Прошлые жизни, все, сколько их было, они здесь. Сейчас. Во мне. Не целиком, конечно, это разорвало бы хрупкие связи между нейронами, породив еще одного трясущегося в припадках безумца. Но их важнейшие обрывки – части головоломки, которой предстоит быть сложенной.

Потребовалось море времени и бездна терпения, чтобы собрать эти части воедино. Остались только незначительные прорехи. Заполнить их – и Истина явится во всем блеске, срывая покровы и обнажая тайные сущности.

И тогда станет ненужным, ворох чужих воспоминаний, бесполезный, как высохшая икебана. Тогда среди десятка приснившихся смертей можно будет выбрать одну. Настоящую. Свою.

Тайга вокруг сбитой платформы горела. Пламя распространилось от пилонов, на которых были установлены исполинские несущие винты и установки залпового огня. Кажется, они звались «Рокот», он не очень разбирался в русской военной технике.

Надо было озаботиться соответствующим мнемософтом, но времени не хватило, операция готовилась в страшной спешке. С трудом успели набрать и оснастить людей, организовать переброску. Все инструкции пришли уже на месте, кодированным пакетом со спутника, принадлежащего нанимателю. Концерну «Мисато индастриз».

Имя последнего, как и истинная цель миссии, было известно единственному из тридцати наемников-ронинов. Ему, Рицуко Хитори по прозвищу Голографический Дракон.

Он загрузил в свой базис спутниковые снимки, отметил на них векторы перемещения боевых групп. Его заместитель и тактический советник, пожилой легионер Демуа, подключенный к нему в режиме реального времени, осторожно хмыкнул.

– Мы подвергаем отдельные группы чрезмерному риску, – сказал он. – У нас нет гарантии, что десантированное с этой платформы танковое звено будет единственным во всем радиусе операции. Кроме того, непосредственный противник располагает пока неизвестными силами.

– Друг мой, я знаю, что делаю, – оборвал его Дракон.

Он понимал, что с тактической точки зрения совершает глупость, рассредоточивая свои малые силы по большой территории. Но не видел иного способа решить поставленную перед ним и его людьми задачу.

А она казалась посложней, чем поиск иголки в стогу сена. Смешная идиома, подброшенная ему языковым мнемософтом, человек, ищущий иголку, по крайней мере знает, как она выглядит. В отличие от него Хитори не знал, на что похожа его «иголка».

В полученных инструкциях говорилось, что «иголка» (переводя с языка координат и пространственной ориентировки) «где-то здесь».

Осталось обнаружить ее (чем бы она ни была), заснять или хотя бы увидеть своими глазами. И вернуться в точку эвакуации. Все. На чем основано предположение о существовании «иголки» и чем вызван к ней такой пристальный интерес нанимателя – об этом Дракон не задумывался. Подобные размышления не приводят ни к чему хорошему. Как ветеран корпоративных войн, он знал это со всей определенностью, Они чем-то похожи – этот, стоящий передо мной негроид и покойный Хитори. Отборное пушечное мясо, нашпигованное дорогими имплантатами. Уверенность, сила, профессионализм. И как несомненный венец карьеры – пуля от более удачного врага или нож предателя-друга, всаженный в спину.

–Не больше двадцати четырех часов, – твердо сказал Иван. – Нам нужно возместить наши потери. Трое стрелков и один ВР-оператор. Я уже связался с биржей свободных охотников…

– В этом нет нужды, – перебил его Икари Сакамуро. Спутница Ивана напряглась. В словах японца ей послышалось сообщение о расторжении контракта.

Заставив охотников помаяться неизвестностью, Икари поинтересовался:

– А что случилось с вашими людьми?

– Я уже отчитался перед господином Мураками, – поморщился Иван. – Двое стрелков были убиты, один пропал без вести. Скорее всего он тоже мертв. Наш сетевик покончил жизнь самоубийством, вероятно, под влиянием вирусной атаки.

– А вы живы, – подвел итог представитель «Мисато».

Охотнику стоило больших усилий ограничиться кивком.

Мол, сам видишь.

– Это оставляет надежду, что вы все-таки способны выполнить свою задачу, – после еще одной дозированной паузы сообщил охотникам Икари. – Хорошо, мы продолжим наше сотрудничество. Но теперь на операцию с вами пойду я и мои люди. Мы заменим недостающих членов вашей группы.

– Вообще-то я сам привык подбирать…

– Споры неуместны, – отрезал японец, – Согласно вашему контракту, вы обязаны подчиняться моим указаниям, Или вы желаете разорвать контракт?

Чернокожий гайдзин мог завоевать уважение Сакамуро, если бы сказал «да». И вышел, разнеся на куски дверь ударом форсированного кулака.

Но он не сделал этого. В конце концов, его можно было понять. Вся его дальнейшая жизнь, репутация, карьера зависели от успеха или провала этого задания.

– Нет, господин Сакамуро, – выдавил из себя Иван. – Я хотел бы продолжать нашу совместную работу.

– Прекрасно. Я так и думал, – кивнул японец. – Тогда остался последний вопрос. Куда мы отправимся, как только будут закончены все необходимые сборы? Доктор Мураками сказал, что у вас есть зацепки.

– Да, – сказал охотник, – Обнаруженный нами след ведет на Дно. В место под названием Дом Друидов.

– Дом Друидов? – протянул Икари. – Прекрасно, Мои источники говорят о том же самом.

– Это необычное место для встречи, – сказал Рицуко Хитори. Постаревший без малого на двадцать лет. Раздавшийся в талии и выбросивший из своего тела за ненадобностью большую часть опасной начинки. Главе евразийского отдела Концерна «Мисато» не к лицу заставлять панически звенеть сканеры имплантатов в каждом аэропорту, от Токио до Берлина.

Но, несмотря на это, он не утратил до конца ту хищную и невесомую повадку, за которую получил уважительное прозвище среди международных наемников.

Разве что теперь мучила Дракона отдышка. И в холодную погоду болел неподвластный пересадочным операциям шрам на левом бедре – четыре параллельные полосы, так похожих на немыслимо огромный след от звериных когтей.

– Может быть. Но это место единственное, где я чувствую себя в безопасности, – ответил ему человек в зеленой робе простого друида. Под робой, насколько успел заметить цепкий глаз Хитори, скрывался официальный костюм корпоративного служащего.

– У вас есть основания чего-то бояться? – спросил японец.

