Мои школьные годы чудесные. Туалет на улице, где растут самые красивые розы

Сима стала спрашивать, как я училась. Вася тоже спрашивал. Сыну я рассказывала – он смеялся, думая, что я придумываю на ходу. Ему нравились мои рассказы, которые он считал фантастическими и юмористическими. Симе я не знаю, что говорить.

Три самых счастливых школьных года. Я училась в северокавказской сельской школе. Туалет был на улице. Деревянное строение с тремя дырками в полу. Нужно постараться, чтобы не упасть. Особенно зимой, когда какашки и моча замерзали, превращаясь в ледяную корку. Пока пристроишься, писать расхочешь. Туалет регулярно засыпали хлоркой и известкой. До дома терпеть было бессмысленно – тоже туалет на улице. Тоже холодно. Тот же запах хлорки.

Все свидания назначались за туалетом. Особенно весной. Там росли кусты сирени, розы, дерево черного тутовника. И сирень перебивала запах хлорки. А розы там были самые роскошные.

Столовой в школе не было. Родители готовили сами и накрывали общий стол. В любой момент на любой перемене можно было подойти к столу и взять все что хочешь: пироги, курицу, сладости. Воду не пили. На столах стояли банки с компотами – все пили компоты. Из груши, черешни, вишни, клубники. Мамы закатывали компоты еще осенью, по сто-двести-триста банок, и приносили в школу. Никакой очередности тоже не существовало, но еда была всегда, как и компоты. Да, еще варенье – из черного тутовника, из белого, из белой черешни, из черной. Ореховое – в разных видах. Конфеты и шоколадки появлялись только по большим праздникам, как и газировка. Конфеты считали роскошью. Печенье никто никогда не покупал – мамы пекли сами. Сами же делали козинаки из семечек и грецких орехов. Сахара тоже не было. Обычного. О существовании кускового никто не знал. Сахарный песок все закупали мешками на варенье и компоты. В школу «сахар» делали сами – фруктовый. На столе лежали сахарные кристаллы из виноградного сока, которые нужно было отламывать. Считалось, что виноградный сахар очень полезен – от всех болезней спасает. Наверное, так и было. Я не помню, чтобы болела. Или кто-то из моих подруг болел. Зимой девочкам разрешалось прийти ко второму уроку.

– А я сегодня печку на зимней кухне сама растапливала, – сообщала учительнице моя подруга Фатимка.

И я сама себе завидовала – мне только двор подмести пришлось. А печку растопить – это тяжело. Надо щепок сначала нарубить, дров натаскать, саму печку почистить, все кастрюли, сковородки подготовить. А еще белье погладить – его всегда на зимней кухне гладили. Еще и тесто поставить – чтобы поднялось. Когда мать придет на кухню – все сверкать должно. Только после этого можно идти в школу.

Уроки? Мы делали что хотели. Иногда девочек отправляли на целый день вязать или танцевать. Мне нравилось и то и другое. Хотя от вязания болели пальцы, а от танцев – спина. Учительница танцев ходила с тонким прутом и била нас по спинам. Иногда оставались следы. Мы терпели, потому что красивая осанка – залог счастливого брака. Кто же сутулую девушку замуж возьмет? Учительница по вязанию тоже могла больно ткнуть крючком в запястье, если «столбик» неровный получался.

Мне нравилось учить осетинский язык. Я даже смеялась над бабушкой – я могла писать, а бабушка только читала. Дома мы всегда говорили по-русски. Бабушка понимала односельчан, однако отвечала по-русски. А я отвечала по-осетински. Стала постоянной ведущей на всех концертах, отчего очень страдала. Считалось, что ведущей быть очень почетно, а мне хотелось танцевать и петь. Но я не умела танцевать так, как Фатимка, – во мне не было той нутряной тонкости, покорности, нежности и страсти. Я не умела петь так, как пел Жорик. У него голос шел из желудка. Зато я умела красиво и четко объявлять номера, и бабушка не брила меня налысо, когда заводились вши. А вши заводились раза четыре в году.

