Часть четвертая
ветвь седьмая
Но это было сильнее меня, я обернулась.
В ту же секунда дверца открылась. Оставив ее нараспашку, Олег кинулся ко мне, а я… я сама шагнула ему навстречу. И прижалась к его груди, и зарыдала от чувства вины, от сознания своей скверности, от невыразимого облегчения – от всего сразу.
– Прости меня, прости, прости… – лепетала я. – Нет, уходи… Еще минуточку, и уходи… Я сейчас справлюсь…
– Никуда я не уйду, – прошептал он мне в макушку. Потом полуобнял меня, повел к подъезду. – Ни о чем не думай. Просто живи, и всё. Я тоже ни о чем думать не буду.
Я поняла, что именно этого мне сейчас больше всего хочется: ни о чем не думать, обо всем забыть. Так я и сделала.
Мы поднялись ко мне, и наступила лучшая ночь моей жизни. Я знала разных мужчин. Пылких, нежных, неутомимых, изобретательных – всяких. Но никогда я не чувствовала такого полного опьянения любовью. Потому что Олег был одновременно и пылким, и нежным, и неутомимым, и изобретательным.
– Ты самый лучший любовник на свете, – сказала я ему, когда мы лежали, пытаясь отдышаться. – А я, дура, чуть от тебя не отказалась.
– Просто ты наконец полюбила, – ответил он.
И это было правдой.
Под утро, когда он наконец уснул, я все-таки стала думать. О том, что у меня впереди три чудесных месяца и что это очень-очень много. Мне несказанно повезло. Я самая счастливая женщина на свете.
Под ложечкой очнулась и зашевелилась боль. После приема сулажина прошло больше двенадцати часов. Поселившийся во мне звереныш проснулся, разинул голодную пасть и начал кусаться. Мне не хотелось глушить остроту ощущений лекарством, я терпела, сколько могла. Но хищник ворочался всё нетерпеливей, он грыз мои внутренности с нарастающей яростью.
Я не спартанский мальчик, я не выдержала.
Тихонько, чтоб не разбудить любимого, спустила ноги с кровати, потянулась дрожащей рукой к столику. Проглотила таблетку. Но лекарство начинает действовать не моментально. Я согнулась пополам, кусая губы. И не сдержалась, застонала.
Раздался шорох.
Олег сел, обхватил меня за плечи.
– Тебе больно?
Я хотела сказать: «Сейчас пройдет» – и не смогла. Снова простонала.
Тогда он стал целовать мои плечи – с такой страстью, словно наше свидание только что началось. И через минуту я стонала уже не от боли, а от наслаждения.
Олег что-то повторял шепотом. Я разобрала:
– Ты как цветок, как цветок, как цветок…
Он снова уснул, а я лежала и плыла, покачивалась на волнах – уж не знаю, от сулажина или от блаженной расслабленности.
Захотелось пить. Слишком много орала – пересохло горло. Я медленно сняла с груди его руку, поднялась. Посмотрела на Олега, на цыпочках вышла из комнаты.
У дверей валялся пиджак. Олег бросил его, когда мы, обнявшись, шли из коридора, срывая с себя одежду.
Я подняла, поцеловала рукав. Захватила пиджак с собой, чтобы повесить как следует. Перед этим встряхнула.
Из кармана вывалилась маленькая фотография. В темноте было видно только, что это портрет, а чей – непонятно.
В наши времена никто не носит фотокарточек – все щелкают мобильником. Если у человека в кармане снимок, это должно быть кто-то особенно дорогой.
Я вдруг сообразила, что совсем ничего не знаю про семью Олега. Женат ли он? Есть ли у него дети?
На кухне я включила настольную лампу, поднесла к ней фотографию – и вздрогнула.
Это была брюнетка, которая сегодня – то есть уже вчера – заходила на курсы попрощаться. Олег сказал: «Одна из тех, кого я приготовил».
Я вернулась в коридор, ощупала пиджак. Других снимков там не было.
Если «одна из», то зачем карточка? Вчера женщина Олегу ничего не передавала. Я бы заметила. Судя по обтрепавшимся углам, фотография пролежала в кармане долго, я поднесла ее к носу и ощутила запах Олега.
Перевернула. Там было написано: «От твоего сломанного цветка. Помни меня, пожалуйста. Лола».
Несколько минут я просто сидела, судорожно сжимая и разжимая пальцы. Потом вспомнила, что нащупала в кармане пиджака телефон. Сходила за ним.
Потыкала в «контакты» айфона.
Вот она, Лола.