– У кого их нет? – пожал плечами его собеседник. – Мы с вами, например, боимся одного и того же, Рицуко. Наших работодателей. Причем с недавних пор я даже не знаю, кого из них мне опасаться больше.

– Георгий, – укоризненно сказал представитель «Мисато», – я же гарантировал вам безопасность. Мое слово, заверенное к тому же директором Сакамуро.

– Директор Сакамуро, – задумчиво протянул тот, кого японец называл Георгием. – Мне немало доводилось слышать об этом уважаемом господине, ваш шеф очень интересный человек, Рицуко.

– Несомненно.

– Да. – Георгий ладонью убрал свисающие лианы и жестом предложил Хитори продолжить путь в глубь Дома. – Меня, например, очень впечатлила история о его бассейне с тигровой акулой. Считать ли мне ее простым слухом?

Голографический Дракон пригнулся, чтобы не задеть макушкой толстый лист дерева, похожего на пальму. Он никогда еще не видел такого количества почти дикой растительности. И эти люди, скользящие зелеными тенями между бесчисленных стволов…

– Мне тоже приходится выслушивать много сплетен, – уклончиво сказал он. – В свое время я считал, что места, подобные этому Дому, – досужий вымысел. А теперь друиды есть повсюду, даже в нашем маленьком и тесном Токио. Человек, который научил их тому, что они делают, наверняка был гением.

– Я бы не стал делать таких поспешных выводов, – улыбнулся Георгий, – Хватало того, что он был влюблен в свою идею, и заразил этой любовью других людей.

Хитори невыразительно кивнул, выражая то ли согласие, то ли сомнение. Прочесть что-то на его плоском лице было не легче, чем расшифровать так называемые «рыбьи голоса». Повторяющиеся цепочки непереводимых, не принадлежащих ни одному известному языку фонем, два раза в год забивающие некоторые эфирные частоты. По какому-то совпадению эти два раза приходились на периоды весеннего и осеннего Прорыва.

Человек, который привел Хитори в Дом Друидов, говорил, что впервые «голоса» прозвучали в момент начала Перелома. Он претендовал на знание тайны, перед которой уже двадцать лет оказывались бессильны лучшие умы человечества. Даже Хитори, в тот далекий заснеженный день бывший у самого ее истока, не мог сказать, что за минувшее время он хоть на шаг приблизился к разгадке.

Снег вокруг подбитого танка стаял, обнажив почерневшую, изрытую воронками землю. Демуа пнул выпуклый борт машины, развороченный прямым попаданием ПТУРСа «Rhino» – свистящей и воющей, хуже тысячи дьяволов, реактивной кометы с таранящим наконечником из обедненного урана.

Она, как скальпель сквозь жировые ткани, прошла через хваленую мягкую броню. И, застряв в машинном отделении, рванула так, что башню у «прыгуна» оторвало и, ломая густые кроны вековых сосен, унесло за семьдесят метров к востоку. Где она и лежала сейчас, устремив в небо бесполезный ствол 105-миллиметровой безгильзовой пушки. Ей так и не довелось ни разу выстрелить.

Зато на славу поработал вспомогательный реактивный пулемет, в считанные секунды изрешетивший троих ронинов из группы Демуа. Француз пнул танк ожесточенней, благо пинать в силовом бронекостюме – дело нехитрое. Знай напрягай нужные мышцы, а остальное сделают за тебя сервоприводы с обратной связью и динамический экзоскелеттвоей «скорлупы».

– Мы в полном дерьме, Рицуко, – сказал Демуа. – Если бы я руководил операцией, то уже приказал бы свертывать ее ко всем чертям. Мы вдвое превысили квоту допустимых потерь.

Хитори попытался изобразить пожатие плечами, что в «Страйке» с дополнительно подвешенным на спине джамп-модулем оказалось делом нелегким. Возразить ему было нечего. Кроме одного – операцией все-таки командует он, И поэтому она будет продолжаться, даже если квота потерь приблизится к ста процентам.

–До того как врубились «глушилки», мне передали, что у нас сбит еще один ховер, – сообщил Демуа, – Здесь действует еще кто-то, кроме Пограничного Контроля.

– Ты уверен?

– Нутром чую, – заявил легионер. Русский лингвософт давил на мозги и ему. – В секторе, где сбили ховер, вообще не должно было оказаться ни одного танка. Слишком велико удаление от их несущей платформы. Я разбираюсь в тактике «прыгунов».

– Все это замечательно, – оборвал своего заместителя Хитори. – Но на рассуждения у нас нет времени. Мы отправимся в этот сектор и посмотрим, что к чему. Возможно, к этому моменту наладится связь с остальными группами.

– Или с нами будет покончено, – пессимистично заметил Демуа.

Француз ошибался ровно наполовину. Ховер напоролся именно на прыгающий танк пограничников. Об этом свидетельствовала его взорванная корма, да и сам танк обнаружился неподалеку. Тоже изрядно потрепанный, с поджатыми опорами, левая из которых уже ни на что не годилась. Башенный люк был открыт.

Забравшийся на «прыгун» наемник показал знаками – пусто! Пилота в танке не было,

– Я был прав. – Демуа указал на снег. – Смотри.

От танка уходила четкая цепочка следов. Характерные отпечатки солдатских ботинок н рядом глубокие провалы, слишком крупные для человеческой ноги.

– Это шел пилот, – указал Демуа. – А второй – скорее всего боец в тяжелой броне. Если бы не хреновы «глушилки», запросили бы через спутник сверку профилей отпечатков. Но я думаю, это бронекостюм «Vitjaz». Табельная «скорлупа» армейского спецназа.

– Думаешь, армия? Как-то очень тихо для армии. Ни вертолетов, ни тактических платформ, ни бронепехоты. Русские любят размах, и чьи тогда это следы? – без перехода спросил Хитори.

Демуа в замешательстве уставился на то, что больше всего походило на сильно увеличенный отпечаток кошачьей лапы. Он уже совсем было собрался высказать некое предположение…

…когда ответ сам свалился им на голову.

Оно было размером с крупного тигра и даже чем-то напоминало его с первого взгляда. Если можно представить тигра без хвоста и со шкурой цвета грязного снега, без привычных полосок,

Со второго взгляда, особенно в движении, оно вызывало в памяти игрушечного киберпса Бонни. Того самого, выпущенного русской компанией «Неотех» на мировой рынок в прошлом году. Изготовленного в масштабе двадцать к одному. Только пасть милашки Бонни не щерилась зубной гребенкой, предназначенной откусывать и рвать в клочья. Хитори подумал, что по части клыков невиданная тварь превосходит даже любимцев директора, резвящихся в питомнике на Хоккайдо.

