30.
– Клевая тачка, – прошамкал разбитыми губами Рома. – Клевая…
– Тихо. – Сергей поднял руку. – Тихо, все нормально. Спокойно. Все будет хорошо.
Роман лежал на заднем сиденье, на коленях у Михалыча. Вместительный уазовский «Патриот-4» всем четырем позволял разложиться с некоторым комфортом.
– Клевая, клевая, – прохрипел Михалыч. – По случаю досталась.
– Лизинговая? – поинтересовался Сергей, пытаясь вставить ключ зажигания.
– Нет.
– Это хорошо. Хорошо.
– Ты успокойся, главное. Ключи переверни.
– Ага… – Ключ легко повернулся.
– И теперь слева утопи штучку…
– Штучку, – Сергей озабоченно уставился на приборную панель. – Штучку… Какую такую штучку? Нету тут никакой штучки!
– Есть. Слева. Внизу.
Сергей нашел «штучку», которая больше всего напоминала рычажок подсоса и явно не имела отношения к заводской компоновке.
– Противоугонка это. Моя. – Михалыч откинулся на спинку.
– Кулибин, – пробормотал Сергей. Машина ожила. Мигнули огоньки. Зашуршала отопительная система.
– Сейчас потеплеет. С управлением справишься?
– Права есть. – Сергей уверенно взялся за рукоятку переключения передач и под нос пробормотал: – Практики нет…
Вспыхнувшие фары выцепили из темноты двора грязные оплывшие сугробы, оледеневшие в вечернем холоде, обшарпанную скамейку и обломки красных пластмассовых санок.
Машина дернулась, но не заглохла, вышла на дорогу. Сергей сумел без потерь развернуться и выехать из двора.
– Квартиру не закрыли, – снова подал голос Роман.
– Ничего, милиция позаботится. Главное, чтобы без нас.
Гриша обернулся к Михалычу и приложил кулак к уху.
– Позвонить?
Гриша замотал головой. Показал на Михалыча, потом махнул рукой куда-то за плечо. Снова приложил кулак к уху.
– Я раньше звонил, – перевел Михалыч. – Нет, я не звонил. Собирался. По связям думаешь пройтись?
Гриша кивнул.
– Не сейчас. Сначала осядем давай где-нибудь. Ночью проще будет…
Гриша снова согласился. Схватил установленный на приборной панели блокнот и ручкой нацарапал адрес.
Сергей, судорожно вцепившийся в руль, с трудом оторвал перепуганные глаза от дороги. Несколько минут назад он был готов убивать, но, оказавшись один на один с мощной машиной и пусть вечерней, но все еще загруженной дорогой, чувствовал панику.
– Где это?
Гриша удивленно посмотрел на водителя.
– Не смотри на меня так! Где это? И где мы?
Гриша покачал головой и нацарапал еще пару координат на бумажке. Потом подумал, выкинул листок и на следующем написал: «На следующем повороте, направо».
– Вот сразу бы так…
– Надо бы врача найти, – пробормотал Михалыч.
– Сломали что-нибудь?
– Нет, вряд ли. Если бы не жилет, то наверняка, но… Я для Ромки думаю.
– Не надо… – слабо возразил Рома. – Не надо. Просто помяли. Отлежусь…
– А доктор у тебя есть? Знакомый?
– Поискать надо. Книжку взял… кажется.
– Тебе и самому бы не мешало.
Гриша ткнул Сергея, показывая направление движения.
– За дорогой следи, – посоветовал Михалыч.
Несколько раз они проскакивали мимо нужного поворота. Гриша размахивал руками и писал Сергею матерные записки. Михалыч, кажется, задремал сзади, Рома на особо резких поворотах тихо стонал.
Приблизительно через час они оставили машину в каком-то слабо освещенном дворе.
«Отсюда пешком», – написал Гриша.
– Михалыч, вытряхиваемся. – Сергей выскочил наружу, распахнул заднюю дверь.