Я нажала кнопку, ни о чем не думая. Просто чувствовала: если не сделаю этого, то не знаю, что со мной будет.
Никто не отвечал. Я сказала вслух: «Перестань. Возьми себя в руки. Четыре часа ночи. Странно, что она вообще не отключила мобильный. Позвонишь завтра и всё выяснишь. Наверняка есть какое-то человеческое объяснение».
Трубку взяли, когда я собиралась дать отбой.
– Олег Вячеславович? Вы уже знаете?
Я молчала. Это не вчерашняя брюнетка. Слишком старый голос. Надтреснутый.
– Лолочки больше нет. – Всхлип. – Она вчера приняла таблетки, и… Я не могу ее винить. Она так устала, бедняжка. Я знаю, сколько вы тратили времени на мою бедную девочку. Вы ей очень помогли. Она в последнее время стала такая спокойная. Прямо светилась. Это ваши занятия так на нее подействовали. Приходите, пожалуйста, на похороны. Я скажу когда…
Тут я отключилась. Меня заколотило.
Напротив имени «Лола» стояло – я только сейчас заметила – маленькое сердечко.
Я стала просматривать «контакты» насквозь. Нашла еще несколько сердечек.
Алла, Каролина, Лейла, Марианна, Оксана.
Что всё это значит?
Вышла из «контактов», растерянно уставилась на общее меню. И вдруг увидела среди иконок красное сердечко.
Это был отдельно вынесенный раздел фотогалереи.
Нажала.
Несколько альбомов. У каждого название.
«Алла. 11.01.2013»
«Каролина. 21.09.2013»
«Лейла. 03.07.2014»
«Лола.?.?. 2015»
«Марианна. 10.02.2012»
«Оксана. 17.12.2011».
В каждом альбоме по три-четыре фотографии. На них женщины. Все они смотрели на меня светящимся любовью взглядом. Некоторые сняты обнаженными. И каждый альбом кроме Лолиного заканчивался снимком могилы.
«Завтра Олег наверняка захочет сфотографировать и меня», – подумала я и отшвырнула «айфон», словно он жег мне пальцы. Но пальцы немедленно начали сжиматься и разжиматься, они не желали оставаться пустыми. Я взяла со стола первое, что попалось под руку. Судороги прекратились.
Не помню, как я вернулась в комнату, но очнулась я, когда уже стояла над кроватью. Очевидно, прошло какое-то время – мои глаза успели привыкнуть к темноте, и я отлично видела спящее лицо страшного человека. Губы Громова расползлись в сытой полуулыбке. Оказывается, он умеет улыбаться по-настоящему, а не одними глазами только во сне.
– Так ты, оказывается, некрофил? – тихо спросила я. Громов улыбнулся шире и заурчал. – Есть кретины, которым обязательно нужно быть у женщины первым любовником, а ты заводишься от того, что ты – последний? Африканская страсть гарантирована? Умирающий цветок – это круто?
Он облизнулся, перевернулся на спину. На горле пульсировала жилка. Еще недавно я ее целовала, замирая от нежности и благодарности.
Что-то было у меня в правой руке. С удивлением я поднесла к глазам нож. Узкий и острый, он остался после моего второго мужа, любителя охоты. Я резала этим ножом яблоки. У меня на кухне всегда блюдо с яблоками. Я люблю яблоки. Антоновку.
Потрогала пальцем клинок – с одной стороны, с другой. Он был обоюдоострый.
– Может, давай по-честному? – сказала я Громову. Он причмокнул губами. Не возражал. – Ты у меня последний мужчина, а я у тебя стану последней женщиной?
☛ ВЕРДИКТ
Цепочка решений, которые Вы принимали в пунктах разветвления сюжета, определилась формулой Вашего подсознания и складом Вашей личности. В результате получился жанр и финал, который позволяет предположить о Вас следующее.
Вы эмоциональны, импульсивны, бываете несдержанны.
С Вами происходили или произойдут романтические ситуации типа «солнечного удара». Вы вообще чувственны, гормоны бьют ключом.
В любовных отношениях Вы часто проявляете инициативу, и это не всегда полезно.
Вас бывает «слишком много», Вы способны «перегнуть палку».
Вы умеете радоваться, но в Вашей жизни много грустного.
А еще Вы хорошо чувствуете красивое.
Если психологический портрет получился не похож, вспомните, в каком пункте Вы колебались, вернитесь туда и пройдите по другой ветке.
Назад: Часть четвертая ветвь шестая
Дальше: Часть четвертая ветвь восьмая
