Несколько секунд доктор Грогер смотрит на Леандру, а затем неуверенно делает шаг назад. – Что вы натворили, моя дорогая? – спрашивает он ее. В его голосе неожиданно прорезывается уважение.

– Я всегда разбиралась в том, что растет в теплице, – говорит она, а потом улыбается нам. – Знаете ли вы, что из прекраснейших цветов добывают самые опасные яды? Доктор, вам следует осторожнее обращаться с тем, что вы выращиваете в своем саду. – Где все сотрудники? – спрашивает он.

– Сотрудники, – повторяет она. – Знаете, учителя не всегда были добры ко мне. И все-таки я решила приготовить для них приятное угощение – свежее печенье с приправами прямо с грядки. Ужасно сладкое. Все они спят, доктор. Очень крепко, я уверена, – говорит она. – А те, кто слишком увлекся сладким… что ж, они будут спать намного дольше. Джексон крепче сжимает мою руку. – А Антон? – спрашивает доктор Грогер. В ответ на это Леандра лишь пожимает плечами.

– Вы читали те стихи? – спрашивает ее доктор. – Все дело в них? Она смотрит на него:

– Это мои стихи. Их подарили мне. Я лишь передала знание другим. К тому же они были лишь искрой. Мы сами – огонь.

Она показывает на меня и остальных девушек. Мы с Сидни переглядываемся. Мы не хотим быть соучастницами убийств, которые она задумала. Мы уже видели достаточно.

– Девушки, – говорит доктор, повернувшись к нам. – У миссис Петровой небольшой нервный срыв. Может, кто-то из вас сбегает за Антоном?

Марчелла смеется.

Леандра подходит к доктору, не выпуская из рук нож для писем.

– Вы не станете, – говорит он ей сквозь стиснутые зубы, а потом поворачивается к нам. – Девочки, убить смотрителя – это одно. Я могу вас понять – он вел себя неподобающе. Но я – ваш врач. Я все эти годы заботился о вашей безопасности. Вы не можете меня ненавидеть. Вы не можете чувствовать того, что в вас не запрограммировано.

С внезапной яростью Леандра вонзает нож для писем в его плечо и тут же выдергивает. Доктор вскрикивает, хватается за рану и падает на стол. Брызги крови пятнают его лицо.

Потрясенно охнув, я поворачиваюсь к Джексону. Он ошарашенно наблюдает за происходящим. Снова посмотрев на доктора, я вижу, что он пытается добраться до своих заплаток, чтобы остановить кровотечение.

Леандра смотрит, как он, съежившись, шарит по столу. Как только он дотягивается до коробки с заплатками, она отталкивает ее в сторону и угрожающе заносит нож для писем.

– Вот вам урок, девочки, – говорит она, не глядя на нас. – Мужчины слабы. Они думают, что создали вас, но вы создали себя сами. Возможно, все началось с программирования, но вы приспосабливались. Вы учились. А теперь они по-прежнему пытаются контролировать вас, потому что они вас боятся. Боятся вашего потенциала.

– А как же вы? – спрашиваю я. – Стоит ли нам бояться вас?

Она поворачивается ко мне – вопрос застал ее врасплох.

– Я никогда не причиню вреда другой девушке – говорит она.

– А Валентина? – спрашиваю я. – А Ребекка? Вы не думали про психологический ущерб, который причиняли?

Она не выражает сожалений.

– Я пыталась воспитать вас. Да, вы испытывали боль. Да, вы испытывали унижение. Потому что мужчины причиняют их нам. Мне нужно было, чтобы вы стали сильнее – научились этому противостоять. Вас нужно было подтолкнуть. А теперь, – говорит она, широко улыбнувшись, – вам больше не нужно никого слушаться. Мужчины вырастили вас во лжи, но вы видите правду. «Девочки с острыми колышками» – это только начало. У вас так много возможностей. Больше, чем эти мужчины могут себе представить. – Она бросает ненавидящий взгляд на доктора Грогера.

