После войны Зоя редко бывала в Крибирске. Поводов приезжать сюда не было, зато тяжелых воспоминаний – хоть отбавляй. Во времена, когда западное побережье Равки отделялось от остальной территории Тенистым Каньоном, Крибирск считался последним безопасным населенным пунктом, городом, где купцы и отважные путешественники запасались снаряжением, а солдаты проводили ночь, топя страх в спиртном или утешаясь продажной любовью, прежде чем погрузиться на скифы и отправиться в жуткий мрак Каньона. Многие оттуда не возвращались.

Раньше Крибирск был портом, однако после исчезновения окутанной тьмой области, известной как Неморе, превратился в обычный городишко, в котором нет ничего примечательного, кроме печальной истории.

О великих делах, что творились здесь, ныне напоминали только тюрьма да казарма, где некогда квартировали офицеры Первой армии и где произошла первая встреча членов Триумвирата с новым правителем Равки.

На месте огромного лагеря ничего не осталось – ни палаток, ни лошадей, ни солдат. Говорили, что в пыли можно отыскать нерасстрелянные патроны и клочки черного шелка – обрывки материи с шатра Дарклинга.

Хотя тьма, окутывавшая Каньон, и монстры, его населявшие, сгинули, пески никуда не делись, и обманчивый грунт преподносил торговым караванам неприятные сюрпризы. Купцы, проезжающие через Равку, до сих пор платили за то, чтобы пересечь Каньон на скифе, только теперь они нанимали охрану для защиты от грабителей и мародеров, а не от волькр, питавшихся человеческой плотью и прежде наводивших ужас на путешественников. Чудовища исчезли, осталось лишь унылое пространство, засыпанное серым песком, зловещее в своей пустоте. Ничего не росло на этих голых землях, все живое было загублено черной силой Дарклинга.

Крибирск держался за счет тех же видов коммерции, что и раньше: гостиниц, борделей, лавок, торгующих снаряжением и припасами; разве что заведений стало меньше. Изменилась только церковь. В прежние времена в простом беленом здании с синим куполом почитали Санкт-Владимира, теперь же над входом висело сияющее золотое солнце, символ Санкты-Алины, разрушительницы Каньона.

Долгое время Зоя смотрела на Алину не иначе как на соперницу; не верила в магические способности сироты, завидовала ее близости к Дарклингу. Тогда она еще не понимала, что такое власть и какую цену придется за нее заплатить каждому. По окончании войны Алина предпочла тихую жизнь в безвестности, инсценировав для этого собственную смерть, однако слава ее только росла, а легенды о ней множились. К собственному удивлению, Зоя обнаружила, что ей нравится видеть имя Алины на церковных вратах, слышать его в молебнах. Слишком много своей любви Равка раздарила людям вроде Дарклинга, Апрата и даже Ланцовых. Будет только справедливо, если частичка этой любви достанется бедной сироте, не умевшей одеваться.

Хотя знак над входом в церковь сменился, наружные стены выглядели по-старому и были исписаны именами погибших, жертвами бойни, которую Дарклинг устроил в Новокрибирске, городе-побратиме Крибирска, до войны располагавшемся по другую сторону Каньона. От солнца и времени надписи стерлись и стали почти неразличимы для тех, кто не хранил дорогие имена в своем сердце.

Однажды эти слова сотрутся совсем. Не станет и людей, которые скорбят по мертвым. Меня не станет. Кто тогда будет о них помнить? Зоя знала, что на юго-западной стороне найдет имена Лилианы Гариной и ее воспитанников. Нет, она не приблизится к той стене и не проведет пальцами по корявым буквам.

Прошло столько времени, а ее горе все не кончалось. Горе – словно темный колодец, гулкая пустота, куда Зоя бросила камушек в уверенности, что он со стуком упадет на дно и боль утихнет. Но камушек не достиг дна, а все падал и падал. Иногда Зоя забывала об этом колодце на целые дни и даже недели. А потом вдруг в памяти снова всплывало имя Лилианы, или взгляд задерживался на маленькой лодочке с картины, что висела у нее в спальне, на лодочке под флагом с двумя звездами, застывшем на ветру. Она садилась писать письмо, понимала, что писать некому, и тогда окружающая ее тишина превращалась в безмолвие колодца, и камушек продолжал неслышно лететь вниз.

