Книга: Русские навсегда
Назад: 39.
Дальше: 41.

40.

Когда Гриша проснулся, Роман спал. Поначалу он просматривал новости, пытаясь разобраться с тем, что же все-таки происходит в мире. Перескакивая со ссылки на ссылку, углубился в дебри политического конфликта Восток – Запад, «необъявленной холодной войны», нефтяного кризиса, противостояния ресурсных групп. Политики, народ ушлый, специально удлиняли фразы, сыпали терминами, путали и жонглировали словами. Аналитики ничем особенно от них не отличались. И потому все, что удалось выяснить про общеполитическую ситуацию, укладывалось в простое русское слово «Бардак». С большой буквы.
По мнению Гриши, войны велись и ведутся только за ресурсы. Все остальное, политические идеи, защита тех или иных национальных групп, – это лишь надстройка. Экономика самим своим существованием определяет войну. Холодную, горячую или какую-то еще, не важно. Экономика подразумевает конфликт и войну. В этом разрезе особенно смешными казались идеи пацифистов, которые призывали человечество отказаться от войн, конфликтов и жить в мире. Гриша считал, что для этого надо запретить деньги и ввести исключительно меновую торговлю. Шкурки енота на рыболовные крючки. Да и то… поможет не сильно и совсем ненадолго. А возможно, и совсем не поможет. Соответственно пацифист воспринимался как некий Шариков, который, для исключения конфликтов и войн, предлагает все поделить. Дабы сделать всех «поровну нищими».
Война была естественным продолжением экономики и не утихала никогда. Даже в годы, признанные мирными, война всего лишь переходила в другую стадию. Из видимой превращаясь в невидимую. Одно общество пожирало другое, только не с помощью танков, авианосцев и ракет, а через идеологию, гуманитарные технологии, общечеловеческие ценности и прочие демократии. Война идей была не менее кровопролитна и являлась лишь прелюдией для войны настоящей, реальной.
Гриша думал о том, что общество, по сути, – это такое огромное, сложное и совершенно нечеловеческое животное. Или даже насекомое.
Сначала в страну-жертву заносится вирус, поражающий наименее стойких особей. Эти особи становятся другими. Например, социалистами при монархии или демократами при диктатуре. Общество-жертва старается удалить из своего тела пораженный участок. И тут же общество-захватчик обрушивает на жертву всю свою мощь. Военную мощь. Под предлогом защиты пораженных особей. Защиты демократии, например.
«Нет, не насекомое, – думал Гриша, снова засыпая. – Амеба какая-то… Вирусы, ложноножки… Сволочи…»
Голова опустилась на грудь. Гриша заснул.
Во сне на него нападали огромные бактерии, охватывали щупальцами, пытаясь растворить в себе, прижимали к склизкой поверхности, под которой что-то копошилось. Но Гриша отбивался. Кричал на них. Бактерии вздрагивали и уползали обратно в темноту, из которой и вышли. А там, во мраке, зрело что-то, огромное, страшное, может быть, самая страшная амеба, бактерия или какая-нибудь другая гидра. Вот уже показались ее лапы и когти… Гриша напрягся не то для смертельного боя, не то для самого громкого крика. Но из темноты позвали:
– Гришка… Гриш…
Щупальце вытянулось и осторожно дотронулось до плеча.
Гриша вскинулся испуганно. Проснулся. Все та же комната. Все та же лента новостей на мониторе. Он сочувствовал, что по подбородку сползает ниточка слюны, и недовольно утерся. Не хватало еще слюнями тут все залить…
– Гришка… – слабо позвал Роман. – Попить бы… Гриша выставил руку вперед. Щас, мол, все будет. И ускакал на кухню.
Остановился, удивленный, на пороге.
Будто в баню попал.
Кухня была укутана плотными клубами пара, который по каким-то неведомым причинам не проникал в коридор, оставаясь в строгих границах. Где-то в самом центре этого кубического облака, яростно булькая и громыхая крышкой, выкипала кастрюля.
Гриша, пригибаясь, как под обстрелом, добрался до плиты, щелкнул выключателем. Испуганно шарахнулся от чего-то склизкого с красноватыми комочками, расползшегося по столу. Пельмени. Потом нашел стакан, налил в него кипяченой воды и выскочил в коридор.
