щелчок, четвертак выпал в выемку возврата монет, и механический, записанный на пленку голос Дружелюбного Дака произнес: «Занят, приятель. Буду через минутку».
«Минутку» и еще стакан пива спустя Дэнби попробовал снова. На сей раз экранчик зажегся, и, моргнув, сфокусировалось розовощекое лицо Дружелюбного Дака:
– Привет, Джордж. Как делишки?
– Да так, неплохо. Наверное.
– Но бывало и лучше, да?
Дэнби кивнул.
– В точку, Дак. В самую точку.
Он посмотрел на кусочек барной стойки, где его бумажный стакан стоял один-одинешенек.
– Я… я купил учительницу, Дак, – сказал он.
– Школьную учительницу!!!
– Ну, довольно странно покупать такие вещи, но я подумал, вдруг моему парню нужна помощь с домашкой. Видишь ли, скоро галочки в тестах ставить, а сам знаешь, как дети расстраиваются, когда ставят не туда и не получают приз. А потом я подумал, она… это особенная учительница, понимаешь, Дак… я подумал, она могла бы помогать Лоре по дому. И все такое…
Его голос пресекся, он поднял глаза на экран. Дружелюбный Дак с самым серьезным видом качал головой. Его розовые брыли ходили ходуном.
– Послушай меня, Джордж, – сказал он, наконец. – Избавься-ка ты от этой своей училки. Слышишь меня, Джордж? Избавься от нее. Эти учителя-андроиды ничем не лучше настоящих, старомодных… Я про тех, которые взаправду дышали. И знаешь что, Джордж? Ты не поверишь, но я-то знаю. Они детей били. Вот именно. Били их… – Раздался гудок, и экран начал мигать. – Время вышло, Джордж. Еще на четвертак хочешь?
– Нет, спасибо.
Допив пиво, Дэнби ушел.
Неужели все кругом ненавидят школьных учителей? И если так, то почему никто не ненавидит телеучителей?
Весь следующий день на работе Дэнби размышлял над этим парадоксом. Пятьдесят лет назад казалось, что учителя-андроиды решат проблему образования так же эффективно, как уменьшение размера и цены престижных автомобилей на рубеже века решило проблему экономики. Но хотя учителя-андроиды, несомненно, покончили с нехваткой учителей, возникла другая проблема – нехватка школ. Что проку в большом числе учителей, если недостаточно классов, где они могли бы преподавать? И как выделить деньги на строительство новых школ, когда стране нужны все более новые и лучшие супершоссе?
Глупо говорить, что строительство государственных школ важнее строительства государственных дорог, ведь если не уделять должного внимания дорогам, это ослабит желание граждан покупать новые автомобили, а следовательно, ослабеет экономика, наступит депрессия, и тем самым строительство новых школ окажется совсем уж непрактичным.
Если уж на то пошло, надо снять шляпу перед производителями овсяных хлопьев. Введя телеобразование и телеучителей, они спасли страну. Одна учительница в одной комнате, по одну сторону от нее грифельная доска, по другую – экран. Такой учительницы хватает на класс в пятьдесят миллионов учеников, а если кому-то из учеников не нравится, как она учит, ему достаточно переключить канал на другую образовательную программу, спонсируемую другой компанией овсяных хлопьев. (Разумеется, в обязанности родителей входит следить, чтобы ученик не пропускал уроки и не подключался к следующему классу, пока не поставит галочки в предыдущих тестах.)
Но самым лучшим в этой гениальной системе был тот счастливый факт, что все это оплачивали производители овсяных хлопьев, тем самым избавив налогоплательщика от одной из самых обременительных обязанностей и открыв его бумажник для оплаты налога на продажи и налога на бензин, платные дороги и выплаты кредитов за машину. И в обмен на свою верную службу на благо общества производители овсяных хлопьев просили только, чтобы ученики – и желательно их родители – потребляли их продукцию.
