Книга: Бульдоги под ковром
Назад: Глава первая
Дальше: ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО II

Глава вторая

…На следующий день Антон появился на общем завтраке, который, как и на Валгалле, соблюдался неукоснительно, являясь не только моментом приема пищи, но и средством поддержания социальных связей и внутренней дисциплины в их маленьком обществе. Достойно ответив на вопросы полушутливого блиц-интервью, вызванного как его неожиданной отлучкой, так и возвращением, он ничего по-настоящему существенного не сказал, будто действительно всего лишь захотел съесть свой салат и сосиски в компании приятных ему людей. А потом догнал в коридоре направляющегося в тир Шульгина и, не вспоминая о вчерашнем, будто бы просто так предложил совершить небольшую верховую прогулку. Сашка, уже все знавший о содержании беседы Воронцова с Антоном, согласился, слегка, впрочем, удивленный антуражем предстоящего разговора.
– И винтовки с собой прихвати, – добавил Антон, – глядишь, и постреляем заодно.
Забота Антона о своих гостях простиралась настолько, что он даже организовал для желающих небольшую конюшню с десятком отличных, пожалуй, мирового класса, лошадей, тренированных и для стипль-чеза, и для парфорсной охоты. А покататься в окрестностях Замка было где! Как раз Шульгин, особо томящийся постоянным бездельем, почти ежедневно покидал ограду Замка и отводил душу, совершенствуясь в джигитовке, вольтижировке и «рубке лозы», компенсируя тем самым заброшенные в последнее время тренировки в прочих боевых искусствах.
Проскакав по залитой солнцем тропе между заросшими шиповником и боярышником холмами километров пять переменным аллюром, они остановили коней на пестрой от алых и голубых цветов лужайке и, не сговариваясь, спешились. Стреножив коней и пустив их пастись, они присели на траву в тени огромного раскидистого дуба.
Шульгин снял с предохранителя карабин, прислонил его к стволу дерева, чтоб был под рукой, – за пределами силовой защиты Замка начиналась натуральная доколумбова Америка, и встречи могли быть самые неожиданные, – неторопливо закурил и приготовился слушать, не выражая на лице ни малейшей заинтересованности. Вокруг было достаточно приятных для глаз объектов, чтобы полностью отдаться их созерцанию. Чего стоит только одна панорама пологих холмов, покрытых всеми оттенками красного, желтого, зеленого, с густо-синим небом над ними и грядой причудливых кучевых облаков на горизонте. «Индейское лето» в самом разгаре. И запахи из прерий ветерок приносит такие…
– Я знаю, Саша, что своим положением ты не очень-то доволен, – без приличествующих предисловий заговорил Антон. Шульгин впервые посмотрел ему в глаза с искренним недоумением.
– Не понял… – протянул он. – Как раз мое положение меня устраивает вполне. Ни на какое иное не претендую.
Он вообразил, что Антон имеет в виду его личный статус в здешнем обществе.
– Нет-нет, я не об этом, – догадался о смысле его ответа Антон. – Я хотел сказать совсем другое. Мы же с тобой оба мужики, в конце концов. Вот что я подразумеваю. Ты здесь практически один, без пары…
– Не один…
– Там другой случай. Берестин себя одним не ощущает, просто у него не получается, но объект-то есть… Рядом, на глазах. Он, между прочим, даже находит в своем положении определенное, пусть и горькое, удовольствие. И не теряет надежды… Ты же воистину без вины виноватый. Хочешь, организуем доставку сюда твоей супруги?
Шульгин на мгновение представил, что из этого может получиться, и от полноты чувств прищелкнул языком.
– А, кстати, ты уверен, что она все еще в Кисловодске?
– Абсолютно. Август в Москве еще не закончился.
– Ну вот и пусть отдыхает. Она так радовалась, когда путевку достала…
Антон удовлетворенно кивнул, будто и не ожидал иного ответа.
– Тогда пойдем дальше. Есть у тебя на примете какая-нибудь особа, которую ты хотел бы здесь видеть? Скрасить, так сказать, одиночество.
– Если хорошенько подумать… А чего это ты так вдруг озаботился моими проблемами? – Шульгин внутренне напрягся. – Может, намекаешь, что командировка затягивается?
– Ну, так бы я это не формулировал… Некоторые затруднения возникли, не скрою, но ничего фатального. Скорее я позволил себе предположить, что вам самим еще не хочется немедленно возвращаться. Столько вокруг еще неизведанного… Неиспытанного, я бы добавил. Тем более то, что я тебе хочу предложить, как раз и должно поспособствовать решению многих ваших проблем… в будущем.
– Ты сам-то что-нибудь о том будущем знаешь? О том, где Андрей побывал? – попробовал поймать его на слове Шульгин.
– Абсолютно ничего. Оно… не по моей епархии. Содержание рассказа Новикова и некоторая способность к экстраполяции наводят на разные мысли, и не более… Но вернемся… Я заметил, что ты грустновато выглядишь… Временами… Особенно в окружении не обделенных женским вниманием друзей. – Сейчас Антон своей манерой выражаться очень напоминал Новикова, а может, и специально его слегка пародировал. Но вторым планом Шульгин ощутил нечто куда более серьезное, чем забота о его сексуальных проблемах, и, чтобы перехватить инициативу, задал первый пришедший на ум вопрос.
– А может, обойдемся без походов к снаряду? Я уже в курсе некоторых твоих забот и как-то вчерашнее с сегодняшним связываю. Какую новую авантюру ты замыслил, брат по разуму, в которой требуется моя, и только моя персона? – В умении разгадывать психологические задачки Сашка мало уступал своему дипломированному другу, а моментами и превосходил, что Новиков и сам неоднократно признавал. Только обычно Шульгин в отличие от Андрея, а также и самого Холмса не раскрывал хода своей мысли и методики построения силлогизмов. Но сейчас решил выложить карты на стол.
– Поскольку, немного тебя зная, не допускаю с твоей стороны голого альтруизма, готов предположить, что тебе требуется человек достаточно свободный, не связанный нравственными обязательствами, да еще и соскучившийся по женской ласке. Плюс наделенный и еще рядом не слишком встречающихся качеств. Эрго – ты хочешь, чтобы я охмурил для твоих очередных штучек некую даму. Скорее всего – в нашем настоящем мире, ибо здесь некого, а по инопланетянкам я не спец. И в качестве награды получил то, что сумею или успею поиметь в процессе… Так, май диа френд? И попутно, не с этим ли заданием связана наша здесь задержка?
– Произношение у тебя ужасное, но это поправимо. А в остальном почти так. Прими мое искреннее восхищение, хотя ты в нем и не нуждаешься.
Тут он немного ошибся. В душе Шульгин был в меру тщеславен, и похвала привела его в приятное расположение духа, пусть и не такое, как в прошлый раз, когда ему удалось показать самоуверенному пришельцу, у кого из них реакция лучше.
– Ладно. Но у меня как в магазине – цены без запроса. Объяснишь, что ты задумал, будем разговаривать. Снова темнить начнешь – свободен… Еще раз на твои приколы ловиться не собираюсь. Хватит.
– Ну какие там приколы? Я уже говорил Дмитрию – все, что обещал, я сделал. И еще больше сделаю, в обиде не останетесь. А сейчас у меня совсем маленькая просьба. Для тебя на самом деле чистое развлечение. И скрывать я от тебя ничего не собираюсь. Вам, землянам, от этого пользы больше, чем мне в итоге будет. Скоро сам поймешь…
Он не успел закончить фразу, потому что Шульгин вдруг, как пружина из автоматного рожка в руках неумелого солдата, взлетел, разгибаясь, подхватил стоявший на расстоянии вытянутой руки карабин и, выбросив его вперед, как клинок во флеш-атаке, трижды выстрелил в густое переплетение кустов по другую сторону поляны. И опустил ствол, прислушиваясь.
– Что такое? – Антон уже стоял рядом и тоже готов был открыть беглый огонь.
– Черт его знает, зашевелилось там что-то. Пойду посмотрю. А ты прикрывай в случае чего…
Пошуршав в кустах валежником, он вернулся, загоняя на ходу в обойму недостающие патроны.
– Показалось, наверное…
– Такой нервный стал? – участливо спросил Антон.
– Может, нервный, а может – предусмотрительный… – сплевывая табачную крошку с губы, ответил Сашка. На самом деле ему просто потребовалось немножко сбить Антона с настроения, чтобы легче было разговаривать.
– Так что ты там насчет нашей грядущей пользы?
– Ах да! Значит, я хотел сказать, что аггров в нашей реальности больше нет, ты это знаешь. Но на Земле осталась одна милая женщина. По внешним данным ничуть не уступает вашей Ирине. Зовут ее Сильвия. Моя коллега. Шеф-атташе аггров на планете Земля. В недавнем «прошлом» – ваш смертельный враг. Организатор акций против Ирины, Левашова и многого другого. У них вообще женщины занимают большинство такого рода руководящих постов… Встречался я с ней. Умна, красива, лет тридцати с небольшим по вашему счету. И тебе наверняка понравится. И теперь она очень одинока. Больше, чем Ирина. Ее цивилизация вдруг исчезла, как ничего и не было, а она осталась одна в чужом мире…
– Совсем одна?
– Ну, может, еще экземпляров с десяток на всю планету, но те ей не пара и не компания, простые исполнители, интеллект чуть выше табуретки. Да ты кое с кем из таких встречался. А подобных ей или Ирине, тем более мужского пола, скорее всего нет. Больше нет… В подготовке агентов класса «люкс» аггры довольно экономны. Та, к примеру, дама, что Новикова и Берестина на Валгалле вербовала, – просто фантом, скоординированный с их восприятием, а у Сильвии только сознание частично аггрическое. О чем она, впрочем, не догадывается. Они с Ириной о себе другого мнения, отчего и все душевные терзания…
– Ну а ты? – неожиданно вставил Шульгин.
– Я – совсем другое дело. Я истинный гуманоид, мне только кое-какие функции пришлось подкорректировать под вашу атмосферу и солнечный спектр, чтобы я от рахита и лейкозов не зачах… Так вот о Сильвии. Она сейчас, по моим расчетам, должна пребывать в сильно расстроенных чувствах, как бы еще руки на себя не наложила, чего не дай, конечно, бог. Потому что мне с ней очень и очень нужно побеседовать. По ряду причин сам я на Землю, в вашу реальность, выйти сейчас не могу, а тебя переправлю.