Как из парилки выбежал.
Вернувшись в комнату, Гриша обнаружил, что Роман уже дотянулся до ноутбука, развернул его и что-то кликает там беспроводной мышью.
– О, Гришаня, – голос Романа был слаб. – А чего-то я не могу на Ленту зайти? У тебя с каких пор кэш стоит на восьмидесятом порту?
Гриша закатил глаза. Отобрал у парня мышку и сунул ему в руки стакан.
– Спасибо… – Роман напился и откинулся на подушку. – Болит все. Я не помню, где мы?
Гриша удивленно посмотрел на него и постучал по безымянному пальцу левой руки.
– Чего?
У Гриши опустились плечи. Он немного подумал, а затем выдал целую пантомиму. Взял кого-то под руку, прошелся с ним по комнате. Потом нестройно промычал нечто, в чем с трудом угадывался марш Мендельсона. Что-то надел на палец и обнял кого-то несуществующего.
– Ну… – неуверенно произнес Рома. – И чего?
Затем Гриша постучал по запястью и покрутил указательным пальцем по кругу.
– Время, что ли?
В ответ последовал кивок и еще одна порция пантомимы. Гриша швырял что-то на пол, тряс кого-то за грудки, делал страшные глаза и указывал на дверь.
Потом пожал плечами и вышел.
Вернувшись, он вопросительно посмотрел на Рому.
– У тебя когда челюсть заживет? Меня твои театральные способности достали уже. У тебя, чего ни спроси, ребус получается… Так толком и не ответил…
Гриша снова закатил глаза и выставил перед собой средний палец.
– Сразу бы так и сказал, – вздохнул Роман. – Болит… А остальные где? Серега, Михалыч?…
Гриша показал большим пальцем куда-то назад. Туда, откуда доносился плеск и возня.
– В ванной? – Рома удивился. – Оба?
Гриша кивнул.
– Оба?!
Гриша закивал еще яростней.
– Ахтунг…
Гриша приставил ко лбу сложенные «козой» пальцы.
– Козел? Гриша, иди ты в задницу! Я не понимаю тебя ни фига! Лучше молчи…
Некоторое время они молчали, затем Рома застонал и попытался повернуться на бок. Гриша попытался ему помочь. Но потом вспомнил что-то и погрозил ему пальцем.
– Чего? Нельзя?
Гриша покачал головой.
– Только на спине, что ли, лежать?
Кивок.
– Ладно… Еще полежу чуток и вставать буду. Чего ты пальцем крутишь? Я не могу долго лежать… Я, как этот… Этот… В общем, не могу. – Его голос становился все слабее и наконец затих. Минутная вспышка активности дорого далась парню. Теперь он просто лежал и смотрел в потолок. Гриша встревоженно потрогал Ромин лоб. Паренек ожил. – Нет, все нормально. Нормально. Устал чуть-чуть. Пить хочется… Принеси еще водички… Пожалуйста.
Гриша метнулся на кухню.
Пробегая по коридору, Гриша столкнулся с Олей, выходящей из ванной. Чтобы не упасть, он ухватился за нее, стараясь погасить инерцию, не упасть самому и не уронить Ольгу.
– Ой! Гришка! – взвизгнула Ольга, пытаясь удержать спадающее полотенце. – Черт, куда ты несешься, не пожар же!
Гриша все-таки удержался на ногах, отпустил Ольгу, поправил полотенце на ее груди и развел руками. Все это было проделано в той комически преувеличенной манере, которая свойственна злым, саркастичным шутам.
На какой-то момент Гриша встретился взглядом с Сергеем, который появился в дверях ванны. Между тремя людьми повисла недолгая, но неуютная пауза. Сергей опустил глаза… Гриша засуетился, показал зачем-то в сторону комнаты, где лежал Роман, и убежал на кухню. Потом выскочил назад, хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание и показывая за спину.
– Чего? – удивилась Ольга.
Гриша развел руками и укоризненно склонил голову. Поза была столь выразительна, что Сергей интерпретировал ее точно и матерно: «Ну так вашу мать…»
– Ох, елки! Я ж воду забыл. – Сергей растрепал мокрые волосы. Брызги полетели в разные стороны.