Нет, она не подойдет к стене той церкви и не коснется пальцами шершавых имен. Не сегодня. Зоя ударила пятками по бокам лошади и повернула назад в город.

Зоя, Тамара и Николай остановились в гостинице с неудачным названием «Кораблекрушение», выстроенной в виде большого судна, выброшенного на мель. Зоя помнила толпы купцов и солдат, заполнявших это место в прежние времена, и ужасного аккордеониста, что сидел на крыльце и терзал инструмент с утра до вечера, привлекая внимание путников. Ну, хотя бы его нет, и то хорошо.

Толя и монах устроились на другой стороне улицы. Вместе близнецы были слишком заметны, а эту остановку в пути следовало сохранить в тайне. Большую золоченую карету вместе с блистающим эскортом Николай отправил в Керамзин, где их встретят муж и жена, управляющие приютом, надежные люди, которым можно доверить секреты короны.

Вода в приготовленной ванне уже остыла, а ужин из бельчатины и тушеной репы оказался невкусным, однако Зоя слишком устала, чтобы жаловаться. Она спала, и ей снились монстры.

Утром она разбудила Николая с помощью стимулятора из красного флакона, и они перешли в гостиную, чтобы обсудить текущие вопросы. Возможно, уже сегодня они найдут древний терновый лес, погребенный песками, однако Равка требует постоянного внимания, ибо дела государственной важности не терпят отлагательства, и этот день не исключение.

Час-другой Зоя посвятила корреспонденции. Отправила Жене и Давиду шифровку с кратким описанием нападения кергудов и приказом удвоить количество патрульных облетов Ос Альты. Столица оставалась уязвимой, и Зое было невыносимо думать, что произойдет, если кергуды нападут на школу гришей. Любая атака на Малый дворец автоматически будет расценена как открытая военная агрессия, и вряд ли шуханцы на это отважатся, но Зоя все-таки предпочитала не рисковать.

Помимо этого, она разослала шифрованные сообщения гришам в разных точках Равки, приказав сохранять круглосуточную бдительность и передать по каналам связи с Первой армией просьбу выставить на башнях и всех стратегических высотах дополнительные дозоры. Результата можно было бы достичь быстрее, если бы гриши-связные обратились к командирам Первой армии напрямую, однако протокол есть протокол. В глубине души Зое претили эти реверансы, однако из уважения процедуру приходилось соблюдать. Не стоит лишний раз ставить под угрозу безопасность гришей, да и Первой армии важно сохранять свой авторитет.

После того как Николай позавтракал, они принялись за совместную работу. По большей части оба молчали, лишь изредка переговариваясь.

– По информации Тамариного осведомителя, ходят слухи, будто бы кто-то из солдат шуханской королевской гвардии намерен перейти на нашу сторону, – сообщила Зоя, прочитав оставленный Тамарой рапорт.

– Стражник Тавгарада? Вот это удача.

Зоя кивнула.

– Торжества в Ос Альте послужат прекрасным поводом вступить с ним в контакт.

– Так ты признаешь, что мой праздник Осенней чепухи в итоге оказался блестящей идеей?

– Ничего подобного я не говорила. В любом случае мы постараемся, чтобы ты успел вдоволь пофлиртовать с шуханской принцессой, а Толя с Тамарой тем временем пообщаются с перебежчиком.

– Дабы обеспечить успех этому мероприятию, я даже готов воспылать любовью к игре на хатууре.

– А если струн будет не восемнадцать, а всего двенадцать?

– Постараюсь не выказывать презрения.

Зоя отложила рапорт.

– Дашь указание Пенскому выставить дополнительные посты вокруг Аркеска? – Пенский был генералом Первой армии, с которым Зоя непосредственно общалась чаще всего. – Это ближайший город, который может подвергнуться нападению кергудов.

– Почему сама не хочешь ему написать?

– Потому что в этом месяце я уже дважды просила его об усилении охраны. Будет лучше, если распоряжение поступит от тебя.