Выходит, никакого парадокса тут нет. Школьная учительница превратилась в табу, так как стала символом напрасных расходов, а телеучительница – в уважаемого служителя общества, поскольку стала символом оптовой экономики. Но Дэнби знал, что различие коренится гораздо глубже.
Хотя ненависть к училкам была отчасти атавизмом, главным образом она являлась плодом пропаганды, которую производители овсяных хлопьев развернули, когда только начали претворять свою идею в жизнь. Это они в ответе за широко распространенный миф, будто школьные учителя били учеников, и они же время от времени снова вытаскивают его на свет божий – просто на случай, если остался кто-то, кто в нем сомневается. Проблема заключалась в том, что большинство людей получили телеобразование и потому не знали правду. Дэнби был исключением. Он родился в маленьком городке, расположенном в горах, где телеантенны плохо ловили сигнал, и, пока его семья не переехала в поисках работы в большой город, ходил в настоящую школу. А потому он доподлинно знал, что училки не били своих учеников.
Если только корпорация «Андроиды, инк.» не поставила по ошибке одну-две дефектные модели. А такое было маловероятно. «Андроиды, инк.» – довольно компетентная корпорация. Только посмотрите, каких отличных там производят служащих для автозаправок. Посмотрите на прекрасных роботов-стенографисток, роботов-официанток и роботов-горничных, которых они поставляют на рынок.
Разумеется, ни средний бизнесмен, только-только начавший свое дело, ни средний домовладелец не может их себе позволить. Но… Тут мысли Дэнби совершили сложнейший скачок… Разве это не причина, чтобы Лора радовалась тому, что у нее появилась горничная?
Но Лора не радовалась. Ему хватило одного взгляда на ее лицо, на котором было ясно написано, что она не намерена радоваться.
Он никогда не видел, чтобы щеки у нее были такие впалые, а губы, так крепко сжаты.
– Где мисс Джонс? – спросил он.
– В своей коробке. И завтра утром ты отвезешь ее туда, откуда притащил, и получишь назад сорок девять девяносто пять!
– Пусть только попробует снова меня ударить! – буркнул Билли, по-турецки сидевший перед телевизором.
Дэнби побелел.
– Она правда его ударила?
– Ну… не совсем, – сказала Лора.
– Так ударила или нет?
– Скажи ему, что она сказала про моего телеучителя! – выкрикнул Билли.
– Она сказала, что у учительницы Билли не хватит квалификации, чтобы учить даже коров.
– И скажи ему, что она сказала про Гектора и Ахилла!
Лора шмыгнула носом.
– Она сказала, что просто позор превращать эпос «Илиада» в мелодраму про ковбоев и индейцев и называть это образованием.
Всю историю Дэнби вытянул из домашних по частям. С их слов выходило, что мисс Джонс впала в интеллектуальное буйство, как только Лора ее включила, и неистовствовала до тех пор, пока Лора ее не выключила. Если послушать мисс Джонс, то в доме семьи Дэнби все неправильно – от телеобразовательных программ, которые смотрит по маленькому красному телевизору в своей комнате Билли, до утренних и полуденных программ, которые Лора смотрит по большому телевизору в гостиной, от обоев в коридоре (маленькие красные «кадиллетки» на них катались по переплетенным ленточкам шоссе) до панорамного окна на кухне, оформленного как лобовое стекло, и отсутствия книг.
– Представляешь себе? – спросила Лора. – Она взаправду думает, будто книги еще издают!
– Я хочу знать только одно: она правда его ударила? – повторил свой вопрос Дэнби.
– Сейчас я до этого дойду…
Около трех часов дня мисс Джонс вытирала пыль в комнате Билли. Билли, как ему и положено, смотрел свои уроки, сидя за своей партой, как хороший маленький мальчик, поглощенный попытками ковбоев захватить индейскую деревню под названием Троя, как вдруг мисс Джонс пронеслась по комнате как сумасшедшая, отпустила свое кощунственное замечание про переписывание «Илиады» и выключила телевизор прямо посреди урока. Вот тут Билли начал вопить, и Лора ворвалась в комнату и застала мисс Джонс, когда она одной рукой сжимала руку Билли, а другую уже занесла для удара.