Клыки сомкнулись в первый раз, и вместо мыслей стала пустота, заполненная кружащимся снегом и мазками крови.

Криками. Грохотом четырех пулеметов. Ревом заспинных джетов, швыряющих своих хозяев вверх и в стороны. Взрывами кассетных боеприпасов, щедро раскидывающих вокруг себя шарики осколочных гранат.

Яростным шипением огнеметов, встроенных в рукава «скорлупы» Демуа. Опять взрывами. Одиночными выстрелами реактивного пистолета, слышными за многие километры вокруг. Тишиной. И смертью.

Гибель Демуа – это единственное, что четко отложилось в памяти Голографического Дракона.

Тварь ударила его, как соскочившая пружина, далеко выброшенной передней лапой с торчащими когтями-ножами. В нижнюю часть живота. Удар попал в точку соединения броневых пластин и проник под «скорлупу».

Демуа переломился пополам, упал на колени, неловко взмахивая рукой. Тварь перехватила ее зубами выше локтя, мотнула вытянутой головой, перекусывая сочленения экзоскелета и саму руку. Брызнула кровь, красивым правильным зигзагом ложась на снег, потеками застывая на гладком боку твари.

Француз повалился лицом вниз, подтягивая колени к животу. Дрогнул и застыл. Теперь уже насовсем.

Поборов тупое оцепенение (а может, оглушенный медблок «Страйка» сподобился выдать положенную порцию боевых стимуляторов), Хитори поднял руку с закрепленным на ней пулеметом,

Стрелять из позиции «полулежа» было чертовски неудобно, но даже при всем желании он не мог иначе. Тварь когтями зацепила его левую ногу с внутренней стороны бедра. Лезвия когтей, имевшие молекулярную заточку, рассекли мышечные и нервные волокна. Нога Хитори стала бесполезным неподвижным придатком.

А сейчас, в дополнение к ноге, он лишится еще и головы. В точности как первая жертва «тигропса» – ронин, так и свисающий тряпкой поперек орудия танка. На месте шеи гладкий багровый срез.

Приближающейся твари тоже досталось. Но гораздо меньше, чем можно было ожидать от боя с четырьмя великолепно подготовленными солдатами удачи. Какая там удача?! Все, что им удалось, – это опалить «тигропсу» морду – ее биопластиковый абрис поплыл. И несерьезно прострелить ему бронированный бок. Смешно.

Интересно, запущены ли такие твари у русских в массовое производство, или им повезло натолкнуться на опытный экземпляр? И не это ли та самая «иголка», на поиски которой его отрядили умирать в этом богом забытом месте?

Нет, последнее вряд ли.

Руку с пулеметом повело, спустя секунду включился жесткий компенсатор отдачи. Боевой автомат «Кербер» приближался, изящными скачками уходя от плюющегося огнем ствола. Дуга, по которой ему приходилось двигаться, завершалась в точке, где, прислонившись к борту танка, сидел Рицуко Хитори.

Оставалось еще шесть метров. Четыре. Резкий прыжок назад удлинил расстояние до семи метров, зато брошенная японцем граната разорвалась впустую. Вновь шесть. Пять, Дракон уже мог видеть, как изменяется диаметр оптической диафрагмы кибера. Три.

И тогда Хитори впервые услышал «рыбьи голоса».

Его коммуникатор, настроенный на поиск сигналов в наведенном русскими «белом шуме», внезапно ожил. В ушах Рицуко зазвучал голос. Совершенно равнодушно, без малейшей интонации, он цедил в эфир слова неизвестного Хитори языка. Нескончаемо долгую фразу, лишенную явного смысла. Позже, меняя вручную частоты, Дракон будет слышать ее на каждом канале, не зная, что вместе с ним изумляются миллионы людей во всем мире.

Но тогда для него не было никакого «позже». А была застывшая в тягостном раздумье боевая машина, от которой он пополз, волоча раненую ногу. Пулемет вхолостую щелкнул затвором, автоматический заряжатель тоже опустел. Значит, ему оставалось только ползти.

Ползти назад, кровавя снег и проклиная все на свете. А пуще всего тяжесть собственной «скорлупы» и чертового джамп-модуля, в котором, оказывается, оставалось еще топливо. А если так, то бросать его было рано, мог пригодиться, будь он неладен!

И пригодился.

«Кербер» неуверенно шевельнулся, оторвал от земли переднюю лапу. В его синтетико-органическом мозгу что-то свихнулось от неслышного звука «рыбьих голосов». И это давало Хито-ри призрачную надежду на спасение.

Ставшую почти реальностью.

Ховер, идущий на максимально возможной высоте, выскользнул из-за деревьев. Снизился, закладывая вираж. Из десантного отсека Дракону махали руками, кричали что-то неслышное за ревом моторов. Но сажать ховер на поляну его люди, похоже, не собирались. Что ж, обойдемся без этого,

Опираясь на борт танка, он кое-как поднялся, принял что-то похожее на стартовую позицию для реактивного прыжка. Движок за спиной надсадно взревел, сжигая последние частицы топлива, разгонная струя выпарила снег под ногами. Тут же с шелестом раскрылись прозрачные маневровые плоскости, продлевая время полета.

Едва не зацепившись этими двухметровыми крыльями за верхушки сосен, он чудом оказался возле зависшего ховера. Ловчий трос с клеевой присоской стукнулся о нагрудную пластину его «Страйка», намертво прилипая к ней. Хитори отстрелил свой «джет» вместе с крыльями, и ронины втащили Дракона в десантный отсек.

Где он и распластался на жестком металлическом полу, шевеля руками и здоровой ногой, как перевернувшийся жук. Его обступили наемники, все до одного уже без «скорлуп». По всему было видно, что началось свертывание операции.

– Какого черта? – выдавил из себя Хитори. – Что случилось?

Его подняли, подтащили к иллюминатору.

– Это случилось, – сказали у него за спиной, Широко раскрыв глаза, Рицуко Хитори смотрел вниз.

Ему показалось, что он видит целую стаю боевых киберов, вроде того, что почти расправился с ним. Но ховер шел низко, и он смог разобрать: белые полосатые звери внизу– настоящие. Или очень похожи на таковых.

Тигры. Белые тигры.