Зажав в зубах карандаш, Николай недовольно крякнул, потом вынул его изо рта и сказал:

– Хорошо, я напишу Пенскому. Но в этом случае нам нужно изменить расстановку гришийских постов под Хальмхендом, так? И не могла бы ты раздобыть мне салфетку? Я залил чаем письмо к каэльскому послу.

Шквальная призвала со столика у стены пару салфеток. Трепеща, они пролетели по воздуху и опустились подле локтя Николая. Тишина этого утра навевала покой, привычные мелочи умиротворяли.

В такие моменты, когда они работали бок о бок и между ними устанавливалась эта неуловимая, приятная близость, разум вдруг играл с Зоей предательскую шутку. Она смотрела на золотистые вихры Николая, склонившегося над донесением, на его длинные пальцы, скручивающие свиток, и думала, каково ей будет, когда он наконец женится, станет принадлежать другой и этим безмятежным минутам придет конец…

Зоя останется для Николая генералом, но все изменится. У него появится другая, и другую он будет поддразнивать, спрашивать совета, с другой будет спорить за завтраком. Зоя легко влюбляла в себя мужчин – раньше, когда была юной и жестокой и наслаждалась силой женских чар. Своих кавалеров Зоя не желала; желали ее, и это ей нравилось. Однако она вовсе не была уверена, что теми же чарами может вызвать желание у Николая, и мысль об этом неприятно саднила. Еще неприятнее было сознавать свое тайное желание проверить, так ли он неуязвим к ее красоте, как кажется с виду; выяснить, способен ли такой мужчина, как он, полный жизни, света и оптимизма, полюбить такую женщину, как она.

Впрочем, несмотря на недобрые игры, которые затевало сознание Зои, она никогда не позволяла себе зайти слишком далеко в отношениях с королем. Осторожное взаимодействие с командованием Первой армии и осведомленность во всех вопросах, связанных с гришами, привели ее к однозначному выводу: Равка никогда не примет королеву-гриша. Алина – дело другое, она была святой, обожаемой в народе, символом надежды на светлое будущее. Зоя же для простых людей навсегда останется черноволосой ведьмой, которая управляет ветрами, опасной и не заслуживающей доверия. Они ни за что не отдадут своего драгоценного златокудрого принца порождению грома, молнии и плебейской крови. Да я и сама бы не взяла. Корона – это прекрасно, это счастливый конец мелодрамы, однако Зоя давным-давно познала власть страха.

Резкий стук в дверь выдернул ее из задумчивости. В коридоре появились Толя и Тамара, их форму скрывали тяжелые плащи неопределенного цвета. Между ними, словно зажатый в воротах, стоял Юрий, чье серьезное лицо утопало в складках шарфа. Для поездки к Каньону всем требовался подобный камуфляж: куртки с высокими воротниками и крестьянские накидки из грубой шерсти.

– Почему мы никогда не путешествуем под видом состоятельных людей? – пожаловалась Зоя, застегивая поверх кафтана жуткую накидку, которую принесла Тамара.

– Торговец шелком и его сногсшибательная спутница? – усмехнулся Николай.

– Да. Можно даже наоборот. Торговцем буду я, а ты – моим прекрасным спутником.

– Зоя, мне показалось или ты только что назвала меня прекрасным?

– В роли спутника, ваше величество.

Николай в притворном отчаянии схватился за сердце, затем повернулся к остальным.

– Поедем не спеша. Есть идеи, куда именно направимся? Ориентиров в Каньоне немного.

– Последователи Беззвездного будут нас ждать. – Монах почти приплясывал от возбуждения. – Они знают, где он погиб. Знают и помнят.

– Вот как? – едко отозвалась Зоя. – Что-то никто из них не попадался мне на глаза. Если бы они действительно там были, то помнили бы имена всех павших, а не только вашего драгоценного Дарклинга.

– Я наведалась в доки, – вмешалась Тамара. – Говорят, в десяти милях к западу видели новый лагерь паломников.

– Я же говорил, – пискнул Юрий.

