В XX веке мы, люди, начали перестраивать окружающую действительность, общества и даже самих себя. Сами того не желая, мы вносим такие стремительные и масштабные изменения, что наш вид приобрел силу нового геологического фактора. Многие ученые стали говорить, что планета Земля вступила в новую геологическую эпоху – эпоху антропоцена, или так называемую эру человека. Впервые за 4 млрд лет истории биосферы отдельный биологический вид оказался главной движущей силой перемен. Всего за один-два века, опираясь на гигантские потоки энергии и существенные инновации, которые дала революция горючих ископаемых, человек вдруг оказался у штурвала планеты, толком не зная, на какие приборы смотреть, какие кнопки нажимать и где попытаться совершить посадку. Это новая территория для людей и для всей биосферы.

В общих чертах эпоха антропоцена похожа на драму в трех актах, причем гораздо более серьезные перемены все еще на подходе.

Первый акт начался в середине XIX века, когда технологии на основе горючих ископаемых начали преображать весь мир. Несколько стран Атлантического региона получили колоссальное богатство, власть и страшное новое военное оружие. Между первыми топливными державами и остальным миром образовался огромный разрыв в мощи и богатстве. Он сохранялся больше 100 лет и начал сокращаться лишь в конце XX века.

Эти различия создали перекос в империалистическом мире конца XIX – начала XX века. Страны Атлантического региона, в аграрную эру почти всегда игравшие второстепенную роль, вдруг возвысились почти над всем миром, порой вплоть до того, что стали управлять им – например, большей частью Африки и многими из тех территорий, где когда-то царили великие азиатские империи Индии и Китая. За пределами нового узлового Атлантического региона технологии горючих ископаемых сперва оказывали в основном разрушительный эффект, потому что прибывали сюда в виде военного оснащения зарубежных захватчиков. Nemesis, первый военный корабль с корпусом, крытым железом, паровым двигателем и 17 пушками, способный быстро маневрировать на мелководье, помог Англии получить контроль над китайскими портами в первой «опиумной войне». Китайский флот, когда-то величайший в мире, оказался бессилен перед таким оружием.

За несколько десятилетий коммерческая и военная мощь Европы подорвала древние государства и прежний уклад жизни. Текстильное производство, где использовались прядильные машины и ткацкие станки на паровых двигателях, разорило индийских ремесленников-ткачей – ведущих производителей хлопковых тканей в аграрную эру. Британия получила политическую и военную власть над Индийским субконтинентом и закрепила этот дисбаланс, не пуская индийские ткани на свои рынки. Даже от строительства крупных железных дорог в Индии выиграли скорее англичане. Бóльшая часть путей и подвижных составов производилась в Британии, а огромная индийская железнодорожная сеть в первую очередь была создана для того, чтобы быстро и дешево переводить британские войска, экспортировать дешевое индийское сырье и ввозить английские фабричные изделия. Рост спроса на сахар, хлопок, каучук, чай и другие сырьевые товары способствовал образованию в Америке, Африке и Азии разрушительных для окружающей среды плантаций, на которых часто использовался полурабский труд. В результате войн, где против копий и ассегаев были выставлены пулеметы, европейские державы поделили между собой Африку и управляли ей почти целый век.

Экономические, политические и военные победы создали у Европы, или Запада, ощущение превосходства, и многие европейцы стали видеть в своих завоеваниях некую миссию, в рамках которой они должны были сделать остальной мир более цивилизованным и современным. Индустриализация казалась им признаком прогресса. Миссия по изменению мира, в пользу которой стали активно проповедовать в эпоху Просвещения, состояла в том, чтобы «совершенствовать» его, сделать лучше, богаче, превратить в более цивилизованное место для человечества.

Второй акт антропоцена был полон жестокости. Он продолжался с конца XIX до середины XX века. В этом акте первые державы топливной эры ополчились друг на друга. В конце XIX века США, Франция, Германия, Россия и Япония стали угрожать индустриальному первенству Британии. Обострилось соперничество, основные державы пытались защитить свои рынки и источники снабжения и оградить их от конкурентов. Международная торговля пришла в упадок. В 1914 году противостояние перешло в открытую войну. В течение тридцати лет новые технологии, растущее богатство и население современной эпохи служили разрушительным мировым войнам.

В битву были втянуты и другие части мира: в Китае и Японии шли не менее ожесточенные бои, чем в России и Германии. Европа, Африка, Азия и Тихий океан потонули в красном мареве войны, а воюющие правительства соревновались, кто разработает самое разрушительное оружие. Наука дала противникам новые его виды ужасающей силы, в том числе с использованием энергии, которая таится в атомных ядрах. 6 августа 1945 года бомбардировщик США B-29 Superfortress вылетел с Марианских островов в Тихом океане и сбросил атомную бомбу на японский город Хиросиму. Бомба разрушила почти весь город и убила 80 000 человек (в течение следующего года еще 70 000 погибли от ран и радиации). 9 августа 1945 года такой же снаряд был сброшен на город Нагасаки.

Третий акт охватывает вторую половину XX и начало XXI века. Из кровавой бани мировых войн США и СССР вышли первыми сверхдержавами. Велось множество местных войн, в основном за то, чтобы сбросить колониальный режим европейцев. Но крупные международные бои в эпоху холодной войны закончились. К этому времени все державы осознали, что в атомной войне победителей не будет. Однако не обошлось без чрезвычайно опасных моментов. Вскоре после Карибского кризиса 1962 года президент Джон Кеннеди признал, что шансы тотальной ядерной войны составляли «где-то один к двум – один к одному».