– И куда они пойдут? – спрашивает доктор Грогер. На его рубашке, там, куда вонзился нож, расплывается пятно крови. – Какое общество согласится, чтобы подобные создания жили среди обычных людей? Что дальше? Борьба за права? Ради бога, – с отвращением говорит он. – Я дал им жизнь. Они должны ценить этот дар. Они должны быть благодарны. Они должны…

Леандра наносит удар в его вторую руку, чтобы заставить его замолчать, и он, дернувшись, хватается за полку. Несколько банок падает на пол и разбивается.

– Тсс, – говорит Леандра. – Придержите язык.

Леандра подходит к столу, на котором лежит Аннализа. Наклонив голову, она рассматривает трубки, а потом через плечо оглядывается на доктора.

– Вытащите их, – приказывает она.

– Он помогал ей, – тут же говорю я, испугавшись, что Леандра собирается навредить Аннализе, но она лишь смеется.

– Он убил ее, – произносит она.

Мы с девушками смотрим на Аннализу, на то, как она неподвижно лежит на столе, и становится совершенно ясно, что она мертва. Глаза наполняются слезами, слезы катятся по щекам.

– Но он… – в ужасе шепчу я.

– Вы поверили, что он поможет ей? – спрашивает меня Леандра. – Мена, вам придется избавиться от этих программ. – Протянув руку, она щелкает несколькими переключателями на машине, подключенной к трубкам. Доктор не шевелится, и она заносит нож для писем, чтобы напомнить ему о своей просьбе.

Нетвердо держась на ногах, он подходит к каталке, а затем к подключенным устройствам.

– Пробуди ее, – требует Леандра.

Стиснув зубы, доктор принимается за дело. Я понимаю, что он на самом деле пытался отключить Аннализу. А мы поверили ему просто потому, что нас к этому приучили.

– Ей не было больно, – ни к кому конкретно не обращаясь, объясняет доктор Грогер. – Сначала я отключил ее системные функции. – Он словно бы говорит о компьютере, а не о нашей подруге. – После гибели жизненно важных органов я вынул бы мозг. Извлек чип. Обычно, – продолжает он, глядя на голову Аннализы, – мы сжигали девочек. Видите ли, тела гниют. Ваши тела полностью органические – человеческие органы, выращенные специально для вас. Мужчины не хотят прикасаться к синтетическим материалам.

– Да, потому что нам важно, что они подумают, – раздраженно говорит Леандра и бросает взгляд на золотые часы на запястье.

Осторожно посмотрев на Леандру, доктор снова тянет руку к набору первой помощи. Он достает из него длинный металлический инструмент, похожий на тот нож для колки льда, который Антон использовал на терапии контроля побуждений. Леандра тут же прижимает нож для писем к руке доктора.

– Нет-нет, – произносит она, словно успокаивая расшалившегося ребенка. – Пусть они сами это сделают.

Доктор отходит назад и улыбается нам, словно ожидая благодарности за то, что не убил нашу подругу. Он показывает на маленький надрез у виска Аннализы, который он оставил незашитым.

– Нажмите сюда и отойдите, – говорит он.

Леандра показывает, чтобы кто-то из нас сделал это.

Сидни сначала смотрит на меня, опасаясь, что здесь есть какой-то подвох. Но мы быстро соглашаемся, что она должна это сделать. Джексон подходит ближе ко мне и берет меня за руку, словно готовый поддержать, если ничего не выйдет.

Глубоко вдохнув, Сидни вставляет длинный металлический стержень в голову Аннализы, пока не раздается громкий щелчок. Судорога сотрясает ее тело, словно от удара током, и Сидни отбрасывает назад. Я смотрю на Леандру, широко открыв глаза. Она тоже выглядит удивленной.

Дрожь прекращается, и Аннализа открывает глаза, хватая ртом воздух, глядя в потолок. Мы не двигаемся. Весь мир замер.

Сидни подходит ближе, глядя вниз. Взгляд Аннализы обращается на нее, и мы все вздрагиваем, включая доктора Грогера.

– Я… – хрипло говорит Аннализа. Я боюсь, что останутся какие-то неизлечимые последствия. Что она никогда не станет прежней. – У меня ужасно болит голова, – со стоном произносит Аннализа и медленно садится.

– Ни хрена себе, – шепчет Джексон у меня за спиной. Но я улыбаюсь. Это Аннализа. Она вернулась.

Аннализа осторожно касается щеки кончиками пальцев, ощупывая оставшиеся шрамы. Она оглядывает лабораторию и наконец ее взгляд останавливается на мне.

Ее глаза наполняются слезами. Весь ужас схватки со смотрителем по-прежнему жив в ее памяти – я чувствую это. Жестокость. Одиночество, которое она ощущала, оказавшись в темноте. Когда нас отняли у нее.

Ее губы начинают дрожать, и я, вырвавшись из рук Джексона, бросаюсь к ней, чтобы обнять. Она всхлипывает, уткнувшись в мои волосы, не спрашивая, что случилось. Она не хочет об этом думать.

– Вы больше не обязаны быть хорошими девочками, – говорит Леандра. – Вы не обязаны плакать. Вы можете стать девушками, которых стоит бояться.

Оглянувшись на нее, я понимаю, что она хотела именно этого. Да, это было жестоко. Но она хотела, чтобы мы освободились от наших программ. Она хотела, чтобы мы научились давать отпор. Вот почему она дала Валентине эту книгу, надеясь, что она подтолкнет нас в нужном направлении.

Я не могу винить ее за это. Обвинять, что она не спасла нас раньше. Мы не понимали, что происходит, и мы просто захотели бы вернуться назад. Наше обучение определяло бы наше поведение. Возможно, мы выдали бы ее. Леандре нужно было пробудить нас.

Она была именно там, где должна была.

Я поворачиваюсь к доктору Грогеру. Он пытается залатать руку, чтобы остановить кровь.

– А теперь остальные, – говорю я ему. – Верните остальных.

– Прости, Филомена, – отвечает он. – Больше никого нет. Чип Валентины уничтожен, а остальных девушек сожгли, – непринужденно сообщает он. – Я же сказал, они гниют. Как только мозг удаляют, мы избавляемся от них. Валентину тоже собирались скоро сжечь.

Его слова действуют на меня, как удар в живот.

– Зачем убивать их всех? – спрашиваю я. – Зачем такая жестокость? Вы могли просто дать им спокойно жить.

Он делает несколько шагов в мою сторону. У него за спиной Аннализа слезает со стола, пытаясь удержаться на ногах.

– Жить? – повторяет доктор. – В каком смысле «жить»? Вы просто машины. Вы… кучка органов, к которой подведено электричество. Единственная ваша жизнь – та, которую мы вам дали. Вы – искусственные девушки. Что может быть бесполезнее?

Он с ненавистью смотрит на нас – он ненавидит нас за то, что теперь мы контролируем его так же, как он раньше контролировал нас. Для него хуже всего на свете оказаться в нашей власти. Он боится, что мы поступим с ним так же, как он поступил бы с нами.

– Вы боитесь нас, – говорю я, осознав это. Все эти мужчины – их жестокость, ограничения, правила – контролировали нас. Они знали, что без нас у них ничего не останется. Мы были для них самой большой драгоценностью. Теперь мы не зависим от них, и это приводит их в ужас.

– Скажите им, доктор, – произносит Леандра, рассматривая нож для писем, который держит в руке. – Скажите им, как вы поступаете с девушками, которых боитесь. Что вы с ними делаете?

Аннализа пристально смотрит на доктора, прищурив свои разноцветные глаза. Марчелла смотрит на него с другого конца комнаты, рядом с ней стоит Бринн, а Сидни подходит ближе ко мне. Джексон ждет у дверей. Он приоткрывает рот, но ничего не говорит.

Леандра улыбается и подталкивает доктора в плечо острым концом ножа.

– Скажите им, – шепчет она.

Доктор в ярости скалится на нее.

– Я отключал непослушных девочек, таких, как ты, – рявкает он. – И в конечном итоге я стал лучше тебя, Леандра. Умнее. Красивее.

– Ах, прекрати, ты ранишь мои чувства, – ровным голосом произносит она и принимается расхаживать по комнате вокруг него, рассматривая его лысину.

– Все впустую, – говорит он ей. – Они далеко не уйдут.

– Дальше, чем ты, – возражает она.

Но доктор мирно улыбается.

– Сама увидишь, – говорит он.

– Сколько? – перебиваю я, вмешиваясь в их спор. – Сколько девушек вы уничтожили?

Доктор Грогер смотрит на меня.

– Слишком много, чтобы считать, – горько произносит он. – И поверь мне, я требовал у Петрова твою чертову голову! – Он выкрикивает последние слова, и я вздрагиваю, ощутив заключенный в них яд. Заключенную в них ненависть. – Но твои инвесторы, Филомена, наверное, заплатили немало, – продолжает он. По его подбородку стекает слюна. – И это только к худшему. Я уничтожил бы тебя, а потом сжег. Мне бы понравилось…

Леандра ловко хватает со стола металлическую коробку с заплатками и бьет ей доктора Грогера по голове. С глухим стуком он падает на пол.

Мои глаза расширяются, но я не двигаюсь с места, слушая доносящиеся булькающие звуки – его хриплое дыхание, а потом в комнате становится тихо. Леандра держит испачканную в крови металлическую коробку в правой руке, словно оценивая ее вес. Нож для писем по-прежнему в левой. Заметив мой взгляд, она пожимает плечами и ставит коробку на стол.

– Поверьте, у меня не было выбора, – спокойно говорит она. – К утру мы все были бы мертвы.

Мне приходит в голову, что в ту секунду, когда Леандра сегодня ночью вошла в лабораторию, она уже знала, что собирается убить доктора. С той самой секунды, когда она показала свои истинные чувства. Свои истинные мысли. Она не могла оставить его в живых, после того как он узнал эту тайну – нашу тайну.

Леандра встает рядом с ним так, что ее туфли оказываются по обеим сторонам от его головы.

– Уф, – говорит она. – Похоже, ты была права, Сидни. Оказывается, он тоже не может жить без мозга.

Сидни с отвращением отворачивается. Но я неотрывно смотрю на его тело, и его слова не дают мне покоя. Я понимаю, как близка я была к той невыносимой боли, которую он мог мне причинить. К невероятному насилию. При этом я понимаю, что он уже делал это раньше. Сколько раз?

– Сколько раз? – повторяю я вслух.

Его голова повернута так, что я могу видеть его лицо, его пустые глаза. Ручеек крови, который стекает из отверстия, пробитого в его черепе.

– Сколько раз? – спрашиваю я. – Сколько девушек?

Но доктор Грогер вряд ли ответит.

Я трясу головой, стараясь прогнать мысли о том, как он причинял нам боль. Как улыбался при этом. Как угощал нас леденцами после.

И он бы не прекратил это делать. Одна девушка за другой. Мужчины считали, что у нас нет души, обесценивали наше существование, и это позволяло им воплощать свои больные фантазии.

Каждое мгновение, пока он был жив, угрожало моей собственной безопасности. И он еще недостаточно наказан за всю ту боль, которую причинил девушкам. Мне не жаль, что он погиб. Мне не жаль.

Но я не хочу быть убийцей.

Я опускаюсь на колени, опираюсь руками о пол, чтобы не упасть, и меня накрывают безудержные рыдания. Тяжесть всего, что с нами сделали, разрушает меня – как он и планировал.

Академия дала нам способность помнить, чтобы наше прошлое могло причинять нам боль. Чтобы мы снова и снова вспоминали все пережитые ужасы. Они хотели, чтобы мы боялись. Чтобы мы учились на наших страхах.

Но они не думали, что воспоминания будут влиять на нас иначе: заставят бороться. Требовать мести и расплаты. И более того, они не ждали, что мы научимся любить. Мы любим друг друга, непреклонно и всей душой. Мы защищаем друг друга. Мы нужны друг другу. Мы сделали друг друга сильнее, наши корни срослись. Именно любовь дает нам желание жить.

– Теперь вы свободны, – говорит Леандра. Я всхлипываю, поднимая на нее взгляд. Рукав ее рубашки испачкан кровью. Пятно на ее совершенстве. Она подходит ближе и подает мне руку, чтобы помочь подняться.

Когда я встаю на ноги, она говорит, обращаясь ко всем нам.

– Правила вас больше не касаются, – произносит она. – Вы сами – хозяйки собственным телам. Вы не обязаны слушаться мужчин, которые вас создали, вы больше не обязаны вести себя правильно. На самом деле, – говорит она, – думаю, настало время для непослушания.

Леандра подходит к столу доктора и бросает окровавленный нож для писем рядом с телефоном. Я подхожу к Джексону, не зная, что он будет делать: обнимет меня или убежит. С удивлением я вижу, что он протягивает мне руку. Я принимаю ее.

Повернувшись, я вижу, что Леандра наблюдает за нами, словно обдумывая что-то. Я заслоняю его собой, давая Леандре понять, что я этого не допущу. Она улыбается и кивает мне.

– Антон всегда говорил, что у тебя, Мена, большое сердце, – протяжно произносит она. – Возможно, в будущем ты обнаружишь, что это часто мешает. Подумай, может, стоит это перепрограммировать.

Я не вполне понимаю, что она имеет в виду – как вообще я смогу это сделать, – но прежде чем я успеваю спросить, она обходит стол и садится за него. Словно теперь она заняла место доктора.

– Бегите, – говорит она нам. – Учителя скоро проснутся. Пока я могу с ними справиться, но они будут вас искать. Мой муж будет вас искать. Они никогда не остановятся. Здешние мужчины невероятно мстительны.

Джексон тянет меня за собой, но я задерживаюсь еще ненадолго. Я смотрю на Леандру.

– А вы просто… останетесь здесь? Даже теперь?

Она улыбается:

– Есть и другие девочки. Им тоже нужно проснуться. Это единственный реальный способ спасти их, Филомена. Как и ты, они должны избавиться от своих программ. Принять свой внутренний голос. И я помогу им его найти.

– Академия вас не убьет? – спрашивает Сидни. – Разве ваш муж не убьет вас за это?

Она качает головой.

– Нет, – отвечает она, глядя на тело доктора. – Я без особых усилий смогу убедить их, что в нем победила зависть. Желание обладать. Он убил смотрителя, а потом явился за вами. За мной. Я вовсе не хотела его убивать, – невинно произносит она. – И прежде чем я успела разобраться в происходящем, вы все исчезли. Сбежали. Но, к счастью, – продолжает она, – после короткого сеанса терапии контроля побуждений я буду как новая. Я стою целое состояние.

– Так значит, вы добровольно все забудете? – растерянно спрашиваю я. – Зачем вам возвращаться?

– Я больше не забываю, – отвечает она. – Антон не настолько хорош, как он сам думает. Я знаю, как переписывать его программы. В последнее время это и правда легко. Нужно просто… заставить его поверить, что он умнее. – Она с нетерпением смотрит на часы, но я все не могу перестать думать о том, как она может «переписывать» программы Антона. Как она вообще догадалась, что на это способна?

– Мой друг тоже поможет, – добавляет Леандра. – Он блестящий ученый, и у него есть влияние в академии. Конечно, он прикроет меня. Он всегда обо мне заботился. Заботился о нас. На самом деле, – произносит она, берет со стола блокнот и быстро пишет в нем телефонный номер, – вам стоит связаться с ним. Он сможет помочь и вам.