– А, это ты меня пельменями хотел угостить? – обрадовалась Оля. – Я себе представляю…
Пробегающий мимо со стаканом воды Гриша на миг остановился и покачал головой.
– Что? – обрадовалась Ольга. – Даже не представляю? Ого… Кстати, а куда это он помчался?
Ольга направилась вслед за Гришей, а Сергей осторожно проник на кухню.
Пар конденсировался и покрыл все вокруг обильной росой. Остатки пельменей расползлись по всему столику отвратительной лужей. Полностью сухая кастрюля была покрыта накипью.
– Разрушительная сила любви… – пробормотал Сергей, окидывая взглядом помещение. – Можно сделать плакат для общества самоубийц. Слоган: «Мир – дерьмо!» Нет, не так, восклицательный знак не подойдет. Скорее уж просто точка.
– Чего стоим? – спросила Ольга, подходя сзади и обнимая Сергея за шею.
– Да вот, обозреваю картину разрушений. Впечатляет…
– Фигня, всего-то кастрюля выкипела да пельмешки расползлись… Вот у нас один раз яйцо рвануло, вот это были разрушения.
– Пельмешки расползлись, – повторил Сергей. – Фильм ужасов, не иначе.
– Ладно, креативщик, иди одевайся. – Оля чмокнула его в щеку. – Я пока вам чего-нибудь сварганю поесть. Мужики – они с похмелья голодные…
– Спасибо. – Сергей обернулся.
Некоторое время они целовались.
– Все, все… – пробормотала она. – Брысь!
– Убежал…
Сергей сходил в ванную, натянул сброшенную влажную одежду и пошел навестить Романа.
– О! – обрадовался Рома. – Сережа… А этот, – он указал на Гришу, – говорил, что вы с Михалычем моетесь.
Гриша вздохнул и безнадежно покачал головой.
– Михалыч по делам убежал, – ответил Сергей. – Вроде как к какому-то своему товарищу по армии или что-то в этом духе.
– Я все хотел спросить, а кто такой этот Михалыч вообще? Вы как с ним познакомились? Странный он.
– У него жизнь была такая… – Сергей сел рядом с Гришей. – Он как в армию ушел когда-то, так и вернулся оттуда только недавно. Где он только не был. Помнишь, когда Штаты объявили Крестовый поход на Ось Зла?
– Смутно…
– Ну, когда они вторглись в Иран.
– Что-то слышал, только не интересовался.
– Мясорубка, как всегда. – Сергей устроился поудобней. – Традиционное начало для «бескровной войны». Точечные ковровые бомбометания. Тогда Россия впервые официально возобновила работу института военных советников. Еще скандал был крупный с поставками вооружения в Иран. В частности различных пэвэошных комплексов.
– Помощь братскому народу?
– Маловероятно. Арабы и так всех достали… Я где-то читал, что это был просто повод, чтобы испытать новое вооружение. Вот и испытали. Потом поднялся Ирак. Там опрокинули «демократическое» правительство. В прессу просочились разные слухи о пыточных камерах, лагерях смерти и так далее… В те годы очень холодные зимы были. Америка утюжила арабов бомбами днем и ночью. Пыль от сгоревших городов поднялась высоко в атмосферу… В общем, Михалыч несколько лет варился в этом котле.
– Командовал?
– Шут его знает. Вряд ли… Воевал, я так понимаю. По каким-то причинам он не вылез высоко по карьерной лестнице. Я уж и не знаю почему. Но того, что он пережил, кому-нибудь хватит выше головы. Попутно Россия на Востоке свои интересы преследовала. Такая каша…
– А как вы с ним пересеклись?
– Случайно. Через людей, которых я уже и не помню… – Сергей пожал плечами. – Люди уже уехали куда-то, а вот знакомство осталось.
– Интересный человек… – Роман замолчал.
Гриша увлеченно щелкал клавишами.
– Ждать не люблю. – Сергей встал, пробежался до комнате. Снял с полки какие-то диски, посмотрел, поставил на место. – Не люблю ждать…
– Никто не любит… – Рома закрыл глаза.
– Так, мальчики, – в дверях появилась Ольга. – Я по магазинам побежала. А вы поголодайте чуть-чуть. Тут в холодильнике на такую ораву нет ничего. Так что не скучайте.
