ГЛАВА VIII
Накануне
К началу 1961 года соревнование между советскими и американскими конструкторами, носившее до этого «позиционный характер», вступило в завершающую стадию. Чем ближе был результат, тем ожесточеннее становилось соперничество. Никто не хотел уступать и делал все, чтобы опередить соперника. Тем более что Новый год конкуренты встретили, находясь практически в равных условиях.
Если раньше, повествуя о подготовке к первому полету человека, я сначала рассказывал о том, что происходило в Советском Союзе, а потом о том, что делалось в США, то в дальнейшем я буду говорить о происходящих событиях в хронологическом порядке. Мне кажется, что так будет проще «следить» за борьбой, развернувшейся «на финише». И понять, чего стоила нам победа.
Итак, и мы, и американцы имели в своем распоряжении корабли, на которых предстояло лететь в космос, и ракеты, которые могли доставить эти корабли на орбиту. Были готовы к полету космонавты и астронавты.
14 января 1961 года Главная медицинская комиссия впервые рассмотрела готовность к полёту первых советских кандидатов. Как уже говорилось, шестеро кандидатов были выделены в особую группу, готовившуюся по ускоренной программе. Медики дали «добро» для участия в полёте всей «шестерки»: Валерию Быковскому, Юрию Гагарину, Григорию Нелюбову, Андрияну Николаеву, Павлу Поповичу и Герману Титову.
17 и 18 января все шестеро сдавали экзамены.
Председателем комиссии был помощник Главнокомандующего ВВС по космосу, генерал-лейтенант авиации Николай Петрович Каманин, членами комиссии – начальник медицинской службы ВВС – заместитель начальника Главного военно-медицинского управления, генерал-майор медицинской службы Александр Николаевич Бабийчук, начальник Государственного научно-исследовательского института авиационной и космической медицины Министерства обороны СССР, генерал-лейтенант медицинской службы Ювеналий Михайлович Волынкин, заместитель начальника института авиационной и космической медицины по политчасти, генерал-лейтенант Василий Яковлевич Клоков, начальник управления – заместитель начальника института авиационной и космической медицины, полковник медицинской службы Владимир Иванович Яздовский, начальник Центра подготовки космонавтов Евгений Анатольевич Карпов, академик АН СССР Норайр Мартиросович Сисакян, представитель ОКБ-1 Константин Петрович Феоктистов, летчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай.
Почти все кандидаты сдали экзамены на «отлично». Лишь Быковский и Нелюбов получили по одной «четверке».
25 января 1961 года все шестеро были официально назначены на должность космонавтов и получили квалификацию «космонавт ВВС».
Комиссия определила и рекомендуемую последовательность полётов: Юрий Гагарин, Герман Титов, Григорий Нелюбов, Андриян Николаев, Валерий Быковский. Эта рекомендация, конечно, не означала официального назначения пилота первого «Востока». Но мы видим, что уже тогда Юрий Гагарин являлся лидером «шестерки» и имел наибольшие шансы первым полететь в космос.
Правда, товарищи Гагарина по отряду вспоминают, что неофициальным лидером он стал еще осенью 1960 года. Тогда сами слушатели-космонавты провели в своем кругу небольшой опрос: «Кто из шести должен первым полететь в космос?» Не сговариваясь, большинство назвало Гагарина. Если верить этим рассказам, то сам Гагарин указал имя Титова. Назывались ли другие фамилии, история умалчивает.
Пока космонавты сдавали экзамены, в ОКБ-1 продолжалась работа над кораблем. Две неудачи в конце предыдущего года заставляли конструкторов вновь и вновь проверять и испытывать системы корабля, чтобы исключить малейшую возможность какого-либо сбоя, который мог бы привести к аварии. На кону стоял не только престиж страны, но и жизнь космонавта. Поэтому надо было исключить все случайности.
В США тем временем готовились к очередному пуску корабля «Меркурий» по суборбитальной траектории. На этот раз на его борту должен был находиться пилот – шимпанзе Хэм. Предполагалось получить данные по физиологии и поведению животного в полете, опробовать систему жизнеобеспечения, медицинскую аппаратуру и проверить системы обнаружения аварийных ситуаций, ориентации, тормозных двигателей и прочего.
Так как предыдущий пуск «Меркурия» был в целом успешным, то стали раздаваться голоса, что в этом полете в кабине корабля должен находиться астронавт, а не обезьяна. Тем более что 19 января 1961 года в США была официально представлена первая тройка американских астронавтов: Алан Шепард, Вирджил Гриссом и Джон Гленн. Именно в таком порядке они и должны были пилотировать «Меркурии».
Сторонники пилотируемого полета мотивировали свое предложение тем, что русские также готовятся к запуску человека. После нескольких тяжелых поражений в космической гонке (первый спутник, первый «лунник», снимок обратной стороны Луны и ряд других достижений), американцы во что бы-то ни стало должны были выиграть гонку за первый полет человека. Поэтому уже в январе предлагалось рискнуть, чтобы в очередной раз не оказаться вторыми.