В первые сорок лет после Второй мировой войны мы стали свидетелями самого поразительного в истории человечества рывка в экономическом росте. Это был период Великого ускорения.

Глобальный обмен возобновился и стал еще интенсивнее. Согласно одной из авторитетных оценок, в течение сорока лет перед Первой мировой войной объем международной торговли рос со средней скоростью около 3,4 % в год; с 1914 по 1950 год рост упал всего до 0,9 %; затем, с 1950 по 1973 год, он увеличился примерно до 7,9 % в год, прежде чем немного снизиться примерно до 5,1 % между 1973 и 1998 годами. В 1948 году двадцать стран подписали Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), которое позволило ослабить барьеры в международной торговле. Технологии военного времени теперь использовались в более мирных целях. Энергетическую жилу XIX века дополнила энергия нефти и газа, а также ядерная энергия, мирная сестра-близнец ядерного оружия. Резко выросла производительность, сначала в ведущих странах топливной экономики, затем в остальных государствах. То же произошло с потреблением, потому что с увеличением выработки производители стали искать новые рынки – как внутренние, так и внешние. В более богатых странах настала эра автомобилей, телевидения, райских загородных домиков и, наконец, компьютеров, смартфонов и интернета. Начал формироваться новый средний класс. Тогда же промышленная революция стала распространяться за пределы старых центров индустриализации. К началу XXI века промышленные технологии преобразили бóльшую часть Азии, Южной Америки и некоторые части Африки так же быстро и всеобъемлюще, как когда-то – европейское общество. С индустриализацией новых регионов также выросли их богатство и мощь. Снова стал формироваться мир с множеством центров власти и богатства. Через 250 лет после изобретения современного парового двигателя технологии на основе горючих ископаемых изменили всю планету.

В эпоху Великого ускорения люди мобилизовали энергию и ресурсы в таких беспрецедентных масштабах, что началась перестройка биосферы, поэтому многие ученые считают середину XX века зарей антропоцена.

Инновации, которые поддерживала дешевая энергия, были главным двигателем изменений. Благодаря им возникли более крутые градиенты богатства и власти, это стимулировало конкуренцию, а она снова порождала инновации, образуя мощный цикл обратной связи. Предприниматели и правительства выискивали технические новинки, которые обеспечили бы им промышленное или военное преимущество, и вкладывались в предприятия и ученых, школы, университеты и исследовательские институты, где можно было бы создавать и распространять новые технологии и навыки.

Большой скачок здесь дали войны начала XX века. Во время Первой мировой войны в Германии кончились природные удобрения, и, чтобы производить искусственные, немецкие ученые под руководством Фрица Габера и Карла Боша придумали, как получать из воздуха азот. Этот газ неохотно вступает в реакции, так что задача была непростой. Прокариоты ее решили миллиарды лет назад, но Габер и Бош были первыми многоклеточными организмами, которым удалось связать атмосферный азот. В процессе Габера – Боша используется огромное количество энергии, чтобы преодолеть нежелание азота образовывать химические соединения, так что этот процесс возможен только в мире горючих ископаемых. Искусственные азотные удобрения преобразили сельское хозяйство, повысили плодородие пахотной земли во всем мире и позволили обеспечить продовольствием на несколько миллиардов человек больше. Они превратили энергию горючих ископаемых в пищу.

Жидкое горючее ископаемое, нефть, начали использовать в конце XIX века вместо китовой ворвани для освещения. Первые двигатели внутреннего сгорания, которые разрабатывались в 60-е и 70-е годы XIX века, показали, как получать из нефти механическую энергию. В отличие от парового двигателя, где источник тепла отделен от подвижных деталей, в двигателе внутреннего сгорания жар горючих ископаемых непосредственно приводит в движение клапаны, винты или турбинные лопатки. Двигатели внутреннего сгорания быстро распространялись в конце XX века, во многом благодаря тому, что в военное время их использовали для перевозки солдат и оборудования, а также чтобы приводить в движение первые танки. Их также устанавливали на первые военно-воздушные суда, ставшие пионерами в темном искусстве воздушных бомбардировок. Когда войны закончились, производители автомобилей и самолетов обратились к гражданским рынкам и создали мир, где все больше людей владели и пользовались автомобилями и летали на аэропланах. Нефтяные танкеры, контейнерные суда и большие самолеты преобразили мировую торговлю.

Центральное место среди технологий антропоцена занимает информация. Информационные технологии претерпели большие изменения, когда правительства начали активно вкладываться во всеобщее образование и развитие науки, а предприятия и корпорации – в исследования, которые помогли бы им разрабатывать и внедрять новые товары и услуги. Военные государства, чтобы взламывать вражеские шифры, финансировали исследования в области математической обработки информации и вычислительных процессов. Вместе с изобретением транзистора в конце 40-х годов они подготовили почву для компьютеризации, которая во второй половине века произошла в науке, бизнесе, управлении, финансовом мире и повседневной жизни. Ракеты – еще одно достижение военного времени – в конце концов понесли людей в космос. Военные правительства запустили огромные исследовательские программы по разработке ядерного оружия. В рамках Манхэттенского проекта правительство США создало первые атомные бомбы, в том числе те, что были сброшены в 1945 году на Хиросиму и Нагасаки. Их механизм высвобождал энергию распада урановых ядер. Советский Союз разработал свое атомное оружие, предположительно воспользовавшись при этом в том числе информацией, добытой шпионами с Манхэттенского проекта. За следующие десять лет США и СССР также сконструировали водородные бомбы, где еще больше энергии высвобождалось в результате протонного синтеза – того самого механизма, который действует в каждой звезде. Первые испытания водородной бомбы прошли в 1952 году.

