Эволюция видения будущего
Джей получила свою минуту славы в 2007 году. Первым ее историю рассказал солидный научный журнал Nature, а потом о ней заговорили в журналах, газетах и блогах по всему миру. Психологи, биологи, нейробиологи, широкая публика – все восхищались способностями Джей, а ученые, открывшие ее возможности, получили мировую известность.
Сама Джей, похоже, не находит в собственных умениях ничего необыкновенного и полагает, что ведет совершенно заурядную жизнь. Она живет в кампусе Кембриджского университета, одного из старейших и самых прославленных университетов мира. Университетские колледжи в Кембридже располагаются вдоль реки Кам, которая мирно несет свои воды через уютный городок. В одном из прекрасных старинных зданий, окруженном ухоженными лужайками, и обитают Джей и ее соседи. В каждый отдельный момент они примерно вдесятером занимают несколько комнат на одном этаже. Обычно Джей прекрасно сосуществует со своими соседями. Правда, есть и небольшие сложности. В частности, они имеют обыкновение брать без спросу чужую еду. Любой из вас, кто в юности жил с соседями, знает, что это довольно распространенное явление. Вы встаете утром, насыпаете в чашку хрустящие хлопья и в этот момент обнаруживаете, что молоко закончилось. Что делать? Вы хватаете пакет, который только вчера купил сосед по комнате. А когда достаете свежее молоко из холодильника, взгляд падает на аппетитный шоколадный кекс. Вы знаете, что это некрасиво, но темный кубик с кусочками орехов выглядит так соблазнительно, что после нескольких секунд нравственных терзаний вы берете и его тоже. «Никто не докажет, что съел я, – говорите вы себе. – Нас здесь пятеро». Остается затолкать шоколадное лакомство в рот и, удовлетворенно облизывая губы, ликвидировать уличающие вас крошки.
Чтобы избежать подобных неприятностей, люди нередко прячут еду, если живут не одни. Ставят коробочку с мороженым к самой стенке холодильника, а дорогую бутылку вина вообще уносят в спальню. Джей тоже так поступает, причем очень изобретательно. Если кто-то из соседей видит, куда она складывает завтрак, она вскоре возвращается и перекладывает еду на другое место, чтобы точно знать, что утром не останется голодной. Поначалу трюк с перекладыванием продуктов не приходил Джей в голову. Но, после того как сама как-то стянула чью-то закуску, она стала предусмотрительнее. Кто из нас не судил об окружающих по себе?
В организации жизни Джей и ее соседей есть один специфический аспект. У них нет отведенных каждому комнат. Все могут ложиться спать в любом помещении своего этажа. Джей не имеет ничего против сна в разных частях квартиры. Однако с этим возникает одна существенная проблема: Джей терпеть не может утром оставаться голодной. Где бы она ни засыпала, ей надо быть уверенной, что она сможет позавтракать, когда проснется. Ясно, что горничных там нет: это кампус, а не пятизвездочный отель. Поэтому перед сном Джей прячет что-нибудь на завтрак в той комнате, где рассчитывает проснуться на следующий день. Питаться она предпочитает разнообразно. Если, например, ей известно, что в спальне уже есть запас семечек, то она не будет заботиться о злаках, а лучше принесет с собой арахис.
Джей наслаждается разнообразием блюд не только утром. Выбор должен быть при каждом приеме пищи. Если еда одинаковая, она приедается и хочется чего-нибудь новенького. Это вполне понятно. Никто не любит однообразия. После пары тарелок супа вряд ли мы захотим еще одну. Даже если это самый вкусный суп в жизни, рука потянется к чему-то другому – салату или бутерброду. Проблема в том, что Джей не может полностью контролировать меню: еду поставляет колледж и служба питания Кембриджского университета не всегда удовлетворяет ее потребность в разнообразии. Нередко на обед и ужин предлагается одно и то же. Для Джей это неприемлемо. Чтобы не расстраиваться, она частенько с утра приберегает что-то на ужин.