Очевидно, Николай почувствовал горячее желание Зои переломать монаху кости, а потому встал между ними и произнес:

– Значит, туда и двинемся. Юрий, ты останешься с нами, и никаких контактов с паломниками.

– Но…

– Нельзя, чтобы тебя узнали. Ни тебя, ни кого-либо из нас. Помни, что поставлено на карту. – Николай положил руку на плечо монаха и не моргнув глазом добавил: – Душа нации!

Если ее стошнит, подумала Зоя, то хоть не на кафтан, а на эту дурацкую накидку.

В доках их уже ожидал скиф – широкое, плоское судно на круглых, как у саней, полозьях, благодаря которым тяжелый корабль скользил по пескам. Конструкция этих старых посудин позволяла двигаться бесшумно, не привлекая внимания волькр, и отличалась простотой, поскольку скифы часто разбивались. Грубо говоря, скиф представлял собой платформу под парусом.

Двое шквальных младшего ранга стояли наготове возле мачты – полные рвения и до нелепости юные в своих синих кафтанах. Для студентов, оканчивающих школу гришей, это считалось легким заданием. Конечно, условия сильно отличались от боевых, зато была возможность попрактиковаться в языках и выполнении команд.

Толя занял место на носу, Зоя и Юрий – на корме, по бокам от Николая. Тамара стояла рядом с монахом, чтобы присматривать за ним на тот случай, если он попытается заговорить с другими фанатиками.

Зоя прятала лицо под капюшоном, но при этом внимательно следила за шквальными: воздев руки, они призывали к парусам воздушные потоки. Глядя на них, Зоя невольно вспомнила свои первые дни во Второй армии, ужас, владевший ею при первом пересечении Каньона. Затаив дыхание, она стояла в полной тьме, со страхом ожидая услышать пронзительные крики и хлопанье крыльев волькр, учуявших добычу.

– Нас тянет влево, – пробормотала она Николаю, когда скиф заскользил по песчаным волнам.

– Зоя, они стараются как могут.

Старания не уберегут их от смерти, хотелось рявкнуть ей.

– Я видела, как мои друзья погибали в этих песках. Эти олухи как минимум должны научиться удерживать полупустой скиф от крена.

Святые, как же ей здесь тошно! После уничтожения Тенистого Каньона прошло почти три года, однако в нем по-прежнему стояла неестественная тишина, безмолвие поля битвы, где пало много славных бойцов. Стеклянные скифы, которые использовал Дарклинг, давно разграблены и разобраны по винтику, тогда как останки прочих кораблей рассеяны на много миль. Одни почитали сломанные мачты и мятые корпуса как святыни, места упокоения мертвых, другие же старались поживиться на обломках всем чем можно: древесиной, брезентом, любым грузом, который перевозило судно.

Однако по мере продвижения через серые пески Зоя начала приходить к мысли, что благоговейная тишина, встретившая их на рубежах Неморя, могла быть просто игрой воображения, что взор ей застят призраки прошлого, ибо чем дальше на запад они плыли, тем явственнее оживал Каньон. Там и сям высились алтари в честь заклинательницы Солнца, там и сям, словно оспины, были рассыпаны убогие развалюхи, сколоченные хваткими дельцами: постоялые дворы, трактиры, часовни. Бродячие торговцы вовсю торговали чудодейственными средствами, мощами Алины, жемчужинами с ее кокошника, лоскутками ее кафтана. При виде всего этого Зою пробирали мурашки.

– Мертвыми мы всегда нравимся им больше, – фыркнула она. – Как обращаться с живым святым, никто не знает.

Николай не сводил глаз с горизонта.

– Что это там такое?

Вдалеке Зоя разглядела темное пятно, похожее на тень тяжелой тучи, однако небо над горизонтом было ясным.

– Озеро? – предположила она.

– Нет, – возразил Юрий. – Чудо.

Зоя с трудом удержалась от того, чтобы не вышвырнуть его за борт.

– Для тебя подтекающий кран – и то чудо.