Но все эти голоса, надо отметить, не такие уж и громкие, не изменили позиции Вернера фон Брауна, возглавившего все работы по программе «Меркурий». Он считал, что планы менять не стоит, и во время следующего полета кабину «Меркурия» должен занять Хэм, а не Шепард. Надо было еще раз проверить работу бортовых систем и обезопасить астронавта от возможных неприятностей.
Кроме того, фон Браун был уверен, что на этот раз русским его не обогнать. Все доклады разведки о том, что в СССР подготовка полета человека шла полным ходом, воспринимались им с иронией. Он полагал, что советским конструкторам понадобится не несколько месяцев, а несколько лет, чтобы осуществить эту грандиозную затею. Поэтому и настаивал на полете обезьяны, считая, что у него еще есть «резерв времени». Ну а после обезьяны, можно будет запустить и астронавта, чтобы он стал первым человеком в космосе.
О том, что фон Браун ошибался в оценке советского потенциала, стало ясно уже в апреле. И немец горько пожалел о своей нерешительности. В остальном же – в необходимости очередных испытательных пусков – он не ошибся. И полет Хэма 31 января это полностью подтвердил.
Из-за «залипания» регулятора двигатель работал на повышенной тяге, и окислитель был полностью израсходован на 5 секунд раньше расчетного времени. По падению давления в камере сгорания система аварийного спасения «определила» преждевременную остановку двигателя и «оторвала» корабль от ракеты. Получив дополнительный мощный импульс, капсула поднялась на 253 километра вместо расчетных 185 километров. Хэм пробыл в невесомости 6 минут 40 секунд.
При посадке, которая произошла на 212 километров дальше расчетной точки, теплозащитный экран сильно ударил по корпусу, и капсула получила пробоину. Через нее в кабину стала поступать вода. Прибывшие спасатели в последний момент смогли вытащить Хэма.
По результатам этого пуска в конструкцию «Меркурия» были внесены семь изменений. Основной доработке были подвергнуты двигательная установка и система управления. Американцы начали подготовку к следующему полету, намеченному на 24 марта.
Как и накануне предыдущего запуска, стали раздаваться голоса о необходимости присутствия на борту астронавта. На этот раз голоса звучали гораздо громче, чем это было в январе. Одним из самых ярых сторонников скорейшего пилотируемого полета был руководитель Целевой космической группы НАСА Роберт Гилрут, заручившийся к тому же поддержкой ряда сенаторов и конгрессменов. Его поддерживал и астронавт Алан Шепард.
Но Вернер фон Браун продолжал настаивать на еще одном беспилотном полете для оценки внесенных изменений. Когда давление на него стало особенно сильным, он напрямую обратился в администрацию нового президента США Джона Кеннеди. В Белом доме тогда было еще не до космоса, на первом плане стояли вопросы политического характера. Поэтому поступивший оттуда ответ был приблизительно таким: «Решайте сами!»
На итоговом совещании в НАСА, после жарких споров, обсуждения всех «за» и «против», слово было предоставлено Вернеру фон Брауну, который и должен был взять на себя ответственность и огласить заключительный вердикт. Немного поколебавшись, он сказал: «Следующий «Меркурий» полетит без пилота». Этот полет состоялся 24 марта и был полностью успешным. В НАСА объявили о готовности корабля к полету человека и назначили дату старта – 2 мая.
Фон Брауну еще долго будут пенять за это решение. Даже грозились припомнить нацистское прошлое и депортировать в ФРГ, где его ждал суд. Стрелы критики перестали в него лететь только в самом конце 1960 годов, когда американцы первыми высадились на Луне.
Несколько слов о суборбитальном полете, к которому готовились американцы. До сих пор продолжаются споры о том, стоит ли такой полет считать космическим, а пилота такого корабля – космонавтом.
По большому счету, вряд ли «прыжок в космос», то есть пересечение рубежа в 100 километров – общепринятой границы между атмосферой и космосом, можно отнести к космическим полетам. Даже ощущения, которые при этом испытывает человек, существенно отличаются от тех, которые он может испытать во время орбитального полета. Не говоря уже о том, что поднявшись на огромную высоту, он продолжает оставаться прикованным к родной планете.
Все эти нюансы прекрасно понимали специалисты и в США, и в СССР. А вот простым людям было безразлично, каким образом человек окажется в космосе. Поэтому, если бы американцы смогли бы первыми «прыгнуть» на высоту в пару сотен километров, они бы и были победителями в этой гонке. Нам трудно, да практически невозможно, было бы тогда доказать, что суборбитальный полет – это не сосем то, что требовалось.
Поэтому, пока в США дискутировали лететь или не лететь, в Советском Союзе продолжали готовить корабль и космонавтов к полету. К орбитальному полету. Чтобы ни у кого не было никаких сомнений в нашем приоритете.
20 февраля первая «шестерка» космонавтов приступила к занятиям на заводе № 918 (ныне научно-производственное предприятие «Звезда») по изучению скафандров, кресла, носимого аварийного запаса. Одновременно началась индивидуальная подгонка скафандров. Правда, успели сделать скафандры только для Гагарина, Титова и Нелюбова. Остальные, кто в соответствии с рекомендациями комиссии стоял в условном графике полетов позади них, остались пока «без космических доспехов».