– Ага…
– Спасибо, Олечка, – ответил Рома.
– А этого, – Оля показала на Романа, – с кровати не выпускайте…
– А пописать?… – жалобно спросил Роман.
– В утку! – безжалостно резюмировала хозяйка и убежала.
– А утка-то где? – поинтересовался Роман.
Сергей заглянул под кровать.
– Натурально, под кроватью. Самая настоящая, больничная…
– А может, я лучше так…
– Радуйся, что катетер не внедрили, – сказал Сергей. – Тебе уже надо?
– Еще нет, но я подумаю.
Роман снова закрыл глаза. В комнате повисло молчание.
– Кстати, – Рома вдруг оживился. – Ты тут как-то говорил, что, мол, ресурсик надо сделать? Не передумал?
– Ресурсик? Какой?
– Ну, помнишь, мы когда за этим следили, за этим… Мудаком… В Зеленограде.
– А… Это в подъезде когда сидели?
– Ага.
– Ну, вроде не передумал.
– Так сейчас самое время, – заявил Рома и ткнул Гришу в бок. – Гришка, дай машину мою… Ты, я надеюсь, ее взял? Убью, если не взял…
Гриша отмахнулся и вытащил из-под столика сумку.
– Вот она, родная… – Роман осторожно положил себе на живот ноутбук и обратился к Сергею: – Ты думай пока…
– Чего думать?
– Название для начала.
– Тут все просто. Называться будет: «Право на месть». И сайт где-нибудь на российских серверах делаем. Штатовские не катят.
– Не проблема, у нашей группы все прикормлено… У меня и разработочка есть специально для такого случая. Практически готово все.
Гриша фыркнул.
– Ладно ржать… Заготовка…
Гриша обернулся к Сергею и устроил дикую пантомиму.
– Я тебя один черт не понимаю. Тебя только Михалыч разумеет в этом состоянии. Есть у человека заготовка, и черт с ней. Пусть будет.
– Очень правильно, – сказал Рома. – Можешь давать материал.
– Круто! – Сергей вскочил. – Значит, так. Эпиграф. «Каждый человек имеет право на месть!»
– Сделано.
– Далее… Не знаю, как назвать, но потом придумаем. Гони… Этическое обоснование мести. Каждый человек имеет право на справедливость. Это первый этический закон, который отделяет человека от других животных. Там, где нет справедливости, нет места человеку, как разумному существу. Это животный мир, злой и жестокий. Мир человека такой же, он злой, жестокий, но вместе с тем в нем есть место справедливости. Точнее, праву на справедливость. Потому что это право, как и многие другие права, далеко не всегда соблюдается. Его еще нужно реализовать. Что справедливого в том, что любимый человек лежит в земле, а его убийца наслаждается жизнью? Что справедливого в том, что плодами ваших трудов нагло пользуется кто-то другой? Что справедливого в том, что униженная жертва не в состоянии доказать свою правоту, натолкнувшись на круговую поруку? Как можно говорить о справедливости, когда террорист захватывает в заложники ни в чем не повинных людей?
Как же получается так, что право на справедливость есть, но добиться ее часто невозможно?
Ответ на этот вопрос кроется в общественной морали, которая, как это ни странно звучит, часто отрицает право на справедливость для каждого, заменяя его возможностью на справедливость для всех.
Действительно. Так уж построено общество, что для его стабильности каждый гражданин вынужден делегировать свое право на справедливость соответствующим государственным органам. То есть судебной машине. Которая, как часто случается с машинами, не всегда работает так, как должна.
Увы! Но в таком случае нарушается главное нравственное правило – право на справедливость.
И следовательно, человек должен иметь возможность это право восстановить.
Сделать это собственными силами.
Но для этого мы должны раз и навсегда избавиться от предохранителя, внедренного нам в голову обществом. Этот предохранитель говорит: «мстить нехорошо», «мстить нельзя», «надо решать вопрос цивилизованно». А ведь это абсурд, справедливость и месть есть отличительные черты цивилизации, то есть мстить – цивилизованно!
Выбросить эту требуху, отбросить эту установку.