– Каким это образом? Нас всех домой отправить не можешь, а одного – пожалуйста?
– Долго все это, Саша, объяснять, и не уверен, что образования нам обоим хватит. Всех и окончательно – действительно пока не могу, а для тебя я квазипереход организую, по открытому лучу и с жутким расходом энергии. Максимум на двое суток. По здешнему, конечно, времени. Там чуть-чуть растянуть можно, но не слишком. За это время тебе нужно будет с ней познакомиться, как-то объяснить ситуацию и убедить прийти сюда, в Замок. Желательно добровольно. Потому что в ином случае шок может стать необратимым, и ни я, ни ты никакой пользы из нашего мероприятия не извлечем. Я же хотел, чтобы она после непродолжительной со мной беседы смогла вернуться к нормальной жизни, в идеале – стать членом вашей группы…
– Ну ты действительно альтруи-ист… – с долей иронии в голосе протянул Шульгин. – Такая забота о злейшем враге… Тогда уж вообще вернул бы ее на родину…
– Ты что, все никак не поймешь? Нет у нее никакой родины и никогда не было. Эти девочки действительно камикадзе с бензином в один конец. Вроде как Новиков в роли Сталина. Работают сколько могут, а потом… – Антон присвистнул и сделал руками движение от груди, будто отбросил что-то. – Если уж очень нужно – матрицу обратно отзывают, а нет – просто выключатель щелк, и все…
Шульгин невольно передернул плечами. Жуткие дела творятся на свете. Задал еще вопрос.
– А разве, когда аггры исчезли, матрица сама собой не отключилась?
– Нет. Именно потому, что она полностью автономна. Если бы аггры исчезли, когда Новиков в теле Сталина был, он бы там навсегда и остался. Так и Сильвия, и Ирина… Будь сюда аггрианин в своем натуральном физическом теле переброшен, изменение реальности его бы стерло, но дамы ваши в материальном смысле подлинные люди. Я Воронцову это вчера только объяснял.
– Допустим. Если и не убедил, то разъяснил правдоподобно. Теперь второе – какой тебе сейчас, после конца всего, в ней интерес? «Языков» после войны не ловят…
– Да кто ж тебе такое сказал? Как раз после войны самая работа и начинается. Полковой разведке «языки», тут ты прав, в мирное время без надобности. А главному командованию, контрразведке? Пораскинь мозгами. Вот и мне… Сколько всего интересного узнать можно: загадки неудачных операций, профессиональные секреты и методы, преломление наших акций в представлении противника, данные на их тайных союзников и невольных пособников… Золотое дно. Тем более что у меня некоторые неприятности намечаются, и Сильвия с Ириной весьма и весьма могут помочь из них выкрутиться. Все у нас, Саша, как у людей, с поправкой кое на какую специфику. Так договорились?
– А что мне теперь терять? И не таким занимались. Куда идти нужно?
– Не очень далеко. В Лондон. Ты по-английски как?
– Сам слышал…
– Не проблема. Я тебе пленочку прокручу, через два часа лучше Вебстера и профессора Хиггинса язык знать будешь. За два часа и на всю жизнь. Тоже польза. И остальное все объясню. Что сам про нее знаю. И если ты ее сюда приведешь, после короткой взаимополезной беседы со мной она свободна. Сможете принять ее в свою компанию. И не пожалеете…
– Ты Экзюпери читал? – внезапно перебил его Шульгин.
– Читал что-то. При чем он здесь?
– При том, что написал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Ты, значит, ее выпотрошишь и повесишь отработанного «языка» мне на шею… И что дальше?
– Ну дальше… Если не понравится, можно ее обратно в Лондон вернуть. Снять матрицу и вернуть, пусть живет в рамках своей легенды. Она там, кстати, очень неплохо устроена. Вам и не снилось. А может, наоборот, она тебя так очарует, что с женой разведешься и сам в Лондон отправишься. Тут тебе полная свобода воли.
– Знаешь, Антон, не в обиду будь сказано, ты все-таки…
– Большая сволочь, хочешь сказать? Ну и скажи, не обижусь. Работа у меня такая, да и шкурный интерес. Как монах Варлам говорил: «Коль дело до петли-то доходит…» И ведь при всем при том я никого не неволю. Они, аггры то есть, честно признать, к вам таких благородных чувств не испытывали. А вы… Откуда столько «гуманизма» при ваших условиях жизни? Ладно, ладно, не заводись. Сам у вас пожил, знаю и понимаю. И ничего плохого в моем предложении нет, поразмысли только спокойно. Человека спасете, мне поможете, да и другие возможные последствия… Аггров уже нет, а они – Сильвия с помощниками – есть, и вдруг будут, как тот партизан, еще двадцать лет поезда взрывать? А?
Шульгин встал.
– Ладно, пока обратно ехать будем – подумаю. А как Ирина к ее появлению отнесется?
– Вот чего не знаю… Да и в чем проблема? Лично они незнакомы, хотя Сильвия о ней все, что положено, знает. Но когда мы с нее функцию снимем, глядишь, и подругами станут. Все-таки, как ни крути, коллеги и землячки в некотором роде.
– Ну-ну, – с остатком сомнения в голосе сказал Шульгин универсальную, когда нечего больше сказать, формулу. Раздавил каблуком окурок сигары, закинул за плечо ремень карабина. И, уже вставив ногу в стремя, спросил:
– А она действительно такая же, как Ирка, красавица?
– В другом несколько роде, но до невероятности интересная дама.
Шульгин кивнул, резким толчком бросил тело в седло, громко свистнул и с места послал коня в крупный галоп.
…Шульгин никогда не позволял никому догадаться, что он плохо разбирался в женщинах и даже опасался их. Он считал их существами, настолько от себя отличными, что искренне удивлялся, когда обнаруживал у них мысли и реакции, подобные своим собственным. Отчего и отношения с прекрасным полом строил, исходя из представлений, не слишком соответствующих реальности.
И, увы, ошибался гораздо чаще, чем натуры менее утонченные. Его женитьба, удивившая всех друзей явной бессмысленностью, тоже случилась вследствие психологического просчета, которым тогдашняя случайная подруга безошибочно воспользовалась и превратила в свой стратегический успех.
И вот сейчас, после неожиданного предложения Антона, Шульгин ощутил возможность реванша. Вооруженный опытом последнего года и близкого знакомства с женщинами разных веков и рас, он решил, что сумеет провести эту сексуально-дипломатическую партию с должным блеском и докажет всем, а прежде всего себе, что умеет не только стрелять от бедра и протыкать пальцем подвешенный на нитке лист фанеры.
К подготовке он подошел со всей необходимой тщательностью, усвоил и переработал полученную от Антона информацию. И очень быстро заподозрил форзейля в лицемерии. Прежде всего выходило, что в разговоре Антон явно и непонятно зачем приуменьшил исходящую от Сильвии опасность. И для себя лично в ходе операции, и для всей Земли в целом. С ее техническими возможностями и психологическим состоянием она способна наделать бед куда больше, чем непримиримые самураи, продолжавшие в дебрях тропических островов мировую войну через двадцать лет после капитуляции. Не планирует ли Антон перевербовать резидентшу аггров и заставить ее работать на себя? Но в каком направлении и в каком качестве? Ведь Шульгин по-прежнему не имел понятия о раскладе галактических сил и высшем смысле драки за контроль над Землей. Вполне ведь можно предположить, что картина войны на самом деле выглядит совсем иначе. А по некоторым намекам не исключено, что Антон подумывает о чем-то похожем на внутренний конфликт среди своих соотечественников. То ли борьба за власть, то ли…
Но, несмотря на все сомнения, отказываться он не собирался. Слишком ему надоела нынешняя бесцельная жизнь. Ему ведь по-настоящему не удалось поучаствовать ни в чем серьезном. За исключением последнего рейса на базу пришельцев. А все действительно увлекательные приключения прошли мимо. И насчет женщин Антон тоже угадал.
Полгода строгого воздержания кого хочешь выведут из равновесия, особенно когда рядом друзья еженощно уединяются с подругами, при взгляде на которых чувствуешь то, что и пацан, украдкой листающий «Пентхаус».
Конечно, занятия спортом, стрельбой и стипль-чезом отвлекают, но весьма и весьма недостаточно. Отчего и попивать по вечерам Сашка стал как бы чрезмерно…
С полученным заданием Шульгин познакомил только Андрея. Не скрывая посетивших его сомнений. Новиков поусмехался каким-то собственным мыслям, сказал, что придерживается того же мнения, и спросил, каким же образом Сашка намеревается Антона переиграть?
– Честно говоря, хрен его знает! Но ведь до сих пор мы их переигрывали? На вдохновении… С этим у них слабовато.
– Да как тебе сказать… У меня нет ощущения, что мы Антона переиграли. Сам посуди…
– Ну а чего? Пока что я ощущаю себя в выигрыше. Кем мы были и что имели год назад? И что теперь? А не потеряли пока ничего…
– Это в рамках нам известного. А на самом деле?
– На самом деле… Может, если б я на четвертом курсе согласился, чтобы Ленка Кораблева в постель меня затащила, сейчас был бы доктором наук и зятем завотдела ЦК, вот и скажи, проиграл я или выиграл?
– На этом уровне рассуждать, так, конечно… Ну а в целом мы уже столько наворотили, что хуже вряд ли будет. Если только головы при нас останутся. Давай попробуй себя и в такой еще роли, может, и будет какая польза, хотя бы лично для тебя…
Шульгин удивился плохо скрываемому Андреем безразличию к проблеме, представлявшейся ему самому важной. Но отнес его к общей апатии, охватившей друзей в последнее время. Сам же он испытывал сейчас все нарастающее приятное воодушевление, как перед интересным, к примеру, путешествием в дальние страны. Тем более что и на самом деле в Лондоне он никогда не был, и образ загадочной аггрианки рисовался в мрачно-романтических тонах…
…Лондон Шульгин благодаря введенной прямо в мозг информации знал теперь великолепно, видел его весь сразу, как на подробном многокрасочном макете, только, выходя на знакомую улицу, в первый момент удивлялся, что на проезжей части не написано большими буквами название. Следуя своему собственному, слегка отличающемуся от согласованного с Антоном плану, он первым делом направился в Сохо, где снял номер в пользующемся сомнительной славой отеле, приюте сутенеров, шлюх обоего пола и не вполне законных иммигрантов.