Есть еще одно, что мне следует сказать о Джей. Она умеет летать. В любой момент может расправить крылья и взлететь. Но не эта способность удивляет в Джей. Не поэтому о ней писал Nature. Джей умеет летать, потому что она – кустарниковая сойка, красивая синяя птичка ростом 30 сантиметров и весом 85 граммов, представительница семейства врановых, родом с Западного побережья Северной Америки. На латыни ее имя – Aphelocoma californica. Психолог Никки Клейтон привезла Джей и ее товарищей в Кембридж из Калифорнийского университета в Дэвисе.
В середине 1990-х годов Клейтон, британка по происхождению, вела исследования в Дэвисе. Однажды во время обеда в кампусе университета она заметила соек, которые летали вокруг закусывающих студентов, собирая крошки недоеденных сэндвичей. В ситуации как таковой не было ничего необычного. Но птицы не склевывали добычу на месте. Они предпочитали прятать свои сокровища на территории, возвращались и перепрятывали еду в другое место, чтобы воспользоваться запасами потом.
Большинство из нас не придали бы особого значения действиям птиц. Но Клейтон – опытный психолог, специалист по поведению животных. Она поняла – эврика! Птицы не только демонстрировали впечатляющую пространственную память, безошибочно возвращаясь именно туда, где раньше запасли (то есть спрятали) еду, но и сам факт создания запасов на черный день говорил об их способности планировать будущее. Кроме того, стратегия перепрятывания означала, что птиц беспокоило возможное воровство со стороны собратьев. Примерно через десять лет Клейтон подтвердит все свои гипотезы в эмпирических исследованиях. Результаты ее наблюдений, похоже, опровергают мнение многих видных психологов о том, что животные «замкнуты» во времени и не могут представить себя в разное время и в разных местах.
Я сижу у себя в кабинете. Сейчас ранняя осень, но за окном уже сумрачно и дождливо. Увы, это типичная лондонская погода. Хотя физически я нахожусь перед компьютером на Куин-сквер 15 сентября 2009 года, мои мысли – совсем в другом месте. Минуту назад я возвращалась в Калифорнию, в Дэвис 2005 года. Тогда я тоже много раз обедала на той самой лужайке, не замечая вокруг себя никаких соек. Еще я вспомнила замечательный ужин с Никки Клейтон около года назад, в устричном баре у лондонского рынка «Боро». Клейтон не ест мяса, поэтому мы остановили свой выбор на морепродуктах и белом вине.
Сделав короткий перерыв в работе, я заказываю билет на самолет в Чикаго, где скоро состоится научная конференция. В Чикаго я была только один раз, в октябре 2006 года. Летела в Лос-Анджелес, пропустила стыковочный рейс, пришлось провести незапланированную ночь в «Городе ветров». Поскольку с собой были вещи только на жаркую погоду Лос-Анджелеса, я задрожала от холода, что принес с собой чикагский вечер. Купить пальто или свитер оказалось негде – все крупные магазины уже закрылись. Приятель, который ехал со мной, догадался заглянуть в дежурный круглосуточный магазинчик и нашел дешевый серый флисовый плед. Так, завернувшись в него, мы и наслаждались ночной жизнью Чикаго.
Я начинаю строить планы на предстоящую поездку. Нужно подготовить презентацию для конференции, забронировать номер в гостинице. На этот раз я должна более обдуманно подойти к выбору вещей, которые положу в чемодан: хорошо бы избежать прогулок по городу во флисовом пледе. Думаю, у меня будет какое-то время, чтобы полюбоваться красотами Чикаго. Я фантазировала о том, что принесет мне это путешествие. Однако все мои детальные планы пошли прахом – жизнь уготовила совсем другое. Мне не удастся пожить в гостинице, которую я изначально заказала. Я проведу время с людьми, на которых не рассчитывала, и получу урок от тех, с кем надеялась подружиться.