Многие инновации были вдохновлены прорывами, которые люди совершали в кипучих условиях современной науки с ее интенсивным коллективным обучением. Альберт Эйнштейн разработал свою теорию относительности в первые 20 лет XX века. Она уточнила ньютоновские представления о Вселенной, показав, что материя и энергия искривляют пространство и время и что именно это искривление и есть настоящий источник гравитации. Эйнштейн также показал, что материю можно преобразовать в энергию, а это открытие дало научную основу разработкам ядерного оружия и ядерной энергии. Квантовая физика, созданная в те же времена, позволила глубже заглянуть в странный вероятностный мир атомного ядра. Без этих данных у нас не было бы ядерного оружия, транзисторов, систем GPS и современных компьютеров. В 20-е годы XX века астрономы, например Эдвин Хаббл, нашли первые свидетельства того, что наша Вселенная началась с Большого взрыва. В биологии из идеи Дарвина о естественном отборе в сочетании с представлениями Менделя о наследовании и уточненными статистическими методами Фишера зародилась современная генетика.

В основе инноваций и роста в эру Великого ускорения лежали эти и многие другие открытия и новые технологии. Благодаря росту производительности численность человечества начала увеличиваться с невиданной доселе скоростью. В 1800 году на Земле было 900 млн человек. К 1900 году их было 1,5 млрд. К 1950 году, ко времени моего детства, людей было 2,5 млрд, несмотря на огромные потери, которые человечество понесло в мировых войнах. При моей жизни население планеты увеличилось еще на 5 млрд. Такие колоссальные числа вводят мозг в ступор, так что имеет смысл остановиться, чтобы осмыслить их. За 200 лет с 1800 года человечество выросло больше чем на 6 млрд. Каждому новому человеку нужно есть, одеваться, где-то жить и работать, большинству нужно образование. Найти всего за 200 лет достаточно ресурсов, чтобы поддерживать еще 6 млрд человек, было колоссальной задачей.

Примечательно, что современные технологии, горючие ископаемые и методы управления эту задачу решили. Резко выросла производительность в сельском хозяйстве, обрабатывающей промышленности и транспортной отрасли. Хотя пища и другие товары не всегда поступали к тем, кто в них нуждался, продуктов питания производилось достаточно, чтобы накормить более 7 млрд человек. Критическую роль сыграли перемены, которые принесло производство искусственных удобрений и пестицидов, сельскохозяйственное оборудование на ископаемом топливе, строительство тысяч ирригационных плотин и создание новых генетически модифицированных культур. Современные сельскохозяйственные технологии позволили освоить новые земли, и количество возделываемых территорий к 1960 году увеличилось с полумиллиарда гектаров в 1860 году почти втрое. Рыболовные траулеры на мощных дизельных двигателях, оборудованные гидролокаторами и большими сетями, выбрали бóльшую часть организмов в тех местах, где использовались для рыболовства. Рыбный промысел с 1950 по 2000 год вырос с 19 до 94 млн тонн, но из-за чрезмерного отлова многим рыбным хозяйствам теперь угрожает крах.

Благодаря развитию информационных технологий стало легче собирать, хранить, отслеживать и использовать огромные объемы информации, которая лежала в основе инноваций и поддерживала действие сложнейших современных обществ. Технологии в области связи и транспорта в корне изменили коллективное обучение благодаря тому, что возникла совершенно новая единая связанная интеллектуальная сеть, которая охватила весь глобус и позволила управлять новой информацией и отслеживать ее в гигантских электронных хранилищах. Ноосфера, сфера мысли, стала ведущим двигателем изменений в биосфере. Дешевые, но мощные компьютеры, объединенные в сеть, дали миллиардам людей доступ к такому количеству информации, какого они никогда не нашли бы в библиотеках старого мира. В сочетании с математически сложными методами современного статистического анализа компьютеры позволили правительствам, банкам, корпорациям и отдельным людям отслеживать огромные потоки ресурсов. Теперь в любой точке мира можно мгновенно связаться друг с другом по телеграфу, телефону и через интернет. Если сила человека в информационном обмене, то компьютеры многократно ее приумножили. Как всегда, не обошлось без потерь. Точно так же как с появлением письменности у людей ухудшилась память, способность к вычислениям тоже снизилась с распространением компьютеров и калькуляторов.

К 2000 году революция горючих ископаемых произошла уже во всем мире, в том числе во многих старых узловых регионах. Зияющие провалы в национальном богатстве и мощи, характерные для конца XIX века, начали исчезать. Европейские державы, ослабленные мировыми войнами, вынужденно отказались от своих колоний, и старые центры в Азии, на востоке Средиземноморья, в Северной Африке и Америке стали наверстывать упущенное в технологиях, богатстве и власти.

За всеми этими изменениями стояла золотая жила дешевой энергии, которую дают горючие ископаемые. Добыча угля повсеместно выросла – как и нефти, и природного газа. Новые нефтяные месторождения разрабатывались в Аравии, Иране, Советском Союзе и даже на континентальных шельфах. Только на Ближнем Востоке добыча нефти увеличилась с 28 млрд баррелей в 1948 году до 367 млрд баррелей в 1972-м, всего за 25 лет. Природный газ вступил в свои права во время Великого ускорения. Общее потребление энергии в XIX веке удвоилось, а в XX удесятерилось. Оно росло гораздо быстрее, чем численность людей.