И тут большими буквами:
МЫ ДОЛЖНЫ ДАТЬ ЧЕЛОВЕКУ ПРАВО НА МЕСТЬ!
Дать себе, самому себе, это право! Один раз и навсегда.
Пойдет?
– Пойдет! – ответил Рома. – Мы сделаем это вступительной статьей. Как считаешь, правильно?
– Я думаю, да. Прямо с первой страницы влупим. Теперь делаем раздел.
– Название?
– Название… – Сергей подошел к окну, сдвинул штору, посмотрел вниз. – Что-то я упустил… Ага! Необходимые пояснения. Раздел так и будет называться. Давай…
– Даю… – Рома бодро отстучал по клавишам и остановился. Ему стало заметно лучше, как только он занялся любимым делом. Так бывает с людьми, которые забывают о своих болячках. Какое-то важное, интересное дело вытесняет страдания и боль, превращая их в страшную, но нереальную химеру. – Кстати, тут сразу возникает проблема.
– Какая? – Сергей основательно ушел в себя и даже удивился, что Рома обращается к нему.
– Ну, прикинь, вот все начнут, понимаешь, мстить направо и налево, начнется же эта… как ее… анархия, вот. Или эта… многолетняя вендетта. Мы им, они нам, и понеслась. Либо будет, как у горцев, либо, как у макаронников…
– Точно! – Сергей ткнул пальцем в потолок. – Именно про это я и хотел. Необходимые пояснения. Прежде чем возмущаться, прочти.
– Может, заострить?
– Типа?
– Ну там, прежде чем бухтеть, прочитай!
На этом месте Гриша щелкнул пальцами и зааплодировал.
– Ну… – Сергей заколебался. – В общем, конечно, по смыслу больше подходит твой вариант. Ибо они только и будут, что… Но хотелось бы более серьезно.
– Да ладно! Блин… Самое же то. У тебя и так безбашенный ресурсик получается. Чего уж стесняться.
– Да уж… Ладно, соавторы, пишите, как есть. Черт с вами. Дальше… Прежде чем… ну ты знаешь… прочитай!
Право на справедливость есть у каждого.
Однако месть – удел избранных.
Далеко не каждый обиженный – потенциальный мститель. Далеко не каждая обида достойна личной мести.
Прежде всего месть опасна для самого мстителя. Само это действие ставит его вне закона, наравне с объектом мести. Более того, на каком-то астральном плане происходит смещение «центров тяжести», и вокруг мстителя образовывается нечто вроде темного облака, которое притягивает к себе различные, часто экстремальные, события. Любые, вплоть до пресловутого кирпича с крыши. Поэтому мститель обязан быть параноиком, человеком, не спящим по ночам, вздрагивающим и хватающимся за пистолет при любом шорохе. Такая жизнь подойдет далеко не каждому. Осилить этот Путь может не всякий.
Кроме того, нельзя исключать возможности вендетты. Когда в процесс включаются сразу обе стороны и месть становится воронкой, которая втягивает в себя все новые и новые ресурсы.
Тридцать три раза подумай – можешь ли ты реализовать свое ПРАВО сам. Или все-таки лучше делегировать его правоохранительной системе. И лучше ли?…
Но если ты решил мстить – не сворачивай с этого пути. Иначе груз несвершенной справедливости раздавит тебя.
Еще раз скажу – потока мстителей не случится!
Но они будут!
Они должны быть! Потому что таково их право. Право на справедливость!
– Готово! – Рома залихватски щелкнул по клавише. – Подпалим этот курятник!
– Теперь возвращаемся назад и с главной страницы делаем еще раздел. Для тех, кто уже решил… С многоточием так и оставь. Туда помещаем текст, тот, что я уже набивал. Помнишь, там, в квартире Михалыча?
– Если честно, нет, – Рома виновато взглянул на Гришу. – Я тогда «Батут» ломал…
– А на чьем ноуте я набивал текст?
– Черт его знает, может, на Гришином, а может, на тимофеевском…
– Так. – Сергей задумался. – Надо восстановить в памяти… Сейчас. Запиши пока тезисы. Первый: Мстить – морально! Многие философы осуждали месть, что понятно, ибо большинство мыслителей слабы как физически, так, что значительно хуже, и морально. От этого и происходит декаданс в умах, слабость и мнение о том, что мстить – плохо. Нет! Для человека сильного, для человека настоящего, месть абсолютно моральна и оправданна.