Мысленное путешествие во времени – в прошлое и будущее, на север и на юг, – наверное, самый замечательный дар человека. Он, судя по всему, необходим и для присутствия в людях оптимистичного настроя. Если бы мы были не в состоянии представить себя в будущем, не было бы и оптимизма по поводу собственных перспектив.
Хотя большинство из нас не считает мысленное путешествие во времени специальным умением (как языковые или математические навыки), нам точно не следует недооценивать эту возможность. Способность воображать то или иное время и разные места необходима, чтобы выживать. Она позволяет планировать будущее, сильно увеличивая шансы перемещаться по миру с пользой. Она заставляет нас запасать еду и деньги на черный день. Она помогает выдерживать тяжелую работу в настоящем в ожидании вознаграждения в будущем или искать достойного долгосрочного партнера. Наше воображение вряд ли ограничивается недавним прошлым и близким будущим. Мы можем прогнозировать, как наше сегодняшнее поведение отразится на следующих поколениях. Если бы мы были неспособны представить мир через сто лет, разве нас волновало бы глобальное потепление? Пытались бы мы изменить что-то в своей жизни?
Ясно, почему мысленные путешествия во времени не были отвергнуты природой в процессе эволюции. Однако единственный ли мы вид, способный прогнозировать будущее? Может, такой способностью обладают и другие живые организмы? Какие? Наши ближайшие родственники – обезьяны? Или более далекие от нас эволюционно, например рыбы или птицы?
Поиск ответа на этот вопрос осложняется тем, что животные не в состоянии общаться словами. Мы не можем спросить рыб, обезьян и собак, чего они ждут от будущего и что помнят из прошлого. Если бы птички Никки Клейтон могли рассказать нам, вспоминают ли свой родной город Дэвис, думают ли когда-нибудь о веселых деньках на солнышке, радуются ли возможности полетать в парке на выходных и представляют ли, какими будут в старости, мы бы знали ответ. Но птицы не разговаривают. Поэтому нам остается только, внимательно наблюдая за их поведением, сделать вывод о том, происходят ли в их мозгу путешествия во времени и пространстве. До новаторских экспериментов Клейтон не было убедительных данных, позволяющих предположить у животных умение мысленно переноситься в другие места и в другое время. Самой распространенной точкой зрения являлась гипотеза Дорис Бишоф-Кёлер, согласно которой только человек в состоянии представлять будущее и мысленно заново переживать прошлое.
Вы можете высказать сомнение: а как же осенние перелеты птиц в теплые страны? А что насчет медвежьей зимней спячки? Разве эти примеры не говорят о планировании будущего? Даже собака виляет хвостом в ожидании кормежки, когда хозяин входит в комнату. Разве ее поведение не свидетельствует одновременно о том, что она помнит прошлые события и предвкушает предстоящие?
Не совсем. Эти примеры не описывают то, что психологи обозначают термином «мысленное путешествие во времени». Поясню: определенные виды действий животных, такие как создание запасов еды или сезонная миграция, не обязательно включают в себя понимание будущих потребностей. Они могут просто воплощать генетически заложенную предрасположенность. Например, изменения температуры воздуха могут автоматически побуждать к миграции без планирования будущего со стороны животных. Физиология птиц устроена таким образом, что сигналы из окружающей среды инициируют определенное поведение (миграцию), и тут не требуется предугадывать, что если останешься на месте, то будешь мерзнуть и голодать. Так и с постройкой гнезд: птицы вьют их до того, как несут яйца. Они предвидят, что им понадобится место для будущих яиц? Возможно. Однако, скорее всего, ими руководит физиологический механизм, который не зависит от способности прогнозировать будущее.