Новые энергетические потоки и технологии антропоцена изменили саму природу общества и управления. Когда-то все люди были охотниками-собирателями, а власть распределялась на основании семейных связей. Затем возникло земледелие, и все больше людей стало жить в крестьянских деревнях и питаться плодами земли. В аграрных обществах управление в первую очередь состояло в том, чтобы мобилизовать энергию и ресурсы крестьян. Сегодня люди в большинстве своем перестали заниматься собирательством и земледелием, чтобы обеспечить себя пищей и другими товарами первой необходимости, и перешли на заработки. Подобно гончарам древнего Шумера, они живут на зарплату, которую получают за специализированную работу. В результате изменилась природа управления, потому что теперь правительству приходится участвовать в повседневной жизни каждого гражданина. Ведь в отличие от крестьян наемные работники на зарплате не могут без него обойтись. Земледельческие деревни вполне спокойно существовали за пределами великих аграрных цивилизаций, но наемным работникам необходимы законы, рынки, работодатели, магазины и валюта. Сотрудник-специалист, как нервная клетка, не может выжить в одиночку, поэтому в мире наемных работников внутренние взаимосвязи гораздо плотнее, чем в мире земледельцев-крестьян. Современные правительства регулируют рынки и валюты; защищают предприятия, которые обеспечивают рабочие места; строят системы всеобщего образования, благодаря чему бóльшая часть населения становится грамотной; и обеспечивают инфраструктуру для перемещения товаров и рабочей силы. Для этого им приходится привлекать все больше своих подданных к управлению и администрированию.

Переход к современным типам управления можно увидеть в XIX веке, когда началась индустриализация, все больше крестьян становилось наемными работниками, а правительства все активнее мобилизовали своих подданных. Преображенная революцией Франция, на которую ополчилась почти вся Европа, одной из первых среди современных государств стала систематически набирать солдат из всего населения. Правительство Соединенных Штатов сформировалось в военный период, когда приходилось мобилизовать бóльшую часть граждан. Для этого нужны были подробные сведения об их количестве, состоянии здоровья и уровне подготовки, образовании, навыках, доходах и благонадежности. Большинству традиционных государств удавалось обходиться без этого. В революционной Франции и Соединенных Штатах, чтобы взрастить лояльность в подданных, решено было прибегнуть к демократизации, в результате чего больше людей вовлекались в работу правительства, и к национализму, который апеллировал к чувству национального единства. Все большее число подданных (богатые мужчины, затем остальные мужчины, а затем женщины – именно в таком порядке) могли сыграть определенную роль в управлении путем голосования. С помощью учебных заведений и быстро развивающейся прессы правительства пытались влиять на умы своих граждан и формировать новые виды лояльности. Национализм оказался мощным объединяющим средством для людей разных традиций, религий и даже для носителей разных языков. Обращаясь к древнему инстинкту кровного родства, он создавал в умах граждан огромную воображаемую семью из миллионов человек, которой нужно было хранить верность, служить, а в крайнем случае военного кризиса, возможно, отдать за нее жизнь.

Всемирные войны начала XX века заставили правительства заняться экономическим управлением и попытаться мобилизовать всех людей и все ресурсы промышленных экономик того времени. В общих чертах можно проследить, как росла роль государства в экономике. В конце XIX века французское правительство обеспечивало около 15 % ВВП Франции (это очень приблизительный показатель общего национального производства). Тогда казалось, что это много. Правительства Британии и США в это же время обеспечивали менее 10 % ВВП. Войны начала XX века заставили государства более активно участвовать в экономическом управлении, и к середине века их роль в экономике повсеместно увеличилась. В начале XXI века средняя доля национальных затрат под контролем или управлением правительства в странах ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития, основанная в 1960 году) составляла 45 % ВВП, а в большинстве богатых стран – от 30 до 55 %. Кое-где власти, например коммунистические режимы Советского Союза и Китая, пытались контролировать всю национальную экономику. Нынешние государства также значительно больше, чем традиционные, пользовались принудительной силой в виде армий и полиции с современным оружием в руках. Автор «Артхашастры», древнеиндийского трактата по государственному управлению, не мог и представить себе такой власти. На фоне размаха, влиятельности, мощи и веса современных правительств даже самые сильные аграрные государства покажутся игрушечными.

Отдельные части мира становятся все теснее связаны между собой, и правительственное регулирование тоже приняло более глобальную форму. В конце XX века множество политических структур – но еще не правительств – вело управление, давало рекомендации и распоряжения на всемирном уровне. Сюда входят Организация Объединенных Наций, Международный валютный фонд и масса корпораций и неправительственных организаций (НПО), таких как Красный Крест, чья деятельность распространяется на множество разных стран. Это зачатки правительственного регулирования нового, глобального уровня, о котором несколько веков назад нельзя было даже подумать.

Перестройке в технологиях и политике сопутствовали такие же радикальные перемены в образе жизни.