Но он никогда не видел таких больших тигров и в таком невероятном количестве. Хитори вообще, как и большинство людей, был уверен, что тигры в этих местах давно вымерли.

– Кто-то позвал их, и они пришли, – прошептал он. – Но кто?

Белая звериная река струилась между деревьями. Тигры поднимали головы вслед ховеру и недобро щерили алые пасти. Чуяли людей, врагов. Добычу.

– Кто? – повторил Голографический Дракон. Ответа не было.

Размышляя и дальше о предательстве – оно тем больней, чем непредсказуемей. Тело предает нас рано или поздно, когда мы больны или ранены или нас настигла беспощадная старость. Друзья отворачиваются, потому что наша дружба стала неинтересна, невыгодна, а может быть, служит им назойливой помехой. Женщины уходят в поисках лучшего, от скуки, от отвращения и просто так. Дети забывают слова наших наставлений, сам звук голоса, в конце концов и лица.

Но все это вполне ясно и ожидаемо, такова жизнь, судьба, наше бремя и прочая чушь. К этим мелким каждодневным предательствам мы готовы. Они неизбежное рутинное зло, которое причиняют нам и которое мы несем другим. Пустяки. Они уходят, мы остаемся.

И вместе с нами остается наша память о прошедшем. В ней хранится все. От незначительного, давно и сразу затянувшегося пореза до гниющей всю жизнь раны, из которой выглядывает обнажившаяся кость, Летопись наших минувших печалей, чьи страницы мы перелистываем, оставшись опять в одиночестве. Раз за разом, день за днем. Год за годом.

Пока нас не предает наша память.

У дерева был морщинистый тонкий ствол, узкие листья и крупные желтовато-зеленые плоды с гладкой кожурой и торчащими черенками. Хитори протянул руку, потрогать густо увешанную плодами ветку. Ветка качнулась в ответ.

– Можете сорвать одно на память, – сказал Георгий. – Друидов это не обидит. Только в пищу эти яблоки не годятся.

– Яблоки, – повторил Хитори. – А почему их нельзя есть? Я читал, что это съедобные плоды.

– Не для нас с вами. Это метаяблоня, дерево-мутант. Я… его вырастили по специальной технологии. У обычного человека его плоды могут вызвать пищевое отравление. Иногда оно сопровождается галлюцинациями, построенными на наиболее сильных из пережитых впечатлений. Они содержат токсин, растормаживающий подкорку. И, говорят, по вкусу похожи на мокрый пепел.

– Хорошее сравнение, – заметил Хитори, отводя руку от яблони.

– Я услышал его от моего сына. – Георгий улыбнулся. – Для него, как ни странно, эти яблоки были безвредны.

– У вас есть сын? – удивился Хитори, мысленно отмечая такой пробел в досье Светлова.

– Был. – Улыбка Георгия медленно гасла. – Он погиб три года назад. Несчастный случай.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

После этого они не разговаривали на личные темы. Хитори сделал то, ради чего затевалась эта встреча, – взял у Георгия пробы долговременной памяти. И тем же вечером сел на самолет, отлетающий в Большой Токио. Его босс настаивал на личной доставке столь важной информации, не доверяя Сети больше, чем людям. Что ж, разумно.

– Пожалуйста, пристегните ремни, – нежно пропел динамик, – Наш лайнер переходит в сверхзвуковой режим полета.

Металлопластиковая штора-диафрагма закрыла иллюминатор снаружи. Вспыхнувшее табло над креслом продублировало просьбу к пассажирам. Откинув спинку кресла назад, Дракон застегнул ремень и придвинул к себе небольшую дорожную сумку, стоявшую на соседнем сиденье. Его пальцы коснулись гладкой поверхности М-плеера, лежавшего сверху.

Внутри на интегрированном кристалле хранились отрывки воспоминаний Георгия Светлова, зашифрованные личным кодом директора Сакамуро. К ним Хитори не имел доступа, но для собственного развлечения он купил перед самым вылетом пару прошлогодних мнемософтов. Ориентальную эротику «Дневник Шахерезады» («ВСПОМНИ ЖАРКИЕ НОЧИ В БАГДАДЕ!») и комедийный боевик «Забыть Зоя» (СМЕШНО! НЕЛЕПО! ОТВРАТИТЕЛЬНО! РЕКОМЕНДОВАНО В КАЧЕСТВЕ АНТИДЕПРЕССАНТА! ). Будет чем развлечь себя в полете и во время многочасового продвижения через заслоны бесчисленных секретарей, референтов и телохранителей господина Йоши Сакамуро.

Повертев в руках эротический «Дневник», он отложил его в сторону. Хочется надеяться, что это не дешевое мнемопорно, грубо скомпилированное из воспоминаний десятков уличных шлюх, а настоящее качественное изделие. Но, как бы то ни было, учитывая предстоящую беседу со своим ояйабуном, сейчас не стоит чрезмерно расслабляться. Хитори решил ограничиться приключениями неудачника Зоя. Может, и правда так смешно, как пишут?

Зарядив мнемософт в плеер, он вытянул из сумки гибкий транслирующий обруч и, нацепив его на голову, приготовился наслаждаться. Помигав огоньками на панели, плеер сообщил, что время полной загрузки составит 6 минут 42 секунды. Нормально. Он как раз успеет заказать у стюардессы легкий психоделик, чтобы как следует «растормошиться» для приема записанных воспоминаний.

Его рука в сумке неожиданно нашарила какой-то круглый предмет. Оказалось – яблоко. По виду точно с того самого дерева в Доме Друидов. Брови Дракона удивленно дрогнули. Он совершенно не помнил, как срывал яблоко и брал его с собой. Или Георгий все-таки вручил ему сувенир?

Последний раз так голова подводила его, когда он отправился на разборку, не зарядив оба ствола (оставил патроны в бардачке кара). Парни Зоя могли пришить его в легкую. Пришлось обещать поишачить на них задаром и…

Хмыкнув, он сообразил, что воспоминания героя мнемософта уже потихоньку просочились ему в голову. А значит, пришло самое время «расширить спектр сознания». Или, как сказал бы Зой, – «закинуться». Приперчиться. Сплавать. Вытянуть «дорогу».

Он задумчиво посмотрел на метаяблоко. Что там говорил Георгий? «Галлюцинации, построенные на сильных переживаниях». Самое то. А на случай пищевого отравления есть благоухающие толчки, оборудованные стереоскопическими медиакомплексами «Тошиба Сенатор».