Все, кто имеет собаку, кота и даже рыбок, знают, что домашние питомцы могут учиться. Собака начинает узнавать хозяина, ловить мячик, терпит, пока ее не выведут на улицу, знает звук открывающего банку консервного ножа, который означает, что ужин совсем скоро. Даже рыбка, похоже, понимает, что после постукивания по аквариуму дадут еду. Нет сомнений, что животные обладают памятью. Однако сам факт, что они умеют связывать стимул (звук консервного ножа) с последующей наградой (едой), не означает, что они могут мысленно путешествовать во времени. Подобные связи можно приобрести неявным образом, без использования воспоминаний. Например, мы знаем, что держать стаканчик с кофе бывает горячо, и поэтому частенько оборачиваем его листком бумаги. Хотя знание об опасности горячего напитка могло появиться в результате неприятного опыта в прошлом, нам не нужно вспоминать конкретный случай, когда мы обожгли пальцы, или представлять себе обожженную руку, чтобы сделать бумажный «подстаканник».
Однако птички Клейтон, похоже, демонстрируют больше чем простое ассоциативное обучение или генетическую предрасположенность. Давайте вернемся в начало этой главы и снова рассмотрим поведение Джей. Разумеется, обо всех описанных мною действиях сообщили Никки Клейтон и ее коллеги. Они на самом деле наблюдали, как птицы прятали еду в местах, где, по их мнению, могли иначе остаться голодными. Они также перепрятывали запасы, если другая птица видела их, чтобы снизить вероятность воровства. Более того, они имели обыкновение запасать определенную еду там, где именно этого угощения не рассчитывали получить на следующий день. Разве такие действия не говорят о планировании будущего? Не отражают путешествий во времени?
Давайте особо остановимся на нескольких моментах. В одном эксперименте птицы Клейтон просыпались в одной из двух комнат. В комнате А птицам всегда давали завтрак – это была «комната с завтраком». В комнате В птицам завтрака не давали никогда – это была «комната без завтрака». В течение дня птицы обычно обитали в комнате С, где еда была постоянно. Им позволялось питаться там и запасаться впрок. Как поступали птицы? Они брали червячков и зернышки из комнаты С и прятали их в «комнате без завтрака». Хотя на тот момент птицы были сыты, они уже предвидели, что завтра будут голодать. Мудрое поведение птиц говорит о точном, продуманном планировании. Такое поведение невозможно объяснить врожденной предрасположенностью и сложно списать на условные рефлексы. Оно, по сути, напоминает планирование человека. Как птица, перенося еду из комнаты в комнату, запасается на время, когда проголодается, так и люди отправляются в магазин за покупками, даже если недавно плотно поели, поскольку предвидят, что через несколько часов снова захотят есть, а в холодильнике пусто.
И это еще не все. Птицы, похоже, усвоили и категорию годности продуктов. Они понимали, что червяки портятся быстрее, чем кедровые орешки, и обычно возвращались сначала к червякам, если с момента закладки прошло немного времени (срок годности не истек), но сразу отправлялись к орешкам, если считали, что червяки уже испортились. Это очень впечатляющее умение. Другие животные, к примеру крысы, не смогли продемонстрировать понимания того, как время отражается на состоянии продуктов. Люди, разумеется, прекрасно осознают эти процессы. Это показывает, что мы в состоянии следить за временем, расставлять приоритеты и планировать будущее. Очевидно, что сойкам тоже это доступно.
Конечно, птицы вряд ли выходят на уровень сложного планирования, доступный человеку, и едва ли представляют будущее так же детально, как мы. Однако они явно не замкнуты в настоящем времени. По меньшей мере определенная степень понимания того, что завтрашний день может отличаться от сегодняшнего, у птиц совершенно очевидна. Можно сделать вывод, что если птицы в состоянии усвоить это понятие, то, несомненно, оно доступно и нашим ближайшим родственникам – обезьянам. Но, похоже, это не так. Несколько раз ученые предпринимали попытки проверить, планируют ли обезьяны свое будущее. В большинстве экспериментов они не демонстрировали этой способности. Получив еду, они наедаются досыта, а оставшиеся продукты портят. Они поступают таким образом, даже когда их кормят только раз в день, и через несколько часов обязательно становятся голодными. Если бы обезьяны сохраняли то, что у них осталось, они могли бы избежать мук голода впоследствии, но они этого не делали. Когда им позволяли выбирать разные объемы еды (например, два, четыре, восемь, десять или двадцать фиников), обезьяны не всегда брали наибольший объем, а часто довольствовались тем, что могли съесть сразу же. Некоторым исследователям удалось обучить обезьян демонстрировать поведение, свидетельствующее, что у них есть понятие о будущем времени (к примеру, брать меньше еды сейчас, чтобы получить больше потом). Но в целом можно сказать, что либо обезьяны не обладают хорошо развитым чувством будущего времени, либо ученые пока не поставили правильных экспериментов.