– Я как раз вовремя поспела, – сказала Лора. – Кто знает, что она могла натворить. Да она убить его могла!
– Сомневаюсь, – откликнулся Дэнби. – Что случилось потом?
– Я вырвала у нее Билли и велела ей возвращаться в коробку. Потом я ее отключила и закрыла крышку. И поверь мне, Джордж Дэнби, больше ее не откроют. И, как я сказала, завтра ты отвезешь ее назад! Не то ноги нашей с Билли не будет в этом доме!
Весь вечер Дэнби чувствовал себя больным. Он ковырял ужин, вяло просидел часть «Часа вестернов», то и дело поглядывая (когда считал, что Лора не видит) на коробку, безмолвно стоящую возле двери. Героиней «Часа вестернов» была девушка из дансинга – блондинка 90–60—90 по имели Антигона. Похоже, двое ее братьев прикончили друг друга в перестрелке, а местный шериф по имени Креон позволил только одного из них похоронить по-человечески на кладбище Бут-Хилл, вопреки всякой логике настаивая, что второго надо бросить в прериях на потребу стервятникам. Антигона никак не могла этого понять и сказала своей сестре Исмене, мол, если один брат достоин респектабельной могилы, то и другой тоже, и что она, Антигона, об этом позаботится, и не согласится ли Исмена ей помочь. Но Исмена в штаны наложила от страха, поэтому Антигона сказала, мол, ладно, она сама разберется, и когда в город приехал старый старатель по имени Тиресий…
Дэнби тихонько встал, проскользнул на кухню и вышел через заднюю дверь. Сев за руль, он доехал до бульвара, потом долго наматывал по нему круги, открыв все окна и подставив лицо теплому ветру.
Строительство киоска хот-догов на углу близилось к завершению. Он лениво глянул на него, сворачивая в переулок. В «Дружелюбном Даке» была уйма пустых кабинок, и он выбрал наугад. Он выпил довольно много пива, стоя у одинокого и пустынного отрезка стойки, и много думал. Решив, что его жена и сын точно уже спят, он вернулся домой, открыл коробку мисс Джонс и включил училку.
– Сегодня днем вы собирались ударить Билли? – спросил он.
Голубые глаза смотрели на него, не мигая, ресницы ритмично вздрагивали, зрачки, наконец, адаптировались к свету лампы в гостиной.
– Я не способна ударить человека, сэр, – ответила она наконец. – Кажется, такой пункт есть в моей гарантии.
– Боюсь, ваша гарантия уже истекла, мисс Джонс, – откликнулся Дэнби. Собственный голос показался ему гнусавым, слова скомканными. – Впрочем, неважно. Но вы ведь схватили его за руку, так?
– Мне пришлось, сэр,
Дэнби нахмурился. Покачнувшись, он на ватных ногах вернулся в гостиную.
– Подойдите сюда и расскажите, мишш… мисс Джонс, – просипел он.
Он смотрел, как она выходит из ящика, как идет через комнату. Было что-то странное в ее походке. Поступь у нее теперь была не легкая, а тяжелая. Само ее тело утратило изящество и странно скособочилось. Он с удивлением сообразил, что она прихрамывает.
Она опустилась на диван, и он плюхнулся рядом.
– Он вас пнул, верно? – спросил он.
– Да, сэр. Мне пришлось его удержать, не то он пнул бы еще раз.
Комнату перед глазами Дэнби вдруг заволокло тускло-красным, потом эту красноту прорезала внезапная догадка. Вот оно! В его руках теперь то самое оружие, которое ему необходимо: психологическая дубинка, которой он может разбить все возражения против мисс Джонс.