Гудящий кондиционер нагнетал в туалет ароматизированный прохладный воздух. Привычная стереодека, правда, отсутствовала, зато, как уверяла надпись на двери, в сиденье унитаза был вмонтирован тактильный нейроинтерфейс, что позволяло с пользой провести время. И заставляло задуматься– о далеко зашедшем прогрессе и безграничности человеческой фантазии.

Рицуко Хитори предпочитал использовать унитаз по его прямому назначению. Время от времени, припомнив что-то особенно забавное из загруженного в его память мнемософта, он тихо посмеивался.

Раздался мелодичный сигнал, а вслед за ним приятный женский голос:

– Прошу извинить за беспокойство, господин Хитори, но только что поступил вызов на ваше имя. Запрашивающий абонент: Владимир Белуга, личный код AVB…

– Я отвечу, – немедленно сказал Дракон. – Связь… связь голосом.

– Соединение установлено.

И тут же раздался голос директора «Неотеха», ставший Рицуко хорошо знакомым за последние полгода, им с Белугой приходилось часто встречаться.

– Что у вас там случилось, Рицуко? – поинтересовался он. – Я вас не вижу.

– Здравствуйте, Владимир. – Дети Города Восходящего Солнца в любых условиях следуют этикету. – Рад слышать вас снова.

– Да-да, я тоже. Так что у вас с изображением и эффектом присутствия? Чертовски неуютно разговаривать с бестелесным призраком.

Да, подумал с грустной иронией Хитори, этот русский – настоящее дитя своего века, не знающего, что такое телефоны и аналоговая связь. И прожитые пятьдесят семь лет как-то особенно неуютно легли ему на плечи.

– Видите ли, – осторожно начал Дракон. – Вы застали меня не в очень удобный для разговора момент…

– И это оправдывает то, что вы заставляете меня болтать с воздухом, Рицуко? Может быть, мне связаться с вами позже? – иронически поинтересовался генеральный директор одной из самых могущественных в мире ТПК. – Когда вы освободитесь.

Хитори мысленно вздохнул. Подобно имплантированным Обетам уличных рыцарей, в мозг любого сотрудника дзайбацу были вложены определенные установки, закрепленные множеством коллективных психотренингов. Представитель «Мисато» был в буквальном смысле рефлекторно вежлив. И ничего не мог с этим поделать.

– Включить изображение и полный эффект присутствия, – приказал он.

Стены туалетной кабинки растаяли, унитаз превратился в жесткое офисное кресло, Хитори оказался в сгенерированной чат-комнате, где его уже дожидался аналог Владимира Белуги, нетерпеливо расхаживающий кругами.

– Замечательно! – воскликнул он. – А то я чувствовал себя полным идиотом, обращаясь к пустому креслу. Вот теперь я говорю, что рад вас видеть, Рицуко.

– Взаимно, – в своем не виртуальном животе Хитори вновь ощутил недвусмысленные позывы. Чертово яблочко опять давало о себе знать. Надо было послушаться Георгия. Проклятие!

– Я хотел вам сказать. – Как всегда, переполняемый кипучей энергией, Белуга не мог устоять на месте. Теперь центром описываемых им кругов стало кресло с напряженно застывшим Хитори. – Я ознакомился с вашим докладом Совету директоров. Хочу сказать, что польщен той высокой оценкой, которую вы, Рицуко, дали продукции «Неотеха».

Сказал и подмигнул. Мальчишка. Понимает ли он, как опасен такой, балансирующий на самом краю, разговор для него, Хитори? Представляет себе, что такое «тест на лояльность», который ожидает Дракона в случае малейшего подозрения в его адрес? Не спасет и личное покровительство директора Сакамуро.

Не спасет ничего.

– Надеюсь, что мой доклад послужит дальнейшему упрочнению отношений между нашими компаниями, – дипломатично заметил Хитори.

– Я тоже надеюсь, – усмехнулся Белуга. – Кстати, Рицуко, а почему вы так поспешно отбыли? Лишили меня возможности устроить небольшой праздник в вашу честь. – Он опять подмигнул.

– Неотложные дела в Токио. – Хитори развел руками. – Я передавал мои искренние сожаления через вашего секретаря. – Да-да, я знаю. – В долю секунды разговор Белуге наскучил. – В общем, я хотел пожать вам руку на прощание, хотя бы виртуально. И заверить, что всегда рад вести дела именно с вами, Рицуко.

– Я польщен, Владимир.

– Перед возвращением обязательно дайте знать. – Белуга приблизился, протянул ему руку. – Приветственный фейерверк я вам обеспечу.

– Благодарю вас, – с усилием оторвавшись от «кресла», Хитори пожал директору «Неотеха» руку. – О моем возвращении на континент вы узнаете одним из первых.

–Договорились. Счастливо вам долететь, Рицуко.

– Благодарю вас.

И Владимир Белуга растаял вместе с окружающим конструктом.

Поправляя перед зеркалом галстук, Хитори рассмеялся, припомнив, как, убегая от мальчиков Зоя, он прыгнул из окна в пролетающий мусорный ховер. Прямо в открытый бак, полный вонючих отходов.

Он взялся за ручку двери, собираясь вернуться в салон, и замер на месте. Его посетило невероятной силы дежа-вю, побочный эффект наложения реальных и записанных воспоминаний.

Вотон, герой мнемобоевика «Забыть Зоя», с разбегу прыгает из окна, чтобы оказаться в баке летающего мусорщика. И вот он, Рицуко Хитори, Голографический Дракон, подброшенный издыхающим джамп-модулем, влетает в десантный отсек ховера. Оба этих воспоминания различались в незначительных деталях, но в целом, он мог поклясться, они принадлежат одному человеку. Ему?

Или кому-то еще?

Вывернув сумку на сиденье, он вытащил из нее упаковку мнемософта. Ну да, изготовлено по лицензии «SIM'Inc», дочерней компании ТПК «Мисато». А чего он ожидал?

Но как кусок этого мнемософта оказался вмонтированным в его собственную память? Или наоборот? Он совсем запутался. А что с остальными его воспоминаниями? Может быть, они тоже нарезаны кусками из различных программ? А кто же тогда он сам?

«Стоп. Успокойся, – сказал он себе. – Все нормально, Ты обычный человек. У тебя есть жилье, работа и личный код. То, что произошло, – случайность, возможно обычный bad trip. Все в порядке. Твое прошлое – это твое прошлое. Это несложно проверить. Да, прямо сейчас».