В тот же день на встрече с главкомом ВВС Константином Вершининым в ОКБ-1 Королев объявил, что запуск первого «Востока-3А» переносится на 27–28 февраля или даже на более поздний срок из-за недоделок по газоанализатору, антенно-фидерному устройству и носимому аварийному запасу.
22 февраля Государственная комиссия приняла решения пускать первый «Восток-3А» с недоделками в начале марта, а второй – только после завершения всего цикла наземных испытаний. Таким образом, запуск первого корабля мог состояться 2–3 марта, второго – 20–25 марта, а пуск с человеком – в конце марта – начале апреля.
Однако первый «Восток-3А» (официально его назвали Четвертым кораблем-спутником) запустили только 9 марта. На его борту находились собака Чернушка и манекен «Иван Иванович». Полет проходил по одновитковой программе, аналогичной той, которая планировалась для полета человека. Все этапы полета прошли нормально, за исключением разделения спускаемого аппарата и приборного отсека. Две части корабля вместе вошли в атмосферу. И только потом, когда перегорел разъем, они разделились.
Задержка с разделением привела к тому, что корабль «перелетел» запланированный район посадки и сел в 260 километрах северо-восточнее Куйбышева. Кстати, подобный же инцидент случился и при полете Юрия Гагарина, но об этом я расскажу чуть позже.
Пуск следующего корабля был назначен на 17 марта. Накануне на трех самолетах Ил-14 вся первая «шестерка» космонавтов вылетела в Куйбышев. В районе аэродрома Смышляевка ожидалась посадка спускаемого аппарата следующего корабля-спутника с собакой и манекеном на борту. Космонавты должны были наблюдать посадку корабля и кресла с манекеном.
Но рано утром 17 марта стало известно, что старт откладывается на несколько суток, и космонавты вылетели на космодром. На следующий день на 2-й площадке они встретились с Главным конструктором ракетно-космических систем Королевым, Главным конструктором ракетных двигателей Валентином Петровичем Глушко и Главным теоретиком космонавтики Мстиславом Всеволодовичем Келдышем. Конструкторы и космонавты прошли по сборочному корпусу, где ракета и корабль готовились к старту.
19 марта с утра шестеро космонавтов вместе с Константином Феоктистовым изучали возможность посадки корабля на территории СССР на разных витках полета на случай, если после первого витка посадка не состоится. Вечером участники подготовки отработали план переговоров космонавтов с Землей.
24 марта на 1-й площадке проходила генеральная репетиция пилотируемого пуска. На вывозе ракеты с Пятым кораблем-спутником присутствовали космонавты. В 18 часов Гагарин и Титов надели скафандры, затем их перевезли к ракете, и они поднялись на лифте к люку. Все было, как перед реальным полетом. Только в корабль ни Гагарин, ни Титов не садились – место было занято, там уже расположился «Иван Иванович».
Полет Пятого корабля-спутника в целом прошел успешно. За одним исключением – вновь не произошло своевременное разделение спускаемого аппарата и приборного отсека. И вновь был «перелет» на 660 километров от расчетной точки.
На борту корабля-спутника находились «Иван Иванович» и собака Звездочка. Вообще-то в космос должна была лететь Удача, но за день до старта Юрий Гагарин, тогда еще просто один из кандидатов на полет, сказал: «Мы люди не суеверные, но удача нам и самим не помешает». Удачу переименовали в Звездочку. Под этим именем она и вошла в историю.
Успешные полеты Четвертого и Пятого кораблей-спутников сняли последние преграды для полета человека в космос. Они доказали, что вероятность успешного осуществления этого эксперимента весьма высока. Хотя и не была безоговорочной. Сам Королев оценивал ее в 50 процентов. Но интуиция подсказывала ему, что все будет нормально. Поэтому он активно взялся за подготовку старта корабля с человеком на борту. Будь у него «под рукой» ракета и корабль, он, вероятно, запустил бы их уже через несколько дней после возвращения с орбиты Звездочки. Но готовых ракет не было. Да и некоторые технические вопросы еще требовали решения.
29 марта на заседании Государственной комиссии были выслушаны предложения Королева о запуске человека на корабле «Восток». Он предлагал это сделать как можно скорее. Сергей Павлович сослался при этом на имеющуюся у него информацию, что в начале апреля, на три недели раньше объявленного срока, американцы попытаются осуществить запуск первого «Меркурия» с человеком на борту. Откуда появилась эта информация, неизвестно – ни один из американских архивных источников не указывает, что этот вопрос даже обсуждался. Вполне возможно, что Сергей Павлович просто ее выдумал, чтобы подстегнуть ход событий. Но проверять слова Главного конструктора, естественно, никто не стал, поверили на слово.
В тот же день состоялось заседание Военно-промышленной комиссии, которая единогласно решила следующий пуск сделать пилотируемым, несмотря на то, что некоторые нерешенные вопросы все еще оставались: новый поглотитель влаги испытания на продолжительность работы не прошел, не успели испытать носимый аварийный запас и подвесную систему при посадке на воду и кое-что другое. Однако комиссия все же решила провести все необходимые испытания и только после этого пускать корабль. Эти испытания интенсивно проводились в последние дни марта – в начале апреля.
