Питер нервно мерил шагами камеру. Он отчаянно ждал следующего сообщения от матери. Когда в дверь постучали, он сразу же поспешил к окошку.

– Доброе утро, Питер, я пришел, чтобы отвести тебя на свидание с твоей матерью, – сказал Уинстон монотонным голосом свою обычную фразу. – Я передам тебе капюшон, надень его, пожалуйста, застегни и повернись спиной к окошку…

– Да-да, я сто раз уже все это делал. Давай уже его сюда, – сказал Питер.

Уинстон просунул защитный капюшон сквозь окошко, Питер схватил его и натянул на голову. Кожей он ощутил металлический холод сетки, почувствовал запах собственного пота и кислый запах засохшей слюны. Застегнув ремни, он подошел к двери и просунул в окошко руки, на которые Уинстон тут же надел наручники.

Раздался сигнал рации Уинстона, и ему дали разрешение открыть дверь в камеру Питера и отвести его в лифт.

Энид ждала Питера в той же самой комнате для свиданий с зелеными стенами и привинченной к полу мебелью, постукивая по столу кончиками пальцев. В ногах у нее стоял пакет с конфетами. Она посмотрела на часы. Питер опаздывал на две минуты. Она поерзала на стуле. Все передвижения в Баруэллской лечебнице производились с почти армейской точностью, минута в минуту. Где он? Она посмотрела на камеры наблюдения, висевшие во всех четырех углах комнаты.

«Что за игру вы тут ведете? – думала она. – Вы что, что-то узнали?»

Энид откинулась на спинку стула и скрестила на груди руки, делая вид, что совершенно не волнуется. На самом деле у нее скрутило живот.

Операторская комната лечебницы Баруэлла могла запросто посоперничать с диспетчерской любой станции лондонского метро. На дальней стене висел большой монитор, похожий на шахматную доску, на котором одновременно транслировались записи со всех камер клиники, которых всего было сто шестьдесят семь. Каждый коридор, дверной проем, комнаты для свиданий и групповой терапии – все было под наблюдением, в том числе прогулочный дворик, отделение для посетителей, а также каждый вход и выход. В операторской постоянно находилось шесть сотрудников. Они все сидели за мониторами поменьше, и за каждым был закреплен отдельный сектор.

Они могли связаться с любым работником по рации и прямо из диспетчерской удаленно закрыть и открыть двери в случае возникновения каких-то проблем.

Кен Уэрнер в тот день был на службе. Он сидел за ближайшим к двери столом. В лечебнице он был уже ветераном, так как работал еще с тех времен, когда нигде не было камер и каждый сотрудник должен был надеяться только на себя и постоянно быть на чеку. Он удивился, когда раздался звонок по домофону входной двери. Переключившись на камеру у входа в диспетчерскую, он увидел Мередит Бакстер, которая махала в камеру рукой.

– Доброе утро, доктор, – сказал Кен, открыв дверь.

– Здравствуйте, Кен. У вас есть минутка? – спросила Мередит, подойдя к его столу.

От нее всегда приятно пахло. Она предпочитала носить одежду мягких, пастельных цветов, в основном – шерстяные джемперы. Волосы ее тоже всегда пахли приятно. Каждый раз, когда Кен видел ее, он думал о том, как сильно изменилась лечебница с тех пор, когда он был тут санитаром. Тогда это была самая настоящая психушка, где все сотрудники носили накрахмаленную белую форму. Пациентов называли преступниками, и им можно было задать хорошую трепку, если они отказывались вести себя как подобает, что, по мнению Кена, зачастую работало лучше, чем несколько часов дорогостоящей терапии.

– Чем могу помочь? – спросил он.

Мередит одарила его ослепительной профессиональной улыбкой.

– Не могли бы вы вывести видео с камер в комнате для посетителей в крыле G? На большой экран, если можно.

– Но проблемо… – Кен постучал по клавиатуре, и изображение Энид, ожидающей Питера в комнате для посетителей, заполнило весь огромный экран.

– Спасибо, – сказала Мередит.

Она подошла поближе к экрану и вгляделась в картинку, склонив голову набок. Энид на экране скрестила ноги, поежилась на стуле и посмотрела на часы.

Кен посмотрел на ряд изображений, мелькавших перед ним. Он увидел, что двоих пациентов ведут на групповую терапию. Другого санитар сопровождает по пути из ванной в камеру.

