Сергей Игнатьев
Нуария: путешествие одного мальчика

Все началось с того, что мы поссорились с Владом. После школы пришли ко мне поиграть в «1812». Диск был владовский, «лицензия», гордость коллекции – в руки его никому не давал! Карташов предлагал в обмен скейт, но Влад был неумолим.

Отыгрывали Бородино: Влад был за Наполеона, я за Кутузова. К моменту, когда бабушка принесла чай и мои любимые бутерброды с огурцами и карбонадом, владовская пехота овладела Семеновскими флешами, открывшись для заранее расставленных пушек, мои войска отошли в полном порядке, и даже князь Багратион уцелел! Пока Влад ругался и возмущался, я провернул блестящий маневр с переброской резервов кавалерии к деревне Утица. Влад негодовал, а моя конная артиллерия уже лупила по наполеоновской гвардии. После сообщения о тяжелом ранении императора Влад назвал меня читером. Я объяснил, что он неудачник. Он сказал, что я играю «не по истории», вообще плохо знаю историю и, вступая в противоречие с собой, что я ботан. На это я ответил неприличным словом из арсенала Карташова, первого в классе сквернослова. Влад парировал двумя карташовскими терминами. Задохнувшись от возмущения, я предположил, что он так переживает за исход битвы, потому что его прадед был француз, о чем он неоднократно рассказывал. Он сказал, что ему на мое мнение наплевать. Закрепляя успех, я добавил, что он бонапартист. Он сказал: «А ты допустим, скотина». Я спросил, вкусны ли были лягушки, которых он употребил на завтрак.

Влад, дожевав последний бутерброд, молча вытащил из компьютера диск, стал прятать в рюкзак. Рюкзак у него был выдающийся. Совершенно не во владовском стиле: прическа волосок к волоску, белая рубашка, взрослый пиджак, брючки, начищенные туфли… и эдакая туристическая торба на лямках. Насчет нее к нему даже старшеклассники цеплялись – но Влад любит грести против течения! Он обожал копаться в бесчисленных отделениях рюкзака. Найти там можно было что угодно – от обтрепанного томика Шекли в оригинале до зачерствелого хот-дога.

В этот раз копался он особенно долго. Я молча наблюдал. Только потом понял, с чем было связано его мешканье: мой друг ждал извинений. Так и не дождавшись, не сказав ни слова, он ушел.

Как бы следующим этапом этой ссоры стал наш разговор с Альбиной на следующий день на переменке.

Я жаловался ей на Влада, она отвечала рассеянно и будто вообще меня не слушала. Я стал рассказывать про блистательный маневр при деревне Утица, но Альбине это, казалось, было вовсе неинтересно. Это противоречило нашему кодексу. Раньше, когда я рассказывал ей про победы над Владом в «1812» или про артефакты, отбитые викингами у монстров в «7 королевств», она хотя бы изображала интерес. Как я изображал его, когда она рассказывала, что нового произошло в «Нежном яде» и «Воздушных замках».

– Да чего случилось, Альбина?!

Мы сидели на подоконнике и смотрели через стекло на курящих возле спортплощадки старшеклассников. На стекле была нацарапана недовольная рожица и буквы «ONYX».

– Ничего. – Она нарочито беззаботно мотала ногами в полосатых гольфах.

– Я же вижу, что-то не так?!

– Сережка, возьми меня за руку.

Я послушался. Ладошка у нее была теплая и сухая. И какая-то успокаивающая, умиротворяющая…

– Ну, взял.

– Ну, вот и не отпускай…

Мы некоторое время сидели на подоконнике, взявшись за руки. Как дураки какие-то. Я не выдержал и освободил ладонь:

– Да что случилось-то, блин?!

– Да все, блин, нормально! – Альбина сдула со лба каштановую прядь.

– Я же вижу, что нет… Мне-то можешь рассказать? Мне можешь рассказать что угодно вообще!

Она посмотрела на меня новым взглядом. Глаза у нее были голубые-голубые… И ужасное глубокие… Затягивающие, что ли?

Она вдруг порывисто поцеловала меня в щеку.

На миг я задохнулся, а потом сказал:

– Я тебя люблю!

Она фыркнула:

– Дурак ты, Сережка.

Я ответил автоматически:

– Сама дура!

Улыбка ее погасла, она оставила меня на подоконнике одного. За весь день мы больше не сказали друг другу ни слова. А на следующий день она вообще не пришла в школу.

С Владом мы не разговаривали, он пересел к Карташову. Они плевались в меня бумажками, о чем-то шептались и скалились.

На географии меня вызвали к доске. Я шарил указкой в районе Африки, безуспешно пытаясь отыскать Сингапур. В голове шумело, было скучно, томно, хотелось спать, поскорее вернуться за парту и спрятать лицо на скрещенных руках и чтобы все меня оставили в покое.

Запинаясь, как на заевшей пластинке, в голове крутилось: «…в бананово-лимонном Синга-пуре, пуре, пуре, пуре…» Ну, раз бананы – значит Африка, верно? В общем, «бананом» для меня в итоге все и закончилось.

После школы пытался дозвониться до Альбины, но никто не брал трубку. Я начал волноваться.

Знал, кто может помочь: Кира Теркина по кличке Мафиоза. Во-первых, она была наша староста и у нее были лучшие оценки. Во-вторых, она все про всех знала.

– Только быстро, – попросила Мафиоза. – У меня тут «Воздушные замки» начинаются.

– Куда запропастилась Альбина?

– Альбину увезли же.

– Как? Куда?!

– В Россошь.

– В роскошь? – не понял я.

– В Россошь, – устало повторила Мафиоза. – Это Воронежская область, к твоему сведению.

Про такой город я слышал впервые. Второе за день доказательство географического кретинизма воспринял равнодушно. Волновало другое:

– Но зачем?!

– Родители у нее разводятся. Не в курсе, что ль?

– Как?! Почему?

– Их страсть угасла, – со значением ответила Мафиоза.

Про то, что у взрослых иногда принято разводиться, я знал. Компьютер в гостиной соседствовал с телевизором, а в «Нежном яде» и «Воздушных замках», которые бабушка смотрела, пока я гонял викингов по морям и отбивал у монстров артефакты, страсти угасали столь же часто, сколь и вспыхивали… Меня поразило другое:

– Почему же она мне ничего не сказала?

– Совсем ты ребенок, Сережка!

– Я взрослый! – обиделся я. – Ладно, сериал свой не пропусти.

Бабушка тоже собиралась приобщиться к новостям из Рио-де-Жанейро. Устраиваясь перед телевизором, сообщила, что ужин на столе.

Я вяло поклевал котлеты, размазал вилкой картофельное пюре. Есть совершенно не хотелось.