Нам не приходится надеяться на Закон, потому что Закон помогает тому, кто помогает себе сам.
Отказываясь от мести, мы отказываемся от возможности роста. Потому что с ростом человека находится все больше людей, желающих поживиться за его счет. Желательно даром. Испытывать благородное чувство жалости к таким шакалам нет никакой возможности. А значит, месть за их гнусные поступки должна быть неотвратима.
Месть – добродетельна!
Подло по отношению к невинным, убитым людям содержать убийцу живым!
Месть – благородна!
Трусливо прятать голову в песок могут позволить себе только те, кто привык подставлять задницу.
Мы верим, что преступлений станет меньше, если убийца будет знать, что умрет, когда выйдет из тюрьмы. Пусть через десять лет, пусть через двадцать пять. Месть совершат наши потомки. Я верю, они сделают это!
Мы верим, что террор станет пустым словом, если террорист будет знать, что за взятых заложников станет расплачиваться его родня.
Месть – это оборона! Броня! Защита! Страховка! – Сергей рубил воздух рукой, Роман с бешеной скоростью печатал. – Черт, а где же тот документ?
Гриша поднял руку.
– Что? Нашел? – Рома яростно закликал мышью. – Скинь мне!
Гриша кивнул. И через несколько секунд файл был на машине у Романа.
– Хорошо, – резюмировал Сергей, заглядывая в монитор. – Я потом переработаю еще дополнительно. Пока пусть пойдет с тезисами. Теперь добавим вот что… Месть порицается общественным мнением, упаднической философией, различными идеологиями, религией и, наконец, Законом. Однако же мы все с удовольствием смотрим фильмы, где униженный и оскорбленный герой, часто потерявший семью, детей, свой бизнес – все, что поддерживало его в жизни, мстит за свои оскорбления. Убивает. Или калечит. Устраивает банкротства. Или отнимает нажитое неправедным трудом. Мы сочувствуем этому человеку. Переживаем вместе с ним. Наслаждаемся местью! Наслаждаемся восстановлением справедливости! Но посмотрим иначе… Кто-нибудь хочет оказаться на месте этого несчастного, доведенного до последней черты? Вряд ли. Участь этого героя страшна. И совсем не потому, что он убивает, нет. Она страшна оттого, что до этого состояния его довела идеология, основанная на утверждении, что мстить аморально. Всего этого кошмара удалось бы избежать, будь главный герой готов к мести изначально. «Не суйте ему в рот палец, отхватит всю руку», – так должны говорить про него. Человек, тешащий себя размышлениями о том, что он-де отомстит, если его сильно обидят, – глуп и жалок! Зачем Же доводить до ужасного финала? Нет. Месть начинается с малого. Не с мелочного! С малого. Вас обокрали? Это достаточный повод, чтобы устроить вору тяжелую жизнь. Вас подставили? Не стоит забывать имя этого человека.
И наоборот. Человек благодарный способен на месть. И человек, способный на месть, так же расположен к благодарности и благородству.
Лозунг мстителя: «Отвечай злом на зло, но и на добро отвечай троекратным добром!» Потому что это благородно.
Сергей замер посреди комнаты, подняв руки к потолку.
В квартире царила тишина. Даже клавиши, стрекотавшие до этого как безумные, замерли.
Сергей вздрогнул. Опустил руки, прокашлялся.
– Bay… – сказал Роман. – Да ты Фюрер.
– Да ладно, какой там… – Сергей почувствовал, что смущается. – Ты записал хоть?
– Ну, в общем да… Ща еще чуток подформатирую, а то ты так молотил, что я не успевал.
– Мальчики. – На пороге комнаты стояла Ольга. В запале никто даже не заметил, что она вернулась. В домашнем фартучке, а-ля французская горничная, она была невероятно хороша. – Мальчики. Вы вообще собираетесь обедать? Или разговорами сыты?
– Елки, а есть-то хочется, – засуетился Сергей. – Помочь чего?
– Будет кстати, пошли. – Оля поманила его за собой.
Назад: 39.
Дальше: 41.