Ох, как скоро отец Симеон отзывается на просьбы! Только нужно четко знать, чего у него просишь, а то можно получить неожиданное вразумление.

Меня привела в часовню, где похоронен батюшка, подруга. Период у меня был сложный: с мужем развелась, дочь уехала в Петербург поступать в университет. Времени свободного после работы много, и такая тоска на меня навалилась! Мне посоветовали ходить в церковь, и я стала стараться ходить в храм по воскресеньям.

Однажды во сне вижу священника: он смотрит на меня как-то искоса, будто чего-то от меня ждет, а я того, чего он ждет от меня, не делаю. Мне стало стыдно, хотела попросить прощения и оправдаться, но проснулась. Очень захотелось узнать, кто этот священник. В интернете нашла фотографии нескольких старцев, но того, кто мне приснился, не нашла. А все мои знакомые тогда говорили о святителе Луке (Войно-Ясенецком) и преподобном Серафиме Вырицком. Я почему-то подумала, что в моем сне был батюшка Серафим.

Я помаленьку стала воцерковляться, и захотелось делать что-нибудь доброе и нужное людям. Узнала о сестричестве при храме в честь иконы «Всех скорбящих Радость» и вступила в него. Мы ходили и в роддом, и в разные отделения. Помогали как медсестры и санитарки, а заодно утешали больных, рассказывали им о Боге, приносили Евангелия и разные духовные книги. Я решила пойти в самое трудное отделение — онкологическое. Перед этим подруга говорит: «Пойдем к отцу Симеону, благословимся. Попроси у него помощи в твоих делах». А я думаю: как же я пойду к какому-то священнику, когда у меня есть свой, отец Александр. Оказывается, отец Симеон уже умер и похоронен в часовне, а к нему люди ходят и просят у него помощи, и он многим помогает.

Пришли мы с подругой. Я как вошла в эту часовню, сразу увидела большую фотографию, прислоненную к кресту на надгробии. Я даже вскрикнула — так это же он мне приснился! Думаю: о чем же его попросить? И как-то стыдно обращаться к нему с просьбой. Мы и так на всех службах: «Подай, Господи!» да «Подай, Господи!».

А я очень не люблю просить. Со мной даже такой случай был. Приехал к нам в город один старенький священник, все к нему побежали.

Он идет и всех благословляет. Подошел ко мне. Я стою, поклонилась ему. Он берет мои руки и складывает ладошка на ладошку. Я руки отдернула: думала, что это он мне их так сложил, чтобы я милостыню попросила. Он снова берет меня за руки, а я снова их отдергиваю. Батюшка улыбнулся и говорит: «Откуда ты такая строптивая?». А я от волнения забыла, как наш храм называется. Говорю: «Из деревянной церкви». Батюшка засмеялся: «И церковь у тебя деревянная, и руки деревянные. Пойди, спроси в своей деревянной церкви, как нужно брать благословение». Сказал, перекрестил меня и пошел дальше. А все смеются…

Я с детства очень не люблю просьбами беспокоить, а тут нужно у отца Симеона чего-нибудь попросить, иначе зачем пришла? У меня ведь все есть: сама я жива-здорова, мама болела, но выздоровела, дочка в институт поступила. Думала-думала я и говорю тихо: «Батюшка Симеон, укрепи меня в вере. Покажи, действительно ли я уверовала, или это очередное мое увлечение». А я до этого чем только не увлекалась: и философия всякая, и йога, и буддизм…

Постояла, помолилась, прочитала про себя все, какие знала, молитвы, поцеловала крест и портрет батюшки Симеона и пошла в отделение. На мне — форма нашего сестричества, на платке красный крест. Посмотрела на себя в зеркало — чистая сестра милосердия времен Первой мировой войны. Даже (прости меня Господи за тщеславие) понравилась сама себе. Только вошла в отделение — бежит прямо на меня мужик с перекошенным от злобы лицом, да как стал меня бить и кричать: «Что вы тут шастаете, инфекцию разносите! Бога проповедуете — а Его нет!», — всякие богохульные слова, их и произносить страшно… И больно так бьет, все старается по лицу. Я опешила — что делать? И вдруг подумала: «Просила показать, уверовала ли, вот и терпи за Христа». И так мне стало радостно: сподобилась за Христа пострадать.

Я терплю, а он орет, как резаный. Медсестры подбежали, врач подошел. Мужики из больных оттащили его. Один шепчет: «Уходите отсюда. Это отставной полковник КГБ. Лучше не связывайтесь». Я, пока они с полковником переговаривались, забежала в какую-то палату. Думаю, не уходить же? Надо же о вере с народом говорить. Только не дали, врач приказал удалиться: «Тут нельзя устраивать скандалы — люди больны, многие неизлечимо, нельзя их волновать». Пришлось уйти. Обидно, конечно, что не дали до конца долг выполнить. А на сердце такая радость, хоть пой во весь голос! Я и пела в душе: «Спаси Господи, люди Твоя!». Пела и благодарила Бога за то, что дал пострадать за Него. А отца Симеона — за то, что выполнил мою просьбу, да так скоро.