Для чего специально три дня не брился и был соответственно одет.
И лишь потом, сделав все, что входило в первый этап «увертюры», переоделся согласно легенде, тщательно привел в порядок свою внешность и вышел в грязноватый, с пузырями краски и штукатурки на стенах коридор. Редкие в тот час постояльцы провожали его удивленными взглядами. Портье его, похоже, не узнал, только шумно вдохнул широкими ноздрями распространяемый Сашкой тонкий аромат элегантных мужских духов. Пристально посмотрел вслед безупречно одетому джентльмену и подумал, что сам на его месте никогда бы не стал таскаться к здешним занюханным девкам. Или к не менее занюханным геям.
…Сильвия жила в центре чуть ли не самого аристократического в Лондоне района, во внешне неприметном двухэтажном доме с фасадом в четыре окна. Обойдя квартал по периметру, вжившись в обстановку, присмотревшись, как ведут себя аборигены этого зеленого и тихого островка покоя и благополучия в центре необъятного и шумного города, вообще освоившись в капиталистической реальности, Шульгин позвонил у окрашенной шоколадной краской и покрытой сверху лаком двери. В соседней витрине он с удовольствием еще раз осмотрел свое отражение – весьма приличного молодого джентльмена, не могущего не внушить симпатии и доверия. Правда, какой-нибудь последователь Шерлока Холмса без труда опознал бы в нем совсем недавно прибывшего из стран Содружества представителя тамошнего европейского истеблишмента, ибо до коренного англичанина Сашка все-таки недотягивал… Но от среднестатистического лондонца все же отличался в лучшую сторону.
Мелодичный женский голос из прикрытого бронзовой решеткой динамика слегка игриво, как показалось Шульгину, произнес «Хелло?», и он назвал себя и сообщил, что желал бы видеть мисс Сильвию по важному делу.
Голос с некоторым недоумением повторил его фамилию, но через пару секунд предложил войти. Дверь бесшумно приоткрылась.
Хозяйка встретила гостя на верхних ступеньках широкой дубовой лестницы. Увидев ее, Шульгин понял, насколько был прав Антон. Совсем в другом стиле, чем Ирина, аггрианка была тем не менее поразительно хороша собой. И удивительно при этом Ирину напоминала. Не чертами лица, а гармонией облика и степенью приближения к идеалу. Даже трудно представить, что моделью для нее служили те англичанки, которых он видел сегодня на улицах. Чуть холодновата, конечно, на славянский вкус… Но изысканнее в то же время, аристократичнее, рафинированнее…
Шульгин перебирал в уме эпитеты, чтобы поточнее определить свое первое от этой дамы впечатление и соответственно сымпровизировать начало разговора. Но главное он уже знал – чтобы соблазнить, или, оставаясь на ее уровне, лучше сказать – покорить сию представительницу уже не существующей враждебной расы, он заранее готов сделать все возможное. И невозможное тоже. Если от этого пострадают интересы или планы Антона – тем хуже для него. С такой тигрицей сразиться – это вам не лаборантку охмурить на вечер-другой…
Кстати, вот это – с лаборантками – у него получалось, хотя каждый раз он несколько наивно про себя удивлялся, вновь убеждаясь, что весьма приличным на вид девушкам, оказывается, на самом деле нравится то, чем они с ним занимались. Он же в глубине души оставался почти непоколебимо убежден, что если они и уступают его домогательствам, то либо просто из вежливости, либо преследуя свои, неизвестные ему интересы, но сам процесс никак не должен бы являться для них самоцелью.
И это при его медицинском образовании… Наверное, тут виноваты какие-то фрейдистские мотивы или ненароком залетевший из прошлого века псевдоромантизм.
Но, конечно, именно в данный момент Шульгин ничего такого не думал, прекрасно сознавая, что перед ним в коротком ржаво-коричневом платье-свитере, подчеркивающем все подробности ее фигуры и открывающем пусть и тонковатые при ее росте, но крайне волнующие ноги, стоит и дежурно улыбается не просто привлекательная женщина, а весьма опасное и хитрое существо, много лет руководившее целой сетью коварных и безжалостных инопланетян, для которой отдать приказ о его уничтожении не составит ни малейшей проблемы, разве только ей захочется расправиться с ним лично… Особенно сейчас, в ее нынешнем отчаянном положении.
Только и об этом тоже нужно забыть, чтобы невзначай раньше времени не выдать себя и не спровоцировать эту «черную вдову» на непоправимые действия. Вот именно, «черная вдова» – отличный образ, самка-паучиха, пожирающая своих не успевших вовремя убежать партнеров.
И, улыбнувшись в ответ на ее улыбку, Шульгин чуть наклонил голову, представился, назвав себя старым, еще в школьные годы придуманным для игр и мистификаций английским именем.
Сильвия на мгновение наморщила лоб, пытаясь вспомнить, говорит ли ей что-нибудь это имя, но, вздохнув, с сожалением пожала плечами. Не знаю, мол, и никогда не слышала. И сделала три шага по лестнице вниз, чтобы запереть за гостем дверь, если он не скажет чего-нибудь более существенного в оправдание неназначенного визита.
Тогда он, как и было согласовано с Антоном, сообщил, что ее имя и адрес назвал ему в Веллингтоне сэр Говард Грин и порекомендовал обратиться к ней, когда это действительно станет необходимым.
Тут Шульгин рисковал, потому что стоило Сильвии заявить, что и сэра Говарда она знать не знает, пришлось бы откланиваться… И вводить в действие свой совсем уже авантюрный план.
Расчет у них с Антоном был на то, что сама Сильвия тоже находится в критическом положении и не захочет обрывать чуть ли не последнюю нить, связывающую ее с «родиной». Потому что указанный сэр являлся, подобно Ирине, агентом-координатором по Южному полушарию и, как догадывался Шульгин, каким-то образом был выведен из игры самим Антоном или его людьми. Кстати, он, то есть Антон, так и не признался, имеет ли он такую же сеть агентуры, как аггры, или работает в одиночку. Возможно даже, что сэр Говард был устранен специально, чтобы создать Шульгину условия для контакта.
По существовавшим у аггров правилам никто из агентов не имел права по собственной инициативе связываться с главным резидентом, а уж тем более выводить на него землянина. Ирина, к примеру, даже Новикову ни разу не сказала ничего проливающего свет на структуру своей организации и систему подчиненности в ней.
Лицо Сильвии на миг отразило тень происшедшей в ней душевной борьбы. Заметив это, Шульгин удивился. Вроде бы разведчики ее уровня должны лучше владеть собой.
Приняв наконец какое-то решение, аггрианка сделала приглашающий жест и пошла в глубь дома, предоставив Шульгину следовать за собой и любоваться ее отработанной на паркетах салонов походкой.
В холле, выходящем сплошь застекленной стеной во внутренний дворик, украшенный скульптурами, фонтаном и разнообразной растительностью, она указала на пухлые, словно надутые воздухом, темно-зеленые кожаные кресла.
«Не повезло Ирине, – подумал Шульгин, – в капстранах вон как агентов устраивают, а у нашей – то общежитие, то двухкомнатная в старом фонде…»
– По-моему, я встречалась с сэром Говардом. Только не в Веллингтоне, а, кажется, в Нью-Йорке. И довольно давно. Я не совсем понимаю, чем смогу вам помочь, но раз уж вы пришли… Наверное, у вас действительно есть на то веские причины.
Шульгин с чувством облегчения вытянулся в кресле. Самое главное сделано – она не выгнала его с порога.
Садясь напротив, Сильвия попыталась натянуть пониже свое, условно говоря, платье. И этот жест, долженствующий изобразить как бы скромность, на самом деле лишь привлек дополнительное внимание, поскольку заставил задуматься, а колготки у нее там или просто очень длинные чулки? Ничего другого ее свитер скрыть все равно не мог. Да и скрывать такую красоту не стоит, подумал судорожно сглотнувший слюну Сашка.
Сильвия считала так же. Поэтому ограничилась тем, что плотно сдвинула колени. Потом поправила зачесанную назад и направо прядь темно-русых волос, сплела на колене тонкие пальцы с двумя изысканными перстнями явно старинной работы.
– Так я вас слушаю…
Судя по большой настольной пепельнице, курить здесь разрешалось, и Шульгин, достав золотой, очень похожий на тот, что был у Ирины, портсигар, вопросительно взглянул на собеседницу.
– Да, пожалуйста, – и когда он взял сигарету, протянула руку.
– Вы позволите взглянуть? Довольно красивая вещь…
Одного прикосновения ей было достаточно, чтобы потерять к этой имитации интерес. Впрочем, портсигар и был сделан так, чтобы только отдаленно напоминать оригинал, отнюдь не создавая впечатления сознательной подделки. Однако желаемый эффект был достигнут.
– Откуда это у вас? Я уже видела точно такой же… У одного знакомого.
– Может быть, как раз у Говарда? Он с ним никогда не расставался. Мне понравилось, знаете, такой элегантный штрих… Увидел в Каире похожий и купил.
– Вы с ним были достаточно близки?
Шульгин усмехнулся.
– Вопрос звучит несколько двусмысленно. Боюсь, что придется ответить – нет. В любом смысле. Мы были всего лишь достаточно хорошо знакомы. Признаюсь – во многом я брал с него пример. Я люблю викторианскую Англию, а он как раз был словно ее живым воплощением, причем ему удавалось при этом не выглядеть анахронизмом. Иногда я выполнял кое-какие его просьбы. И он мне тоже помогал при случае. Незадолго до своей смерти он выглядел встревоженным, словно его постоянно терзали мрачные мысли и предчувствия. Я кое-что подозревал, не скрою. Род его занятий наводил подчас на странные мысли… А за неделю, кажется, до смерти он назвал мне ваше имя, адрес и попросил сообщить вам, если с ним случится нечто… неожиданное. И, если мне потребуется, я могу рассчитывать на вашу помощь…
– Как он умер? – резко спросила Сильвия.
– Автомобильная катастрофа. Довольно нелепо, но даже в Новой Зеландии такие вещи иногда случаются. Его «Роллс-Ройс» – они любил выезжать на «Роллс-Ройсе» – потерял управление и столкнулся со встречным трейлером. Погибли и он, и его шофер.
– Когда это случилось?