3 апреля Гагарин, Титов и Нелюбов записали свои предстартовые речи на магнитофон. Текст речи Гагарина был отредактирован Каманиным и прозвучал из уст Юрия Алексеевича в день старта по всем радиостанциям Советского Союза.
А вот куда делись речи Титова и Нелюбова, также отредактированные Каманиным, до сих пор неизвестно. Возможно, что они где-то и сохранились. Но вот где? Сиё остается тайной.
Также 3 апреля состоялось заседание Президиума ЦК КПСС, которое проводил Никита Хрущев. По докладу заместителя Председателя Совета Министров СССР, председателя Военно-промышленной комиссии Дмитрия Федоровича Устинова Президиум дал разрешение на проведение первого в мире полета человека в космос. В решении были означены и сроки – 12–14 апреля.
На следующий день Главком ВВС Константин Вершинин подписал полетные удостоверения Юрию Гагарину, Герману Титову и Григорию Нелюбову.
5 апреля космонавты из первой «шестерки» вылетели на космодром. Летели двумя бортами: на первом – Гагарин, Нелюбов и Попович, на втором – Титов, Николаев и Быковский. С тех пор это стало правилом – основной и дублирующий экипаж летят на космодром на двух разных самолетах. А тогда традиции еще только зарождались.
Несмотря на то, что уже в течение нескольких месяцев Гагарин неофициально считался кандидатом № 1 на полет, окончательный выбор пилота был сделан всего за несколько дней до старта. Даже прилетев на космодром, все трое «обладатели скафандров» имели равные шансы первым полететь в космос. Ну, разве что у Нелюбова они были чуть меньше, чем у Гагарина и Титова.
Говорят, что перед отлетом на космодром о кандидатах на первый полет доложили Хрущеву. Перед Первым секретарем ЦК КПСС выложили две фотографии, Гагарина и Титова, и пояснили, что оба одинаково готовы к полету и что в космос можно отправить любого. Но кого именно, пока не решили. Может быть, Никита Сергеевич подскажет? Хрущев долго рассматривал фотографии, задавал вопросы, а потом сказал: «Выбирайте сами».
Так ли это было или выбор был сделан все-таки Хрущевым, теперь мы уже никогда не узнаем. Да и не так это важно. Даже если Гагарина выбрал Хрущев, сегодня можно сказать, что это был крайне удачный выбор.
Утром 6 апреля на космодром прибыл председатель Государственной комиссии по пуску корабля с космонавтом на борту Константин Руднев. Он сразу же отправился на совещание, которое проводил Королев. Рассматривались вопросы готовности ракеты, корабля и космонавта к запуску.
После совещания Руднев поручил Каманину и представителю Комитета госбезопасности Макарову отработать инструкцию по поведению космонавта, если приземление произойдет на территории иностранного государства. Делалось это на тот случай, если откажет тормозной двигатель, и корабль будет садиться за счет торможения об атмосферу. Тогда, действительно, надеяться, что спускаемый аппарат сядет в пределах Советского Союза, было трудно. Надо было предусмотреть и иные варианты.
Во второй половине дня Королев и Каманин рассмотрели задание космонавту на полет. В задании были указаны цели полета, действия космонавта при нормальном ходе полета и при возникновении нештатных ситуаций. Задание подписали Келдыш, Королев и Каманин.
А космонавты продолжали готовиться к старту. Основное внимание по-прежнему уделялось поддержанию физической формы. И докучали медики, которые не отходили от космонавтов буквально ни на шаг.
Утром 8 апреля Гагарин и Титов побывали в монтажно-испытательном корпусе и провели тренировки в спускаемом аппарате корабля, который был установлен на специальной подставке, отгороженной стойками с натянутой белой лентой, и освещался юпитерами для киносъемок. Космонавты проходили тренировку в скафандрах.
Первым начал тренировку Гагарин. Находясь в спускаемом аппарате, космонавт следил за включением систем, выполнял различные манипуляции и отрабатывал навыки по управлению кораблем.
Затем его место занял Титов.
Кроме освоения навыков пилотирования кораблем, космонавты также привыкали к своим позывным: Гагарин – «Кедр», Титов – «Орел». Связь с космонавтами поддерживал их товарищ по отряду Павел Попович, имевший позывной «Заря».
Днем на космодроме прошло заседание Государственной комиссии по пуску корабля с космонавтом на борту. Вел заседание председатель комиссии Руднев.
Комиссия утвердила задание на космический полет, предусматривавшее одновитковый полет вокруг Земли на высоте 180–230 километров, продолжительность полтора часа. Целью полета являлась проверка возможности пребывания человека в космосе на специально оборудованном корабле, проверка оборудования корабля и радиосвязи. Также предполагалось убедиться в надежности средств приземления корабля и космонавта.
Затем на закрытом заседании члены комиссии обсудили еще несколько вопросов. Каманин от имени ВВС предложил первым кандидатом на полет назначить Юрия Гагарина, а запасным – Германа Титова. Комиссия единогласно одобрила это предложение.