Опять навалилась усталость. Было холодно и неуютно. Ломило кости – каждую по отдельности и все сразу. Пошел к себе, попробовал делать уроки – но примеры не давались, параграфы плыли перед глазами. Я рухнул на кровать. Раскрыл «иллюстрированную историю». Сосредоточиться не получалось, бездумно листал, и попадалось непременно ужасное: то чума в Европе, то отравители Ренессанса… Мне и самому было отчетливо нехорошо.

Отложив книжку, натянул плед. Зашла бабушка, пощупала лоб: «Да ты как печка!! Немедленно раздевайся и под одеяло…»

Затем под мышкой оказался градусник, на стуле возле кровати – чай с малиновым вареньем. Компрессы… Все уплывало вдаль… Приходил врач, накрахмаленный белый халат, холодная лопатка на языке, чужие пальцы трогают шею, взрослые говорили о чем-то, взволнованный голос мамы, ОРВИ… Что-то знакомое… Микстура с ложечки – невкусная, как лягушки. Завтрак из лягушек? Тоже знакомое… Откуда? Совсем недавно… Наполеон… Нежный яд… Воздушные замки… Бородино… Альбина!!! Альбина попала в беду… Разводятся… Роскошь – это в Воронежской области… Не отпускай! Я не ребенок, я взрослый… Неужели нельзя исправить… Неужели я не… Не отпускай! В бананово-лимонном Синга-пуре… пуре… пуре… пуре…

Я стоял на перекрестке. Вместо пропотевшей насквозь пижамы на мне был обычный школьный наряд – кеды, протертые на коленках вельветовые джинсы, кофта-«кенгурушка».

Но то, что было вокруг, обычным назвать никак нельзя.

Передо мной стоял дорожный указатель с четырьмя подписанными стрелками: направо – «Кирдык», налево – «Капут», назад – «Воще Кранты», на той стрелке, что нацелена вперед, крупно выведено через трафарет: «НУАРИЯ».

А чуть ниже прибита мятая выцветшая бумажка:

«ПРОПАЛ МАЛЬЧИК. Нашедшему награда – 20 хугомишков».

И ни адреса, ни телефона, ничего.

А ниже: фото Влада. Невозможно не узнать – волосы зализаны назад, безупречный белый воротничок, на лице всегдашняя надменная гримаса.

Судя по плачевному виду, объявление провисело тут не одну неделю. Дела…

Никаких ассоциаций слово «Нуария» у меня не вызвало, но учитывая имевшийся выбор… Я сорвал бумажку, сложил и спрятал в карман. Направился вперед по утоптанной тропинке.

Окружающий пейзаж скрывал густой туман. Все выглядело очень реальным, но успокаивала мысль, что происходящее – не более чем бред. Я просто простудился и сплю. Ничего страшного. Это что-то типа квеста. По опыту я знал, что во сне главное не суетиться, не спешить и дать событиям развиваться самим. Тогда будет по-настоящему интересно.

Местность была болотистая – по сторонам тропинки проглядывали камыши, квакали лягушки. Из тумана выплывали предметы, не оставлявшие сомнений, что я сплю:

– огромная, поросшая мохом каменная голова Ленина;

– заплесневелый сервант с выдвинутыми ящичками;

– новенькое стерильно-белое зубоврачебное кресло;

– граммофон, из рупора которого пророс одинокий нахохлившийся початок рогоза;

– покосившееся огородное пугало…

Возле пугала я остановился. Оно было облачено в драную телогрейку и строительную каску, вместо одной руки – ржавые грабли, вместо другой – весло на длинном узком черенке.

Я вспомнил, как дедушка, когда еще был жив, брал меня в лес по грибы. И обязательно выдавал длинную палку, которую тщательно обстругивал ножом. Ею было очень удобно шуровать в блестящей от росы осоке, выискивая рыжие шляпки подосиновиков. Эта обыкновенная палка давала ощущение серьезности происходящего, была необходимой частью ритуала грибной охоты.

В ситуации, когда клубящийся впереди туман обещал массу приключений, я бы предпочел иметь прекрасный дедушкин нож. Но сгодится и весло.

Мысленно извинившись перед пугалом, я продолжил путь, более-менее вооруженный. Интуиция меня не подвела.

Я замер, выставив весло на манер алебарды.

Впереди соткался зловещий темный силуэт. Черная хламида, уродливая маска с клювом, мятая широкополая шляпа. Средневековый Чумной Доктор, сошедший со страниц «Иллюстрированной истории»…

– Так-так, – раздался из-под маски несколько насмешливый, хотя в целом приятный голос. – Что у нас здесь? Очередной храбрый мальчик в поисках приключений?

Разговаривать, угрожая незнакомцу веслом, каким бы отталкивающим ни выглядел его наряд, мне показалось невежливым. Я опустил «оружие»:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Сергей! – глумливо отвечала маска. – Какими судьбами?

– Откуда вы меня знаете?

– Я все про всех знаю, да-с… Что вы позабыли в моих владениях, молодой человек?

– Да я, собственно, так, сплю.

– Уверены?

Такого поворота беседы я не ожидал.

– Спрашивайте, не стесняйтесь…

– Что такое «Нуария»?

– Допустим, от слова «нуар»…

Я похолодел. Потому что ответил незнакомец надменным голосом Влада.

– Это по-французски, – продолжал он. – Черный. Мрачный. Но ты же ненавидишь французов? Верно, скотина?!

– Влад? – Я попятился. – Что за шутки?

– За что ты меня ненавидишь? – страдальчески вопрошал Влад из-под маски. – Прадед мой был француз. Но никакой не бонапартист, а советский ученый-ядерщик и партийный деятель, лауреат Ленинской премии. Я же тебе рассказывал. А ты… Не стыдно?

Незнакомец засмеялся блеющим смехом. Ничего владовского в нем не было. Влад довольно мрачный парень, но уж если смеется – то ржет как лошадь, а не блеет, как этот…

– Чушь собачья, – в сердцах бросил я. – Прекратите кривляться! Влад мой друг… А вы кто такой?

– Друзья – это хорошо, – ответил прежним глумливым голосом незнакомец. – Хорошо, что у вас друг. Правда, сейчас он скорее у НАС.

– Чего вы такое говорите?

– Семь испытаний ты пройдешь, – голос был новый, в нем слышался лязг металла, что-то заводское, механическое, – и если выдержишь их, увидишь друга. А если нет… Короче, не будем откладывать…

С этими словами он двинулся на меня. Полы черной хламиды волочились по тропинке, ног не было, казалось, Чумной Доктор летит, не касаясь земли. Он высвободил из широких рукавов два пучка острейших ножей – пощелкивающие изогнутые клинки и блестящие лезвия.

Я попятился, вновь выставляя весло.