– Скоро будет месяц. 17 июля. Завещания он не оставил. Похоронен в Веллингтоне. Координаты могилы у меня есть…
Сильвия с минуту сидела молча, перебирая сплетенными в замок пальцами.
«Даже не пытается остаться в образе… – подумал Шульгин. – Только что ведь говорила, что едва помнит этого Говарда…»
– Ну что же, – словно отвечая на его мысль, сказала женщина. – Не буду скрывать, сэр Говард был моим хорошим другом, хотя мы с ним довольно давно не встречались. Я огорчена этой нелепой смертью и, надеюсь, вы понимаете, хотела бы услышать о его последних днях как можно больше. Не скрывайте – он говорил вам обо мне что-нибудь, кроме имени и адреса?
Шульгин подавил в себе желание блеснуть информированностью и подать кое-что известное от Антона как слова покойника, но благоразумно сдержался.
– Сожалею, но не могу удовлетворить ваш вполне понятный интерес. Ничего, кроме уже сказанного, я от него не слышал. Но… упоминая вас, он говорил с большим… как бы это лучше назвать – уважением или, может быть, даже почтением. В любом случае я понял, что он был более чем прав. Мы с вами знакомы едва полчаса, а я уже готов благодарить судьбу, что позволила мне увидеть вас. Пусть и по такому… печальному поводу. Впрочем, что мы знаем о судьбе и используемых ею методах?
После многозначительного пассажа Шульгин слегка пригорюнился, не прекращая, впрочем, деликатно скользить глазами по ее ногам, от щиколоток до обреза платья и обратно. В глаза же смотреть избегал.
– Выпьете что-нибудь? – спросила Сильвия, прерывая паузу.
Умение использовать паузы для воздействия на партнера Шульгин перенял у Новикова и значительно усовершенствовал применительно к собственному характеру и манерам.
– С удовольствием. У меня был трудный день…
Присутствия слуг в доме не ощущалось. Может, вообще, а может, именно сейчас, и Сильвия сама прикатила столик с напитками и символической закуской.
Подумав, Шульгин выбрал «Джонни Уокер», причем словно невзначай плеснул виски больше чем полстакана. Огорчился, чуть ли не попытался вылить его обратно, потом, как бы смирившись с неизбежным, добавил содовой и добавлял так аккуратно, что сохранил благородный напиток в почти исходной концентрации. Сильвия ограничилась небольшой порцией розового джина.
– Так чем же ваш день был так труден? – спросила она, когда Шульгин сделал два хороших глотка. Его манипуляции она, конечно, заметила, только вот какие выводы сделала? Он хотел, чтобы она увидела в нем человека деликатного, застенчивого, сильно нервничающего, нуждающегося в разрядке, но беспокоящегося, как бы его не сочли алкоголиком.
– Можно откровенно? Я опасался, что смерть сэра Говарда действительно не случайна, что за мной могли следить и по дороге к вашему дому меня ждет ловушка…
– Вот даже как? Интересно. И что же заставило вас так думать?
Шульгин совсем засмущался. Он покусывал губу, вздыхал, не зная, как подойти к столь щекотливому предмету.
– Да вы не стесняйтесь, – подбодрила его Сильвия. – Говорите прямо. Или, если вам будет проще, – расскажите сначала о себе. Как вы познакомились, что вас объединяло, о чем беседовали и о всех своих… подозрениях тоже. Тогда нам легче будет разобраться и во всем остальном.
Шульгин посмотрел на нее с сомнением. Впервые – прямо в глаза. И на мгновение позволил своему взгляду стать достаточно жестким. Мол, не такой уж я простак, дорогая, и еще неизвестно, стоит ли тебе говорить всю правду. Гарантии-то где, что тебе самой можно полностью доверять?
У них с Антоном была разработана достаточно подробная легенда, базирующаяся на подлинных фактах жизни и деятельности означенного мистера Грина, в меру достоверная и в то же время не настолько конкретная, чтобы дать возможность поймать себя на противоречиях и деталях. Правда, здесь Шульгину пришлось полностью положиться на Антона, сам он, разумеется, не располагал не только информацией о делах сэра Говарда и ему подобных, но и о реальной жизни западного человека вообще. За исключением того, что можно увидеть в кино или прочесть в переводных романах. Впрочем, навыки и формы поведения своего прототипа Шульгин получил вместе со знанием языка, а на умение Антона моделировать личности можно было рассчитывать, имея в виду хотя бы создание фантома Наташи.
Итак, согласившись с предложением Сильвии, Шульгин достаточно сжато обрисовал картину своих деловых и личных отношений с Грином, начиная от случайного знакомства в Сиднее и до его печального конца. Эти полтора года включали в себя встречи за карточным столом и на поле для гольфа, обеды и ужины в клубе, а также ряд совместных деловых мероприятий, принесших Шульгину, то есть Ричарду Мэллони, не только чувство удовлетворения от приобщения к новой привлекательной жизни, но и ощутимый финансовый успех.
Но как раз эту сторону их взаимоотношений Шульгин постарался изложить наименее внятно, и только после настоятельных, с нажимом расспросов Сильвии ему пришлось признать, что занимались они делами, чересчур глубоко вторгавшимися в сферу не только налогового и гражданского, но подчас и уголовного права. Еще более резко поставив вопрос, Сильвия узнала наконец, что, по мнению мистера Мэллони, занимался сэр Говард в основном шантажом, противозаконным лоббизмом, контрабандой оружия и наркотиками…
Когда слово было произнесено, Сильвия не только не ужаснулась, а даже повеселела.
– Что ж, как бы там ни было, сэр Говард в полной мере искупил свою вину, если она действительно была, а мертвый человек не подсуден никому, кроме Господа… А вот лично вы в чем увидели для себя опасность, раз так поспешно покинули страну и, «рискуя оказаться в ловушке», появились здесь?
– Я же сказал, что почувствовал вокруг себя не слишком приятную атмосферу, стал замечать каких-то подозрительных людей, изменение отношения со стороны лиц, ранее вполне лояльных, с которыми имел деловые контакты. Это трудно объяснить тому, кто сам не попадал в похожую ситуацию, но знающий поймет и без слов.
– Так, допустим. Вам показалось, что лица, устранившие Говарда, обратили внимание на вас. Зачем, как вы считаете?
– Но это же очевидно. Многим известно, что я был его… ну, не доверенным лицом в полном смысле, а достаточно близким сотрудником. Если произошло нечто, повлекшее ликвидацию патрона, то по отношению к себе я мог ждать двух исходов – или некие силы сочтут меня также достойным устранения, или…
– Что – «или»? – подалась вперед Сильвия, фиксируя взгляд на переносице Шульгина.
– Или я попал в поле зрения полиции, которой стало известно о роде нашей деятельности…
Сильвия с видимым облегчением откинулась в кресле. Очевидно, она ожидала услышать нечто иное, гораздо более неприятное для себя.
– Даже если так… При чем тут я и для чего вы здесь?
– Раз у нас пошел столь откровенный разговор, не буду скрывать, меня привела к вам забота о собственной безопасности… и дальнейшей жизни, скажем так. Замечу, сэр Говард вполне определенно дал мне понять, что с вашей стороны я могу рассчитывать на помощь. Думаю, я сделал для вас, – он подчеркнул последнее слово, – достаточно, чтобы ждать достойной компенсации за прошлое, помощи в настоящем и надеяться на спокойное будущее.
Сильвия рассмеялась, на взгляд Шульгина, слишком резко для элегантной женщины. Он вообще с какого-то момента их разговора начал подмечать в ней черточки, портящие первоначальное впечатление.
Если Ирина (он невольно постоянно их сравнивал как представительниц одной расы и профессии) в любой обстановке выглядела неизменно женственной, ровно благожелательной, покоряла своим тонким шармом, то Сильвия чем дальше, тем больше напоминала ему пресловутую премьершу Тэтчер. И вдобавок его нервировала направленность разговора. Он никак не мог перехватить инициативу и подойти к моменту, когда следовало использовать первую из домашних заготовок дебюта. Продолжая шахматные аналогии, он оказался в положении гроссмейстера, противник которого достаточно дурацкими ходами уклоняется от общепринятых у специалистов розыгрышей и создает на доске утомительно-бессмысленную ситуацию. Поскольку никак не удается понять: то ли партнер дилетант и от растерянности двигает фигуры просто так, то ли имеет чересчур хитрый и далеко идущий замысел.
– Неужели вы вообразили меня этакой «крестной матерью» международного преступного синдиката, которая вдобавок обязана заботиться о будущем каждого… – Она едва не произнесла ожидаемое Шульгиным слово, но, вздохнув, закончила нейтрально: – Каждого, кому вздумается этого потребовать…
Вот тут она все же подставилась. И Шульгин с простодушной, почти естественной улыбкой произнес, предварительно плеснув себе еще виски и закурив новую сигарету:
– Ну зачем же вы так? Я ничего подобного не говорил. А вот Говард, очевидно, предусмотрев в случае нашей встречи подобную недоверчивость, попросил меня сказать вам вот что… – И он медленно, как говорят заученное, но непонятное, произнес фразу на аггрианском, которая, по словам Антона, должна была прозвучать паролем.
И ожидаемого эффекта достиг. С минуту Сильвия смотрела на него молча, только еще туже сплела пальцы на колене. А левое веко у нее чуть заметно задергалось.
Когда Шульгин спросил у Антона, что эта фраза значит, тот ответил:
– А зачем тебе знать? Твой Ричард же не знает. Вдруг ты сказал «Немедленно убей этого человека»? Или нечто похожее. Ты должен испытывать неуверенность, может, даже страх, и надежду в то же время. Сыграть будет трудно, а так само собой получится.
И хотя страха Шульгин не испытывал, поскольку не допускал, что Антон решил от него избавиться столь сложным способом, все остальные чувства присутствовали.
Взяв себя в руки, Сильвия сказала с облегчением:
– Да, пожалуй, это меняет дело. Вы знаете язык, на котором сейчас говорили?
– Понятия не имею. Отдаленно напоминает маорийский. По звучанию.
– Хорошо. Сэр Говард… уже, можно сказать, оттуда, – Сильвия на мгновение подняла глаза вверх, – передал, что вам действительно можно доверять и вы можете быть полезны. Из уважения к его памяти я вам помогу. Что вы хотите?
– Вы, наверное, удивитесь, но – покоя. Я бы хотел иметь возможность скрыться туда, где меня никто не найдет, и при этом вести вполне обеспеченную жизнь.