У нас не было школьной формы. То есть была, но ее берегли – для выступлений, встречи почетных гостей и праздников. Зимой всех девочек проверяли на наличие шерстяных штанов под юбкой. Явишься в школу без рейтузов – крику будет на все село. Фартуки тоже были, но самодельные. Девочки шили их сами. Что сошьешь, в том и будешь ходить. Под фартуком – обязательно кофта. Теплая. На ногах галоши. Мы носили галоши, оставляя их перед входом в школу. Вместо сменки – шланг. Нужно было помыть обувь.

Были и диспансеризации. Нам выдавали спичечные коробки, и мы отправлялись в туалет – на анализ кала. Кал соскребали со стенок. И ни разу ни у кого не нашли яйца глист. Известка со стен туалета считалась «счастливой» – если потрешь руки, то обязательно хорошо сдашь экзамен. Перед экзаменами все питались лепестками сирени – искали пятилистники и съедали. Самыми надежными считались кусты у туалета. Я помню запах сирени. Запах сирени – вот что осталось у меня от тех трех лет.

Все проходит. Даже карантин. Снова в школу

Анаграммы мне не даются никак. Из слова «мать» составить «тьма» – это я еще могу. А вот над «никелем» думала весь вечер – и так, и сяк, никак. Настроение испортилось, авторитета лишилась. Главное, не могу избавиться от мыслей про никель. Сходила в душ – под водой мне лучше думается. Ну, никак не получается. Спросила всех, кого могла. Правильный ответ – «ельник». Я даже на бумажке это слово записала, чтобы не забыть. Ну да, ельник! Все дети в первом классе должны знать, что такое ельник. Но меня ждала очередная анаграмма. Мошкара. Да что же это такое? Решила спросить у Гугла. Очень популярный оказался запрос – «помогите составить слово из слов…».

Считается, что анаграммы развивают у детей логические способности. Не знаю, как у детей, у меня они развивают аппетит – я пока сижу над заданиями, жую детские сушки и соленые крендельки. И выпить очень хочется. Не вина, а пива, которое я терпеть не могу. Но под анаграммы, мне кажется, пиво хорошо пойдет. И рыбка сушеная, вяленая. Скумбрия горячего копчения. Или даже банальная вобла. Я так размечталась, что на следующий день поехала на рынок и скупила все варианты рыбы.

– Ты, случайно, не беременная? – уточнила продавщица. Я у нее уже лет десять селедку покупаю и никогда в сторону вяленой рыбы не смотрела.

– Нет, случайно не беременная. Просто нервная, – пояснила я.

В школе все-таки объявили карантин и отправили детей по домам. Общение мам в чате утихло. Кто-нибудь вяло спрашивает про ДЗ. Кто-нибудь – это, конечно, Шушука. Часов в десять вечера. Опять потеряли тетрадь, учебник оставили в классе, и что теперь делать – непонятно.

Сима скучает по своему поклоннику Дане. Он ей чистые листы на ИЗО выдавал.

– Куплю тебе к следующему уроку, – пообещала я.

– Не надо. У Дани еще много. Он мне даст.

Мамочки заметно оживились, соскучились по общению. Глава родительского комитета объявила в сети: «Дорогие мамочки, не забудьте, завтра идем в школу! Карантин закончился!»

– Как завтра? Уже завтра? А что завтра – среда? – посыпались вопросы.

– А зачем выходить на три дня, когда с пятницы недельные каникулы?

– А каникулы точно будут?

Тут, конечно, разгорелась дискуссия. Нужны каникулы или нет. Одни считали, что нужны – они уезжают. Другие – что нет, много пропустили. И пусть, кто хочет остаться неучем, уезжает, а остальные готовы учиться. Еще чуть-чуть, и они начали бы голосовать – кто за каникулы, а кто против. Как обычно, спасла ситуацию Шушука:

– А завтра лыжи или в зале?

– Коньки! – не выдержала глава родительского комитета.

Шутка не прошла. Мамы разволновались. Как коньки? Где коньки? А какие коньки?

Пришлось родительскому комитету всех успокаивать – коньков не будет, лыж тоже, физра в зале. На школьной территории вместо лыжни – лед.

– Спасибо, – ответила Шушука, – а то я неделю на улице не была. Правда? Там лед? Настоящий?

Мне бы ее самообладание и способность радоваться сообщениям про лед.