Так что же делает конкретные виды птиц предрасположенными к мысленному путешествию во времени? Хотя базовая способность птиц к прогнозированию, скорее всего, развивалась независимо от подобной способности людей, ответ можно найти в мозгу водителей лондонских такси – кэбов. Лондонцы – признанные асы среди таксистов всего мира. Чтобы получить лицензию водителя традиционного черного кэба, кандидатам требуется сдать экзамен, в котором они должны продемонстрировать знание (knowledge). Экзамен был введен в 1865 году и с тех пор превратился в самый сложный учебный курс для таксистов. Водителям нужно в совершенстве изучить 25 000 улиц и 320 маршрутов в радиусе 10 км от перекрестка Чаринг-Кросс, принятом за центр Лондона. Обязательно также знание всех значимых мест по ходу маршрута, включая театры, гостиницы, станции метро, клубы, парки и посольства.
Если клиент только что сел у Национальной портретной галереи после посещения последней выставки «Твигги : жизнь в фотографиях» и хочет, чтобы его приятный день продолжился под звуки джаза в клубе Ронни Скотта (допустим, что там играют Джорджи Фэйм и «Блю Флеймз» ), водителю нужно за секунду выбрать маршрут в названный пассажиром пункт назначения, приняв во внимание погоду и ситуацию на дорогах. Он должен помнить, какие улицы туда ведут, на каких из них одностороннее движение, где бывают пробки в часы пик. Ему нельзя тратить драгоценное время на рассматривание карты, GPS или спрашивать о маршруте диспетчера. Информацию приходится держать в голове, чтобы незамедлительно выудить ее оттуда, как только потребуется. Водитель должен быть всегда на шаг впереди: делая правый поворот, уже планировать следующий левый, готовиться к одному сигналу светофора, когда еще горит другой.
Чтобы стать обладателем лицензии, в среднем требуется три года интенсивной подготовки и примерно двенадцать попыток на заключительном экзамене. Выдерживают его только лучшие из лучших, Мэверики и Айсмены среди таксистов. Наверное, поэтому поездки в лондонском кэбе стоят невероятно дорого. Думаю, такси в Нью-Йорке вполовину дешевле, потому что составить маршрут с Третьей авеню на Пятую или с Пятьдесят шестой улицы на Десятую гораздо легче. Только четверть из поступающих на этот курс в Лондоне успешно его заканчивают, остальные отсеиваются. Те, кто сдают экзамен, обычно занимаются этим делом десятилетиями, превращаясь в настоящих волшебников навигации по запутанным улицам британской столицы. Как они это делают?
Чтобы ответить на сей каверзный вопрос, профессор Лондонского университета Элеонор Магуайр провела сканирование мозга добровольцев из числа лондонских кэбменов. Анализируя снимки, она заметила очень интересные особенности. Задняя часть гиппокампа у кэбменов оказалась больше, чем в среднем у людей. Гиппокамп (у человека их два, по одному с каждой стороны) – это часть мозга, отвечающая за память. Задняя его доля особенно важна для пространственной памяти. Сам по себе обнаруженный факт может означать, что у людей с гиппокампом большего размера выше шансы стать водителями кэбов, потому что им лучше дается навигация. Точно так же люди высокого роста вероятнее попадут в профессиональные баскетболисты. Однако на этом история не закончилась. Магуайр открыла, что гиппокамп кэбменов рос по мере увеличения стажа работы! Он становился больше и больше с каждым годом за рулем – точно так же, как со временем накачиваются икры у баскетболистов. У водителей с сорокалетним стажем было больше серого вещества (которое содержит клеточные тела нейронов) в заднем гиппокампе, чем у новичков, работавших всего пару лет. Мозг кэбменов в буквальном смысле слова освобождал место для приобретаемых умений и знаний.