– И не иметь дело со мной и мне подобными? – с милой улыбкой осведомилась Сильвия.
– Как раз с вами я был бы рад иметь дело… но только с вами. Сознавая, насколько это маловероятно, я готов ограничиться реально достижимым. Например, сумму в пять миллионов вы сочли бы разумной?
– Миллионов долларов? – без удивления, просто уточняя, спросила она.
– Я патриот своей исторической родины и предпочел бы фунты.
– Еще один вопрос – почему такая конкретная сумма?
– Нет ничего проще. Я примерно определил срок своей жизни в семьдесят пять лет, суммировал свой заработок и пенсию за оставшиеся мне годы и ввел коэффициент, учитывающий моральный ущерб, темпы возможной инфляции и то, что мне остался должен сэр Говард. Сумма вышла даже чуть больше, но я не скряга. Пять миллионов достаточно…
Сильвия снова рассмеялась. И смеялась довольно долго. Перестав, поднялась с кресла, тем же заученным жестом вновь одернула платье, подошла к окну. Стала так, что свет закатного солнца, проходя сквозь петли вязки, отчетливо обрисовал фигуру и оживил у Шульгина слегка угасший во время трудной беседы интерес к ее телу.
– Вы знаете, наверное, это можно устроить. Только мне надо кое с кем посоветоваться. Честно говоря, жаль так рано отпускать на покой человека, сумевшего заслужить доверие и расположение Говарда. Если бы вы согласились… Сумма компенсации может значительно возрасти.
– Боюсь показаться неучтивым, но повторю. Если не очень расстрою вас своей настойчивостью и не вызову слишком большого неудовольствия – а неудовольствие со стороны такой женщины, как вы, было бы для меня убийственным (при этом каламбуре губы у Сильвии чуть дрогнули), – я все же предпочел бы ограничиться уже названной суммой… – Шульгин помолчал ровно столько, сколько счел нужным, и добавил совсем другим тоном: – Я действительно смертельно устал.
Сильвия вздохнула сочувственно. И спросила тоже очень мягко, как бы между прочим:
– Да, а вы ведь так и не сказали мне, какова ваша основная профессия.
И Шульгин ответил ей в тон:
– Я был офицером контрразведки.
Вопреки ожиданию, его признание не вызвало никакой видимой реакции. Женщина слегка кивнула головой, принимая информацию к сведению, и предложила, если Ричард не против, поужинать сегодня в обществе ее друзей в одном вполне респектабельном заведении. Шульгин принял предложение с видом человека, которому некуда деваться. Но взятая им на себя роль требовала кое-чего еще. В конце концов его коллега Джеймс Бонд, будучи вполне джентльменом, позволял себе в отношении дам весьма большие вольности. К тому же он вспомнил решительный поступок некоего Разумовского, сделавший его графом и фаворитом императрицы, и положил ладонь на талию аггрианки. Сильвия чуть вздрогнула, как ему показалось, но позы не изменила и даже не повернула головы.
Расстояние от талии до края платья оказалось слишком коротким. Ощутив шершавую фактуру обтягивающего бедро материала (он не знал названия этой ранее не попадавшейся ему синтетики, а может, и натуральной ткани типа тонкого парашютного шелка), Шульгин решил особенно не мешкать, развивая успех, прикоснулся губами к тонко пахнущей цветочными духами шее и продвинул руку вверх по плавному изгибу. Успел убедиться, что надеты на Сильвии все же не колготки, а длинные чулки на резинке. Воображение уже рисовало дальнейшее, но – увы…
Аггрианка небрежным движением руки, словно отстраняя задевшую за платье ветку, убрала ладонь Шульгина с завоеванного им плацдарма и, повернув голову, с прищуром посмотрела из-под изогнутых ресниц.
– Боюсь, что вы торопитесь… Впрочем, я вас не осуждаю. Пожалуй, женщина, одетая подобным образом, должна ожидать соответствующей реакции.
Она отодвинулась на шаг, не спеша поправила платье, еще раз смерила Шульгина взглядом.
– Я не очень хорошо знаю психологию мужчин. Что, действительно невозможно удержаться?
«Психологию она не знает, стерва! – мысленно возмутился Шульгин. – А какого ж хрена вырядилась?..» – и ответил с виноватой улыбкой:
– Обо всех говорить не буду, а что касается меня… Сами все видите. Я рад, что не обидел вас своим, согласен, несколько дерзким поведением…
– Хорошо, оставим пока эту тему… – Из ее слов следовало, что решительного отказа в своих притязаниях он не получил и в дальнейшем может рассчитывать на больший успех.
…План, разработанный Антоном, начал, кажется, претворяться в жизнь. Он и заключался в том, чтобы настолько заинтриговать Сильвию и, по возможности, добиться ее благосклонности, чтобы в течение отведенного на операцию времени оставаться рядом с ней или в крайнем случае обеспечить новое свидание наедине в момент, когда откроется проход в Замок.
Чтобы пригласить ее туда – в идеале добровольно, но можно и с применением силы. Специфическая форзейлианская этика не позволяла, видите ли, Антону самому применять насилие, даже и к неприятельскому солдату, каковым с точки зрения известных конвенций являлась аггрианка. А вот убедить землянина сделать это, причем опять же добровольно, нравственность ему разрешала.
Шульгин мог бы выполнить боевую задачу прямо сейчас – не затрудняя себя дальнейшими ухищрениями, – Антон снабдил его переходником мгновенного действия, который раньше уже испытал в деле Воронцов, но по некоторым причинам воспользоваться им Шульгин не имел возможности. И, с тоской взглянув на часы, он подумал, что тянуть волынку еще целых семнадцать часов. До первого контрольного срока.
Правда, если не совершить грубой ошибки или не вмешаются непредвиденные обстоятельства, это время можно провести с пользой и удовольствием. А за переходником, если все пойдет нормально, можно и отлучиться на часок.
Пока Сильвия готовилась к вечеру, предоставленный самому себе Шульгин принялся бродить по дому, по той его части, которая открыта для посторонних. Скоро он понял, что, вернувшись к нормальной жизни, хотел бы поселиться в таком же. Прежде всего изнутри он был гораздо больше, чем казался с улицы. Т-образной формы, вытянутый в глубину обширного парка, со всех сторон окруженного высоким забором и глухими стенами соседних зданий, этот дом стоял здесь не одно столетие и на протяжении веков не раз достраивался и перестраивался.
Многочисленные коридоры и коридорчики, прямые и винтовые лестницы соединяли холлы, каминные залы, картинную галерею, библиотеку и другие помещения, не имеющие выраженной специализации, в сложный, разветвленный и запутанный лабиринт, создающий уважающему себя англичанину ощущение защищенности, комфорта и связи с теряющейся во временах норманнского вторжения вереницей почтенных предков.
Масса произведений искусства со всех концов некогда великой империи: африканские щиты и копья, индийские сабли, бронзовые и нефритовые статуэтки из Китая, персидские и афганские ковры, причудливые раковины южных морей. Память о грандиозных сафари колониальных майоров и полковников – головы антилоп, бегемотов и носорогов, шкуры тигров и леопардов на полу и обшитых темным деревом стенах. Неподвижный воздух полутемных зашторенных комнат – как сложная композиция парфюмера, составленная из запахов старого дуба, тика, красного и эбенового деревьев, воска, столетиями втираемого в узорный паркет, индийских курительных палочек, кожи кресел и диванов, переплетов старых книг и, наверное, духов и благовоний тех дам, что шелестели здесь шелками, муслинами и парчой своих туалетов. Как звуковое дополнение – частые перезвоны идущих вразброд, потерявших свое время часов, настенных, каминных и напольных…
Не дом, а миниатюрная копия музея принца Уэльского. У Шульгина сложилось впечатление, что дом Сильвии – не архитектурное сооружение со специально придуманным и оформленным интерьером, а словно бы живой, растущий и развивающийся в пространстве и времени организм. И его помещения – как годовые кольца. Вот здесь, ближе к сердцевине дома, семнадцатый век. В восемнадцатом прибавились эти комнаты, в них и мебель другая, и форма оконных переплетов, к ним примыкает девятнадцатый, викторианский век, а самые близкие к парадному входу комнаты оформлены современно – мебель, картины сюрреалистов, японский музыкальный центр, видеоаппаратура, модерновые телефоны и россыпь американских журналов на столике в холле.
Переходя из помещения в помещение, Шульгин старался лучше понять характер хозяйки и, к своему удивлению, не замечал ничего, что говорило бы о «низменных» чертах ее натуры. Скорее наоборот. А чего он, собственно, ждал? Надеялся увидеть орудия пыток, расчлененные трупы, садистские фотографии? Смешно… Впрочем, одна деталь привлекла его внимание. В видеотеке непропорционально большое место занимали фильмы мистического и эротического содержания. Может, действительно таким вот образом она взбадривает свое подсознание?
Зато фотографии на стенах наводили на размышления другого рода. Среди персонажей конца прошлого и начала нынешнего века он несколько раз заметил даму, поразительно похожую на хозяйку дома.
Конечно, платья, костюмы, прическа совсем другие, но черты лица, но выражение глаз… Что это? Подгонка облика к легенде, имитация принадлежности к древнему аристократическом роду или?.. Если так, то сколько же ей лет? Она что, вроде героини фильма «Секрет ее молодости» в исполнении Гурченко разменивает уже вторую сотню? И никто этого не замечает и не удивляется? Загадка, достойная размышлений. Ну, если Бог даст, и до этого докопаемся, а пока есть проблемы более животрепещущие…
Когда Сильвия закончила сборы, Сашка не нашел слов для комплиментов, а лишь изобразил немое восхищение.
У дверей их уже ждал большой вишневый «Бентли» с шофером, похожим на премьер-министра теневого кабинета.
Смысл ужина, состоявшегося в действительно респектабельном загородном ресторане, скорее похожем на закрытого типа клуб, ускользнул от понимания Шульгина. Если только не сводился к тому, чтобы показать его двум серьезного вида джентльменам. О делах не говорили совсем, если не считать вполне дежурных фраз о приятности знакомства и возможном его продолжении. Зато вдумчиво и со вкусом ели, смаковали чересчур тонкие для Шульгина вина, обсуждали перестановки в правительстве, погоду, проблемы ближневосточной политики, прогнозы на предстоящие дерби и тому подобные малоинтересные Шульгину вещи.