Сима соскучилась по школе. За время карантина она научилась считать деньги очень даже неплохо, особенно монетки. Высыпала копилку и чахла над златом, пересчитывая. Попросила поиграть с ней в кафе. Сели играть. Я «заплатила» пять рублей за пластмассовую булочку, которая стоила три рубля. Сима подумала и выдала:

– А у меня нет сдачи!

Наверное, в школе услышала.

У нее по-прежнему какой-то необъяснимый страх перед библиотекаршей. Книгу, которую она взяла до карантина, читает и боится не успеть к сроку. Конечно, это хорошо, что ребенок читает, но зачем так бояться-то?

– Сима, сдашь не через десять дней, а через двенадцать, ничего страшного.

– Нет! Надо через десять!

Опять же не понимаю, чем ей не угодила домашняя библиотека, в которой детских книг – на несколько поколений вперед. Подумала о том, что надо бы расставить все по возрасту и авторам. Или, например, так – литература о животных, сказки, авторы по фамилиям. Но это пустая затея. Я начинаю вытаскивать книги, чтобы вытереть пыль, и обнаруживаю себя через три часа на полу. С тряпкой, которая уже высохла. Начинаю читать, листать, и все – никакой уборки.

К своему ужасу, я обнаружила, что чихаю от пыли. Книжной. И глаза опухают. Типичная аллергия на книжную пыль. Но в нашей семье может быть аллергия на все что угодно, кроме книжной пыли. Меня муж из дома выгонит, если узнает, что я не могу с удовольствием вдыхать запах пожелтевших страниц раритетных изданий. А я не могу. Достала пылесос, пропылесосила, протерла все полки, но все равно чихала и терла глаза. Накрасилась перед приходом мужа с работы. Он аж отшатнулся, когда я его в коридоре встретила. Посмотрела в зеркало. Я выглядела, как карась, которому подрисовали ресницы. Выпученные, измученные глаза и что-то сверху черное.

До этого я подговорила детей – ни в коем случае не говорите папе, что у меня аллергия на книги.

– Не скажу. Честно говоря, у меня то же самое, – признался Вася, – уже два года скрываю.

– А я скажу, – объявила Сима, – потому что врать нельзя.

Мы с Васей тяжело вздохнули.

Читать, надо признать, Сима стала бегло. Без точек и запятых, на одной ноте, монотонно, но бегло. Подтянули прописи. Вася научил сестру считать в столбик.

Карантин закончился. Дети обнимались и целовались с учительницей. Это же счастье – когда дети бегут обниматься и целоваться. Все-таки наша Светлана Александровна удивительная красавица. В модных джинсах, кофточке-разлетайке, в ботинках на толстой подошве. Обещала, что это ее последний набор детей. Потом все – на пенсию, к внукам. Не верю.

Мамы вялые. Только Шушука вдруг написала лирическое: «А хорошо бы вместо лыж были коньки. Мы бы точно не пропускали».

Физра была в зале. Играли с мячом – Сима никак не могла запомнить правила. Она такая – сначала изучает, запоминает, только потом начинает играть. Ей нужно обязательно отрепетировать. Репетировали игру с мячом дома. На помощь был вызван Вася, который по движениям Симы пытался понять, что за игру придумал детям Сан Саныч.

– Похоже на движения из волейбола, – объявил Василий, и мы стали учиться волейболу. Один раз попали в люстру. Снесли мою рукотворную самодельную ключницу. Разбили вазу – подарок дальних родственников, которая мне никогда не нравилась, но выбросить рука не поднималась. Так что я даже расцеловала дочь за столь меткое попадание. Сима вроде бы успокоилась и больше не страдала.

Сандровна наша любимая сегодня отчитывала бабушку:

– Сева раньше был таким приличным мальчиком! Что случилось? Совсем перестал учиться. Или спит, или в носу ковыряется. Просто удивительно. Передайте родителям.