Совместными усилиями они вытащили из машины Романа. Подхватили его под руки и двинулись куда-то в темноту. Каким образом Гриша ориентировался в этой тьме, Сергей так и не понял. Обычно в городе никогда не бывает темно. Уличное освещение, вывески, реклама, окна – все это походит на огромный прожектор, делающий ночь серой, ненастоящей. Потому, наверное, «ночная жизнь» так же отдает чем-то нереальным. Извивающиеся силуэты, грохот музыки, легкие, совсем не дневные отношения. Но тут, в этом дворе, огороженном от внешнего мира бастионами многоэтажек, было черно, как в могиле. Даже небо, низкое, нависшее над домами, терялось во мраке. И будто бы слышалось:
– Теперь все серьезно. Все серьезно…
Где-то в этой темноте потерялись деревья. Маленькая детская площадка. Уродливые ракушки гаражей. Даже лай разбуженной собаки звучал глухо, будто через ватное одеяло.
– Страшно… – прошептал Рома. – Страшно…
– Сейчас, сейчас… Сейчас… – бормотал Сергей, выдергивая ноги из глубоких сугробов. – Черт. Куда ты завел нас, Сусанин?!
В темноте Гриша что-то промычал.
– Нормально, – перевел Роман. – Я знаю, где это… Нормально.
Через темноту этого странного места они продирались долго. Ноги у Сергея начисто промокли. В ботинках гадко чавкала холодная вода. По джинсам сырь поднималась выше, к коленям. Ветерок противно задувал за шиворот. Остальным, судя по всему, было не лучше. Михалыч пару раз упал, но все же, чертыхаясь и кашляя, двигался следом.
Казалось, этому кошмару, этому обступившему со всех сторон холодному мраку не будет конца. Мир сузился, сжался до размеров черт знает каких маленьких. Все полные стылой водой ямы, все грязные сугробы, сучья, камни и мешки с мусором сконцентрировались у них под ногами. И время, бегущее вскачь, сейчас тянулось и тянулось, словно резиновое.
И они тянули, тянули эту резину, продавливая ее, преодолевая ее упругое сопротивление!
А когда вдруг, внезапно, их выкинуло на свет, ребята остановились. Ослепленные, уставшие, уже потерявшие веру в свою удачу.
Теперь шли по освещенной улице, одной из центральных. Однако сказать точно, где они находятся, Сергей уже не мог. Все, что он мог, – это только идти.
Редкие в это время прохожие провожали их несколько удивленными, но ко всему привыкшими взглядами. Это Москва… Тут и не такое видели.
Наконец Гриша махнул рукой к ближайшему подъезду.
Дверь приветливо распахнулась.
Однако дальше им преградил дорогу кодовый замок. Привалив Романа к стене, Гриша покопался в карманах и выудил пластинку ключа, приложил ее к блестящему кругляку приемника.
Замок пискнул и щелкнул язычком.
– Какой этаж?
Гриша махнул рукой в сторону лифта, где стоял другой кодовый замок, открывавшийся, впрочем, все тем же ключом.
В лифте Михалыч сполз вниз по стенке.
– Потерпи, потерпи… – шептал Сергей. – Потерпи…
Кажется, он говорил это самому себе…
Дверь открыла женщина.
Лет тридцати, она неловко запахивала на груди розовый домашний халатик, довольно короткий, открывавший стройные, чуть худоватые ножки. Черные волосы были накручены на мелкие бигуди.
– Гришка?! – удивилась она. Голос у нее был низкий, грудной, удивительно диссонирующий с хрупкостью фигуры. – Гришка?!
Она оглядела всю компанию, мигом отметила состояние Романа и, поджав губы, распахнула дверь.
– От тебя, Григорий, другого ожидать не приходится, – услышал Сергей ее шепот.
Они шлепнулись на пол в прихожей. Обессиленные, выпотрошенные, пустые.
Гриша указал на женщину, которая, уперев руки в бока, хмуро смотрела на них от дверей. Потом постукал себя по безымянному пальцу левой руки.
– Бывшая жена, – понял Михалыч.
– Оля, – кивнула та головой. – Объяснения будут?
Гриша махнул рукой куда-то за спину и повесил голову.
– Понятно. Потом. Устал.
– У вас удивительное взаимопонимание, – пробормотал Сергей, борясь с желанием заснуть прямо тут, на полу в прихожей. Тепло, ласковый домашний свет, все это убаюкивало его. Мир снова стал большим, добрым и качался… Качался…