Две стюардессы обменялись понимающими взглядами, когда мимо них к двери туалета опять пронесся тот же пожилой японец. Вон у него порнософт торчит из сумки. Наглотался, наверное, стимуляторов, теперь вот не сидится. Бедный старикан.

В туалете он быстро разделся, кидая одежду прямо на пол. Сначала бедро. Да, вот он, на месте. Шрам, оставленный ему русским боевым кибером. На сращение мышц ушел месяц, а полная подвижность восстановилась еще через два.

Успокоившись, Рицуко сосредоточился на воспоминаниях детства, Когда ему было двенадцать лет, они играли со сверстниками в порту. Осколком битого стекла ему распороло икру на правой ноге. Там след был в три сантиметра длиной, заметный даже спустя многие годы. А ну-ка…

С недоумением он разглядывал поросшую редкими черными волосами икру, не находя даже малейших признаков шрама. Ну как же, он ощупал кожу пальцами, был точно вот здесь. Он даже помнит, как глубоко погрузился в ногу хищно зазубренный осколок. Может быть, на другой ноге? Тоже нет.

А более поздние шрамы? Например, в четырнадцатом, когда ему засадили три пули под лопатку во время боя в монреальском вычислительном центре. Там оставались такие белые вздутия.

Вздутий тоже не было. Как и не нашлось следа от осколка взорванного в Лондоне кара (на шесть сантиметров выше левой ягодицы) и диагональной царапины на ребрах, оставленной вскользь пришедшимся штыком автомата AKS-273. За исключением старательно подделанного шрама на бедре его тело было младенчески чистым (если бывают шестидесятилетние младенцы), как будто подверглось серии косметических операций. Или недавно вышло из клонирующей установки in-vitro. У двери в туалет его поджидал смазливого вида стюард с влажно зализанными черными волосами. На его лице блуждала скабрезная заговорщическая ухмылочка.

– Как оно, не скучно в одиночку? – поинтересовался он, кивая в сторону опустевшей кабинки, – Могу предложить компанию, недорого. Девочки у нас сговорчивые. И сам могу обслужить по высшему классу. Так как?

Японец смотрел сквозь него.

– Соглашайтесь, – настаивал стюард, подступая ближе и обдавая цветочным запахом парфюма, – приятно будет вспомнить.

При этих словах морщинистое лицо Хитори исказилось.

– Приятно будет вспомнить, – протянул Голографический Дракон. – Вот как…

Со стороны туалета раздался грохот. Навстречу обеспокоенной стюардессе вышел, растирая ребро ладони, тот самый немолодой японец. Виновато улыбнулся.

– Там ваш коллега потерял сознание, – сказал он. – И еще у него, наверное, перелом ключицы. Неудачно упал, знаете ли.

Над островом медленно садилось огромное солнце. Идиллический вид с веранды портили дрейфующие у самого берега мясистые клочья и сворачивающиеся кольцами оторванные щупальца. Очередной кракен подорвался на мине или был расстрелян юркими патрульными гидроматами. Здешняя тихая гавань была отнюдь не так безопасна, как казалось.

Двое человек на веранде пришли сюда отнюдь не наслаждаться пейзажем и не строили относительно его никаких иллюзий. Один из них вообще стоял к океану спиной, опираясь на тонкую белую трость. Он внимательно следил за вторым, прохаживающимся вдоль края большого бассейна, заполненного океанской водой. Точнее, являющегося даже частью океана. Вместо обращенной к океану стенки у бассейна была решетка из толстых металлических прутьев, на полтора метра поднимающаяся над водой.

Веранда с одного края спускалась к бассейну плавным изгибом, обведенным вдоль бортика предупредительно светящейся линией. Человек в темном официальном костюме высокопоставленного сарари расхаживал вдоль нее из стороны в сторону.

– Прекрати эту беготню, Рицуко! – не выдержал первый. – У меня уже рябит от тебя в глазах. Имей капельку почтения к больному старику.

– Простите, господин Сакамуро. – Второй поспешно замер, поклонился. – Позвольте узнать, как ваши новые глаза?

– Неплохо. – Сакамуро поднял руку, осторожно потрогал сморщенную кожу вокруг глазниц. Моргнул. – Старые были уже совсем ни к черту, минус восемь единиц, катаракта. Приходилось носить это, – он вынул из кармана халата телеприставку, похожую на широкие темные очки, помахал ею в воздухе. – Забавная штука, можно просвечивать людишек насквозь. Сердце, почки, печень, все как на ладони. Но надоедает. Хочется чего-то настоящего… ты меня понимаешь?

– Понимаю, господин директор.

– Да, ты всего в два раза младше меня, ты должен понимать. А эти молодые бездельники мучили меня почти полгода. Качество пересадочного материала их не удовлетворяло, надо же! Полгода на работу с одной донорской единицей, где такое видано?

Хитори тихо вздохнул, решиться на предстоящий разговор было для него как прыгнуть в смертельно опасные воды бассейна. Но больше молчать он не мог.

– А сколько ушло на работу со мной? – спросил он.

Старик пожевал сухими губами. Медленно спустился к бассейну, остановившись рядом с Хитори. Его пальцы ползли вдоль замысловатого узора, вырезанного по всей длине трости.

– Когда-нибудь ты должен был догадаться, – сказал он в пространство. – Мы действовали в спешке. В горле Рицуко Хитори что-то екнуло.

– Господин Сакамуро… что случилось с… что случилось со мной тогда, двадцать лет назад?

Это очень болезненно – помнишь mom разговор. Не обычное дежа-вю, не наложение, а расщепление.

Вот я-Хитори, догадывающийся о правде, подавленный своими подозрениями и страхами. Мучающийся бесплодной надеждой, что все это Большая Ошибка.

И я-Сакамуро, знающий, что никакой ошибки нет. Равнодушный до такой степени, что это может показаться жестокостью. И бесконечно утомленный предсказуемостью происходящего. Все это было и будет еще сотни раз. Прах, скука и суета.

И даже убийство не привнесет желанного разнообразия.

– Тебя нашли в тайге по сигналу вживленного маяка, – сказал я-Сакамуро. – Погребенным под снегом. Мертвым. Растерзанным на куски, рядом были обнаружены остатки кибера неизвестной модели.

Я-Сакамуро перевел дыхание. Скоро придется подумать и о пересадке легочной ткани, произносить длинные речи стало утомительно, и от пеших прогулок уже пришлось отказаться, коленные суставы крошились, будто сделанные из песка.