– Передам, еще как передам! – пообещала бабушка. – Конечно, ему скучно, – заговорщицким тоном тут же сообщила она мне. Я стояла рядом и высматривала Симу в куче-мале детей. – Дочка у меня умная, занимается с ним сама. Она столько методик знает! Вот Севе и скучно в школе. Он слишком умный. Дочка-то у меня тоже умная была. Как только за такого дурака вышла? Зять у меня – ну дурак дураком! А что делать? Дочка не работает, Севой занимается, вот и пляшет под его дудку – как муж скажет, так и будет. Сева, чуть что не по нему, говорит: «Папе расскажу». А дочка только руками разводит. Я на зятя прямо смотреть не могу. Стараюсь уехать, пока он с работы не вернулся. Дочка тоже сама не своя – как приворожил он ее, будто воли лишил. Так и есть. Вампир он. Я его как вижу, у меня давление начинает скакать. Но я терплю – ради дочки, ради внука. Мне ж главное, чтобы Севушка не заболел, не простыл да погулял после школы. Синий уже, аж зеленый. Смотреть больно. Ой, опять сердце заныло. А у тебя как? Муж хороший? Тещу уважает?

– Уважает. Они видятся редко.

– Вот это правильно. Глаза б мои зятя не видели.

Бабушка так и продолжала бы жаловаться на зятя, но в этот момент из-за угла с громким криком выскочила Сима.

– Мама, я колготки потеряла! После ритмики! Помнишь, ты рассказывала, что Вася все терял?! То перчатки, то шарф. Вот и я потеряла! Иди ищи! – Сима была в полном восторге от того, что не отстала от старшего брата. – Я везде смотрела! Но ты должна поискать в столовой, библиотеке и учительской.

– Сима, ты разве раздевалась в столовой, библиотеке и учительской? – уточнила я.

– Нет! Но там обязательно надо посмотреть! Наконец-то и я что-то потеряла. А то ничего не теряю – ни ручки, ни тетрадки, ни перчатки, как ни старалась. В классе каждый день все теряют, а я – ни разу. Вот, зато первый раз и целые колготки потеряла! Светлана Сандровна сказала, что колготки еще никто не терял!

Я под присмотром восторженной дочери заглянула в столовую, сходила в библиотеку и учительскую. Иначе бы она меня из школы не выпустила.

– Вам чем-нибудь помочь? Подсказать? – спрашивали заботливо учителя.

– Нет, спасибо. Мы колготки ищем, – отвечала я, потому что не могла придумать другой предлог. Сима радостно подтверждала: да, в первый раз потеряла, и вот мама теперь ищет.

Учителя смотрели с удивлением, но позволяли мне заглянуть под стул, за занавеску и даже под настольную вазу с цветами.

– Сима, нет нигде твоих колготок.

Что делать в таких случаях, дочь не знала. То есть потерять с концами она была не готова, поэтому не знала, то ли так у всех бывает, то ли надо начинать плакать.

Колготки нашлись, когда мы пришли домой, причем нашлись вместе с купальником. Сима после ритмики переодевалась и сняла все сразу, после чего аккуратную стопочку скрутила потуже и втиснула сначала в мешок, а мешок положила в портфель. Дочь радовалась находке, но не была убеждена в том, что именно так они должны были найтись.

В нее теперь уже точно влюбился Даня. Сима говорит, что он все время лезет обниматься. Особенно на диванчике, который стоит в рекреации. Но с Даней она стоит в паре на ритмике, поэтому воспринимает его как партнера по «полечке», а не как ухажера. К партнерам она относится строго – носок не тянет, счет перепутал, повернулся не вовремя, на ногу наступил. Ну какой из него жених? Так что у Дани нет ни единого шанса, даже если он начнет тянуть носок.

Легли рано. Я твердо решила уснуть, но тут телефон подал признаки жизни:

– Девочки, привет, а завтра физра где? – спрашивала Шушука.

И тут же все родительницы начали общаться в «Вотсапе». У всех, оказывается, накопилось много вопросов. И все соскучились и не понимали, почему так долго не общались.

– Подскажите, тут моя вспомнила про бумажки со стихами, которые надо выучить, это на когда надо? – спросила мама Оля.

– К Восьмому марта, – ответила мама Лелька.

– Там же вроде как про пап… – удивилась мама Оля.

– Ой, тогда не знаю, – заволновалась мама Лелька.

– Девочки, стихи на Двадцать третье февраля! – объявила председатель родительского комитета.

– Ну да, наверное, у нас именно они. А на когда надо учить?

– На Двадцать третье!