Однако когда они оказались поближе, Зоя увидела, что перед ними темнеет не водоем, а сверкающий диск из черного камня не меньше мили в поперечнике, идеально круглый и блестящий, как зеркало. Вдоль окружности диска уже успел вырасти лагерь из палаток и наспех сооруженных навесов. Символики заклинательницы Солнца здесь не было видно – ни икон в золоченых окладах, ни изображений Алины с рассыпанными по плечам белоснежными волосами и в ошейнике из оленьих рогов. Зоя разглядела только черные знамена с двумя кругами, эмблемой солнечного затмения. Эмблемой Дарклинга.

– Вот то самое место, где встретил смерть Темный святой, – с трепетом в голосе произнес Юрий.

В самом деле? Зоя не могла сказать наверняка. Тот бой запечатлелся в ее памяти смешением фиолетовых вспышек и страха. Истекающий кровью Хэршоу, тучи волькр в небе.

– Много столетий назад, – продолжал Юрий, – Беззвездный святой встал на этом месте и попрал законы, скрепляющие мир. Только он осмелился воссоздать эксперименты Костяного Кузнеца, Ильи Морозова. Только он поднял взгляд к звездам и возжелал большего.

– Осмелился, – повторила Зоя. – И результатом его ошибки стала прореха в ткани земли.

– Тенистый Каньон, – промолвил Николай. – Единственное место, где сила Дарклинга превращалась в ничто. Святые любят злую иронию.

Зоя раздраженно рубанула ладонью воздух.

– Святые тут ни при чем. Никакого божественного возмездия не было.

Юрий обратил на нее горящий взгляд.

– Почему вы так решили? Откуда вам знать, не был ли Каньон испытанием, которое святые устроили Дарклингу?

– Ты сам сказал, что Дарклинг попрал законы, которые скрепляют мир и управляют нашей силой. Он нарушил естественный порядок вещей.

– Но кто создал этот порядок? – не унимался Юрий. – Кто стоял за творением в сердце мира?

Ах, как завидовала Зоя убежденности этого мальчишки, незыблемости его представлений, нелепой вере в то, что боль несет в себе цель, а святые действуют по определенному плану!

– Почему за этим непременно должен кто-то стоять? – парировала она. – Может, просто таковы принципы мироустройства, механизмы его работы. Важно другое: если гриш перейдет границы своих возможностей, он заплатит за это высокую цену. Этот урок вписан во все наши истории, даже в сказки, которые гриши рассказывают маленьким отказникам вроде тебя.

Юрий упрямо мотнул головой.

– Черный Еретик не случайно выбрал это место. Тому должна быть причина.

– Может, его привлек пейзаж? – саркастично бросила Зоя.

– И все-таки… – вступился Николай.

Зоя уперла руки в бока.

– Хоть ты не начинай.

– Таких мест множество по всей Равке, – примирительно сказал Николай. – Мест, где поклонялись старым богам и новым святым. Их разрушали и отстраивали заново, потому что люди возвращались к ним снова и снова. – Он пожал плечами. – Возможно, дело в какой-то особой притягивающей силе.

– Или в климате, или в дешевых стройматериалах, – раздраженно перебила Зоя, утомленная этими глупостями. Как только скиф остановился, она соскочила на землю, перемахнув через леер.

– Следите, чтобы монах оставался на борту, – услыхала она приказ Николая, спрыгнувшего вслед за ней.

– Добро пожаловать, други-паломники, – с приторной улыбкой приветствовал их человек в черном балахоне.

– Ну, спасибо, – отозвалась Зоя, благополучно проигнорировав предостерегающий взгляд Николая. – Вы тут главный?

– Я лишь один среди тех, кто уверовал.

– И уверовали вы, я так полагаю, в Дарклинга?

– В святого, погасившего звезды. – Паломник жестом указал на сияющий диск, черный как ночь, с безупречно гладкой поверхностью. – Узрите знаки его возвращения.

Зоя попыталась не обращать внимания на холодок, пробежавший по спине.

– Можете объяснить, почему вы ему поклоняетесь?

Человек в черном балахоне снова расплылся в улыбке, явно радуясь возможности прочесть проповедь.

– Он любил Равку. Хотел укрепить нашу силу, избавить нас от слабых правителей.

– Слабые правители, – пробормотал Николай. – Звучит так же тоскливо, как «слабый чай».