Как о деле почти решенном было вскользь сказано, что если мистер Мэллони решит разместить свои капиталы именно в Соединенном Королевстве, то мистер Кэвин Фарелл (слегка похожий на принца Чарльза господин, сидевший слева) окажет всю необходимую помощь и постарается, чтобы дивиденды были максимальными.
Шульгин горячо поблагодарил и заверил, что именно так он и поступит, особенно если будет что размещать. На что Сильвия ответила гримаской легкого недоумения, а господа сотрапезники восприняли как тонкую шутку. Очевидно, хозяйка обрисовала его финансовое положение как прекрасное.
Такая нудная ерунда длилась до полуночи, и Сашка вполне уверился, что жизнь британского высшего света до невозможности скучна. Однако принимающая сторона так не считала, и, расставаясь, все горячо благодарили друг друга за прекрасный вечер.
Так и не поняв, справился ли он со своей ролью, Шульгин вслед за Сильвией погрузился в ароматное чрево автомобиля.
– Вас не затруднит завезти меня в какой-нибудь приличный отель? – спросил он, когда машина описала полукруг по Пикадилли.
– А разве вы еще не устроены? – удивилась Сильвия. – Где же ваш багаж?
Сашка беспечно махнул рукой.
– Номер у меня есть. И вещи там же. Только я не хотел бы туда сейчас возвращаться. По известной вам причине. Если я под контролем, то лучше провести ночь в другом месте. Убедившись, что я не пришел, утром наблюдение скорее всего снимут. А там и посмотрим…
– Тогда лучше поедем ко мне. Гостевые комнаты к вашим услугам. И я уверена, что до утра вы будете в безопасности. Не думаю, что кто-нибудь осмелится потревожить того, кто ужинал с сэром Филиппом.
Спорить Шульгин не стал. Ей виднее.
Устроившись в отведенных ему апартаментах, приняв душ, второй раз за день с тщанием побрившись и облачившись в фиолетовый махровый халат, посмотрев по телевизору ночную программу новостей, от которых отвык за время Валгалло-Замкового сидения и которые не сообщили ему ничего принципиально нового (ведь на Земле прошло всего пять дней с момента их бегства), улучшив свое настроение парой рюмок коньяка, поскольку аристократические вина обладали нулевой убойной силой, Шульгин решил заглянуть к хозяйке. Под благовидным предлогом.
И увидел ее полусидящей в просторной кровати с дикой, на взгляд простого советского человека, расцветкой постельного белья.
Освещенная изогнувшимся над ее головой торшером, Сильвия перелистывала толстую книгу неуместного для чтения в постели формата. Пеньюар модного в этом сезоне цвета «цикламен» почти не скрывал загорелую грудь. Вмонтированное в прикроватную золоченую тумбочку музыкальное устройство наполняло комнату звуками не то Грига, не то Сибелиуса.
Наблюдая с порога эту великолепно выстроенную мизансцену, Сашка еще успел понять, что сейчас не его игра, что теперь все пойдет так, как придумала она, и вряд ли можно угадать замысел режиссера. Сомнительно, что скучающая дамочка решила просто развлечься с приглянувшимся ей гостем или, наоборот, просто сделать приятное ему. Но соображать, что, как и зачем, у него уже не было ни сил, ни желания. Слишком она была соблазнительна и слишком давно он не видел женщины, кажется, готовой разделить с ним ложе.
Сильвия, будто бы только что заметив застывшего на пороге постороннего мужчину, последовательно изобразила на лице испуг, растерянность, смущение и, наконец, радость. Привстав, положила на тумбочку книгу, улыбнулась ободряюще, даже кивнула и выключила торшер.
Стараясь не потерять во внезапно наступившей темноте направление, Шульгин подошел и присел на край постели, протянул руку, коснулся ее распущенных на ночь волос.
Сильвия молча привлекла его к себе, одной рукой обнимая за шею, другой нетерпеливо потянула с его плеч халат. Отодвигаясь к середине кровати, с неожиданной силой повалила на нее Шульгина.
Сашке приходилось иметь дело с достаточным количеством женщин, но ни одна из них не вела себя так, как эта. С полным безразличием к привычкам и желаниям партнера. Он только собирался приступить к обычной преамбуле, как понял, что от него здесь ничего не ждут и не намерены потакать всяким глупостям.
Не успев удивиться ее активности и напору, Шульгин оказался в полной власти той, кого весь день собирался соблазнять и покорять. Остатками трезвого сознания он понял, что попал в руки специалистки высшей квалификации, которая знает, чего хочет и как этого добиться. Сам же он в виде самостоятельной личности интересовал ее настолько мало, что можно было вообразить, будто она вообще одна в постели. Под гладкой и нежной кожей Сильвии скрывались невероятной силы мышцы, эта тонкая, гибкая женщина управлялась с Шульгиным, как ковбой с укрощаемым мустангом, то оказываясь сверху и сжимая его бока стальными шенкелями, то меняла позу на противоположную, и в каждый момент ее руки, ноги, движения спины задавали партнеру необходимый темп и ритм, управляли им как предметом вполне неодушевленным, имеющим лишь одну конкретную функцию.
И лишь когда сочла себя полностью удовлетворенной, она позволила наконец и объекту своей страсти принять участие в бурном апофеозе.
Если бы не эти несколько секунд, за которые Сашка пережил нечто абсолютно несравнимое со всем, что могли ему дать все его прежние подруги, он мог бы почувствовать себя униженным, даже, по тюремному выражению, опущенным. Женщина-аристократка обошлась с ним, как толпа уголовников с несчастным петухом… Но зато финал был феерически великолепен!
Шульгин отвалился на свою сторону постели измученный и потрясенный. Чем-то его ощущения напоминали те, что он испытал, посмотрев впервые в жизни настоящий секс-фильм. Вполне художественный и до невозможности эротический. Открыл то есть совершенно новую грань жизни.
Придя немного в себя и вновь обретя способность мыслить логически, он сообразил, что удивляться особенно нечему. Просто Сильвия, как классный разведчик, считает тело таким же оружием, как и многое другое в своем арсенале – деньги, интеллект, связи, инопланетные приспособления и устройства, да и те же пистолеты и яды, если ими вообще пользуется. Поэтому и владеть им обучилась соответственно. А вдобавок, не будучи по духу настоящей землянкой, она свободна от многих предрассудков, мешающих нормальным женщинам в полной мере наслаждаться имеющимися у них возможностями.
Потом они, переведя дух и успокоившись, вполне мило поболтали на подходящие к случаю темы. Слушая Сильвию, нельзя было заметить, что она считает свой стиль чем-то необычным или тем более постыдным. Сашка, чувствуя рядом горячее обнаженное тело, касаясь то тонких пальцев, то тугих, с заостренными бугорками грудей, не теряющих формы даже когда она лежала навзничь, слушая ее мягкий и ласковый шепот, постепенно вернул себе должное самоощущение и начал делать то, что собирался с самого начала. И теперь все получилось, как он и мечтал. Сильвия на сей раз оказалась нежной, чуть застенчивой, соскучившейся по мужской ласке женщиной, в меру покорной и тонко чувствующей партнера. Вместе они подходили к самому краю, но вовремя останавливались, приглушая взаимную страсть тихими поцелуями, выбирали позы, позволяющие продлить наслаждение, и, только вдоволь наигравшись, дали полную волю неконтролируемым эмоциям.
Короче, когда она, обессиленная и счастливая, заснула наконец в его объятиях, доверчиво прижавшись щекой к Сашкиному плечу, он нашарил на тумбочке замеченную еще при свете пачку легких ментоловых сигарет, покурил, прямо на ковер стряхивая пепел, довольный собой и полный оптимизма. Черт его знает, думал он, очень похоже, что действительно удастся все сделать просто и красиво…
Сейчас почти три, часов до одиннадцати она поспит, а там, за утренним кофе, он и раскроет карты. У нее даже времени опомниться не будет. И все…
Заснул он почти мгновенно, не успев еще раз, теперь уже мысленно, повторить самые пикантные подробности сегодняшней ночи.
Оттого и пробуждение оказалось слишком уж неприятным. По контрасту.
То, что проснулся он совсем в другом месте, Шульгин понял сразу. Даже не открывая глаз. В этом смысле он отличался почти звериным чутьем. К примеру, в поезде с точностью плюс-минус десять километров мог определить, сколько проехал во сне и какая сейчас будет станция. На знакомом, само собой, маршруте.
Осторожно приоткрыв глаза, Сашка окончательно убедился в собственной правоте. Он лежал на узкой кровати в тесном помещении со скошенным, обшитым некрашеными рейками потолком. Сквозь полукруглое окно с радиальным переплетом проникал тусклый, очевидно, предутренний свет. Вначале он подумал, что, возможно, находится в чердачной комнате того же лондонского дома, но, поднявшись и выглянув в окно, увидел неожиданное: с высоты примерно третьего этажа ему открылась заснеженная перспектива горной долины, окруженной сплошным кольцом скальных стен, за которыми сквозь мелкий снегопад различались остроконечные, соединенные зубчатой грядой пики.
– Ни хрена себе хохмочка, – пробормотал Шульгин, отходя от окна. Как-то слишком безвкусно все сделано. Очередной сюжет стандартного боевика – прекрасная соблазнительница, подстроенная ловушка, наркотический сон, пробуждение в темнице… Впрочем, об этом они с ребятами уже говорили. Пристрастие пришельцев к банальным ходам. Да и зачем, в сущности, изобретать что-то свое, когда земляне все для них давно проработали? Причем во всех вариантах, расписав поступки и мысли каждого персонажа. С этой точки зрения вся земная литература – действительно учебник жизни и всеобъемлющая инструкция. Знай выбирай нужное… И значит, чтобы выкрутиться, надо либо тоже изо всех сил вспоминать подходящее и по возможности неизвестное агграм произведение, либо придумывать самому нечто совсем уж оригинальное. И то и другое достаточно трудно. Хорошо еще, что для его отключения и транспортировки применили средство, не оставляющее неприятных и вредных для полета фантазии последствий, а не какой-нибудь эфир или хлороформ. На деревянном, как и все остальное вокруг, стуле Шульгин вместо своего костюма увидел другой, спортивный адидасовский, мечту любого богатого грузина. Слава богу, что ничего ценного или опасного для легенды в карманах его старого костюма не было. Шульгин порадовался собственной предусмотрительности. Без подстраховки с помощью отеля положение стало бы совсем аховым.