Из-под маски доносилось зловещее шипение. Незнакомец приближался.

Тут за спиной у меня, перебивая зловещие щелчки лезвий, раздалось: вжих-вжих-скрип…

Приближалась некая конструкция. Судя по звуку, она отчаянно нуждалась в смазке.

Я не успел обернуться. Мимо проскользнуло, скрежеща и скрипя, что-то маленькое, но быстрое. Неизвестный механизм с разгону врезался в Чумного Доктора.

В тот же миг зловещий силуэт качнулся, затрещала рвущаяся ткань, посыпались, звеня, ножи, а следом, в обрывках разъехавшейся по швам хламиды, – сложный каркас, система нитей и палочек и пара длинных ходулей… Маска и шляпа приземлились на тропинку. Из-под маски вынырнула крыса-альбинос. В панике метя розовым хвостиком, прижав ушки и пища, она кинулась в туман. Ее, отчаянно скрипя и скрежеща, преследовал нежданный спаситель.

Теперь я смог разглядеть его: это был механический котенок!

Пока я пытался отдышаться и прийти в себя, погоня закончилась. Неудачно – появившийся из тумана механокот выглядел разочарованным.

Он переваливался с боку на бок, шагая на скрипящих суставчатых лапках. Бока и мордочку его тронула ржа, изогнутый хвост напоминал рычаг, какими заводили допотопные автомобили. Подрагивали проводки усов-вибриссов. Лампочки, заменявшие коту глаза, моргали на два цвета – зеленым и синим.

– Как тебя зовут, котенок?

Кот остановился. Грохотнув деталями, сел на тропинку. Но сел не так, как обычно садятся коты, – отклонился назад, задние лапы разъехались, приподнял хвост-рычаг, приземлился на пятую точку, обхватив передними лапами клепаное пузо.

Кот дважды моргнул глазами-лампочками:

– Я не котенок. Я – кот! Извольте говорить со мной как с равным.

– Откуда вы взялись? – растерялся я.

– Вам, без сомнения, требовалась помощь.

– Очень вам благодарен. Я сам… Как-то растерялся.

– Вернее, испугался?

Тут было не поспорить:

– Да.

– Страх подчиняет наш разум, – рассудительно сказал кот. – Поэтому всегда надо смотреть ему в лицо. Надо дать страху пройти сквозь себя.

– В следующий раз я так и постараюсь! Ну, просто… это было неожиданно. Что это было?

– Псевдочеловек.

– Что это значит?

– Это значит, он похож на человека, но нет.

Я достал из кармана объявление с портретом Влада:

– Вы случайно не видели моего друга?

Кот со скрипом помотал головой.

– Понятно, – сказал я, хотя ничего не было понятно. – Что мне теперь делать?

Кот заскрежетал сильнее обычного. Я догадался, что он так смеется:

– Псевдочеловек же вам все объяснил. Семь… Теперь уже шесть испытаний. Со страхом-то справились?

– Вроде… А что за испытания?

– Не знаю. Я же просто кот.

– Как мне вас звать?

– Придумайте сами, – шутливо мигнул лампочками кот.

Я попытался вспомнить клички, но ни одна механокоту не подходила. Почему-то в памяти всплыл кабинет литературы…

– Лев Николаич? – бросил я наугад.

Кот заскрежетал еще громче. Я испугался, что какой-нибудь из болтов отлетит от его сотрясающихся боков.

– Александр Сергеевич?

Кот закрыл мордочку лапами в приступе хохота.

Бакенбарды и крылатка никак не лезли из головы… Как там? Я же учил… Меж сыром лимбургским живым и ананасом… Нет… С пармазаном макарони, да яичницу… Не то… Надев широкий боливар, Онегин…

– Евгений! – в отчаянии бросил я.

Кот со скрипом махнул лапой:

– Пусть будет Евгений. Пока вы всю школьную хрестоматию не перебрали. А вам еще шесть испытаний проходить!

– Меня Сережа зовут.

– Приятно. – Кот поднялся, ухватившись лапой за хвост, старательно раскрутил. – Завод коротковат, – проворчал он под нос. – Да и смазать бы не помешало…

– Куда же дальше, Евгений?

– А тут все дороги ведут в одно место, – сообщил кот, отпуская хвост и прислушиваясь к мерному постукиванию внутри себя. – В Рось-Кошь…

– Россошь? – переспросил я, наученный прежними географическими неудачами.

– В Рось-Кошь! Поселок тут такой, городского типа. Я сам туда иду.

– Проводите меня?

Кот раздумчиво поскрипел суставами:

– Пожалуй… Только не думайте, что мы вот так сразу сделались друзьями. Просто нам по пути. Я сам по себе… Я, знаете ли, кот.

– Договорились, Евгений.

Рось-Кошь внезапно выступила из тумана и сразу же ослепила блеском огней, оглушила звуками.

Городок походил на смесь ярмарки с парком культуры и отдыха. Туман держался на его границах, сдерживаемый невидимым заслоном.

Над Рось-Кошью царили сумерки, рассекаемые множеством пестрых рыбок, сновавших туда-сюда в воздухе. Взрывались фейерверки и шутихи. Мигали яркие вывески над шатрами, голосили зазывалы, вращалось чертово колесо, визжали пассажиры русских горок.

– Куда теперь? – спросил я у Евгения.

– В справочную, это на центральной площади.

Прямо над головой пронесся мальчишка на летающем скейтборде. Я лихорадочно пригнулся:

– Ты чего, слепой?!

– Они вас не видят, Сережа, – проскрежетал кот. – Повредить, впрочем, тоже не могут. Это Рось-Кошь, место, где оживают мечты. Здесь каждый думает, что он один, что город – только для него.

– А откуда они тут?

– Ну, как же… спят, мечтают…

– Почему я их вижу, а они меня нет?

– Вы же здесь по делу, верно?

Народу тут было предостаточно. Мальчишки и девчонки бродили от палатки к шатру, от шатра к развалу, но каждый держался наособицу, не замечая присутствия остальных. А палаточные зазывалы и клоуны надрывались на все голоса. Я невольно посматривал по сторонам. Возле одной палатки замедлил шаг.

Кот предупреждающе заскрипел, но я не стал слушать. Шагнул под расписной полог шатра.

Взгляд приковали выложенные на столах канцелярские принадлежности. Чего тут только не было! Почувствовав мое приближение, цветные карандаши и фломастеры выстраивались рядами. Величаво маршировали ножницы и циркули. Скакали кисточки всевозможных форм и расцветок. В нетерпении подрагивали, будто вот-вот взорвутся, баночки с красками и тушью…

Появился продавец, умудряясь оставаться в тени, как-то ненавязчиво, мягко всунул в мои руки фломастер, подвел к мольберту: «Попробуйте…»

Фломастер заскользил по ватману сам собой: несколько штрихов – и у меня получился выразительный портрет Евгения. Мигнули глазки-лампочки, крутанулся хвост-рычаг… рисунок ожил!