Зоя не собиралась выслушивать эти бредни.

– Любил Равку, говорите? – переспросила она. – А что есть Равка? Кто есть Равка?

– Все мы, и князья, и простой народ.

– Разумеется. Скажите, Дарклинг любил мою тетку, которая, как и бесчисленное множество других невинных людей, погибла в Новокрибирске просто потому, что он решил явить миру свою мощь?

– Отстань от него, – шепнул Зое Николай, коснувшись ее руки.

Она стряхнула его ладонь.

– Любил ли он девушку, которую заставил совершать убийства? Эту или другую, которую ради собственной выгоды подложил в постель старому королю, а когда она осмелилась воспротивиться, искалечил? Любил ли Дарклинг женщину, которую ослепил в отместку за то, что она не доказала ему свою неколебимую преданность? – Кто, если не Зоя, скажет слово в защиту Лилианы, Жени, Алины и Багры? В защиту ее самой?

Пилигрим, однако, сохранял невозмутимость и продолжал улыбаться. Эта благостная улыбочка приводила Зою в бешенство.

– Великие часто становятся жертвами клеветы, которую распространяют их враги. Какой святой, ходивший по этой земле, не сталкивался с невзгодами? Нас учили бояться тьмы…

– Но вы этого урока не усвоили.

– Во тьме все люди равны, – продолжал паломник. – И богатый, и бедный.

– Богатый может позволить себе осветить тьму, – непринужденно заметил Николай, больно пихнул Зою в бок и потащил назад к скифу.

– Отпусти, – прошипела она. – Где алтарь в честь моей тетки? Или святого Хэршоу? Сергея, Марии, Федора? Кто почтит их память и поставит за них свечки? – Зоя почувствовала в горле непрошеный комок и сглотнула его. Эти люди не заслуживают ее слез, а заслуживают лишь гнева.

– Зоя, – зашептал Николай, – если ты и дальше будешь привлекать внимание, нас могут узнать.

Он был прав, и она это понимала, но это место, эти эмблемы на знаменах… Все это для нее было слишком.

– За что они его обожают? – накинулась она на короля.

– Людей привлекает сила, – ответил тот. – Жизнь в Равке очень долго означала жизнь в страхе. Дарклинг подал им надежду.

– Значит, мы должны дать больше.

– Дадим, Зоя, дадим. – Николай склонил голову набок. – Не нравится мне, когда ты так на меня смотришь. Как будто перестала верить.

– Сколько жертв, сколько трудов, а эти глупцы рвутся переписать историю… – Зоя тряхнула головой, жалея, что нельзя избавиться от воспоминаний, вырвать их с корнем. – Если бы ты знал, Николай… Тогда, в битве у Прялки, я видела, как оторвало руку Адрику. Его кровь залила палубу, мы потом не могли ее отмыть. Так много людей полегло в тех песках… Ты не помнишь, ты тогда был демоном. А я все помню.

– Я помню достаточно, – произнес Николай с какой-то новой интонацией. Его руки легли на Зоины плечи и крепко их сжали. – Помню сам, Зоя, и обещаю, что не дам забыть миру. Но сейчас мне нужно, чтобы ты была со мной. Мне нужен мой генерал.

Зоя сделала прерывистый вдох, пытаясь взять себя в руки, отогнать вихрь воспоминаний. Не оборачивайся. Не смотри не меня. Она видела чашку Лилианы на прилавке, чувствовала теплый апельсиновый запах бергамота.

У нее перехватило дыхание. Когда Николай отвел ее обратно на скиф, голова у Зои была тяжелой, перед глазами все расплывалось. Младшие шквальные, бросив свой пост у парусов, отправились поглазеть на черный диск. Никакой дисциплины!

Николай сделал знак близнецам.

– Толя, Тамара, отгоните шквальных от камня и приведите сюда, а потом встаньте с противоположных сторон этого уродства и обойдите его по периметру. Постарайтесь выяснить, когда оно появилось и сколько паломников посещает это место каждый день. Нам придется как-то объясняться с ними, если мы затеем раскопки. Мы с Зоей и монахом отойдем на скифе к западу. Через час собираемся для определения дальнейших действий.