«Никогда не замечал, что у меня растет одна часть мозга. Даже интересно, что случилось с другими частями», – сказал лондонский кэбмен Дэвид Коин. И правда, что происходит с другой областью гиппокампа? Как выяснилось, по мере роста задней части гиппокампа передняя сокращалась. Чем дольше работал таксист, тем меньше становился у него передний гиппокамп. Передняя область гиппокампа тоже участвует в процессах памяти, но она не так важна для запоминания пространства. Такое сокращение свидетельствует о перестройке гиппокампа с целью разместить новые умения. Однако за приобретение специальных навыков приходится платить. Детальное знание Лондона у кэбменов сопровождалось ослаблением памяти на другие виды информации. К примеру, они хуже, чем люди в среднем, запоминали пары слов (скажем, «яблоко» и «игрушка»). Но эти нарушения не приобретали постоянный характер. Когда кэбмены уходили на пенсию, их мозг снова начинал изменяться. Задний гиппокамп медленно сокращался до первоначального размера, и, хотя они несколько теряли навигационные навыки, показатели по другим тестам на запоминание возвращались к норме. Это потрясающий пример того, насколько пластичен мозг человека: он постоянно приспосабливается к нашим новым потребностям.
В мозгу птиц происходит такой же процесс. Их гиппокампы растут и сокращаются в зависимости от того, как и когда используются. Размер гиппокампа у птиц, которые запасают еду, больше, чем у тех, которые не делают запасов. Объем гиппокампа зависит от количества мест, куда птица прячет еду, и времени, на которое она создает конкретный склад. Сойки, например, могут закладывать на хранение тысячи съедобных предметов – и все в разных местах. Они в состоянии не трогать свои сокровища месяцами, но все равно возвращаются именно туда, куда надо, если решают полакомиться (а я, напротив, часто не могу вспомнить, где припарковала собственную машину). Осенью, когда создание кладовых в самом разгаре, гиппокампы запасливых птиц увеличиваются, а по окончании «сезона заготовок» опять сокращаются. Как гиппокампы вышедших на пенсию водителей лондонских такси, так и гиппокампы птиц адаптируются к нуждам владельца.
Птичьи гиппокампы реагируют не только на потребности, связанные с едой. Они отвечают и на другие нужды памяти, например на необходимость помнить, куда помещены потомки. Некоторые представители птичьего рода, такие как воловьи птицы, занимаются гнездовым паразитизмом, то есть подбрасывают свои яйца в чужие гнезда, чтобы ничего не подозревающие хозяева выкармливали их птенцов. Это своеобразный птичий вариант круглосуточной няни, только такая няня не получает никакой оплаты и считает чужих детей родными. Прежде чем оставить яйца, воловья птица производит своего рода исследование. Она летает по округе, присматривая подходящее гнездо. Затем ей требуется запомнить расположение выбранного гнезда, чтобы позже возвратиться и подложить туда свои яйца. У одного вида воловьих птиц – блестящей воловьей птицы – самочка самостоятельно выбирает, где будут высиживать ее птенцов. У этого вида гиппокамп самок крупнее, чем у самцов, вероятно, для того, чтобы размещать дополнительные ресурсы для запоминания. А у других видов воловьих птиц самцы и самки вместе занимаются поисками. В таком случае размер гиппокампа не зависит от половой принадлежности птицы.