– Останки были доставлены сюда, на Хоккайдо. Подвергнуты сканированию. К счастью, мозг остался неповрежденным. И температура, в которой он находился, была достаточно низкой.

Я-Хитори слушал молча, но смысл произносимых директором слов не доходил до сознания, Перед моими глазами стояла лавина белых тигров, захлестывающая опушку.

Ту самую, где я умер.

– А полгода назад у меня возникла необходимость в надежном человеке, который занялся бы переходом этого русского эколога. Тебя воспроизвели по клеточным образцам. Тело искусственно состарили и записали синтетическую память, чтобы заполнить двадцатилетнюю лакуну. Это самая быстрая карьера из всех, что я видел. Из простого ронина, одним махом – в представители компании, – пошутиля-Сакамуро.

Я-Дракон не улыбнулся.

– Значит, я клон. А мой оригинал мертв.

– Это не был вопрос, время вопросов прошло.

– Да, уже двадцать лет, – кивнул я-Сакамуро.

– И треть моей жизни сгенерирована на рабочих станциях «Мисато» из обрезков чужих воспоминаний и развлекательных мнемософтов.

– Это так. Ты шокирован?

– Был. – Я-Хитори сунул руку в карман, нащупывая круглую металлическую трубку. – Был шокирован. Когда в самолете понял, что моя память наложена, и по дороге на остров додумал остальное. У меня было еще время дополнительно поразмыслить обо всем, пока я ждал приема.

– И до чего же ты додумался, Рицуко? – спросил я, надевая телеприставку. Мне стало интересно, что же такое у него в кармане. Неужели оружие? Ведь я приказал провести его в обход основного пояса безопасности. Максимум охрана просветила его на вживленных «жучков» и взрывные устройства.

Приставка заработала в рентгеновском диапазоне. Пропущенное через видеопроцессор изображение тела Хитори стало прозрачным, отлитым из синеватого стекла. Теперь я видел сквозь его одежду, а задерживая взгляд, различал пульсацию внутренних органов через теряющую плотность кожу. Забавно.

Но бесполезно. Трубка, за которую он хватался в кармане, оказалась непрозрачной. Свинец? Неужели решил проломить своему старому директору голову дешевой игрушкой токийской шпаны? Ай да Дракон…

– Я принял единственное возможное решение, – твердо сказал я-Хитори. Я и правда не видел другого пути. – Господин Сакамуро…

В мои слова вкралась крошечная напряженная пауза. Седой океан плескался о прибрежные скалы, Темнело. Где-то запиликал сверчок.

– Господин Сакамуро, – закончил фразу я-Хитори, – как моего директора и ояйабуна прошу дать мне отставку. – Я поклонился. – Вот письменное прошение.

– Я-Сакамуро отступил, когда его рука появилась из кармана. Но в ней была не дубинка, а свернутый в трубку листок рисовой бумаги. Очень дорогое удовольствие в наше время синтетики и цифровых носителей.

Приняв листок от Хитори, я развернул его и пробежал взглядом аккуратные иероглифы. Вот как. Замечательно. Продался русским, как и было предусмотрено в его поведенческой программе, там вообще много всякого было предусмотрено. Кроме этого нелепого прошения об отставке.

– Ну и как ты это себе представляешь, Рицуко? – спросили. Как я быстро привык называть по имени то, что было выращено в автоклаве буквально на моих глазах. Из замороженных лохмотьев ткани, помещенных в питательную среду на акульих хрящевых полисахаридах. – У тебя ведь пожизненный контракт.

– Значит, я разрываю его в одностороннем порядке, – сказал я-Дракон. – И вину за это я искуплю кровью.

Глядя в скрытые за телеприставкой глаза директора Сакамуро, я вынул из кармана трубку складного ножа и щелчком высвободил короткое широкое лезвие.

Мы стояли друг напротив друга. Мы. Я. Семантические забавы искусственной памяти.

Я-Сакамуро ждал. Кибер-телохранитель «Автомон», бесшумно зависший над нашими головами, перешел в режим повышенной готовности. Хитори был хорошим бойцом, может быть, одним из лучших за всю историю «Мисато» (потому его ткани и были отданы на сохранение, таким генотипом не стоило разбрасываться). Даже нож в его руках был опасней, чем «плавающая крепость» под командованием недотеп из наших Сил Обороны. Но он знал, не мог не знать об охране дома. И о том, что автоматическая система всегда быстрее киборгизированной.

Он не успеет кинуть нож. И тем более броситься на меня, счетверенная иглопушка «Автомона» убьет его гораздо раньше. Я-Хитори, прозванный в прошлой жизни Голографическим Драконом, старался двигаться предельно медленно и плавно. Стоит болтающемуся над моей головой убийце оценить скорость моих движений как угрожающую – конец. Долгая жизнь научила директора Сакамуро осторожности. Все-таки в будущем году ему исполняется сто десять лет.

– Я поступлю согласно древнему обычаю, господин директор. Хотя бы отчасти это уравновесит тяжесть моего проступка.

Говоря это, я прижал лезвие ножа к большому пальцу моей правой руки, чуть ниже костяшки. Орудовать левой было непривычно, и, кроме того, это должно было быть чертовски больно. Но я не закричу.

Ведь, когда белые тигры повалили его в снег и начали рвать на куски, мой оригинал не кричал? От боли, от страха, от давящего бессилия. От вида собственных оголенных костей и разбросанных внутренностей. От понимания, что это все. Конец. Я уверен, что он принял свою смерть с достоинством. Кровь струилась по лезвию, погружающемуся под костяшку большого пальца, Лицо Хитори побледнело, он оскалился в жуткой гримасе, но продолжал резать. Молча. Я следил за ним с интересом, мысленно отдавая должное заложенным в его мозг… нет, еще в мозг оригинала программам. Я всегда был поклонником Бусидо, стократно оплеванного и забытого в наше дерьмовое время, когда в цене хорошие рабы, а не воины.

В преданности Дракона не было ничего рабского. В первую очередь он подчинялся не мне, своему хозяину, а Обязательству. Гири. Частью себя он жертвовал не из страха, а потому, что был должен так поступить. Я даже зауважал эту копию человека по имени Рицуко Хитори.

Он стоил затрат на свое воспроизведение.