Сквозь хор голосов, крики зазывал, треск шутих, протяжные трели каллиопы и грохот аттракционов я услышал где-то знакомое «вжих-вжих-скрип…», мельком подумал про Евгения – того, настоящего.

Но тотчас забыл, во-первых, потому что он был слишком занудный и ржавый, а во-вторых, потому что поверх мольберта за горами «канцелярки», красок и кистей я увидел книжный отдел…

Там были КНИГИ. Сотни, тысячи… Многоцветье переплетов. Золотой и серебряный блеск тисненых заглавий. Книги манили, требовали – раскрой, листай, читай, говори с нами! Будто под гипнозом я побрел к книжным полкам, на ходу возвращая фломастер незаметному торговцу, забыв даже про собственное творение – нарисованный кот кривлялся и размахивал хвостом-рычагом, пытаясь привлечь внимание.

– Чем могу помочь? – прошелестел продавец. – Что-нибудь подсказать?

Я наконец-то впервые посмотрел ему в лицо – добродушное, бородатое, такое открытое. Он был похож…

Я вспомнил, как мы с дедушкой смотрели сериал про техасского рейнджера с Чаком Норрисом в главной роли. В каждой серии Чак – в ковбойской шляпе, казаках и куртке с бахромой – ввязывался в приключения, сталкиваясь со множеством негодяев. И со всеми расправлялся в конце, используя коронный двойной удар ногой с разворота. Дедушка был ветеран, и мне всегда хотелось смотреть с ним фильмы про Великую Отечественную, потому что он мог бы рассказать много интересного. Но их он не очень любил, как и рассказывать про войну, а вот про рейнджера не пропускал ни одной серии.

– Такого вы не прочитаете нигде, – сообщил Чак Норрис. – Только у нас. Полнейший эксклюзив! Вы станете первым… Прикоснитесь к страницам, которых не касался ни один читатель… Беспрецедентная серия: неизданное и… ненаписанное!

У него было такое располагающее лицо, что хотелось слушать, внимать, подчиняться ему во всем. Он настойчиво и убедительно рекомендовал ассортимент своего шатра: «Незнайка и марсианские коротышки» Николая Носова, «Возвращение Вия» Гоголя, «Обратно в Парк Юрского периода» Майкла Крайтона, «Что-то страшное грядет… опять!» Рэя Брэдбери, «Наутилус: реставрация» Жюля Верна, «Золотой шар» братьев Стругацких…

– Ой! – вздрогнул я.

Кто-то пребольно укусил меня за ногу.

Кот Евгений, уцепившись за штанину обеими лапами, скалил мелкие острые зубки.

– Вы… чего ж ты делаешь, животное?!

– Забыл, зачем сюда явился? – проскрежетал кот.

Мне стало стыдно.

Я поглядел на Чака Норриса, чтобы найти поддержку, чтобы он помог мне с аргументами против назойливого кошака. Но то, что увидел на месте его лица, заставило меня вздрогнуть.

Лже-Чак тотчас вернул прежнюю располагающую улыбку. Вернул прежнюю физиономию. Но было поздно…

– Пойдемте отсюда, Евгений, – сказал я коту, не давая Лже-Чаку снова заговорить и опутать меня сетями гипноза. – Чушь собачья эта их ярмарка и больше ничего.

Я подобрал с пола весло, которое, оказывается, успел выпустить из рук.

– И вот еще что, – обернулся я уже на пороге. – Все эти ваши продолжения и возвращения…

– Ремейки, – подсказал кот.

– Все эти ваши ремейки тоже ерунда полнейшая.

Усталый кролик в окошке справочной долго рылся в бумагах, снимал и надевал очки, потирал лапкой красные от недосыпа глаза, чихал от пыли. Ранее я показал ему объявление с портретом Влада, но он сказал, что не имеет о нем никакого понятия.

– Развели бюрократию, – проскрипел Евгений.

Наконец кролик изрек:

– Отроку, испытуемому на предмет храбрости, надлежит преодолеть семь препятствий на пути к особе, представляющей для него неизбывный интерес…

– Это мы и так знаем, – перебил Евгений. – По географии что там?

Кролик устало поглядел поверх очков, пошевелив ушами, снова углубился в бумаги.

– Сергей? – уточнил он.

– Да. Это я.

– Ищете Влада?

– Угу.

– Вам надлежит проследовать во владения Разводящера…

– Кого-о-о?

Евгений издал что-то вроде свиста. Я посмотрел на него:

– Все плохо, да?

Кот с громким звоном постучал лапой по лбу.

Кролик хотел было что-то добавить, но кот перебил:

– Знаю я, где это. Сам провожу…

Кролик нервно дернул ушами:

– С вас за консультацию три хугомишки!

Кот мигнул глазками-лампочками:

– Сколько?? Да это грабеж! – потянул меня лапой за штанину. – Вы как, при средствах?

Я только руками развел.

– Можно было и не спрашивать, – проворчал Евгений. – Запиши на мой счет, ушастик!

Не слушая посыпавшихся из справочного окошка возражений, кот потянул меня за штанину. Оставалось только послушно следовать за ним.

Мы покинули Рось-Кошь, вокруг вновь был туман. Но за ним виднелась теперь не болотистая равнина, а лес.

– Идем к Разводящеру? – спросил я у Евгения.

– Сперва надо заглянуть в одно место. Этот парень что-то вроде привратника. Вам надо поговорить… Ну, сами увидите.

Расступился лес, расступился туман. Перед нами было нечто вроде дачного домика, окруженного низкой изгородью и грядками. Сперва мне показалось, что домик и забор припорошены снегом. Но приглядевшись, ахнул – сливочная глазурь! Забор был сложен из карамельных кирпичей. На припорошенных шоколадной стружкой грядках росли профитроли и пирожные-картошки. Сам домик был, конечно же, пряничным.

– Дальше я не пойду, – сообщил кот. – Подожду здесь.

– А я?

– Поговорите с Лягушачом.

– О чем?

– У него есть Ключ от Стены, которой обнесена Внутренняя Нуария. Без него туда не пройти. Там владения Разводящера, там ваш друг.

– Час от часу не легче!

Я решительно толкнул вафельную калитку. Под кедами зашуршала сахарная пудра. Я дважды чихнул, ненамеренно предупредив хозяина о визите. Из распахнутого леденцового окошка донеслось вальяжно-утробное:

– Входы-ы! Не запы-ы-ырто!

Внутри, в противовес царящему снаружи сумраку, было светло и уютно. Под потолком висела лампа – стеклянный пузырь, о стенки которого бились десятки светлячков.

В глубоком кресле сидело существо, более всего похожее на лягушку, вылепленную из мармелада. Подобно хамелеону, оно непрестанно меняло оттенки – от мандаринно-оранжевого до яично-желтого, от ярко-красного до ядовито-зеленого. Кажется, это было связано с пищеварительными процессами. Лягушач один за другим отправлял в рот лежащие на блюде профитроли и пирожные-картошки. Его раздутое желеобразное тело было завернуто в подобие бархатной шторы с золочеными кистями, обильно перепачканной сахарной пудрой и шоколадом.

– По какому вопросы-ыу? – осведомился Лягушач.

– Мне надо во Внутреннюю Нуарию.

– А знаешь ли ты-ы-ы… – Лягушач приоткрыл безгубый рот, выпуклые глаза бессмысленно уставились в потолок. – Впрочем, это все равно-о-о…

– Помогите мне, пожалуйста. Я тут новенький. Не знаю, к кому обращаться. Сказали, что к вам!

– Верно-о-о… Я главны-ы-ый…

Я вспомнил крысу, прятавшуюся в чучеле Чумного Доктора и тоже считавшую себя большой шишкой. С местными надо держать ухо востро!

– Что ты мне гото-о-ов дать за Ключ?

– А что вы хотите?

Существо дожевало очередной профитроль, даже не предложив мне угоститься, и, закатив глаза, задумалось:

– Что у тебя в кармане-ы-ы?

Я достал помятое объявление с портретом Влада:

– Это мой друг.

Лягушач выпучился на объявление. Затем проворно скомкал его лапами, запихнул в рот и шумно сглотнул.

– Да что ж такое-то?! – всплеснул руками я. – Вы тут все какие-то… Пришибленные!

Лягушач сыто отрыгнул:

– Не надо волнуо-о-оваться…

Он пошарил лапой в складках тоги-портьеры, извлек наружу изящный ключ в форме крошечного скелетика на серебристой цепочке очень тонкой работы.

– Что вы хотите взамен?

– Сущий пустяк, – пробулькал Лягушач. – Твою дружбу с Влы-а-адом…

– То есть как?

– Хочешь верны-ы-ыуть друга?

– Ну, разумеется. За этим и пришел.

– Ну, вот и славно-о-о. Он вернется, но будет уже не друг, понятно-о-о?

– Фигня, – рассердился я. – Считаете, я тут буду своей дружбой торговать?! Вы, лягушка…

Лягушач забулькал, заурчал, затрясся всем телом.

Тут на меня нашло что-то несвойственное. Я коротко ткнул Лягушача черенком весла. Он тотчас прекратил булькать и урчать, недоуменно уставился на меня:

– Ты-ы-ы чево-о-о? Угрожы-ы-ать?

Вместо ответа я ткнул его веслом еще разок. Посильнее.

Лягушач захлопал глазками, раззявил безгубый рот. Затем стянул с шеи цепочку с ключом, швырнул в меня:

– Уходы-ы-ы… Гнусный мальчиы-ы-ышка…

Он чуть не плакал. Даже стало его немножечко жалко.

Тут я посмотрел на мотыльков, запертых в лампе. Гулять так гулять! Я спрятал ключ в карман, сорвал лампу. Выйдя из домика, ухнул ею о пряничное крыльцо. Десятки светлячков, радостно трепеща крыльями, вырвались на волю.

Лягушач утробно завывал вслед, грозя возмездием, но мне было легко и весело. Кажется, я начал осваиваться.

– Ну, как все прошло? – проскрежетал кот, дожидавшийся у калитки.

– Без проблем вообще!

Покинув поместье Лягушача, мы вновь углубились в лес. Сперва в тумане виднелись силуэты елей, но на смену им скоро пришли грибы. И я говорю не о тех грибах, из которых получается замечательный суп, – эти, нуарийские, были под три-четыре метра!

Мы прошли еще немного, когда грибной лес ожил, в тумане замелькали хищные силуэты.

– Что еще за напасть?!

– Орви, – ответил кот непонятно.

Туман расступился, и я увидел орви. Было их десятка два. Напоминали «козлов», через которых нас заставляли прыгать на «физре». Массивные тела-кирпичи на четырех длинных ножках. Двигались они весьма проворно, и с обоих торцов туловища – по зубастой пасти.

Я поудобнее перехватил весло, приготовившись сражаться.

Евгений нервно крутил хвостом-рычагом.

Хищники скакали, не решаясь приступать к атаке… Наконец один орви, по виду самый матерый – на боку прореха, из которой неопрятно торчал серый пух, – лавируя между стволами грибов, двинулся на нас.

Он приближался. Жадно причавкивал, лязгал зубищами, роняя с них клочья пены. Хорошенько разогнавшись, оттолкнулся задними ногами от мохового ковра и…

Бабах!!! Бабах!!!

Сумрак рассеяла двойная вспышка. Хищника отбросило, он дважды перекувыркнулся в воздухе и скрылся в тумане. Остальные, досадливо ворча и похрюкивая, бросились прочь, в чащу…

На тропу вышел высокий широкоплечий мужчина. Он на ходу переломил стволы дробовика, выбросив гильзы, заправил патроны. На нем был танковый шлем со свободно болтающимися ушами, армейская шинель без погон, прожженная в нескольких местах, и высокие болотные сапоги. За спиной вещевой мешок-«сидор». У него было мужественное лицо, глаза с недобрым прищуром и подстриженные рыжие усы.

– Заблудились, ребята?

– Вы кто такой?

– Я типа Добро с дробовиком. Одинокий Охотник. Крутой парень из Грибного леса. А вы?

– Я Сережа, это Евгений. А вы?

– Имя мне можешь любое приду…

– Не советую, – встрял Евгений. – Мальчик храбрый, конечно, и начитанный, но с фантазией просто беда… Вы же не думаете, что я и впрямь Евгений?

Незнакомец оглядел меня с ног до головы. Пожевал незажженный сигарный окурок.

– Меня зовут Пур, – выдавил он. – Синга Пур.

Да, чего-то подобного я и ожидал…

– Вы нам очень помогли! – с чувством сказал я.

– И помощь моя, – кивнул Пур, – не бескорыстна. Это же Нуария, мальчик. Если ты еще не понял… Тут у каждого своя мечта. Тут каждый сам по себе.

– А я ему уже… – начал было Евгений.

Пур прервал его взмахом руки:

– Давай сюда Ключ, и дело с концом. Не люблю рассусоливать.

Я задохнулся от возмущения:

– Откуда вы знаете, что…

– Слежу за вами с Рось-Кошьи, – перебил Пур. – Паренек-с-той-стороны и механический кот… Приметная парочка. Одного не возьму в толк: как тебе удалось обвести Лягушача? Этот парень по крутизне уступает разве что Разводящеру. А ты на вид – сопля соплей… Ты что, опасный колдун? Заклинатель?

– Вы что, издеваетесь? Это же обычная жирная мармеладная лягушка!

Кот Евгений и Пур переглянулись, уставились на меня.

– И вообще, – продолжал я, – зачем вам ключ? Я иду выручать своего друга Влада. А вам-то что надо?

– Вот как, – прищурился Пур. – Друга, значит, выручать… Типа герой? Мальчик, ты думаешь, что можешь просто так взять и прийти в сказку? Туда и обратно, а? Я тут ЖИВУ. Я прожил здесь ГОДЫ… У меня к Разводящеру свои счеты, ясно? Давай сюда Ключ!

– Мы же можем пойти вместе, в чем проблема-то?

– Вы будете только мешаться под ногами.

– Эй, гражданин, – встрял Евгений. – Мальчишка обставил Лягушача. Имейте уважение!

Пур покосился на него, пожевал ус, раздумывая.

– Поторгуемся? – оживился кот. – Двести хугомишек – и Ключ твой!

– Шестеренки не слипнутся? Сбавь до сорока.

– Не надо мне рассказывать за цены, мужчина. Я не малютка-гусь из Гусеграда, я знаю, почем нынче чудо. Сто пятьдесят и не хугомишкой меньше!

– Ты чего тут растрезвонился? Ключ вообще достал пацан, если я правильно понял. Согласен на полтинник.

– Не делайте мне смешно, лесной житель, у меня непрочные болты. Сто двадцать! Исключительно из уважения к вашим огнестрельным навыкам.

– Я похож ли на рось-кошьского снохода? Им рассказывай про такие цены. Тут тебе не город, пижон! Шестьдесят, по рукам?

– Ну, хорошо, сто. Но ясно вижу, что мы никогда не будем друзьями, жадный старик.

– У меня ружье, котенок! Семьдесят…

– Я кот!!! Девяносто пять?

– Прекратите этот балаган, – возмутился я. – И торг здесь тоже неуместен! Надо выручать Влада!

Спорщики, кажется, прониклись моим искренним тоном.

– Ладно, – буркнул Пур. – Пойдем вместе. Но условимся: если я приказываю бежать – вы бежите. Приказываю упасть на землю и стать мхом – становитесь мхом. Приказываю не дышать – не дышите. Ясно?

– Вы что, типа из спецназа?

– Хуже, мальчик, – невесело улыбнулся Пур, перехватывая дробовик. – Я писатель-сказочник. Волшебство – моя профессия… Но некогда рассусоливать… За мной!

Стена, отделявшая Внутреннюю Нуарию от Внешней, оказалась чем-то вроде грандиозной живой изгороди – переплетение хвойных ветвей и побегов дикой розы.

Тропинка привела нас к большой дубовой двери. Ключ-скелетик вошел в замок, выполненный в форме раззявившей пасть рыбы-удильщика. Замок клацнул. Дверь загудела, медленно приоткрываясь, при этом мелко задрожала, роняя сухие хвойные иголки и розовые лепестки, вся изгородь, верхушка которой терялась в тумане.

Синга Пур первым шагнул на территорию Внутренней Нуарии.

– Давненько сюда не захаживал. – Он с шумом втянул воздух ноздрями. – Чувствуете этот запах? Это запах победы, детки…

Кот Евгений моргнул мне зеленой и синей лампочками, покрутил лапой у виска.

Здесь туман был не властен. Территория прекрасно просматривалась от места, где мы стояли, до противоположного участка Стены на горизонте. В ясном небе горели целых три луны, заливая равнину призрачным светом.

В самом центре Внутренней Нуарии высилось мрачное здание.

– Вот он, – блестя глазами, процедил Пур. – Замок Разводящера.

Замок Разводящера представлял собой низкий бункер, окруженный капонирами и дотами. Подходы к нему были опутаны колючей проволокой. Повсюду заполненные стоячей водой воронки, траншеи и рытвины. Между ржавыми противотанковыми ежами и земляными насыпями, на которых виднелись сгнившие плетеные фашины, заплесневелые провиантские фургоны и разбитые пушки девятнадцатого века, кое-где белели кости.

В целом местность выглядела так, будто сперва тут сошлись в рукопашной две крупные армии, а затем поле битвы подверглось ковровой бомбардировке.

Над бункером развевалось знамя: что-то вроде черного разводного гаечного ключа с перепончатыми крылами на красном фоне.

– Я вот понять не могу, – не выдержал я. – Зачем это все? Колючая проволока, пушки, если тут ОДИН вход через дверь в живой изгороди?

Пур и Евгений бросили на меня уже привычные взгляды – будто я сморозил несусветную глупость.

– Ну, да, – кивнул я. – Ну, да… Это же как в Рось-Кошье? Каждый видит что-то свое? А скажите, вот это маскарадное существо, которое к нам идет, его только я вижу или вы тоже?

Ловко переступая через мотки колючей проволоки, ямы и нагромождения земли, приближалась, ступая на ходулях на манер цапли, уже знакомая фигура. Только вместо маски Чумного Доктора теперь была венецианская – красивое золотое личико с тонкими чертами, вместо мятой шляпы – высокий головной убор из перьев, вместо черной хламиды – одеяние в голубую с золотым клетку.

– Псевдочеловек, – констатировал я.

На этот раз Пур и Евгений уставились на меня со священным ужасом.

– Что, серьезно? – спросил я. – Вы его не узнали?!

– А ты далеко пойдешь, – сказал Пур. – Никогда не думал стать помощником популярного писателя-сказочника?

– Я что-то из вашего читал?

Вместо ответа Пур нахмурился и навел дробовик на подступающего Псевдочеловека.

– Переговоры, переговоры! – поспешно раздалось из-под маски.

Из широких рукавов одеяния вместо лезвий на этот раз вывалилось бесчисленное количество белых флажков, кружевных платков и лоскутов.

– Я до тебя доберу-усь, – оскалился кот. – Никакие ходули не помогут.

– Зачем пожаловал, грызун? – хмуро бросил Пур.

– Переговоры! – взволнованно повторил Псевдочеловек, останавливаясь. – Я пришел переговорить с храбрым мальчиком Сергеем!

– Испугались, – удовлетворенно проскрипел Евгений. – То-то же. Скоро конец всей вашей планиде. От нашего парня небось не скроетесь!

– Собственно это, – подхватил Псевдочеловек. – И хотелось бы обсудить… Высокая Договаривающая Сторона, которую я представляю…

– Разводящер? – уточнил я.

– Точно так-с, молодой человек. Их Размыкательство, Их Высокочтимое Разрывательство, Ужас-на-крыльях-Тьмы и Непревзойденный Сокрушитель Судеб… Мой Господин Разводящер желает предложить следующие условия…

Из недр карнавального одеяния был извлечен длинный свиток. Псевдочеловек принялся читать, близоруко поднося его при помощи флажков-палочек к самым прорезям маски, в которой прятался.

– Отрок, далее именуемый Храбрый Мальчик Сергей, испытуемый на предмет личной храбрости, надлежащим образом преодолевший семь препятствий-испытаний… – Тут Псевдочеловек помедлил. – С этим же все точно? Кто-то вообще вел счет?

– Точно-точно, – соврал кот. – Я считал.

– Ну ладно, – легко согласился Псевдочеловек. – Все равно это пустая формальность. Развели, понимаешь, бюрократию… Так вот… Преодолевшему на пути к особе, коя представляет для него неизбывный интерес… А именно, его однокласснику и лучшему другу… Как это читается, не разберу без очков, это «вэ»…

– Владу, – сквозь зубы рыкнул Пур. – Даже я уже запомнил, чучело мышехвостое!

– Благодарю вас! М-да, Владу… Надлежит пройти испытание последнее, далее именуемое Экзаменом на Взрослость… Испытание по выбору представляемой мной стороны, далее именуемой Непревзойденным Сокрушителем Судеб Разводящером… А именно…

– Что он несет?! – спросил я у кота и Пура. – Какое еще испытание очередное?

Но те только зашикали в два голоса: мол, не перебивай, дай дослушать.

– А именно надлежит сделать судьбоносный выбор… Между вышеупомянутым Владом и…

– Вы что несете?! – Я подался вперед, до боли сжимая в руках весло.

Псевдочеловека это ничуть не смутило. Он продолжал читать со своего бесконечного свитка:

– …И одноклассницей и душевной привязанностью вышеупомянутого Храброго Мальчика, носящей имя Альбина…

– При чем тут Альбина?!

И тогда заговорил Разводящер.

Говорил он вроде бы и негромко, расслабленно. Но голос его доносился отовсюду, казалось, он вырывается прямо из развороченной земли, заставляя мелко дрожать заросли колючей проволоки, пуская круги по застоявшейся в рытвинах и воронках воде.

Псевдочеловек со всеми его ходулями и веревками сделался вдвое меньше ростом. Бесстрашный Пур нервно вскинул дробовик. Евгений заскрежетал, выпуская когти и неистово крутя хвостом-рычагом…

– Все очень просто, Сережа, – говорил этот ужасный голос прямо внутри головы. – Ты должен выбрать… Девочка, которая тебе нравится, или мальчик, которого ты считаешь другом.

– Но это какой-то бред. – Я зажмурился, ухватился руками за голову, стараясь прогнать голос. – Я не хочу! Я не буду! Не хочу! НЕ ХОЧУУУУУ!!!

– Это и есть быть взрослым, – продолжал голос, не обращая никакого внимания на мои крики. – Это значит выбирать. Между добром и злом. Между злом и злом. Выбирать меньшее из двух зол. Быть взрослым – значит ИЛИ… ИЛИ…

– Но я не хочу выбирать меньшее из зол! – закричал я. – Я не хочу вашего ИЛИ… Если это значит быть взрослым – тогда я не хочу взрослеть!!!

– А придется… – ответил голос.

И все смолкло.

А затем Внутренняя Нуария ожила.

Они вылезали из траншей, выкапывались прямо из земли, выныривали из заполненных водой воронок… Медленно подступали к нам. Голые костяки в ржавых доспехах и тронутые тлением наполеоновские гвардейцы, глядящие черными провалами глазниц фашисты в ржавых касках и забальзамированные египтяне с тесаками-хопешами… Мертвецы. Нежить. Призраки.

Через земляную насыпь, переступая многосуставными паучьими лапами, выбрался причудливый гибрид механизма и плоти. Получеловек-полупаук. На голове его, по-залихватски набекрень, чудом продолжала удерживаться знаменитая треуголка.

– Технобонапарт, – прошептал я с ужасом и восхищением. – Владу это точно не понравится…

А потом я увидел и самого Влада. Его везли на уродливой шипастой платформе с огромными колесами, заточенного в стеклянный пузырь, вроде того, который я разбил у Лягушача.

Влад держался самым надменным образом. Его безупречная прическа пострадала – растрепанные пряди спадали на лоб. И на скуле виднелся синяк. Покачиваясь в такт движениям платформы, преодолевавшей бесчисленные рытвины и окопы, Влад смотрел вокруг с восхитительным презрением, широко расставив ноги, заложив руки за спину. На нем был распахнутый алый кафтан, перепачканные глиной шаровары и сафьяновые сапожки – выглядел как персонаж картины «Утро стрелецкой казни». Очевидно, в Нуарии на его долю выпало приключений побольше моего.

Платформу сопровождали мертвецы-гибриды, вооруженные кто чем – зазубренными алебардами и абордажными саблями, ржавыми мушкетонами и пистолетами-пулеметами.

– Как-то их многовато, – проскрипел кот Евгений.

Пур с шумом втягивал ноздрями воздух, смотрел на приближающихся противников с нетерпением охотничьей борзой, которой вот-вот дадут команду – вперед, атаковать, пугать, гнать!

Но тут я забыл обо всем: с противоположного конца поля мертвецы-гибриды толкали вторую платформу. В водруженном на ней пузыре была заперта Альбина. Одета она была в длинную ночнушку, испещренную цветочками. Сидела на дне пузыря, обхватив себя за коленки, глядя по сторонам очумелым взглядом.

– ТЫ ГОТОВ СДЕЛАТЬ ВЫБОР?

Я наконец-то увидел Разводящера во плоти. Он буквально соткался из воздуха над нашими головами. Чудовищный дракон, апокалипсический монстр… Тело его было составлено из разнообразного хлама – дырявые кастрюли и мятые кислородные баллоны, лысые покрышки и танковые гусеницы, пружины и шестерни, банки из-под колы и строительная арматура…

Весь он был усеян шипами и колючками, плоскую башку венчало с полдюжины стальных рогов. Мерно взмахивали широченные перепончатые крыла, залатанные полиэтиленом, оргстеклом, брезентом и рубероидом.

Разводящер плавно снижался, будто хотел получше рассмотреть трех букашек, осмелившихся вторгнуться в его владения, – одного школьника, одного механического кота и одного безумного сказочника…

Давай-давай, морда рогатая, подумал я, подлетай поближе.

Меня уже обдавало его зловонным дыханием – пахло помойкой, под стать внешности.

Я знал, что можно ничего не говорить. Знал, что он прочтет мои мысли… Я знал – то, что я собираюсь сделать, ничего скорее всего не изменит… Но по-другому поступить не мог.

– Хотите мой выбор? – сказал я. – Ловите.

В конце концов, не зря же я таскал его с собой так долго…

Я размахнулся что было силы и засветил веслом прямо в морду Разводящеру. Размах вышел не очень – в отличие от матерщинника Карташова у меня не было выдающихся успехов по физре.

Весло, в полете совершив два полных разворота, ударило по лбу чудовищного мусорного дракона.

Бэнг! Рогатая башка дернулась, будто мой снаряд был заряжен электричеством.

Весло упало вниз, с чавканьем врезалось в перепаханную землю.

Дракон дважды хлопнул крыльями, как бы осмысливая произошедшее… А затем чудовищно заревел, извергая из пасти клубы дыма и огненные языки…

Дальше все происходило очень быстро.

Пур заорал, выпалил из обоих стволов дробовика и, перехватив его за дуло, побежал на подступающих мертвецов врукопашную.

Кот Евгений, издав особенно противный скрежет, заменяющий ему боевой клич, с разбега атаковал своего врага – Псевдочеловека.

А я, ничего особо не планируя, кинулся к той платформе, на которой была заточена Альбина…

Дальнейшее я помню отрывочно… Помню перекошенные рожи, зубастые пасти подручных Разводящера… Помню струи пламени, которые задевали волной жара, так что трещали волосы и искры обжигали щеки… Помню, как дубасил по стеклянной стенке пузыря выхваченным у кого-то знаменем с крылатым разводным ключом, а с той стороны стекла что-то кричала Альбина…

Помню вопль освобожденного Влада: «Веслом, Серый, веслом!! Прямо по харе ему!!! Дайте мне весло тоже!!» Помню, что я и сам кричал какие-то слова из арсенала Карташова… Помню, как кот Евгений яростно полосовал когтями знаменитую треуголку, и паучьи лапы никак не могли его зацепить, такой он был храбрый, маленький и верткий… Помню, как Пур, зажимая рану на боку, требовал, чтобы мы оставили его, что он прикроет, что нам надо уходить… Но мы его не бросили.

Мы почти добрались до Двери, когда Разводящер, уже чувствуя поражение, полыхнул, разлетелся мириадами смертоносных осколков и клочьев мусора… Под ногами разверзлась земля, Альбина поскользнулась, я успел ухватить ее за руку и смотрел в ее глаза – голубые-голубые и ужасно глубокие, и мысль была только одна, самая важная на свете: «Не отпускай ее… Только не отпускай!»

Я вздрогнул, просыпаясь. В окно весело светило солнышко. Я был дома. В своей кровати.

Поправил сбившееся одеяло, взял с приставленного к кровати стула чашку, жадно хлебнул остывшего чая.

Вошла бабушка с телефоном в руках:

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Лучше…

– Тебя! – Бабушка качнула телефоном. – Только недолго… Тебе отдыхать надо, поправляться.

Я приложил трубку к уху:

– Алло?

– Привет, Сережка!

– Альбина!!! Я тебя вытащил?!

– Чево-о-о? Ты, говорят, простудился. До сих пор жар?

– Как ты меня нашла?

– Ты дурачок? У меня же есть твой номер, звоню по межгороду.

– А, ну да… Ну… и как дела?

– Нормально. А у тебя?

– Тоже. Особенно теперь… Как там твоя Роскошь?

– Россошь. Нормально. Жить можно!

– Представляешь, Альбина, мне приснился ужасно дурацкий сон…

Я стал рассказывать ей свой сон, мы очень много смеялись, потому что сон действительно был ужасно дурацкий, особенно эта мармеладная лягушка и книготорговец, притворяющийся Чаком Норрисом.

Мы болтали как раньше, на переменках, будто снова сидели на одном подоконнике, и никакие километры нас не разделяли. А потом ей уже пора было идти, а мне, если честно, хотелось еще поспать, поэтому мы договорились созвониться снова, когда я буду чувствовать себя получше, как можно скорее и вообще созваниваться как можно чаще… Ведь Россошь – это не так далеко, как Нуария, правда? Это же всего-навсего Воронежская область. Рукой подать!

Когда я проснулся снова, уже был вечер.

– Сережка, ты прямо нарасхват! – сказала бабушка. – Твой пришел…

От бабушки пахло плюшками и вареньем. Мне захотелось вскочить, обнять ее крепко-крепко и сказать, как сильно я ее люблю. Но телом все еще владела болезненная слабость, и еще подумалось, что как-то глупо это будет. Она же и так все знает, да?

В руке у Влада была бабушкина плюшка, от которой он уже изрядно откусил, на плече – знаменитый безразмерный рюкзак.

Я натянул одеяло на самый нос, хмуро буркнул:

– Заразишься.

– Чепуха! – возмутился Влад, усаживаясь на свободный стул. – У меня, допустим, иммунитет.

– Влад, прости меня, – сказал я. – Ты был абсолютно прав. Я вел себя как скотина.

– Несомненно, – ответил он заносчиво.

Влад доел плюшку, стал рыться в рюкзаке:

– На, держи, – выложил диск «1812». – Допустим, дарю.

– Это же твоя любимая… А мне сейчас все равно не разрешат комп. Оставь…

– Да плевать. Ты мой лучший друг или кто? – И добавил, будто устыдившись своего порыва: – К тому же с кем мне гамать? С компом? Допустим, он мне не соперник. Ты, собственно, тоже. Хоть у тебя и бывают моменты…

– С Карташовым, – ревниво ответил я.

– Он только в шутеры гамает, – нагло усмехнулся Влад. – В кваку и дюка. Мы на субботу договорились!

– Влад, – я решил не обращать внимания на привычную его нечуткость, – вот ты же умный человек…

– Ну, допустим.

– Почему у взрослых всегда надо выбирать «или-или»… Неужели нельзя просто… Просто «и»?

– Подрастешь – поймешь, – оскалился он.

– Скорей бы, что ль, стать взрослым. А то все загадки, ребусы, шарады… Хоть понять, как это…

Влад воровато огляделся, водрузил на колени рюкзак. Копался он в нем, как всегда, долго и с чувством. И тут из недр его раздался звук, который я вовсе не ожидал услышать: «вжих-вжих-скрип…»

– Я его смазал, конечно, – как бы извиняясь за этот звук, сказал Влад. – Ржавчину поснимал… Но там, прямо скажу, еще есть с чем работать. Допустим, будет у нас еще с ним хлопот, Серый…

Голова кота Евгения высунулась из рюкзака наполовину, так что виден был только левый глаз-огонек. Он дважды мигнул зеленым.

– Сережа, уверяю вас, – проскрипел кот. – Никогда не поздно стать взрослым. Поэтому… стоит ли с этим спешить?