Уклад жизни современного человека озадачил, смутил и, наверно, ужаснул бы наших предков. На протяжении тысячелетий дни большинства людей в основном были заняты разнообразными крестьянскими делами: пахотой, посевом, жатвой, кормлением скота, дойкой, рубкой дров, сбором грибов и трав, вынашиванием и выращиванием детей, приготовлением пищи и прядением тканей из того, что они же и вырастили. Сегодня большинство земледельцев – предприниматели или наемные работники. Они трудятся в огромных промышленных фермерских хозяйствах, которые специализируются лишь на нескольких культурах, часто – плодах генной инженерии. Чтобы растить и перевозить урожай, используют кучу удобрений и пестицидов, а также энергоемкие комбайны, тракторы и грузовики. Современные земледельцы выращивают урожай не чтобы его есть, а чтобы продавать. Они управляют предприятиями. Они берут займы в банках и покупают зерно, удобрения и тракторы у больших корпораций.

Большинство людей теперь живут не в деревнях, а в городах и мегаполисах – живут вдали от полей, рек и лесов крестьянской деревни, в условиях, которые почти полностью сформированы человеком. Множатся профессии, навыки и формы квалификации, и люди все больше времени тратят на обучение. Теперь ценится информация – специализированные знания, а не более общие умения крестьян. Питание и здоровье все большего числа людей благодаря производительности современного сельского хозяйства и новейшим успехам медицины и здравоохранения переходит на уровень, который сложно было увидеть даже 100 лет назад. Сегодня анестезия положила конец тому кошмару, которым было большинство традиционных медицинских вмешательств (появились другие способы облегчить удаление зуба или ампутацию, кроме глотка спиртного). Пожалуй, самое примечательное, что всего за 100 лет эти изменения увеличили ожидаемую продолжительность жизни человека более чем вдвое.

Несмотря на войны XX века, в отношениях между людьми тоже в основном стало меньше жестокости. Это весьма логично, потому что в последний век или два управлять поведением человека с помощью силы стало не так эффективно (когда вы в последний раз видели публичную порку?), и на первый план постепенно вышли экономические вознаграждения и наказания (а вот просить о повышении зарплаты вам наверняка случалось). Сегодня для большинства людей очевидно, что рабство и домашнее насилие – это плохо, но нужно помнить, что еще в XVIII веке торговля рабами в большей части мира оставалась вполне уважаемым делом; пытки и казни были стандартной мерой даже за мелкие преступления и много где служили видом публичного развлечения; а побои и телесные наказания считались обычным и совершенно приемлемым способом поддерживать порядок в семье и школе. Насилие все еще очень распространено, но относительно числа людей в мире оно встречается гораздо реже, чем когда-то, и почти нигде уже не считается нормальным способом контролировать поведение.

В крестьянском мире почти все пребывали на грани выживания, всем были знакомы часто случавшиеся периоды дефицита, а большинство людей считали, что благоденствие – это надежная крыша над головой, отсутствие долгов и достаточное количество денег, чтобы платить налоги, кормить и одевать семью. Современный потребительский мир устроен совершенно иначе. Он стоит на экономических системах, которые в самых изобильных его местах дают столько материального богатства, что само их существование зависит от активного, стабильного потребления со стороны быстро растущего глобального среднего класса. Идея прогресса, который большинство считает чем-то само собой разумеющимся, тоже новая. На протяжении почти всей истории человечества люди полагали, что в отсутствие катастроф дети проживут жизнь примерно так же, как их родители.

Глубоко изменилось отношение к семье и детям. В последние несколько столетий улучшились питание и здравоохранение и снизилась детская смертность, так что больше людей стали доживать до взрослого возраста. И все же в силу традиционного крестьянского уклада семьи по-прежнему старались принести как можно больше потомства. Из-за этого стремления в сочетании с ростом производства пищи, высокой рождаемостью и пониженной смертностью в последние века население стало чрезвычайно быстро увеличиваться. Однако в конце концов традиционные воззрения изменились, семьи переместились в города, образование и воспитание детей подорожало. В городских семьях детей стало меньше, уровень рождаемости начал снижаться. Падение рождаемости вслед за падением смертности, когда устанавливается режим с низкими соответствующими показателями, называют демографическим переходом. Этим же объясняется, почему в XX веке рост населения стал замедляться – сначала в более богатых странах, а затем во всем мире. В результате также фундаментально изменились гендерные роли. Когда от женщин перестали требовать, чтобы они проводили всю свою взрослую жизнь, вынашивая и растя детей, традиционное разделение мужских и женских ролей размылось, и женщины смогли брать на себя роли, которые бóльшую часть аграрной эры были им недоступны.

Любому нашему современнику эти аспекты нынешней жизни хорошо знакомы, а вот осознать, насколько отличался исчезнувший мир крестьянства, может быть труднее. И совсем непросто уследить за поразительным усложнением современных обществ, где в каждый момент времени ваша жизнь переплетена с жизнями миллионов человек, которые снабжают вас пищей и работой, обеспечивают здравоохранение, образование, поставляют электричество, топливо для вашей машины, одежду, которую вы носите. В каждой такой цепочке взаимосвязей могут участвовать тысячи или миллионы человек, соединенных в сети неимоверной сложности. Сидя без дела в аэропорту, я люблю прикидывать, сколько людей участвует в проекте постройки, обслуживания и доставки из Сиднея в Лондон самолета Airbus 380. Ослабьте любую из этих связей, и наш мир может с ужасающей скоростью развалиться, как наглядно показывают те его части, где потерпели крах государственные структуры. Каутилья, автор «Артхашастры», сказал бы, что в этих местах люди живут «по обычаю рыб».

Революция горючих ископаемых и Великое ускорение не только перестроили людские общества; они вносят преобразования в биосферу. В результате деятельности человека изменяется распределение и количество живых организмов, меняется химический состав океанов и атмосферы, конфигурация рельефа и рек, сбиваются издревле действующие химические циклы циркуляции в биосфере азота, углерода, кислорода и фосфора.