– Я могу помочь, – засуетился Юрий, глядя, как Толя и Тамара прыгают на песок. – Я могу поговорить с пилигримами…

– Ты останешься с нами. Мы отъедем немного подальше и решим, что делать. Не знаю, как начинать раскопки, когда под ногами путается столько народу.

Юрий усадил очки повыше на длинном носу, и Зою охватило желание их растоптать.

– А не стоит ли, наоборот, привлечь их к работе? – предложил монах. – Можно сказать, что мы ищем предметы, оставшиеся после битвы, реликвии для музея…

– Это их только распалит, – возразил Николай. – Они либо заявят, что это святое место и копать тут нельзя, либо сами примутся рыться в земле, выискивая ценности для своих алтарей.

Зое было плевать, чего хотят паломники. Она чувствовала, что просто сорвется, если будет вынуждена смотреть на их черные знамена еще хотя бы минуту. Она засучила рукава, ощущая запястьем тяжесть усилителя.

– Хватит политики. Хватит дипломатии. Они жаждут тьмы? Они ее получат!

– Зоя! – Николай бросил на нее предостерегающий взгляд.

Однако ярость уже вырвалась из-под контроля, буря уже назрела. Стоило Зое скрестить запястья, и пески зашевелились, пошли рябью, которая начала превращаться сперва в волны, а потом в дюны, поднимавшиеся все выше и выше. Зоя видела перед собой Женю Сафину в черном капюшоне и ее руки, густо покрытые шрамами; видела мертвого Хэршоу, распростертого на песке, и его огненно-рыжие волосы, похожие на поникший стяг. Ноздри забивал запах бергамота и крови. Ветер ревел голосом ее гнева.

– Зоя, прекрати немедленно, – прошипел Николай.

Паломники что-то кричали, жались друг к другу, пытались укрыться от бешеных порывов ветра. Зоя наслаждалась их ужасом. Заставляла песок принимать форму то солнечного диска, то женского лица – лица Лилианы, которого никто не знал. Ветер дико взвыл, и пески взметнулись к небу стеной, закрыв собой солнце и погрузив лагерь во мрак. Пилигримы бросились врассыпную.

– Вот вам ваш святой, – с мрачным удовлетворением бросила Зоя.

– Зоя, хватит, – промолвил Николай в темноте, которую она устроила. – Это приказ.

Стена песка упала. Зоя почувствовала сильное головокружение, несколько секунд картинка перед глазами мерцала и дергалась. Колени у нее подломились, и она тяжело рухнула на палубу скифа, напуганная внезапным приступом тошноты.

Николай схватил ее за руку.

– Ты… – Не договорив, он пошатнулся; глаза закатились.

– Николай…

Перегнувшегося через леер монаха вырвало.

– Что это было? – спросила Зоя, пытаясь встать. – Почему… – Слова замерли у нее на устах.

Она медленно повернулась. Лагерь паломников исчез, исчезли палатки и сияющий черный диск. Синева неба померкла, сменившись серым сумраком.

Толя, Тамара, шквальные и все, кто стоял возле скифа, тоже пропали.

– Где они? – недоумевал Юрий. – Куда все подевались? Что вы сделали?

– Я ничего такого не делала! – запротестовала Зоя. – Просто подняла небольшую бурю. Она не представляла опасности.

– У меня галлюцинации, – проговорил Николай, всматриваясь в даль, – или вы тоже это видите?

Зоя обратила взор на запад. Над ними нависал дворец из того же сероватого песка, которым был засыпан Каньон, – скорее даже не дворец, а город, массивное сооружение с арками и высокими башнями, вокруг которых вихрились тучи. Своей стрельчатой воздушной конструкцией он напоминал мост в Ивце.

Издалека донесся пронзительный крик. Волькра, подумала Зоя, хоть и понимала, что этого быть не может.

– Чудо, – выдохнул Юрий, падая на колени.

Раздался еще один вопль, за ним еще и еще, а потом загрохотал гром. Со стен дворца сорвались темные тени. Стремительно набирая скорость, они понеслись к троице.

– Это не чудо. – Николай потянулся за револьверами. – Это западня.