Трамвай на Свердле
Помню всё это в юношеской, чуть поправленной пивом, дымке. (Пиво было – из пластиковых бутылок, разливное, за ним нужно было отстоять огромную очередь; водки я тогда не пил и ничего не курил.)
Это конец восьмидесятых.
Это Горький (или уже Нижний Новгород?).
Сутолока, суета, но в любое время года – всего слишком много, как положено в ранней юности: летом совсем-совсем солнечно, зимой ужасно промозгло, осень грязная до неприличия, весна хохочет в лицо и распускается каждой веткой с неимоверной скоростью, на глазах, как в ускоренной съёмке. И всё это – под рок-н-ролл.
Помню, как мы идём на концерт Чижа. Концерт происходил в ДК Свердлова.
Знаете ли вы ДК Свердлова? Нет, вы не знаете ДК Свердлова.
Там, под громыхающие трамваи (они в те годы громыхали куда сильнее) и неподалёку от памятника Свердлову, на прошлой и будущей Покровке (тогда эту улицу мы называли Свердла) – проходили лучшие минуты нашей юности.
Чёрный бюст Свердлова воспринимался мной как рок-н-рольный бесстрастный божок. Одним он даровал удачу, другим – нет.
Выбор его не всегда поддавался разумному объяснению.
Чиж уже был в трёх шагах от славы.
Кажется, он выглядел почти так же, как и сейчас: маленькая собака до старости щенок. Наверное, на лице его вовсе не было морщин, и он был чуть похудей.
Зато на акустической гитаре он и тогда уже играл лучше всех, кого мы знали. Лёгкой левой рукой ловил незримую мошкару на грифе, правой цеплял золотых пескарей за хвосты.
Пел голосисто, раскатисто, с неподражаемой своей хрипотцой.
Самое смешное: им тогда исполнялись те же самые песни, что и сегодня.
То есть, прошло без малого тридцать лет, но, попав недавно на выступление Чижа, я вдруг понял, что первые пять песен он спел те же, что и на первом его концерте в моей жизни.
(На десятом, кстати, звучали они же.)
Все в зале считали Чижа своим, хоть он и уехал тогда уже из Горьковской области. Но вырос-то он всё равно в соседнем Дзержинске.
Мы тогда не были знакомы, но на концерт я всё равно прошёл бесплатно – в компании с моим другом-басистом Генкой, которого Чиж знал.
Чиж подошёл ко входу и запустил нас обоих.
Я сидел в зале и внутренне подрагивал от гордости, думая, кому я про это первому расскажу: «Ходил на концерт Чижа тут… Сам меня провёл на концерт… Да нет, не очень знакомы… Но земляки ж!»
В зале был Полковник – рок-бард Алексей Хрынов. В какой-то момент Чиж вызвал его на сцену. Тот спел две песни. Кажется, «Горькие люди горького города» и точно «Здравствуй, друг, прощай, трезвый день».
Полковник еле умел играть на гитаре. В четырнадцать лет я играл лучше.
Чиж чуть позже придумал шутку: «Полковник сходил на концерт Ал Ди Меолы и забросил гитару». Ал Ди Меола – это такой великий гитарист. Смысл шутки в том, что до концерта Ал Ди Меолы Полковник думал, что он тоже играет на гитаре, не подозревая, что бывает как-то иначе. Ну, вы поняли.
Однако песни время от времени у Полковника получались, и очень крутые; мы потом даже в Чечне их пели.
После концерта Чиж и Полковник пошли пьянствовать; нас не позвали. Сели на трамвай и поехали: всё тогда было просто.
Трамвай в итоге развёз Чижа и Полковника очень далеко.
Полковник потом умер; бывает.
Помню концерты группы «Новые ворота». Пел и сочинял музыку у них Александр Яковлев: неземной красоты парень, наполовину цыган. Песни его казались сколками волшебства: «Ольга», «Колокольное шоу», «Когда мы вдвоём»…
Стихи для «Новых ворот» писал Нос – Илья Куртилин: огромный, носатый человек, с большими зубами, с редкими прилизанными волосами, с уникальным чувством юмора, панк по жизни. Он ничем не походил на поэта.
На поэта походил Яковлев – даром, что был рукопашник и ездил на соревнования драться.
Мне было пятнадцать, я сидел в зале. Саше Яковлеву было двадцать или чуть больше. Отвыступав, он вдруг появился в зале, уселся рядом, и как ни в чём не бывало заговорил со мной – хотя мы не были знакомы.
Мне казалось, что это полубог оказался рядом – лёгкий, очаровательный, полный сил. Я замер и едва отвечал.
Он рассказал, что песню про «Ольгу» сочинил в трамвае: перестук колёс дал ей ритм. Яковлев тут же, на коленях, отбил ритм и напел песню. Получилось очень красиво. Костяшки его кулаков были сбиты до белизны.