Такие же изменения гиппокампа в зависимости от потребностей наблюдаются у полевок. Полевки – маленькие пушистые создания, о которых я подробно расскажу в главе 4. Они существуют в двух разновидностях: моногамные по природе степные полевки и их родственники – полевые полевки, которые ведут полигамный образ жизни. Все мы знаем, что присутствие в жизни значимого для нас человека требует определенного объема памяти. Нам нужно помнить дни рождения и годовщины, пристрастия и антипатии, имена членов семьи и друзей. А теперь представьте, что у вас пять или даже десять мужей или жен. Больше партнеров – больше информации, которую требуется держать в голове. Ведь если что-то перепутать, неприятностей не миновать (Люси, конечно, не понравится получить подарок, предназначавшийся на день рождения Нэнси). У полевок размер гиппокампа, судя по всему, реагирует на «семейное положение» и изменяется в зависимости от количества половых партнеров. У полигамных полевых полевок гиппокамп крупнее, чем у их моногамных родственников. Более того, размер их гиппокампов соотносится с участком обитания: полевки с многочисленными партнерами, которые территориально рассредоточены, имеют больший гиппокамп, чем те, чьи партнеры живут неподалеку друг от друга. Чем дальше зверьку приходится путешествовать от одной любимой до другой, тем больше у него размер гиппокампа. Вероятно, крупный гиппокамп обеспечивает более хорошую пространственную память, позволяя полевкам успешно добираться до нужного места. А может, он также поддерживает и представление будущего времени, которое помогает устраивать многочисленные свидания?
Термин мысленное путешествие во времени (mental time travel) впервые использовал канадский психолог Эндель Тульвинг для обозначения нашей способности мысленно возвращаться в прошлое и воображать будущее. Тульвинг утверждал, что эти два процесса взаимосвязаны: их обеспечивают одни и те же когнитивные и нейронные механизмы. В 1985 году ученый описал случай потерявшего память пациента К. С., который не только не был в состоянии вспомнить прошлые события, но и не мог сказать, чего ждет через год, через неделю и даже на следующий день. Когда пациента спрашивали о прошлом или будущем, он отвечал, что в его голове пусто. У К. С. были повреждены две доли головного мозга – лобная и височная, включая гиппокамп. Двадцать лет спустя Элеонор Магуайр, та самая, что исследовала мозг лондонских таксистов, изучала страдающих потерей памяти пациентов, у которых повреждения мозга ограничивались гиппокампом. Она обнаружила, что эти люди, точно так же как К. С., были не в состоянии детально представить будущие события. Без здорового гиппокампа пациенты оказались замкнутыми во времени, неспособными вернуться в прошлое и мысленно рассмотреть будущее.
Примерно в то же время психологи Гарвардского университета Донна Эддис и Дэниел Шехтер проводили серии исследований мозга с нейровизуализацией на аппарате МРТ. По снимкам головного мозга было установлено, что гиппокамп активизируется и когда мы вспоминаем прошлое, и когда воображаем будущее. Ученые выдвинули гипотезу, что гиппокамп эволюционировал не для того, чтобы формировать и вызывать воспоминания, как считалось раньше, а чтобы моделировать будущее.
Для прогнозирования будущих событий нам нужен доступ к накопленной информации. Работа гиппокампа играет важную роль во всех связанных с этой задачей процессах: в записи эпизодов нашей жизни, хранении информации и извлечении ее из памяти, а также в воображении будущего. Особенно значима роль гиппокампа в соединении кусочков опыта друг с другом для того, чтобы создавать мысленные картины и прошлого, и будущего.
Поэтому неудивительно, что сформировавшие замечательную память виды живых существ, к примеру сойки, демонстрируют также способность к прогнозированию. Тут возникает интересный вопрос: если птицы выказывают основные признаки мысленного путешествия во времени, то смотрят ли они на будущее через розовые очки? И снова ответ на этот вопрос требует сложного подхода. Мы не можем просто спросить у птиц, ожидают ли они долгой, здоровой жизни. Нужны другие методы. Мелисса Бэйтсон и ее команда в Университете Ньюкасла придумали следующее. Они обучали птиц нажимать на синий рычажок, когда они слышат короткий двухсекундный сигнал. В случае успеха им сразу выдавалось съедобное вознаграждение. Птицы радовались угощению и быстро связали короткий звук с позитивным результатом. После десятисекундного сигнала птицам нужно было давить на красный рычаг: в этом варианте тоже доставалась еда, но не сразу, а позже. Птицам не нравилось ждать (точно так же мы, придя в ресторан, не рады услышать, что столик будет готов только через полчаса). Поэтому длинный десятисекундный звук соединился с негативным результатом.