Но толика красноты еще оставалась и была подернута сожалением.
– Мне ужасно жаль, мисс Джонс. Боюсь, Билли чересчур агрессивен.
– Его нельзя винить, сэр. Я сегодня испытала большой шок, узнав, что все его образование состоит из тех ужасных программ, которые он вечно смотрит. Его телеучительница, ничуть не лучше малограмотного коммивояжера, главная задача которого – продавать выпускаемые его компанией овсяные хлопья. Теперь мне понятно, почему вашим писателям приходится в поисках идей обращаться к классике. Клише душат их творческое воображение еще в зародыше.
Дэнби был очарован. Он никогда не слышал, чтобы так говорили. Дело было не столько в словах, сколько в интонациях и в убежденности, звучавшей в ее голосе – невзирая на тот факт, что ее «голос» лишь запись с пленки, идущая через встроенный динамик, подключенный к крайне сложным платам памяти.
Но сидя рядом с ней, глядя, как шевелятся ее губы, видя, как время от времени опускаются на голубые-преголубые глаза ресницы, он вдруг почувствовал, что в комнату вошел и сел рядом с ними сентябрь. Внезапно на него снизошло удивительное спокойствие. Многогранные и мягкие сентябрьские дни чередой прошли у него перед глазами, и он понял, чем они отличались от других дней. Их отличали глубина, красота и безмятежность, потому что их небеса дарили обещание дней еще более насыщенных, еще более мягких…
Они отличались тем, что были наполнены смыслом…
Мгновение было таким мучительно-сладким, что Дэнби хотелось, чтобы оно длилось вечно. Сама мысль о том, что оно пройдет, наполняло его бесконечной тоской, и он инстинктивно сделал единственно возможный физический жест, чтобы его удержать.
Он обнял мисс Джонс за плечи. Она не шевельнулась. Она сидела неподвижно, ее грудь вздымалась и опускалась через равные интервалы, ее длинные ресницы время от времени опускались, как темные, ласковые крылья над голубыми безмятежными водами…
– Мы вчера смотрели пьесу… – произнес Дэнби. – «Ромео и Джульетта»… Почему она вам не понравилась?
– Она была ужасной, сэр. По сути, это был фарс… Вульгарный, дешевый фарс, марающий и коверкающий красоту строк.
– А вы строки знаете?
– Некоторые.
– Прочтите. Пожалуйста.
– Хорошо, сэр, Под конец сцены под балконом, когда влюбленные расстаются, Джульетта произносит: «Прощай, прощай; минуты расставанья исполнены столь сладкого страданья, что я тебе до самого утра готова бы желать спокойной ночи», а Ромео ей отвечает: «Пусть крепкий сон глаза твои закроет, в твоей груди пусть водворится мир. О если б я был этим сном и миром!» Почему они это выбросили, сэр? Почему?
– Потому что мы живем в дешевом мире, – ответил Дэнби, удивляясь собственному прозрению, – а в дешевом мире все драгоценное опошлено. Пшалуста… – Язык у него заплетался, но он постарался взять себя в руки. – Пожалуйста, прочтите еще раз эти строчки, мисс Джонс.
– «Прощай, прощай; минуты расставанья исполнены столь сладкого страданья, что я тебе до самого утра готова бы желать спокойной ночи…»
– Позвольте закончить мне. – Дэнби сосредоточился. – «Пусть крепкий сон глаза твои закроет, в твоей…
– …в твоей груди…
– …пусть водворится мир. О если б я…
– …о если б я был…
– …этим сном и миром!»
Мисс Джонс внезапно встала.
– Добрый вечер, мэм, – сказала она.