Потом мы подружились; но дружба и собутыльничество не стёрли во мне памяти о том удивительном чувстве, о том восторге.
Когда я вырос, после долгих лет жизни, проведённых в казармах и вне музыки, меня угораздило пойти в журналистику. И тут, уже в нулевые, откуда-то объявился Нос – буквально из прошлой жизни – я ведь не видел его лет десять. Он спрыгнул с трамвая и подбежал ко мне.
В сущности, он был всё такой же, только начинал спиваться. Я взял его на работу в газету, которую возглавлял.
Потом он тоже умер; бывает.
Трамвай на Свердле иногда подрабатывал катафалком.
А Саша Яковлев с тех пор даже не изменился. Разве что поседел. Но песни поёт всё те же.
Помню концерты группы «Хроноп».
Главный «хроноп» – Вадим Демидов – был такой луноликий, отстранённый. Я даже думал, что он высокомерный сноб.
Но мы всё равно тогда считали, что «Хроноп» – это такая же группа, как «АукцЫон», «Алиса» и «Наутилус», ничем не хуже, просто чуть менее известная.
Но скоро будет такая же известная – у Чижа ведь получилось.
Много позже мы познакомились с Демидовым и стали дружить. Я вскоре понял, что он очень ранимый и волнующийся человек.
На сноба он походил исключительно от волнения.
Демидов с тех пор совсем не изменился.
Зимой носит смешные детские шапки и варежки. Мне кажется, что варежки у него на резинках, вдетых в рукава.
Разве что он понял, что точно не станет звездой. Где-то в мироздании заела какая-то шестерёнка, и трамвай, который должен был его подвезти на Олимп, не открыл двери, а проехал эту остановку.
Зато, стартовав на Свердле, трамвай подсадил братьев Кристовских из группы «Uma2rman».
С братом Сергеем Кристовским в прошлой жизни мы тоже приятельствовали.
Он, как вы уже догадались, нынче совсем не изменился.
Сергей почти всегда появлялся в компании своей крупной красивой жены. У неё были большие губы, и вся она была такая плотоядная. Кажется, Сергей ее подбешивал своей невозмутимостью.
Теперь у него другая жена.
Момента появления Володи я не заметил. Володи тогда ещё не было поблизости. Володя, наверное, был маленький.
Братьев вдвоём я увидел уже в телевизоре, где бесконечно крутили песню про «Прасковью». Кажется, там тоже ездит трамвай, в клипе. Либо прямо в кадре, либо неподалёку.
А ещё был – Дмитрий Некрасов. Он рос в Дзержинске вместе с Чижом, и они вдвоём сочиняли песни в местном лесу.
Я даже знаю, где был этот лес. Сейчас его вырубили и там стоит заправка.
Несколько из сочинённых ими вместе песен Чиж поёт до сих пор. К примеру, «Я на лесоповале сорок пил затупил…».
Или песня «Расстели мне поле» – одна из лучших в репертуаре Чижа и безусловный шедевр. Это некрасовская песня.
Всего их шесть или семь – совместных или чисто некрасовских песен на альбомах Чижа.
Можно было б на заправке повесить табличку: «На этом месте Чиграков и Некрасов сочинили несколько великих рок-н-рольных песен». Была бы не простая заправка, а особенная.
Некрасов потом собрал группу под названием «ДНК», и они играли лучше всех на свете.
Когда Некрасов пел, воздух будто трескался, и повсюду летали маленькие молнии.
Он был натуральной звездой на сцене и полным раздолбаем по жизни.
Однажды они пели в маленьком нижегородском баре, как раз на трамвайной остановке, и вдруг в бар зашёл, заехавший зачем-то в Нижний Новгород, Чиж.
Он увидел старых товарищей – и, конечно, тут же оказался на сцене.
О, какой концерт они отыграли! Бармен едва не погиб от счастья.
Это ведь не американское кино – это наша жизнь: она была.
Мне казалось, что трамвай на Свердле не просто должен остановиться ради Некрасова, а, как в той песне Гребенщикова, съехать с рельс, и пойти напрямую к точке встречи.
Долгое время я жил в уверенности, что после питерской и свердловской рок-н-рольной волны – следующая будет наша, горьковская, нижегородская.
Что мы накроем всю Россию.
Возможно, в какой-то другой реальности так и случилось.
Хотел бы я разок взглянуть на этот трамвайчик: едет там живой Полковник, Саша Яковлев, Дима Некрасов, Вадим Демидов, и ещё несколько славных ребят, – а на остановке, под дождём стоят: Юрий Юлианыч Шевчук, мокрая борода, глаза тоскливые, Васильев в своём вечном сплине, весь «АукцЫон», толпой в сорок музыкантов, «Чай-Ф» опять же – Шахрин с удивлёнными, навыкате, глазами.
И все машут руками: а мы? а нас?!
А эти, в трамвае, смеются и никого не замечают. Им вечером петь на полумиллионном стадионе.