Птицы быстренько запомнили, что двухсекундный сигнал означает, что следует нажать на синий рычаг и сразу можно есть, а десятисекундный связан с красным рычагом и отсроченным угощением. Птицам требовалось действовать правильно: если ошибешься, вообще ничего не получишь. Теперь вопрос состоял в том, как они будут поступать, если услышат неопределенный звук, продолжительностью между двумя и десятью секундами. Будут они ожидать хорошего исхода и после шестисекундного сигнала нажимать на синий рычаг? Или проявят пессимизм и, приготовившись к досадному ожиданию, нажмут на красный?
Птицы проявили склонность к оптимизму. Услышав непривычный (шестисекундный и даже восьмисекундный) звук, они чаще расценивали его как обещающий хороший результат. Без всякого на то основания птицы нажимали на синий рычаг в ожидании незамедлительной награды. Правда, была одна особенность. Оптимизм демонстрировали только «счастливые» птицы, которые жили в условиях «класса люкс». Эти привилегированные особи размещались в больших чистых клетках. Они имели веточки для игры, доступ к удобным ванным и регулярно наполняемые водой поилки. Остальные птицы, которые жили в условиях похуже (в клетках меньшего размера, без игрушек и с непредсказуемым доступом к ванным и воде), оказались более реалистичными. Они не выказывали склонности к оптимизму и в целом более точно различали сигналы. Точно так же как люди, страдающие от депрессии легкой степени, птицы с суровыми условиями жизни проявляли депрессивный реализм (больше о связи депрессии с оптимизмом см. в главе 6). Их взгляд на окружающий мир был достоверным, не искаженным оптимистичными иллюзиями.
Существенное различие в уровне сложности мыслей о будущем у людей и птиц (и всех других животных) лежит, однако, в лобных долях мозга. Именно сравнительно крупные лобные доли отличают людей от наших менее развитых предков и остальных животных. Быстрая эволюция лобных долей мозга человека обеспечила способность создавать орудия труда, находить новые решения давно известных проблем, планировать эффективные шаги для достижения цели, смотреть далеко в будущее и, самое главное, иметь самосознание.
Хотя возможности приобретать знания и прогнозировать результаты дают очевидные преимущества для выживания, сознательное предвидение имеет свою высокую цену: понимание, что когда-нибудь в будущем нас ждет смерть. Это знание (что старость, болезни, снижение умственных способностей и забвение где-то рядом) не придает оптимизма. Оно вызывает тоску и страх. Биолог Калифорнийского университета в Сан-Диего Аджит Варки утверждает, что осознание конечности бытия само по себе завело бы эволюцию в тупик. Безысходность отражалась бы на ежедневной жизни, остановив развитие умений и умственной деятельности, которые необходимы для выживания. Но люди обладают этим знанием и все равно продолжают жить. Почему?
Единственный вариант, при котором осознанное путешествие во времени могло сохраниться и совершенствоваться в процессе эволюционного развития человека, – это его появление одновременно с ложными верованиями. Иными словами, способность представлять будущее, по всей вероятности, формировалась бок о бок с позитивными смещениями. Рациональное знание о смерти должно было складываться вместе с иррациональным отрицанием конца жизни. Мозг, который в состоянии сознательно путешествовать во времени, стал бы эволюционным барьером, если бы не склонность к оптимизму. Именно такое сочетание – сознательный взгляд в будущее и оптимизм – лежит в основе выдающихся достижений человечества: от культуры и искусства до медицины и техники. Одно не могло бы сохраниться без другого. Оптимизм не существует без хотя бы примитивной способности обдумывать будущее, поскольку это по определению положительное представление о том, что еще предстоит, а без оптимизма предвидение было бы разрушающим.