Ученым понадобилось немало времени, чтобы осознать, что теперь человеческая деятельность по силе воздействия не уступает основным биохимическим процессам, которые поддерживают стабильность биосферы. Толком не понимая, что делаем, мы дурачимся с биологическими термостатами, которые на протяжении 4 млрд лет поддерживали на поверхности Земли пригодную для жизни температуру.

Центральное место в химии жизни занимает углерод, и его содержание в атмосфере, океанах и земной коре регулировало температуру на поверхности Земли на протяжении всей истории планеты. Сегодня, пользуясь энергией горючих ископаемых, мы накачиваем обратно в атмосферу огромное количество углекислого газа. Но ученые лишь в 50-е годы XX века стали всерьез рассматривать то, как это может повлиять на углеродный цикл. В 1958 году Чарльз Килинг стал измерять на Гавайях уровень CO₂ в атмосфере. Через несколько лет он обнаружил, что тот быстро растет. До революции горючих ископаемых человек вырабатывал не так много углекислого газа, чтобы это влияло на его содержание в воздухе. Но сегодня в результате нашей деятельности в атмосферу попадает около 10 000 мегатонн CO₂ в год, и с начала промышленной революции общий его выброс, по оценкам, составил около 400 000 мегатонн. Насколько это существенные изменения, стало очевидно, когда ученые научились определять уровень углекислого газа за сотни тысяч лет. Это можно сделать, например, исследуя ледяной керн, куда из года в год попадают крошечные пузырьки, по которым можно установить состав атмосферы в масштабе геологических эпох. Они показали, что за два века с начала промышленной революции количество углекислого газа выросло до уровня, какого не было почти миллион лет.

Изменения, которые зафиксировал Килинг, ошеломительны; они перестраивают углеродный цикл. Рост содержания углекислого газа приведет к потеплению климата, а потепление климата вызовет мощные ураганы, шторма и ветра, а также повысит уровень океана, который затопит низко расположенные города. Эффект будет сохраняться много поколений, потому что, однажды выброшенный в атмосферу, углекислый газ остается в ней надолго. Но это не единственный важный парниковый газ, содержание которого увеличилось в результате деятельности человека. Еще быстрее в последние 200 лет растет уровень метана, в основном в результате того, что распространяется выращивание риса на заливных полях и становится больше домашнего скота. Метан – еще более мощный парниковый газ, хотя он и разлагается быстрее.

В конце XX века климатологи научились с помощью компьютеров строить все более сложные модели вероятного воздействия таких изменений на атмосферу. Согласно этим моделям через несколько десятилетий, когда из-за выбросов парниковых газов в мире станет теплее, тающие ледники и полярные шапки повысят уровень океана, затонут многие прибрежные города, а из-за роста тепловой энергии и испарений климат неминуемо станет более переменчивым, непредсказуемым, экстремальным, что затруднит сельское хозяйство. Через несколько десятков лет он будет очень сильно отличаться от сравнительно стабильных условий голоцена. Как сказал один из климатологов США: «Климат – грозный зверь, а мы тыкаем его палочкой».

Так же как углерод, для жизни необходим азот. В 1890 году человек незначительно воздействовал на его цикл. Люди поглощали из атмосферы около 15 мегатонн азота в год, в основном в процессе земледелия, а дикие растения – около 100 мегатонн, или почти в семь раз больше. Через 100 лет мы поменялись ролями. К 1990 году площадь сельскохозяйственной земли увеличилась настолько, что дикая растительность стала поглощать лишь около 89 мегатонн азота, а потребление его человеком в результате земледелия и производства удобрений выросло до 118 мегатонн.

Мы также серьезно повлияли на других крупных млекопитающих. В 1900 году количество диких сухопутных животных было эквивалентно примерно 10 мегатоннам углеродной биомассы. Люди уже составляли около 13 мегатонн, а одомашненные млекопитающие – наши коровы, лошади, овцы и козы – целых 35 мегатонн. В следующем веке перекос еще усилился. К 2000 году общая биомасса диких сухопутных млекопитающих упала примерно до 5 мегатонн, биомасса людей быстро выросла (что неудивительно, учитывая данные о росте населения) примерно до 55 мегатонн, а биомасса домашних млекопитающих – до целых 129 мегатонн. Это очень наглядно показывает, как человек, расширяя свою деятельность, вытесняет другие виды крупных животных, забирая себе все больше ресурсов биосферы.

Отсюда можно сделать некий общий вывод. Численность большинства видов животных и растений, которые не приносят прямой пользы человеку, сокращается. Это происходит так быстро, что некоторые задумываются, не стали ли мы свидетелями начала очередного массового вымирания. Сейчас животные вымирают в сотни раз быстрее, чем в последние несколько миллионов лет, то есть со скоростью, невиданной с последнего массового вымирания 65 млн лет назад. Мы даже умудрились вызвать исчезновение своих ближайших родственников, включая, вероятно, некоторых гоминин, таких как неандертальцы. Ближайшие из наших ныне живущих родственников, шимпанзе, гориллы и орангутаны, в дикой природе находятся на грани вымирания.