Дэнби даже не потрудился подняться на ноги. Ему и с дивана хорошо было видно Лору. Беззвучно спустившись босиком, Лора стояла в дверном проеме в своей новой пижаме с «кадиллетками». Двухмерные машинки, из которых складывался узор на пижаме, проступали ярко-алым на бежевом фоне, и создавалось впечатление, что, ложась, она позволяет им кататься по своему телу, осквернять свои груди, живот и ноги…
Он увидел ее узкое лицо и холодные безжалостные глаза и понял, что бесполезно пытаться объяснить, что она не поймет, не способна понять. И со внезапной ясностью он осознал, что мир, в котором он переживал сентябрь, уже несколько десятилетий как мертв, и мысленно увидел, как утром грузит коробку в «бэби-би» и едет по сверкающим улицам города, и просит владельца магазинчика вернуть его деньги, и… но тут ему пришлось отвести взгляд, а когда он посмотрел снова, то увидел, что мисс Джонс неуместно стоит в вульгарной гостиной, и услышал, как она снова и снова повторяет, как сломанная пластинка:
– Что-то не так, мэм? Что-то не так, мэм?
Прошло несколько недель, прежде чем Дэнби почувствовал себя хотя бы настолько сносно, чтобы поехать к «Дружелюбному Даку» выпить пива. К тому времени Лора снова начала с ним разговаривать, и вообще жизнь, пусть и не вполне такая же, как раньше, все-таки приобрела прежние черты. Он вывел «бэби-би» с подъездной дорожки и некоторое время спустя свернул в пестрый поток машин на бульваре. Стояла ясная июньская ночь, и звезды посверкивали хрустальными булавочными головками над флуоресцентными сполохами города. Киоск с хот-догами на углу достроили, он даже успел открыться. У сверкающего хромом прилавка ждали несколько посетителей, и повариха переворачивала на хромовом гриле венские сосиски. Дэнби почудилось что-то знакомое в цветастом платье, в том, как она двигалась, в том, как мягкие волны волос обрамляли нежное лицо… Ее новый владелец стоял поодаль, облокотившись о прилавок, и болтал с клиентом.
Припарковав «бэби-би», Дэнби пересек бетонную пустыню парковки, у него ныло в груди и пульсировало в висках… Есть вещи, которые нельзя просто так спустить, надо хотя бы попытаться остановить их, неважно, какую придется заплатить за это цену.
Он подошел к владельцу и собирался уже перегнуться через начищенный до блеска прилавок и ударить в самодовольное толстое лицо, как увидел, что к хромированной горчичнице прислонена картонная табличка, которая гласила: «Требуется мужчина…»
Киоску хот-догов очень далеко до классной комнаты в сентябре, а учительница, подающая хот-доги, никогда не сравнится с учительницей, дарящей мечты, но если чего-то хочешь очень сильно, берешь что есть и благодаришь даже за это…
– Я могу работать только по вечерам, – сказал владельцу киоска Дэнби. – Скажем, с шести до двенадцати…
– Да это же просто замечательно! – отозвался владелец. – Но, боюсь, поначалу я не смогу вам много платить. Понимаете, я только разворачиваюсь…
– Не страшно, – сказал Дэнби. – Когда начинать?
– Чем раньше, тем лучше.
Сделав несколько шагов, Дэнби приподнял доску, закрепленную на скрытых петлях, зашел за прилавок и снял пиджак. Если Лоре эта идея не по вкусу, пусть отправляется ко всем чертям… Но он знал, что она будет не против, ведь дополнительный заработок позволит осуществиться ее мечте – мечте о «кадиллетке».
Надев передник, который протянул ему владелец, он присоединился к мисс Джонс у гриля.
– Добрый вечер, мисс Джонс, – сказал он.
Она повернулась, и голубые глаза словно бы вспыхнули, и волосы у нее были как солнце, встающее туманным сентябрьским утром.
– Добрый вечер, сэр, – ответила она, и июньской ночью по киоску пронесся порыв сентябрьского ветра, и это было все равно как вернуться в школу после бесконечного пустого лета.
