5
Единственной, с кем Петелина откровенно обсуждала личные проблемы, была не ее родная мама, а заведующая архивом Людмила Владимировна Астаховская. Советы неформальной наставницы всегда помогали Елене, правда, раньше они касались служебных интриг, женских хитростей, профессиональных трудностей, а сейчас даже многоопытная подруга была бессильна.
Елена сидела на диване в своем кабинете и жаловалась Астаховской:
— Не пойму, что со мной творится: с дочкой поцапалась, Харченко ни с того ни с сего нагрубила, бывший звонил — бросила трубку. Я превращаюсь в стерву.
Людмила Владимировна заваривала чай.
— Извини, подруга, мне не довелось быть беременной, если не считать двух абортов на раннем сроке.
— Может, и мне так надо было.
— Ты что, забудь! Я сто раз уже пожалела, — грозно осадила Астаховская.
Она наполнила чашки, придвинула столик к дивану, устроилась рядом с Леной.
— Давай спокойно разберемся. Ты давно не девочка, у тебя вторая беременность, должна была научиться контролировать перепады настроения.
— С Настей все по-другому было. Мы ее очень ждали: и я, и Сергей, — призналась Елена. — А сейчас два мужика с ума сходят, мне прохода не дают, а я посылаю обоих куда подальше.
— Два мужика за тебя борются. Люди еще про нашего полковника шепчутся. Слушай, это успех! В глазах окружающих ты — неотразимая женщина, — попыталась приободрить беременную Астаховская.
— Дура я — это точно. Голову потеряла, и вот результат. — Елена вздохнула и провела рукой по животу.
— Значит, были и счастливые минуты, — с хитрым прищуром подначивала Астаховская.
— То-то и оно, что минуты, а последствия на всю жизнь. — Елена откусила печенье, запила чаем. — Теперь оба кругами ходят: и Марат, и Сергей. Смотрят на мой живот, дуются, ревнуют, требуют теста, того гляди сцепятся, как мальчишки. Они же и в школе из-за меня дрались.
— Я и говорю, ты счастливая.
— Да уж, одна и с пузом.
— Не одна, у тебя есть выбор.
— Я не хочу теста, боюсь навредить плоду. Каждому из них заявляю — это мой ребенок и точка! А они, как индюки, на словах выражают уверенность в своем отцовстве, а в глазах сомнение — хотят узнать наверняка. А меня это злит, я прямо спрашиваю: а иначе что, твоя любовь зависит от теста ДНК? Если любишь, принимай такую, какая есть.
— Слишком многого от мужиков хочешь, — покачала головой Астаховская. — Мужчины собственники, им надо знать, их это ребенок или чужой.
— Он мой!
— Мальчик? — заинтересовалась Людмила Владимировна.
— Да. Вчера на УЗИ была.
— Прекрасно. Он не только твой, у каждого малыша двое родителей.
— Не читайте нотаций. Лучше скажите, что делать?
— Для начала есть поменьше сладкого. — Астаховская убрала в тумбочку печенье и конфеты, вернулась к дивану. — Мальчик — это замечательно.
— Я тоже рада, — не смогла сдержать улыбку Елена.
— А представь состояние мужчин. У Марата есть дочь, у Сергея тоже, но каждый мужчина, что бы ни говорил, хочет иметь пацана. Тем более оба уже в таком возрасте, что ребенок для них не обуза, а радость.
— Их двое, а малыш один. — Елена бережно прикрыла руками живот.
— Вот и подумай за малыша, какого папу ты ему хочешь? Бизнесмена с деньгами или крутого опера? Определись.
— И что с того?
— Как что? — Рассудительная женщина наклонилась к Елене, по-отечески положила ей руку на плечо и понизила голос: — Малыш родится, мы проведем тест ДНК в нашей лаборатории, Света Маслова даст нужный результат. И живите счастливо!
— Укажет на того отца, которого я выберу? — неуверенно пробормотала Елена. — Это же обман.
— Да ладно тебе, сколько отцов воспитывают чужих детей. Может, и обманывать не придется. Вероятность пятьдесят процентов.
— Вы как моя мама, только та уже определилась, с кем мне жить, — грустно ответила Елена.