Революция горючих ископаемых усилила влияние человека во многих других сферах. Разработка месторождений, строительство дорог и распространение городов сегодня перемещают больше почв, чем эрозия и оледенение. Дизельные насосы выкачивают пресную воду из водоносного слоя в десять раз быстрее, чем природные потоки могут ее восполнять. Мы производим минералы, камни и формы материи, которых раньше никогда не существовало. Сюда входит пластик (который делают из нефти и который теперь скапливается на свалках в городах и в океанах), чистый алюминий, нержавеющая сталь и огромное количество бетона – производство этого искусственного камня стало одним из крупных источников углекислого газа. На Земле столько новых веществ не появлялось с тех пор, как около 2,4 млрд лет назад возникла кислородная атмосфера.

Одно из самых страшных изменений – то, насколько эффективнее стало человеческое оружие. Всего несколько веков назад самыми смертоносными были копья или, может быть, катапульты, стрелявшие камнями. В позднее Средневековье в Китае началась пороховая революция, которая позже дала нам мушкеты, винтовки, пушки и гранаты. Вторая мировая война породила оружие, способное всего за несколько часов уничтожить всю биосферу, по разрушительной силе не уступая астероиду, который покончил с динозаврами.

Благодаря новым потокам информации и энергии люди, животные и растения, а также химические вещества земли, морей и атмосферы оказались собраны в единую систему, в основном призванную служить нашему виду. Ее питают огромные потоки энергии горючих ископаемых. Можно грубо оценить их воздействие в антропоцене с помощью статистики, приведенной в приложении.

Прежде всего бросается в глаза сам масштаб изменений в последние столетия. За последние 200 лет численность людей (столбец B) выросла с 900 млн до 6 млрд. Это все равно как если бы за 1000 лет добавлялось 26 млрд человек, что в 1000 раз больше роста в аграрную эру, когда в среднем каждое тысячелетие появлялось около 25 млн человек. Такая скорость роста не может быть устойчивой, в последние десятилетия она снижается. Тем не менее эти числа отражают потрясающее воздействие, которое революция горючих ископаемых оказала на рост населения.

Быстрый рост населения оказался возможен благодаря тому, что нашему виду стало доступно гораздо больше энергии (столбец C). За 8000 лет с конца последнего ледникового периода до отметки в 2000 лет назад человек стал потреблять ее примерно в 70 раз больше. Всего за 200 лет, с 1800 по 2000 год, общее ее потребление людьми увеличилось примерно в 22 раза, с 20 эксаджоулей до 520 эксаджоулей. Это эквивалентно росту на 2500 эксаджоулей в 1000 лет, что в 20 000 раз быстрее, чем в аграрную эру.

Колоссальная энергия горючих ископаемых, как и энергия земледелия, пошла на оплату роста населения, налогов на усложнение, взимаемых энтропией, и, наконец, роста уровня жизни, но в гораздо больших масштабах, чем в аграрную эру. На этот раз жизнь стала лучше не только для десятой части человечества – это затронуло гораздо более многочисленный формирующийся средний класс.

Существенная часть энергетической жилы горючих ископаемых обеспечивала рост численности людей. Она давала пищу, одежду и крышу над головой 5–6 млрд человек, прибавившимся к населению планеты за последние 200 лет. Но жила горючих ископаемых была настолько изобильнее жилы земледелия, что на другие нужды осталось гораздо больше энергии. Нам это известно, потому что в столбце D показано, что количество доступной энергии на человека за последние 1000 лет стало больше почти в 8 раз, тогда как за все 8000 лет с конца ледникового периода до отметки в 2000 лет назад оно увеличилось менее чем вдвое. В последние 200 лет население росло с космической скоростью, но потоки энергии росли еще быстрее.

Немалая часть дополнительной энергии должна была пойти на оплату налогов, которые энтропия взимала со все более сложных обществ. В основном эта энергия не совершала полезной работы или рассеивалась в виде тепла, загрязнений, отходов и разрушений, которые несли с собой войны. Она выполняла работу энтропии по разложению сложных структур. Мы не можем точно определить количество энергии, о которой идет речь, но оно должно было быть значительным. Есть и другие налоги на сложность – их составили те энергия и богатство, которыми была оплачена инфраструктура современных глобальных обществ. За последние 200 лет численность населения крупнейших городов выросла примерно с 1 млн человек (этот показатель практически не менялся на протяжении 2000 лет) до 20 млн (столбец F). С учетом инфраструктуры электросетей, канализации, дорог и общественного транспорта, в которой нуждается современный город, а также задач по охране порядка и регулированию деятельности 20 млн человек, сосредоточенных на небольшой территории, очевидно, что здесь мы наблюдаем квантовый скачок в сложности социального устройства и технологий. Налоги на сложность идут на оплату строительства и поддержки в хорошем состоянии зданий, автобусов, поездов и паромов, канализации и дорог; они идут на оплату сбора мусора, сети электроснабжения, сводов законов, охраны порядка, тюрем и судов, а также связей, которыми корабли, самолеты, поезда и интернет соединяют города всего мира в единую сеть. Без этих разнообразных систем, каждая из которых питается огромными потоками энергии, сложные структуры современного города быстро бы распались. А города, в свою очередь, связаны сложной системой шоссе, законов и электронной связи с сотнями тысяч небольших городов, деревень и отдельных поселений. Мы не способны точно измерить налоги на сложность, но можно не сомневаться, что они составляют существенную долю энергии, которую дают горючие ископаемые.

Тем не менее эта жила была такой изобильной, что осталось много энергии еще для одной задачи: повысить благосостояние человека. Как и в аграрную эру, непропорционально большой частью богатства по-прежнему пользуется крошечная верхушка, так что, как и в прошлом, значительную долю энергетической жилы можно отнести на счет потребления элиты. Но энергии и богатства прибыло столько, что впервые в истории человечества стал увеличиваться уровень потребления глобального среднего класса, который рос и состоял из миллиардов человек, значительно превосходя по численности все население мира в конце аграрной эры. По оценке Тома Пикетти, в современных европейских странах 40 % населения владеет от 25 до 45 % национального богатства. Возникновение этого среднего класса – новое явление в истории человечества. Его пополняют все новые и новые люди по мере того, как снижается количество тех, кто живет в крайней нищете.

Как ни парадоксально, рост богатства также вызывает рост неравенства, и, даже несмотря на то, что в хороших условиях живет все больше людей, тех, кто пребывает в крайней нищете, по-прежнему больше, чем когда-либо в истории человечества. По оценке Тома Пикетти, в большинстве современных стран самые богатые 10 % населения контролируют от 25 до 60 % национального богатства, а низшие 50 % – не более чем от 15 до 30 %. Это показывает, что по сравнению со временем накануне Первой мировой войны неравенство уменьшилось. Но в начале XXI века оно, по-видимому, снова стало расти, а с учетом огромного количества людей в современном мире это значит, что в абсолютных числах в крайней нищете сегодня живет гораздо больше людей, чем в прошлом. В 2005 году более 3 млрд человек (а это больше всего населения мира на 1900 год) жили менее чем на 2,50 доллара США в день. Бóльшая часть этой группы не получила никакой особой выгоды от революции горючих ископаемых и страдает в опасных для здоровья, антисанитарных и ненадежных условиях, характерных для начала промышленной революции и столь ярко описанных Диккенсом и Энгельсом.

Тем не менее все большая часть населения планеты чувствует на себе благотворное влияние растущих потоков энергии и богатства и живет в условиях значительно лучших, чем просто необходимо для выживания. Эти потоки привели к росту уровня потребления, а также к тому, что у миллиардов человек улучшилось питание и здоровье. Пожалуй, показатель, который лучше всего отражает данное изменение, – это ожидаемая продолжительность жизни (столбец E). На протяжении почти всей истории человечества ожидаемая продолжительность жизни в момент рождения составляла менее 30 лет. Дело было не в том, что люди не доживали до 60 или 70 лет, а в том, что многие дети умирали маленькими, в то время как взрослые часто погибали от травм и инфекций, которые сегодня не опасны для жизни. Этот показатель практически не менялся в течение 100 000 лет. Затем, всего лишь за последние 100 лет, средняя продолжительность жизни во всем мире почти удвоилась, потому что люди получили информацию и ресурсы, необходимые, чтобы гораздо лучше заботиться о детях и стариках, кормить больше людей и усовершенствовать лечение и уход за больными и ранеными.

Энергетическая жила горючих ископаемых разительно отличается от жилы земледелия. Она оказалась так изобильна, что помимо расходов на воспроизводство, богатство элиты, отходы и инфраструктуру, поддерживающую сложные системы, осталось достаточно ресурсов, чтобы повышать уровень потребления и средний уровень жизни все большей части человечества. Это была кардинальная перестройка. В основном она произошла всего лишь за последнюю сотню лет, преимущественно в ходе Великого ускорения во второй половине XX века.

Таково лицо хорошего антропоцена (хорошего с человеческой точки зрения). Благодаря ему впервые в истории человечества миллиарды простых людей стали жить лучше (если вы в этом сомневаетесь, представьте еще раз, что вам делают операцию без современной анестезии).

Но есть и плохой антропоцен. Он состоит из множества перемен, которые ставят достижения хорошего антропоцена под угрозу. Прежде всего он породил огромное неравенство. Хотя богатство колоссально увеличилось, миллионы людей по-прежнему живут в страшной нищете. И хотя хочется думать, что современный мир положил конец рабству, но, согласно Глобальному индексу рабства 2016 года, более 45 млн человек сегодня ведут жизнь рабов. Плохой антропоцен не просто неприемлем с моральной точки зрения. Он опасен, потому что в нем неизбежны конфликты, а в мире, где есть ядерное оружие, любой крупный конфликт может обернуться катастрофой для большей части человечества.

Плохой антропоцен также угрожает сократить биологическое разнообразие и пошатнуть стабильную климатическую систему последних 10 000 лет. Потоки энергии и ресурсов, на которых держится рост человеческого потребления, так велики, что ущемляют другие виды и подвергают опасности экологические основы современного общества. В прошлом угольщики брали в шахты канареек, чтобы определить, есть ли там угарный газ. Сегодня по росту содержания углекислого газа, сокращению биологического разнообразия и таянию ледников можно понять, что происходит что-то опасное, и нам следовало бы обратить на это внимание.

Вполне ясна задача, с которой мы столкнулись как вид. Сможем ли мы сохранить лучшие достижения хорошего антропоцена и избежать опасностей плохого? Способны ли мы распределить ресурсы его энергетической жилы более равномерно, чтобы избежать катастрофы, которую влекут за собой конфликты? И научимся ли мы для этого, подобно первым живым организмам, пользоваться менее интенсивными, ограниченными потоками ресурсов? Сможем ли найти в мировом масштабе аналог протонной помпы, которая своей тонкой работой питает сегодня все живые клетки? Или так и будем опираться на гигантские потоки энергии и ресурсов, такие огромные, что в конце концов они развалят фантастически сложные общества, которые мы построили за последние 200 лет?