При обсуждении вопроса о регистрации полета, как мирового рекорда, и допуске на старт и в район посадки спортивных комиссаров мнения разделились – главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения (РВСН), маршал Кирилл Москаленко и Келдыш высказались «против», Королев, Каманин и Руднев – «за». Было принято решение оформить полет, как мировой рекорд, но при составлении документов не разглашать секретных данных о полигоне и ракете-носителе. Впоследствии эта секретность привела к тому, что мы долгие годы не знали истинных обстоятельств полета и приземления Гагарина. А уж сколько мифов родилось вслед за этим, и перечислить трудно. О некоторых из них я расскажу в соответствующей главе.
Также был рассмотрен вопрос о вручении шифра логического замка космонавту. Только введя соответствующую комбинацию, пилот корабля получал возможность вручную управлять посадкой. До самого последнего момента не было ясно, выдержит ли психика человека условия космического полета. Поэтому решили перестраховаться и вручили космонавту специальный пакет, в котором на плотном листе бумаги были написаны три цифры: 1–4 – 5. По инструкции, в случае возникновения нештатной ситуации, космонавт должен был вскрыть конверт, прочитать цифры и ввести их в бортовое устройство, которое вслед за этим должно было «допустить» космонавта к управлению. Если бы пилот находился в «здравом уме и твердой памяти», он бы без труда справился с этим заданием. Ну а если бы с психикой было бы не все в порядке, то он, вероятнее всего, вообще бы забыл о существовании конверта и не смог бы вмешаться в управление кораблем.
Так рассуждали психологи и настаивали, чтобы космонавт до старта не знал этих заветных цифр. Но те, кто готовил космонавтов, считали иначе. Поэтому накануне старта Марк Галлай «шепнул» Гагарину секретное число. Потом и Каманин «ознакомил» космонавта с содержанием конверта. А после полета и Королев признался, что уже на стартовой площадке успел назвать Гагарину эти цифры.
Комиссия рассмотрела и еще один «скользкий» вопрос. С полетом первого космонавта спешили, поэтому ряд бортовых систем разработать попросту не успели. Так, на «Востоке» не было системы аварийного спасения. Вместо нее было установлено катапультируемое кресло. В таком варианте в первые секунды полета ракеты нельзя было дать 100-процентную гарантию спасения космонавта. Если бы она сработала, скажем, сразу после включения двигателей, то катапульта могла бы «выплюнуть» космонавта прямо в море огня. Или бы не успел раскрыться парашют. Или случилось что-нибудь еще непредвиденное. Поэтому было решено доверить автоматике спасения пилота только после 40-й секунды полета. А до этого момента выдать команду на катапультирование могли лишь два человека – Королев или Каманин.
Решив вопрос с катапультированием, комиссия приступила к рассмотрению самого важного вопроса – выбору пилота «Востока». По предложению Каманина Государственная комиссия утвердила основным пилотом корабля Юрия Гагарина, первым дублером – Германа Титова, вторым дублером – Григория Нелюбова.
Также было решено через день частично «повторить» заседание Государственной комиссии в торжественной обстановке. Так сказать, для истории.
Проведение «парадной» Госкомиссии также стало одной из традиций при подготовке пилотируемого пуска. Она проходит накануне стартового дня на 10-й площадке космодрома Байконур. И хотя все решения уже к тому времени приняты, официально назначение экипажей происходит именно тогда.
В воскресенье, 9 апреля, в подготовке к запуску «Востока» было некоторое затишье. И не потому, что это был выходной день. Специалисты ОКБ-1 во главе с Королевым решали другую, не менее важную задачу – пускали межконтинентальную баллистическую ракету Р-9. Пуск прошел нормально, головная часть успешно поразила условную цель на полигоне «Кура» на Камчатке. Присутствовавший на запуске главком РВСН маршал Москаленко оценил состоявшийся запуск как рождение новой межконтинентальной баллистической ракеты. Шла «холодная война», и две сверхдержавы соревновались не только в космосе, но и в других сферах. В том числе и в той, где главным было количество и точность ракет.
Пока конструкторы и военные решали вопросы повышения боеспособности нашей Родины, космонавты отдыхали, занимались спортом, играли в шахматы, смотрели кино. Гагарина, Титова и Нелюбова перевели на «космическую пищу» из туб весом 160 грамм каждая. Каманин неофициально проинформировал космонавтов о принятом решении первым послать в космос Гагарина.
Вечером руководство ОКБ-1 и Госкомиссии за ужином обсуждало вероятную дату старта «Востока». Руднев и Москаленко настаивали, что корабль с космонавтом можно будет пускать 14–15 апреля. Главная задача – не торопиться и все тщательно еще и еще раз проверить.
Иного мнения был Королев. Он чувствовал за своей спиной дыхание фон Брауна, поэтому спешил. Но ни с Москаленко, ни с Рудневым спорить не стал. Соглашаясь с ними в том, что надо все еще раз тщательно проверить, он настоял на том, что пуск состоится сразу же после того, как будет завершена подготовка техники. О том, что это произойдет уже завтра, он счел нужным не говорить.
О завершении подготовки корабля и ракеты к первому пилотируемому пуску он доложил рано утром 10 апреля. В ходе подготовки было выявлено и устранено 70 замечаний и неисправностей, заменены девять бортовых приборов. Подготовка корабля в общей сложности заняла 360 часов.
Больше препятствий к запуску не было. И Королев предложил провести пуск 12 апреля. Поколебавшись, Москаленко и Руднев согласились с доводами Главного конструктора.
Большей радости для Королева, чем возможность осуществить свою мечту, не было. Отдав все необходимые распоряжения своим сотрудникам, он отправился на встречу с космонавтами.
Она проходила на берегу Сырдарьи в беседке. Кроме космонавтов и конструкторов на ней присутствовали члены Государственной комиссии и командование полигона.
Встреча началась выступлением Королева, который сказал: «Не прошло и четырех лет с момента запуска первого спутника Земли, а мы уже готовы к первому полету человека в космос. Здесь присутствуют шестеро космонавтов, каждый из них готов совершить первый полет. Решено, что первым полетит Гагарин, за ним полетят другие – уже в этом году будет подготовлено около десяти кораблей «Восток». В будущем году мы будем иметь двух– или трехместный корабль «Север». Я думаю, что присутствующие здесь космонавты не откажут нам в просьбе «вывести» и нас на космические орбиты. Мы уверены – полет готовился обстоятельно, тщательно и пройдет успешно. Успеха вам, Юрий Алексеевич!»
Примерно в том же духе выступили Руднев, Москаленко, Каманин, Карпов. Руднев сказал: «Партия, правительство и лично Никита Сергеевич Хрущев направляли всю нашу работу по подготовке первого полета человека в космос. Мы все уверены – полет подготовлен хорошо и будет успешно выполнен».
Затем выступили Гагарин, Титов и Нелюбов. Они поблагодарили за доверие, выразили твердую уверенность в успехе первого космического полета и напомнили о необходимости готовить следующие, более сложные полеты в космос. Встреча была теплой, задушевной, откровенной. Умудренные жизненным и профессиональным опытом маршал, генералы и Главный конструктор Королев, как родных сыновей, напутствовали космонавтов на совершение величайшего в мире подвига. Но и честно предупредили их, что предстоящий полет таит немало опасностей и сегодня никто из присутствующих не может дать гарантии, что все закончится благополучно.
Вечером 10 апреля состоялось торжественное заседание Госкомиссии по пуску корабля «Восток» с пилотом-космонавтом на борту. В коротком вступительном слове председатель объявил о цели собрания и предоставил слово Королеву.
Королев: «Товарищи. Намеченная… – он на секунду запнулся, но тут же продолжил: – В соответствии с намеченной программой в настоящее время закончена подготовка многоступенчатой ракеты-носителя и корабля-спутника «Восток». Ход подготовительных работ и всей предшествующей подготовки показывает, что мы можем сегодня решить вопрос об осуществлении первого космического полета человека на корабле-спутнике…»
Комиссия единодушно приняла решение: «Утвердить предложение т. Королева о производстве первого в мире полета космического корабля «Восток» с космонавтом на борту 12 апреля 1961 года».
Затем выступил Каманин: «Трудно из шести выделить кого-нибудь одного, но решение нам нужно принять. Рекомендуется первым для выполнения космического полета назначить старшего лейтенанта Гагарина Юрия Алексеевича. Запасным пилотом назначить Титова Германа Степановича. Вторым запасным пилотом – Григория Григорьевича Нелюбова».
Комиссия утвердила и это решение.
Затем слово было предоставлено Гагарину. Он сказал: «Разрешите, товарищи, мне заверить наше Советское правительство, нашу Коммунистическую партию и весь Советский народ в том, что я с честью оправдаю доверенное мне задание, проложу первую дорогу в космос.
А если на пути встретятся какие-либо трудности, то я преодолею их, как преодолевают коммунисты».
Эти слова Гагарина были встречены аплодисментами.
Во время проведения заседания велась киносъемка группой кинооператоров, в том числе и с помощью синхронной камеры, то есть вместе со звуком. Ход заседания записывался на магнитофонную ленту.
В течение тридцати последующих лет эти кадры неоднократно можно было увидеть в кино и по телевидению. Их крутили почти ежегодно, в День космонавтики. А бывало и чаще, если требовалось отметить очередную «космическую дату».
Но до 1989 года запись никогда не показывалась полностью. Все кадры, где можно было увидеть второго запасного космонавта Григория Нелюбова или услышать упоминание о нем, были вырезаны цензорами.
К счастью, сохранился оригинал записи. И сегодня ее показывают полностью, без цензурных изъятий.
После заседания Государственной комиссии Королев вновь направился в монтажно-испытательный корпус. Обнаружилось, что качество воды в носимом аварийном запасе, заправленной еще в Москве в три полиэтиленовые литровые канистры, к 12 апреля уже не соответствовало срокам поставки на борт. Выход нашли просто. В жилом городке космодрома в санэпидемстанции был дистиллятор, где и позаимствовали дистиллированную воду с необходимым сопроводительным документом, соответствующим требованиям на воду.
Пока Королев убеждался в том, что действительно все готово к старту, космонавты разошлись по своим комнатам. Им предоставили немного свободного времени, чтобы была возможность «прийти в себя» от событий минувшего дня.
Остался в одиночестве и Юрий Гагарин. Видимо, предупреждение о том, что полет таит в себе немало опасностей, что полной гарантии на успех нет, заставили его написать письмо, которое должны были передать жене в случае его гибели. Он, как и другие, надеялся на лучшее, но допускал и иной ход событий:
«Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Валечка, Леночка и Галочка!
Решил вот вам написать несколько строк, чтобы поделиться с вами и разделить вместе ту радость и счастье, которые мне выпали сегодня. Сегодня правительственная комиссия решила послать меня в космос первым. Знаешь, дорогая Валюша, как я рад, хочу, чтобы и вы были рады вместе со мной. Простому человеку доверили такую большую государственную задачу – проложить первую дорогу в космос!
Можно ли мечтать о большем? Ведь это – история, это – новая эра! Через день я должен стартовать. Вы в это время будете заниматься своими делами. Очень большая задача легла на мои плечи. Хотелось бы перед этим немного побыть с вами, поговорить с тобой. Но, увы, вы далеко. Тем не менее я всегда чувствую вас рядом с собой.
В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает ведь, что на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. Ну а если что случится, то прошу вас и в первую очередь тебя, Валюша, не убиваться с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина. Береги, пожалуйста, наших девочек, люби их, как люблю я. Вырасти из них, пожалуйста, не белоручек, не маменькиных дочек, а настоящих людей, которым ухабы жизни были бы не страшны. Вырасти людей, достойных нового общества – коммунизма. В этом тебе поможет государство. Ну а свою личную жизнь устраивай, как подскажет тебе совесть, как посчитаешь нужным. Никаких обязательств я на тебя не накладываю, да и не вправе это делать. Что-то слишком траурное письмо получается. Сам я в это не верю. Надеюсь, что это письмо ты никогда не увидишь, и мне будет стыдно перед самим собой за эту мимолетную слабость. Но если что-то случится, ты должна знать все до конца.
Я пока жил честно, правдиво, с пользой для людей, хотя она была и небольшая. Когда-то еще в детстве прочитал слова Валерия Чкалова: «Если быть, то быть первым». Вот я и стараюсь им быть и буду до конца. Хочу, Валечка, посвятить этот полет людям нового общества, коммунизма, в которое мы уже вступаем, нашей великой Родине, нашей науке.
Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе, будем счастливы.
Валечка, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей, если будет возможность, то помоги в чем-нибудь. Передай им от меня большой привет, и пусть простят меня за то, что они об этом ничего не знали, да им не положено было знать. Ну вот, кажется, и все. До свидания, мои родные. Крепко-накрепко вас обнимаю и целую, с приветом вам папа и Юра. 10.04.61 г.».
К счастью, письмо Юрия Алексеевича не стало его завещанием. Жена и дочери прочитали его много лет спустя. И уже не как письмо дорогого им человека, а как исторический документ.
Между тем на космодроме продолжалась подготовка к старту. Ранним утром 11 апреля была осуществлена транспортировка ракеты-носителя с кораблем «Восток» из монтажно-испытательного корпуса на стартовую позицию. Перед тепловозом, тащившим ракету и корабль, шел Сергей Павлович Королев. Рядом шли его заместитель по испытаниям Леонид Александрович Воскресенский и руководитель стартовой службы Анатолий Семенович Кириллов.
Космонавты на вывозе не присутствовали. Да и сегодня основной экипаж не видит, как ракета покидает монтажно-испытательный корпус и растворяется в ночи. Не принято это.
С недавних пор на вывоз ракеты с кораблем привозят дублеров. Да и то только на «переезд» – место между 1-й и 2-й площадками, где железнодорожный путь пересекает автомобильную дорогу. Считается, что дублеры должны заранее увидеть медленно проплывающую мимо них громадину ракеты. Когда они будут готовиться к старту, им будет некогда любоваться этой картиной.
Пока тепловоз неторопливо тащил ракету на старт, космонавты прибыли в монтажно-испытательный корпус, где с ними провел занятие Константин Феоктистов. Он ознакомил Гагарина, Титова и Нелюбова с расчетным графиком полета. Предполагалось, что старт состоится в 9 часов 7 минут по московскому времени. Спустя две минуты должна была отделиться первая ступень ракеты-носителя. В 9 часов 18 минут корабль должен был отделиться от носителя и выйти на околоземную орбиту. Совершив один виток вокруг Земли, в 10 часов 25 минут 47 секунд должен был сработать тормозной двигатель. Посадка спускаемого аппарата и отдельно космонавта на парашюте должна была состояться в 10 часов 54 минуты.
Занятия в монтажно-испытательном корпусе продолжались около часа. Тем временем ракета уже была установлена на стартовом столе и испытатели приступили к проведению заключительных проверок. Королев лично контролировал ход подготовки. Он побывал на всех площадках ферм обслуживания, наблюдая за действиями инженеров и военнослужащих. Лишь убедившись, что все идет так, как надо, он спустился к подножию ракеты к ожидавшим его Рудневу, Москаленко, Келдышу и другим.