– У них будет праздник?

– Праздник сделают на Восьмое марта.

– А стихи на когда? На Двадцать третье или на Восьмое?

– Девочки, а что с физрой?

– Кладите ботинки и форму. Пока непонятно.

– А завтра стихи будут спрашивать?

Стихи действительно раздавали. Мы выучили, особо не задумываясь над содержанием: начало было впереди, конец – далеко позади. Вырванный кусок про «уберу игрушки и буду вести себя хорошо». Подходит и к Двадцать третьему, и к Восьмому.

Пошла встречать из школы – все-таки первый день после длинного пропуска. Учительница была замученная.

– Ничего не помнят, ничего не знают. Две недели – и полный провал. Скачем галопом по Европам. Не знаю, что делать, – сообщила она всем мамам.

Сима наконец появилась с книжкой про Буратино – была в библиотеке, оказывается.

– У вас что, дома «Буратино» нет? – спросила строго Сандровна.

– Есть, конечно, – промямлила я.

Конечно, есть. В полном варианте. С уникальными иллюстрациями. И адаптированная версия есть. И оригинальная – про Пиноккио. Но Сима взяла суперадаптированную, суперсокращенную версию. Очень была довольна. Сообщила, что в библиотеке книги лучше, чем дома – тоненькие, стоят на специальной полочке. А у нас все толстые. И повторила, что брать приходится самой, никто не выдает. Я предложила выдавать книги из домашней библиотеки.

– Ты не можешь. – объявила дочь. – У тебя нет права, ты мама, а не библиотекарь, и читательский билет ты мне не можешь выдать.

– Почему? – полюбопытствовала я.

– Потому что у тебя нет специального ящика, где все дети записаны – когда книгу взяли, когда вернули. И нужно сначала в ящик посмотреть, билет достать и только потом книгу выдавать. Понятно?

Что ж тут непонятного? Заодно выяснилось, что у дочери образовались уже два постоянных кавалера: в дополнение к Дане – Сева. Даню поставили на «полечке» в пару к другой девочке, и Сева получил шанс бороться за Симино сердце. Правда, Сима строго пресекла всякие обнимашки на диване. Сева же взял над Симой шефство – он выше ее на полторы головы, и они очень странно смотрятся вместе – Сева выставляет руку, а Сима идет у него под мышкой, как под укрытием.

Один носит портфель, другой – мешок со сменкой. В строгой очередности. Так вот, пока Сима бегала в библиотеку, Даня с Севой куда-то испарились. Вместе с вещами. Севина бабушка прорвалась сквозь охранника и искала внука. Я искала портфель и сменку. Даню не искал никто. Дети нашлись под лестницей на первом этаже, куда им строго-настрого запрещается ходить, поскольку там есть дверь на задний двор и дворник забывает ее закрыть. Ничего не меняется – Васю тоже часто можно было обнаружить под этой лестницей. Даня с Севой дрались Симиным портфелем и ее же сменкой. Лупили друг друга всерьез. Сева превосходил соперника ростом. Даня – габаритами. Или наоборот. Так что битва шла на равных. Вещи отобрали. Пошли домой.

Мамы в «Вотсапе» возбудились и даже перевозбудились. Прошел слух, что надо будет сдавать все рабочие тетради детей со сделанными заданиями на проверку завучу. Брать будут выборочно, у всех – разное. Мамы кинулись заполнять окружающий мир, прописи, тетради по развитию интеллектуальных способностей и совершенствованию речевого развития. И я тоже кинулась – по линейке начертила фигуру из треугольников по образцу. Вообще непохоже. Сима стерла все ластиком и сказала, что сделает сама. Я подумала, что, наверное, мои дети предпочитают делают уроки сами потому, что если я прихожу на помощь, то дело плохо кончается.

Мальчики больше за Симу не дерутся. И не носят портфель со сменкой. Сима потеряла обоих поклонников сразу. Даню снова поставили с ней в пару на ритмике, а бабушка Севы запретила ему драться из-за девочек.

– Пусть они за тебя дерутся, – объявила бабуля любимому внуку.

– С кем? С Даней? – уточнил Сева.

– Почему с Даней? – не поняла бабушка.

– Потому что я дерусь только с Даней. С ним интересно.