Одевшись и зашнуровав удобные, как раз по размеру кроссовки, Шульгин снова прилег на кровать и приготовился сколь угодно долго ждать неизвестно чего. Впрочем, почему неизвестно? Судя по завязке, его ожидает прежде всего допрос, а затем перевербовка или ликвидация.
Знать бы, на чем он спалился. Совершенно ничего не предвещало столь резкого поворота.
Сказать, чтобы Шульгин пришел в отчаяние, нельзя. Закалку за последние месяцы он получил серьезную. Да и помощи со стороны друзей и Антона он отнюдь не исключал. А в то же время… Если вспомнить все, что Антон говорил об аггровских манерах общения с противником… Но опять же ничего плохого они Новикову с Берестиным не сделали…
Но на чем же она его все-таки поймала? Или, как в известном фильме «Майор Вихрь», сам факт выхода на контакт – уже провал?
Но, может, он зря паникует? Его показали кому следует, сочли подходящим и доставили на секретную базу для дальнейшего прохождения службы. Тоже где-то было. В «Ошибке резидента»? А куда доставили? Что за горная страна за окном? Шульгин остро пожалел, что почти не знает географии и астрономии, не может, как Воронцов, в пять минут по наклону солнечного пути, фазам Луны, расположению созвездий вычислить координаты. Ему остается только дедукция и полузабытый школьный курс.
Союзом это быть не может, какой дурак потянет пленника из Лондона за «железный занавес»? Если Европа, то скорее всего Альпы. Или Скандинавия. Он не помнил точно, какие там горы и бывает ли снег в августе. А кто сказал, что тут именно август? Может, его и во времени тоже переместили? Да нет, вряд ли. Ирина по крайней мере сама по времени двигаться или не могла, или не хотела, судя по случаю с Берестиным. Значит, примем, что все же август.
Если не Европа, то что? Тибет, север Канады, Кордильеры? Насчет последнего он, пожалуй, уверенности не питал, там все же почти тропики. Разве что на большой высоте, да и август в Южном полушарии что-то вроде нашего февраля… И на чем доставили? Самолетом? Не то – расстояние, пограничный контроль… Внепространственный переход, очевидно. Для Шульгина теперь этот способ передвижения выглядел никак не экзотичнее самолета.
Он снова подошел к окну. Небо затягивали сплошные серые тучи. Даже время и то не угадаешь. А наплевать, к чему забивать голову несущественными деталями! Дождаться появления Сильвии или людей, ею уполномоченных, выслушать, что ему скажут и предложат, и уж потом соображать, как жить дальше. В случае чего уйти он сможет без труда, сколько бы человек его ни охраняли. Разве только здание окружено сплошным электрозабором и линией дотов снаружи…
Было бы куда бежать, вот что важнее.
Слишком долго ему ждать не пришлось. Дверь открылась приблизительно через полчаса. Среднеевропейской внешности парень лет тридцати, сильно загоревший под горным солнцем, провел его, не вступая в разговоры, вниз, на второй этаж, в обставленную как малоиспользуемый кабинет комнату, выходящую широким окном на тот же самый пейзаж.
Здесь Шульгин увидел Сильвию, но теперь одетую в бело-голубые джинсы, крупной вязки свитер и кожаные сапоги без каблуков, а рядом с ней незнакомого мужчину, похожего в равной степени на латиноамериканца, итальянца или еврея. Толстый, носатый, с неухоженной седеющей бородой, но в безукоризненном синем костюме, будто не в затерянной неизвестности находится, а в офисе солидной фирмы.
Конвоир скрылся за дверью, а Шульгин сел в специально для него, похоже, выдвинутое на середину комнаты кресло, закинул ногу за ногу и молча стал ждать дальнейшего.
С несколько, пожалуй, излишним спокойствием. Для нормального человека поведение неестественное. Если не возмущаться, то хоть спросить, что все это значит, стоило бы. А так он вроде признает право хозяев поступать с ним таким именно образом. И странности в случившемся не видит. Но по легенде-то он офицер контрразведки, каких-то пакостей давно ждал и слишком уж пугаться не должен. Удивиться разве что, поскольку от этих вот людей ждал как раз помощи, а не ареста. Но в целом действует в рамках образа.
Первым не выдержал паузы напарник Сильвии. Поморщившись, словно страдая от происходящего, он спросил вялым, негромким голосом:
– Судя по вашему поведению, вы по-прежнему настаиваете на том, что вы Ричард Мэллони? Бросьте, не стоит. Всем все ясно. Назовите, кто вы на самом деле, и будем разговаривать предметно…
Шульгин в первый момент даже не сообразил, что говорит носатый по-русски. Но вовремя опомнился, сделал вид, что вслушивается в звуки незнакомой речи, ответил спокойно:
– Не понимаю, говорите по-английски…
– Желаете продолжать валять дурака? Думаете, вас надолго хватит? – опять по-русски спросил незнакомец, пожимая плечами.
– Хватит морочить нам головы, – вмешалась Сильвия. Голос у нее был злой. – Мы прекрасно знаем, кто вы на самом деле. И вопрос стоит только так – добровольная готовность к сотрудничеству и полная откровенность или… все известные последствия вашего неразумного упорства.
– Ну, май бьютифул леди, это даже непрофессионально. Вы меня хотите обидеть… У нас так даже с уголовниками не разговаривают давно уже. Кем бы вы меня ни считали, отказываться от собственного имени до того, как мне аргументированно докажут, почему и зачем… «Признавайся, мы и так все знаем…» Даже не смешно. Я вчера рассказал вам все, что хотел и мог, не скрывая даже наиболее деликатных подробностей. Если у вас есть основания сомневаться – поделитесь, возможно, я сумею рассеять ваши подозрения. Не исключено, что вас ввели в заблуждение. Возможно, имеет место хорошо подготовленная провокация наших общих врагов, я об этом тоже говорил. Если бы вы навели справки…
– Не считайте нас идиотами, – резко сказал мужчина. – Как будто мы не понимаем – вы для того и назвались сотрудником секретной службы, чтобы исключить возможность детальной проверки…
– Ну а сэр Говард, хоть он-то существовал в природе, или я его тоже выдумал вместе с паролем?
Ему показалось, что своим вопросом он поставил аггров в тупик. В тщательность разработки легенды Антоном он верил. Но понимал и то, что никакие презумпции и прочие юридические гарантии не помогут, если им решили заняться всерьез. О том, на что они способны, Шульгин знал достаточно. Однако неясным оставалось, каковы их реальные возможности теперь, после исчезновения Метрополии, и в чем смысл происходящего с учетом названного обстоятельства. Это и следовало выяснить, прежде чем к нему начнут применять третью и последующие степени допроса.
– Реальность сэра Говарда мы под вопрос не ставим, – ответила Сильвия, и Шульгин порадовался первой маленькой победе. Противник сам начал отвечать на его вопросы. А будь следователь поквалифицированнее, кулаком бы по столу или сразу в морду: «Молчи, падла, здесь только я спрашиваю!» —Однако это ничего не значит, – продолжала между тем Сильвия. – У вас было время и возможности втереться к нему в доверие…
– Ну, кто к кому втирался – тоже большой вопрос, – огрызнулся Шульгин.
– Хорошо, допустим и это, сэр Говард сам вас нашел. И вы с ним дружно и плодотворно работали. Но как вы объясните вот что…
Сильвия взяла со стола пульт дистанционного управления. Засветился экран большого телевизора в углу.
Мелькнули цветные пятна и искры, изображение стало четким, и Шульгин увидел словно бы кадры из импортного боевика, цветные, сочные, необыкновенно объемные. А на них… На первом плане в белой ветровке Новиков, заложивший руки за спину, кривящий губы в недоброй усмешке. Очень, оказывается, киногеничный… Позади – он сам стоит, облокотившись о бак мотоцикла. Та самая сцена в московском тупике, когда они оставили в дураках пришедших за Ириной агентов.
Сильвия остановила изображение, прибавила контраста и с увеличением показала лицо Шульгина. Спорить с таким доказательством было трудно. Хотя…
– Ну и что? – изобразил он недоумение. – Определенное сходство есть, и не более. Этот человек, по-моему, несколько моложе, да и на мотоциклах я не езжу. Не говоря о том, что такого рода оперативная съемка вообще не документ…
– Судебную процедуру никто с вами соблюдать не собирается, – отрезал толстяк. – Мы и так слишком долго проявляем непозволительную сдержанность. Если бы в данный момент, – он ткнул пальцем в экран, – агенты действовали по инструкции, мы избежали бы многих неприятностей. А если вам потребуется абсолютное доказательство, то через полчаса компьютер подтвердит вашу полную идентичность с этим… персонажем.
– Пожалуй, это было бы нелишним, – врастяжку, с усмешечкой ответил Сашка. Сама его усмешка, уж такая не английская, могла быть достаточным доказательством. Только… «Они ведь сами еще не знают точно, я это или нет», – сообразил Шульгин. Отчего продолжил с напором: – Нелишним… Потому что кто ж его знает… Бывают очень странные совпадения. Известны случаи, когда даже расстреливали по ошибке. У Жюля Верна в одном романе преступники-близнецы действуют. Один грабил, другой алиби обеспечивал. А еще артисты загримированные. Да и кстати, раз вы меня как-то с данным человеком ассоциируете, какой именно криминал ему вменен? Интересно было бы знать, а то, может, мне выгоднее его дело на себя принять, чем при своем оставаться? Так уж будьте любезны… И еще вот что мне в голову пришло – где и когда изображенное здесь происходило? Уверен, что представлю вам полное алиби, поскольку знаю, что снят не я…
Он валял дурака, надеясь вывести противника из равновесия, чтобы в дальнейшем как-то это использовать, но на самом деле понимал, что раз его опознали, то речь пойдет об Ирине, о Валгалле, обо всех неприятностях, что они успели агграм причинить, если, конечно, проигрыш галактической войны можно назвать «неприятностью».
И тут же до него дошла наконец простая мысль. Удивительно, что только сейчас. С момента съемки в Москве прошло меньше недели, а последний бой на базе аггров состоялся, может быть, только вчера, и, оставаясь здесь, знает ли вообще Сильвия со своими приспешниками, что там случилось? После взрыва информационной бомбы аггры исчезли из текущей реальности, никаких сигналов от них прийти сюда не могло в принципе. Значит, для Сильвии тот мелкий, почти забытый эпизод – событие совсем свежее, охота на Ирину все еще в разгаре!