В 13 часов на нулевой отметке 1-й площадки космодрома состоялся митинг, на котором кандидат на первый пилотируемый космический полет Гагарин встретился со стартовым расчетом, военными испытателями, представителями промышленности. Космонавтов и членов Государственной комиссии встретили бурной овацией.
На митинге Гагарин доложил о своей готовности к полету, сердечно поблагодарил всех и заверил, что оказанное ему доверие оправдает. Выступившие испытатели заверили космонавта о качественной подготовке ракеты и корабля к полету и пожелали ему благополучного возвращения на родную Землю.
После этого Гагарин и Титов направились в «маршальский домик», на 2-й площадке, где им предстояло провести ночь перед стартом. «Маршальским» домик называли потому, что в нем любил останавливаться маршал Неделин. После его гибели домик некоторое время пустовал, а потом его «присмотрели» Королев и медики. Первый из-за того, что он находился рядом с его домиком. А вторые – очень уж он был удобен для размещения в нем и космонавтов, и врачей. Места хватало на всех. И на медицинское оборудование тоже.
Сейчас этот домик называют «домиком Гагарина». О том, что когда-то это был «маршальский» домик, мало кто помнит.
Доступ к космонавтам ограничили до предела. Навещать их могли только Королев, Каманин, Карпов и врачи Владимир Иванович Яздовский, Андрей Викторович Никитин и Александр Николаевич Бабийчук.
Разместившись в домике, космонавты полакомились «космическим» обедом в тубах. Сытно, но, с точки зрения гурманов, не особенно вкусно. На первое – пюре щавелевое с мясом, на второе – паштет мясной, на третье – шоколадный соус.
После обеда Гагарин и Титов вновь оказались в руках врачей. На них наклеили датчики для записи физиологических функций организма. Записи этих датчиков сохранились, и мы знаем, что накануне старта давление у Гагарина было 115 на 60, пульс – 64, температура – 36,8.
Вечером «на огонек» заглянул Королев и позвал Гагарина немного прогуляться перед сном.
Надо сказать, что после того, как космонавты заселились в «маршальский» домик, всякое движение на 2-й площадке прекратилось – не ездили машины, не гуляли люди. Лишь вдали можно было увидеть солдат из оцепления. Над площадкой установилась не нарушаемая никем и ничем тишина.
Вот в этой тишине и прохаживались неспешно Королев и Гагарин. О чем они тогда говорили, достоверно неизвестно. Может быть, обсуждали предстоящий полет. Может, успокаивали друг друга. А, может, просто говорили «за жизнь». Но в домик оба вернулись очень довольные. Как вспоминают очевидцы, от Королева шло какое-то внутреннее свечение.
В 21 час30 минут космонавтам пожелали спокойной ночи. Они немного поговорили между собой и вскоре заснули.
А вот остальные спали урывками. Ну не шел сон, и все тут.
Королев пытался заставить себя работать, но то и дело выходил на улицу и подходил к окнам домика, в котором спали Гагарин и Титов. Один раз заглянул внутрь, спросил у дежурного врача, все ли нормально, и, кивнув головой, вышел.
Спустя два года он рассказал журналисту Василию Пескову, что один раз в ту ночь все-таки смог задремать. Показалось, что спал очень долго. Нервно схватил будильник и понял, что спал всего пятнадцать минут.
Каманин по привычке делал очередные записи в своем дневнике. Вечером 11 апреля он писал: «Итак, завтра совершится величайший подвиг – первый в мире полет человека в космос. И совершит этот подвиг скромный советский человек в форме старшего лейтенанта ВВС – Гагарин Юрий Алексеевич. Сейчас его имя никому ничего не говорит, а завтра оно облетит весь мир, и его уже никогда не забудет человечество».
Любопытно, что, несмотря на режим строжайшей секретности, информация о предстоящем полете и об имени космонавта каким-то образом просочилась за границу. Советская делегация, находившаяся в Италии во Флоренции на очередной научной сессии Комитета ООН по исследованию космического пространства (КОСПАР) вечером 11 апреля была буквально «атакована» итальянскими журналистами, которые заявили, что до них дошла весть о предстоящем полете советского человека в космическое пространство. Одним из них даже называлась фамилия космонавта, напоминавшая искаженную фамилию Гагарина. Запрошенное по телефону советское посольство в Риме ответило, что сведений об этом не имеет.
Кстати, так и не удалось выяснить, где произошла утечка информации. Предполагали, что «подсуетился» Олег Пеньковский, которого в 1962 году разоблачили как английского шпиона. Но мне кажется, что «ларчик открывался гораздо проще».
Как бы у нас ни пытались скрыть информацию, но в предстартовые дни в Москву с космодрома шли регулярные доклады. И не только по кабельным каналам, но и по радиолиниям, которые давно и успешно прослушивались разведками США и некоторых других стран. Конечно, информация шла в зашифрованном виде. Но нельзя исключить, что «ключик» к этим шифрам уже был подобран. Поэтому дата старта для американцев не составляла секрета.
Так завершился этот день – последний день прежней эпохи, эпохи ДО НАЧАЛА ПОЛЕТОВ ЧЕЛОВЕКА В КОСМОС.