Палец повис на тонком лоскутке кожи. Лицо Дракона расслабилось, включились болевые фильтры, вживленные в нервную систему. Одновременно его организм выработал избыток коагулирующих веществ. Кровь, обильно текущая из раны, теперь быстро сворачивалась. У современных техносамураев есть определенные преимущества.

Завершающим движением лезвия он поставил точку в этой самоэкзекуции. И не лишенным показного изящества жестом протянул мне отрезанный палец. Браво! Браво, Дракон! Его рука почти не дрожала.

– Прошу принять мою отставку, – с небольшим усилием сказал я-Хитори, полностью блокировать боль можно было только психопрограммой типа «берсерк» или «камикадзе». Обычные же фильтры пропускали часть нервных сигналов, чтобы не превращать бойца в бесчувственную машину.

И это была не самая приятная часть.

Сакамуро задумчиво покрутил в руках отрезанный палец. Как мне показалось, он был удивлен.

– Впечатляющий спектакль, Рицуко, – сказал он. – Ты запачкал костюм.

Широкая кровавая лента тянулась вдоль всего рукава и заползала с пиджака на штанину. Целая лужица накапала у бортика бассейна. Натекло, как из зарезанной свиньи, в самом деле.

Я почувствовал головокружение.

– Посмотри. – Директор вытянул руку, указывая тростью. – Вот туда, – он шагнул мне за спину, чтобы точнее указать направление, – видишь?

Если бы не мое зрение, улучшенное боевой оптикой, я бы никогда не разглядел то, что позволяла видеть господину Сакамуро его телеприставка. Скользящие над волнами треугольные плавники. Один, второй, третий. С каждой секундой их становилось все больше. Под водой у берега мелькнуло полупрозрачное тело забеспокоившегося сторожа-гидромата,

– Ты позвал их. – В голосе директора я уловил нотку восхищения. – Своей кровью. Ты позвал метаакул.

Да, наверное, так. Проклятые твари чуяли кровь даже лучше своих вымерших предков. Я слышал, что за десятки миль.

– Они пришли на запах жертвы, – не унимался господин директор. Акулы были его единственной страстью последние пятьдесят лет. Символом его могущества. – На твой запах, Рицуко. Эмблемой «Мисато индастриз» была черная акула на фоне алого круга. Она снилась мне последние ночи перед возвращением с континента. Приглядевшись, я видел ее настоящий окрас – тигровый. Полосатая хищница плавала в крови. В моей крови.

– Я принимаю твою отставку, Рицуко Хигори, – торжественно сказал директор Сакамуро.

Метровое кованое лезвие шириной около полутора сантиметров с обоюдоострой заточкой. Оно вошло в спину Хитори, не задев ребра. И, пронзив насквозь сердце, вышло из груди. Такой сверхъестественной точности удара я был обязан более чем столетием тренировок. И рентгеновскому режиму моей телеприставки.

Секунду он уже невидящими глазами смотрел вниз, на покрытое его кровью лезвие. Я увидел, как его пробитое сердце вздрогнуло последний раз. И остановилось.

Тело Хитори-2 качнулось и, подняв море брызг, рухнуло в мой бассейн.

«Время ужина», – прошептал я, вытирая лезвие его прошением об отставке. Через секунду вода в бассейне забурлила. Болтавшийся у поверхности труп ушел на глубину, окутываясь густым алым облаком. Оно колыхалось вместе с неопределенного вида клочьями, пока не заработала фильтрующая установка, прогоняя через себя воду.

Крохотный автомат-уборщик суетился у моих ног, смывая с бортика последние следы Хитори. Присев на корточки, я скормил малышу окровавленную бумажку с неразборчивыми теперь иероглифами.

Все, что осталось от Голографического Дракона, – это его отрезанный палец, который я опустил в карман халата.

– До новой встречи, Рицуко, – сказал я, усмехаясь. – До скорой встречи.

Симпатия, которую я испытываю к тебе, Дракон, –моя собственная, а не вторичный продукт воспоминаний директора Сакамуро. Старый убийца не способен на такие чувства. Я тоже. В отношении большинства людей.

Ты – исключение.

Ведь у нас с тобой немало общего. Мы расходный материал, небрежной рукой извлеченный из холодильника, чтобы тут же нырнуть в адский огонь за чужими каштанами. Мы никто. Сточки зрения мировых законов у нас не больше прав, чем у трупов в морге. Даже меньше. Труп имеет право на достойное погребение и пару строчек в некрологе. Нам, как нарушителям КК-Конвенции, светит только жаркое чрево электросжигателя. Даже пока мы живы.

Ведь, с их точки зрения, мы не имеем права на жизнь. Единственное наше различие в статусе наших оригиналов. Ты копия безвестного ронина Рицуко Хитори. Я выращен из ДНК Йоши Сакамуро, директора концерна «Мисато».

Какое это имеет значение, если наш пепел будет вонять одинаково?

Икари Сакамуро вошел в комнату в сопровождении нескольких человек. Уже хорошо знакомого охотникам доктора Мураками. Невысокой женщины, чье невыразительное лицо могло принадлежать любому азиатскому субрасовому типу, а одежда быть купленной в любом дешевом бутике.

Гораздо больше внимания, чем этому воплощению незаметности, Иван и Ксана (особенно Ксана) уделили ее спутнику. Высокому для японца, худощавому и удивительно подвижному. С каждым шагом он отрывался от пола, хотя на нем был двадцатикилограммовый файтинг-сьют «Кентай» (и красный индикатор на поясе говорил, что мышечные усилители отключены). В его уже не юном теле чувствовалась взрывная сила. Ксана незаметно облизнула губы.

– Разрешите мне представить наших спутников, – сказал Икари. Жест рукой, и женщина поклонилась охотникам, ее пышная прическа-узел, удерживаемая дюжиной прозрачных заколок, опасно качнулась. – Вы можете называть ее Вторая.

Иван хмыкнул. Хорошее имечко.

– С доктором Мураками вы уже встречались. – «Крысолов» удостоил охотников кивка.

– А как зовут самурая? – подпустив в голос хрипотцы, поинтересовалась Ксана.

Иван покосился на нее, опять хмыкнул, уже с другой интонацией. Он не был ревнив, с Отелло его роднил только цвет кожи. Бурным сценам охотник предпочитал тридцатисантиметровую дырку, тихо проделанную «шталъфаустом» в солнечном сплетении конкурента.

Высокий японец шагнул вперед, тоже поклонился. В каждом его движении сквозило возбуждающее охотницу благородство.

– Называйте его Дракон, – сказал Икари Сакамуро.