Чудны дела твои, господи… Ну ладно, пусть спрашивают. Еще кое-какие доводы в запасе у него есть. Ультима рацио реи…
Однако спросили его совсем не о том, о чем он думал (Шульгин ведь не знал о дипломатической встрече Антона и Сильвии).
Сильвия прокрутила запись немного вперед, прибавила звук, и в комнате отчетливо прозвучали слова Новикова: «У нас есть свои интересы в этом мире, у вас тоже, вот и подумаем вместе».
– Вот что нас интересует. В каком смысле произнесена последняя фраза? Означает ли она вашу связь с так называемыми форзейлями или следует считать вас представителями некой третьей силы? И если да, то какой именно?
Шульгин с трудом удержался, чтобы не выдать своего изумления и даже, пожалуй, восхищения. Надо же, как четко тогда Андрей выдал!
До сих пор понять не могут и вообразили, что они с Андреем еще каких-то третьих пришельцев изображают. Здесь можно еще ого-го как попридуриваться!
Он ведь ни сном ни духом не ведал о «Ставангерском пакте» форзейля и аггрианки, о том, что Сильвия передала куда следует наводку Антона, где искать обидчиков, и что других контактов со своим руководством она больше не имела. Но зато понял, что сейчас Сильвия считает, будто зверь пришел на ловца, что, сделав свое дело в Москве, таинственные соперники прибыли и в Лондон. По ее душу…
Зато сообразить, как следует вести себя в таком варианте, Шульгин явно не успевал. И решил пока продолжать по-старому. А там видно будет. Но Антон!.. Какая же, в самом деле, сволочь! Как же он такого-то не предусмотрел? Если бы Шульгин знал, что форзейль действительно упустил из виду наличие на заднем плане неизвестной ему видеозаписи Сашкиной личности, он повторил бы вслед за Талейраном: «Это хуже, чем преступление, это ошибка!»
– Ничем не могу помочь. Прежде всего я не понял, что сказал человек в шлеме. Какой-то славянский язык, по-моему? Соответственно туманным для меня остается и смысл вашего вопроса. Переведите, если не затруднит…
– Жаль, искренне жаль. Проще было принять мое предложение. К взаимной пользе. Не исключено, что у нас нашлись бы очень перспективные точки соприкосновения. Значит, поступим так. Раз вы не кто иной, как офицер новозеландской разведки Ричард Мэллони, настаиваете на данной версии, не можете привести никаких доводов, позволяющих считать вас лицом экстерриториальным или пользующимся иными правовыми льготами, мы решили дать вам время подумать. Через какой-то срок мы встретимся и продолжим беседу. Думаю, у вас не будет оснований жаловаться на плохое обращение. Если вам покажется, что время нашей разлуки несколько затянулось, не огорчайтесь. Постарайтесь скоротать его с пользой…
Тут Шульгина подвела семантика. Он понял последнюю фразу слишком буквально. И обрадовался. Именно этого он и хотел. Если ему дадут на размышление хотя бы полсуток, а лучше сутки, он обязательно что-нибудь придумает. А то ведь от Антонова плана одни лохмотья остались. И в крайнем случае, когда истечет положенное время, Антон его обязательно выдернет, остаться здесь хронофизика не позволит. Хотя… Шульгин испытал легкое беспокойство – сможет ли Антон здесь его найти или при закрытии «прямого канала» его ждет… Аннигиляция, к примеру?
Его отвели в прежнюю комнату и оставили одного. По пути он постарался запомнить в деталях планировку той части дома, где проходил. Вплоть до числа ступенек. Вдруг придется маневрировать в темноте. И прикинул, где и сколько может помещаться охранников и тайных постов. Пока что все выглядело не слишком серьезно.
Минута работы…
С полчаса он осматривал через окно окрестности, изучал местность, соображал, какое, в случае чего, выбрать направление. Знать бы, насколько далеко его узилище от населенных мест, проходимы ли горы, есть поблизости дороги и тому подобное. Стоит ли вообще ориентироваться на побег, или найдется более изящное решение?
Закончив рекогносцировку, он, не раздеваясь, прилег на кровать, заложил руки за голову и стал ждать обеда. По времени – в самый раз. И еще решил потребовать книг, газет, телевизор или радио, наконец. Такой минимум развлечений должен входить в цивилизованные представления о нормах обращения с военнопленными.
Но получилось все несколько иначе.
От нервной перегрузки Сашка решил избавиться оптимальным способом – прикрыл глаза и вернулся к подробностям минувшей ночи.
Занятие само по себе возбуждающее, потому что припомнились такие детали… И где только нахваталась рафинированная англичанка подобных изысков? Не иначе как в гонконгских или бангкокских притонах, по примеру небезызвестной Эммануэль. Той, которую играла Сильвия Кристель. Серия с Гемзер нравилась Сашке гораздо меньше.
Но постепенно соблазнительные сцены перед его внутренним взором начали расплываться, терять конкретность и связность. Уже в полудреме Шульгин повернулся на бок, накинул на ноги край одеяла и плавно погрузился в крепкий сон человека с железными нервами и чистой совестью.

 

…Проснулся он от страха. Привычного уже, нудного, тошнотворного, который не оставлял его много месяцев. Иногда страх немного отступал, заслонялся суматохой неотложных дел, но никогда не проходил совсем. Постоянное сосущее чувство под ложечкой, глухая ноющая боль в сердце стали его неразлучными спутниками, и еще ему непрерывно хотелось спать. Не то чтобы он не высыпался, в сон ему хотелось спрятаться как в берлогу. Лечь, укрыться с головой и хоть на час-другой забыться, уйти от ставшей невыносимой жизни.
Немного помогала водка, но он избегал ее пить, сознавая, что вряд ли сможет остановиться после первых, приносящих облегчение рюмок, начнет ежевечерне напиваться до беспамятства. Правда, чем такой путь хуже любого другого, он не совсем понимал…
А ведь, несмотря ни на что, нужно было каждый день к десяти ноль-ноль приезжать в наркомат, вести совещания, сидеть в президиумах, делать доклады в Совнаркоме и всегда быть готовым ответить на любой звонок по кремлевской вертушке. И сохранять подобающее должности суровое, строгое, но и доброжелательное выражение лица, уметь вовремя пошутить и вовремя проявить партийную принципиальность, в общем, жить так, как давно привык и как жили все люди его окружения.
Но каждую ночь, возвращаясь домой, он сбрасывал дневную маску и превращался в испуганного, нервного и желчно-раздражительного мужа и отца, поглощенного одной-единственной мыслью – как-нибудь дожить до следующего утра, и обливающегося холодным потом при звуках каждого въезжающего во двор автомобиля.
Шульгин открыл глаза и с недоумением осмотрелся. Он сидел за письменным столом в незнакомом большом кабинете, круг света из-под глухого черного колпака лампы освещал разложенные бумаги, пучок цветных карандашей в латунной снарядной гильзе, раскрытую пачку папирос и стакан недопитого чая в серебряном тяжелом подстаканнике.
Еще он увидел лежащие на столе руки – крупные кисти, покрытые рыжеватыми волосами и россыпью веснушек, большие золотые часы на левом запястье, обшлага серой коверкотовой гимнастерки… Потом он понял, что руки эти принадлежат ему, и он, очевидно, только что спал, уронив голову на локтевой сгиб.
Он помнил все, что было с ним, вплоть до того, как задремал в своей комнате-камере на вилле Сильвии, и в то же время знал все, что относилось к человеку, в чьем теле он внезапно очнулся.
Если бы не подробные рассказы Берестина и Новикова об ощущениях, сопровождающих перенос психоматрицы в чужое тело, реакция Шульгина могла быть куда более острой. Сейчас же он, даже не вставая из-за стола, а только приняв более удобную позу, начал осваиваться в своем новом воплощении. Первым делом еще раз проверил, насколько полно сохранилась его собственная личность. Память, рефлексы, черты характера, быстрота реакции – все оставалось при нем, как специалист он установил это легко. Новое тело слушалось его безукоризненно.
Затем он прошелся по личности реципиента. И почти сразу же ему стал ясен замысел аггров. Этот человек, нарком одной из ведущих отраслей промышленности, по всем советским меркам – счастливчик, баловень судьбы, сделавший блестящую карьеру, недавно награжденный орденом Ленина и обласканный доброжелательным вниманием Хозяина, уже почти год ежедневно ждал ареста. Потому что за окном подходил к концу пресловутый тридцать седьмой и в отличие от более наивных людей нарком все понимал правильно. Обладая точным инженерным мышлением, он за время, прошедшее после февральско-мартовского Пленума, вычислил систему и логику происходящего и не обольщался насчет своей судьбы. Единственного защитника – Серго – на свете уже не было, прочие же стопчут с уханьем и свистом, был бы лишь намек. Правда, иногда ему очень хотелось, и он заставлял себя думать так, как думало большинство: что он ни в чем не виновен и очень нужен, делает важнейшее дело, известен с самой лучшей стороны товарищу Сталину, не зря же орден ему дали уже после того, как исчезли сотни и тысячи других, а значит – он признан заслуживающим доверия. Но почти сразу же трезвый внутренний голос подсказывал, что то же самое мог про себя сказать и, наверное, говорил каждый посаженный и расстрелянный. Он готов был обратиться к Господу с мольбой: «Да минет меня чаша сия!», и тут же с горькой усмешкой вспоминал, что она не помогла даже Христу.
Единственный, кому он по-настоящему завидовал, был капитан Бадигин, сидящий сейчас в каюте вмерзшего в полярные льды «Седова» и передающий оттуда изредка короткие бодрые радиограммы. Уж он-то, по крайней мере до следующего лета, может не бояться ничего, кроме внезапного сжатия льдов…
А наркому приходилось трепетать каждую ночь, обмирая от гула автомобильных моторов, лязга лифтовых дверей, шагов на лестнице и уж, конечно, при виде казенных печатей на дверях квартир их огромного дома. А также и от любого внепланового звонка «оттуда», по которому требовалось давать санкции на арест себе подобных, но сидящих чуть ниже по служебной лестнице.
Назад: Глава первая
Дальше: ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО II