Анализ драматургии

Если не зря говорят, что мертвые переворачиваются в могилах, то у Шекспира, должно быть, возникает немало поводов проделывать эти упражнения. Несомненно, постановка «Бури» в театре «Олд Вик» в очередной раз грубо нарушила его покой, хотя изобретательность, с какой продюсеры выбрали именно этот момент, вызывает восхищение.

Почему так получается, что Шекспира почти всегда играют так, что люди, которым он не безразличен, испытывают чувство неловкости? По-настоящему виноваты в этом не актеры, а публика. Его пьесы приходится играть перед зрителями, которые в большинстве своем не знают английского языка елизаветинской эпохи и потому не понимают ничего, кроме самых простых реплик. Наиболее известные из трагедий Шекспира, где в любом случае льется кровь и происходят убийства, довольно часто имеют успех, но комедии и лучшие из исторических хроник («Генрих Четвертый» и «Генрих Пятый»), в особенности их прозаические фрагменты, – дело безнадежное, потому что девять десятых зрительного зала пьесы не читали, и можно быть вполне уверенным, что соль шутки до них не дошла, если только за ней не последовал пинок в зад. Все, на что в такой ситуации актеры способны, так это проговаривать свои реплики с максимальной скоростью и как можно больше сопровождать их грубыми шутками, ибо они прекрасно понимают, что если публику что и способно рассмешить, так это хохма, а не подлинный шекспировский текст.

«Буря» в театре «Олд Вик» – не исключение. Все сцены с участием Стефано и Тринколо испорчены привычной клоунадой и завываниями на сцене, не говоря уж о шуме и ужимках, ставших, кажется, излюбленным развлечением зрительской аудитории «Олд Вик». Что же касается Ариэля и Калибана, то они словно и вовсе только что сбежали из цирка. Да, это трудные роли, но нет никакой нужды превращать их – как в нынешнем спектакле – в гротеск. Калибан предстает совершенной обезьяной, разве что хвоста не хватает, а лицо его, что явно бросается в глаза, покрыто какими-то омерзительными пятнами. Уже одно только это способно разрушить роль, даже если бы исполнитель произносил свои реплики более ритмично. Ариэль, раскрашенный почему-то в пронзительно-голубые цвета, до крайности манерен и избыточно демонстрирует свои гомосексуальные наклонности в духе Питера Пэнси.

Джон Гилгуд, в роли не столько престарелого, сколько просто пожилого Просперо, сведя всю эту абракадабру до минимума, оказался на голову выше своих партнеров по сцене. Мисс Джессика Тэнди – Миранда – хорошо произносит свой текст, но на эту роль не годится. Ни у какой Миранды не может быть голубых глаз и светлых волос, точно так же, как Корделия не может быть брюнеткой. Лучшим элементом представления стала звучащая время от времени музыка, гораздо больше соответствующая романтической обстановке места действия пьесы, чем оформление спектакля. Ну а в целом – с самыми добрыми намерениями задуманное представление, которое лишний раз показывает, что Шекспира – за вычетом примерно пяти-шести наиболее широко известных пьес – ставить нельзя до тех пор, пока широкая публика не возьмется за его чтение.