Уинстон вел Питера Конуэя вниз по коридору в сторону лифта.

Мередит повернулась к Кену.

– Кен, задержите Питера у лифта, пожалуйста.

По ее голосу он понял, что это была не просьба.

Питер в сопровождении Уинстона дошел до лифта, санитар нажал кнопку вызова и после короткого сигнала двери открылись.

– Уинстон, можешь подождать пока? – затрещал голос из рации.

Уинстон сделал шаг назад и снял рацию с пояса.

– Хорошо. Стою на месте, – сказал он. Раздался сигнал, и двери лифта закрылись. Уинстон повернулся к Питеру. – Нас попросили остановиться на…

– Знаю, слышал. Я стою рядом с тобой, – огрызнулся Питер. Лифт снова просигналил, открылись двери, внутри никого не было. Через пару секунд двери снова закрылись. Питер поднял глаза и увидел, что лифт никуда не поехал. Он заметил, как Уинстон посмотрел на часы. Было четыре минуты двенадцатого. Уинстон снова достал рацию.

– Ожидаю разрешения. Я сопровождаю Питера Конуэя на свидание в одиннадцать часов…

– Будьте добры, Уинстон, подождите, – раздался ответ.

«Я хочу провести полный личный досмотр», – сказал кто-то на заднем фоне. Голос был женский, и Питер узнал доктора Бакстер.

Питер почувствовал, как у него на лице под капюшоном выступила испарина. Что за задержка? Задержки случались, только если происходила какая-то нештатная ситуация, и все возможные проишествия имели свои кодовые обозначения. Драка шла под кодом 101, 102 – для попытки суицида, код 381 обозначал, что на кого-то из сотрудников было совершено нападение. Код 904, массовый беспорядок, он слышал всего один раз, несколько лет назад. Уинстону сказали подождать, но не назвали никакого кода. Что-то происходит.

В диспетчерской раздался еще один звонок в дверь. Кен увидел у входа доктора Раждая, заместителя доктора Бакстер в психологическом отделении.

– Впустите его, пожалуйста, – сказала Мередит, не отводя глаз от большого монитора.

Доктор сразу подошел прямо к ней.

– Как у нас дела? – спросил он, глядя на экран.

– Энид Конуэй прошла все проверки и полный обыск на входе. Все ее вещи и сладости, которые она принесла, прогнали через рентген. Все запечатано, – сказала Мередит. Она посмотрела на доктора Раждая, он кивнул в ответ.

– Я с радостью вас поддержу, но она может подать жалобу, – сказал он.

Мередит кивнула и вытащила рацию.

– Говорит доктор Бакстер. Пожалуйста, выведите Энид Конуэй из комнаты для свиданий и проведите полный личный и полостной досмотр.

– Принято, – донесся голос с другого конца.

Кен наблюдал, как Энид вывели из комнаты две сотрудницы. Он покачал головой. Доктор Мередит нравилось считать себя прогрессивной и сочувствующей, но на самом деле она была так же безжалостна, как и доктора старой школы.

Питера продержади в коридоре десять минут, которые тянулись словно несколько часов. Им не дали никаких объяснений. Наконец, Уинстон получил разрешение и провел Питера в комнату для свиданий номер один.

Когда он взглянул на мать, он увидел ее красные от слез глаза, и это потрясло и ужаснуло его. Он практически никогда не видел, чтобы она плакала. Питер дождался, пока Уинстон и Террелл выйдут, и обнял мать.

– Что происходит? – спросил он, усаживаясь напротив нее.

– Эти ублюдки, они устроили мне полный досмотр, латексные перчатки, все такое. Вели себя так грубо… Они сказали, что если я не соглашусь, то не смогу с тобой увидеться, – она достала из рукава скомканный платок и промокнула глаза.

Питер поднял глаза и уставился в одну из камер.

«Это все гребаная сука, доктор Бакстер, – подумал он. – Ты дождешься».

– Иди сюда, мам, – сказал он. Энид встала, и они обнялись. Питер прижал ее к себе, уткнувшись лицом в ее макушку и вдыхая аромат ее волос, а Энид прижалась лицом к его груди.

– Ты похудел, – сказала она, проводя по его груди рукой с ярко-красными ногтями.

– Да, привожу себя в форму для… ну, на будущее, – сказал он. Энид отстранилась и посмотрела на него. – А то я уже разжирел как свинья. – Энид улыбнулась, а потом засмеялась. – А вот это уже моя девочка. Ты выглядишь гораздо моложе, когда улыбаешься.

Санитар постучал по стеклу, знаками веля им разойтись.

В диспетчерской Мередит вместе с доктором Раждаем наблюдали за их объятиями на экране.

– Боже, да у нас тут закрытый показ «Царя Эдипа», – сказал Кен, стоя у Мередит за спиной. – Если хотите знать мое мнение, он не наркотики хочет ей присунуть…

Санитары за соседними мониторами хохотнули. Мередит обернулась и резко посмотрела на Кена.

– Если это непрофессиональное мнение, а оно, как мне кажется, таковым и является, то оставьте его при себе, – сказала она и повернулась к доктору Раждаю, который стоял рядом с ней и смотрел на экран: – Я хочу, чтобы на выходе Энид Конуэй еще раз полностью обыскали. Если будет возражать, скажите, что мы вообще запретим свидания. И я хочу, чтобы Питера обыскали тоже.

Когда свидание подошло к концу, Энид долго не выпускала Питера из своих объятий. Она пробежала пальцами по его спине и сжала ягодицы, чувствуя появившийся на его теле рельеф. Когда он прижался к ней, она почувствовала его возбуждение.

– Еще немного, мам, – прошептал он ей в ухо.

– Я люблю тебя, – зашептала она в ответ.

Раздался стук по стеклу, и санитар жестом показал, что ей пора уходить. Энид неохотно отстранилась и разорвала объятия.

– Не забудь свои сладости, – сказала она, поставив пакет на стол.

– Спасибо, мам. В следующий раз мы уже поговорим по телефону.

Энид кивнула.

«Он уже почти дома, – подумала она. – Если бы они знали про конфеты, то отобрали бы их у меня».

На обратном пути ее остановили у сканеров и отвели в соседний кабинет для личного досмотра.

После, когда Энид оделась, крупная сотрудница лечебницы, досматривавшая ее, проводила ее к выходу.

Энид все еще нервничала. «Что они делают с Питером? Может быть, в этот самый момент они нашли записку от нее и от его Фаната?» В записках был окончательный план их действий.

– Встаньте, пожалуйста, в очередь. Я оставлю вас здесь, – сказала женщина, указывая на очередь перед рентгеновскими рамками.

– После всего этого вам все еще надо, чтобы я прошла через эти рамки? – спросила Энид.

– Да, мадам, будьте добры, – ответила женщина.

– Ты зовешь меня «мадам», после того как посветила фонариком мне в жопу? Да иди ты на хер! – ощетинилась Энид.

– Вы бы попридержали свой язык.

– Отсоси, – бросила Энид, показав женщине средний палец.

Та смерила ее злобным взглядом и ушла.

Толпа сотрудников и посетителей, ждущих в очереди, расступилась, пропуская Энид. Молодой парень с жидкими волосами и головой странной формы оглядел ее.

– У ваc слуховой аппарат не с той стороны, – сказал он.

– Что?

Он коснулся правой стороны своей головы.

– Он разве не в другом ухе у вас был в прошлый раз?

– Вы ошиблись, наверное, – сказала Энид.

Она взяла пальто и телефон из контейнера и поспешила уйти. От страха и возбуждения у нее перехватило дыхание. Она надеялась, что Питеру удастся достать записку и не попасться охране.

Питер понял, что что-то не так, когда увидел четверых санитаров, ждущих у входа в его камеру. Пакет с конфетами готов был выскользнуть из его вспотевшей руки.

– Питер, нам нужно провести личный досмотр, – сказал Террелл. – Может быть, ты хочешь рассказать нам что-нибудь прежде, чем мы начнем?

Питер помотал головой.

Один из санитаров протянул руку, и Питер отдал ему пакет. Досмотр проводили четыре санитара, и он занял двадцать минут, но все это время пакет со сладостями лежал на кровати и к нему так ни разу и не прикоснулись.

Питер подождал еще двадцать минут, и только когда коридор снаружи опустел, он открыл пакетик с конфетами и нашел обе адресованные ему записки.

Его сердце бешено заколотилось, на этот раз от восторга. Пришло время ему самому начать действовать.