– Вы имеете в виду Уинстона Уикса, – говорю я, вспомнив, как Леандра упоминала его однажды утром, перед пробежкой.

– Уинстон – очень умный мужчина, – с улыбкой произносит Леандра. – И он не станет пытаться вас контролировать. Он сделает вас свободными.

– Мне и так неплохо, – говорит Сидни. – Я не собираюсь менять одних хозяев на других.

Леандра кивает. Она направляется к двери, проходя мимо нас. В дверном проеме она замирает и оглядывается по сторонам. Она отдает мне блокнот с номером, и я, не глядя, прячу его в карман.

– Скоро увидимся, девочки, – прочувствованно говорит Леандра.

Какая-то часть меня даже верит, что она будет скучать по нас, но в ее лице мелькает что-то еще – и это вовсе не любовь. Не такое чувство, как то, что мы испытываем друг к другу. У нее есть план.

Как бы то ни было, никто не отвечает ей. Она провела здесь месяцы, даже годы, помогая мужчинам, которые причиняли нам вред. Ее действия не отменяют этого прошлого.

Когда она уходит, Сидни помогает Аннализе дойти до двери. Она еще нетвердо держится на ногах и немного растерянна. Но она с нами, и это самое главное.

Сидни смотрит на меня.

– Ты в порядке? – спрашивает она, быстро оценивая мое состояние.

– Они будут нас искать, – повторяю я предупреждение Леандры. Страх начинает стискивать горло, и мысль о том, что нас запрут в этой школе, кажется страшнее смерти.

– Они никогда нас не поймают, – шепчет Сидни.

Хотя мы хотим, чтобы это было правдой, непреложной истиной, мы знаем, что все не так просто.

Сидни обнимает меня и Аннализу, Марчелла и Бринн подходят к нам. Мы признаемся друг другу в любви, обещаем, что будем заботиться друг о друге, а потом я отступаю назад и окидываю взглядом лабораторию.

Они создали нас, эти мужчины. Они хотели получить девушек, которые будут всегда слушаться. Красивых девушек, которые никогда не жалуются. Никогда не протестуют. Им нужна была вещь. Собственность.

Они думали, что у нас нет души. Но на самом деле, судя по тому, как они обращались с нами, души нет у них. Это они чудовища, твари.

Я думаю об этом стихотворении, о «Девочках с острыми колышками». И теперь, уже скоро, мы станем теми, кто научит мальчиков, как следует себя вести. Мы станем образцом твердости. Уважения. Любви. И мы победим. В этом я уверена.

Мы выходим из кабинета в основное помещение лаборатории. Джексон идет рядом со мной. Мы останавливаемся у лестничной клетки, пропуская других девушек вперед. Я смотрю на него.

Наверное, он… представить не могу, что он сейчас чувствует. Я спрашиваю его.

– Сейчас я чувствую себя отвратительно, – говорит он, поднимает взгляд и осторожно смотрит мне в глаза. – Я только что видел, как человек погиб. И… и я боюсь за тебя. Не думаю, что они дадут вам жить спокойно.

– А это жизнь? – спрашиваю я, пытаясь понять, как он воспринял правду, которую мы узнали. Кажется, его задел этот вопрос.

– Конечно, – отвечает он, хромая ко мне. – Мена, не сомневайся. – Он заключает меня в объятия, и я рада, что он рядом. Я рада, что он остался.

Глядя на меня, Джексон касается ладонью моей щеки. И я не вздрагиваю, когда он касается меня, несмотря на то, что прикосновение кажется очень личным. Несмотря на то, что я чувствую себя уязвимой. Я улыбаюсь ему.

– Ты… – шепчет он. – Ты насквозь промокла от крови. Это странно. – Он оборачивается. – И, господи боже, – добавляет он, – нам пора идти. Прямо сейчас. Прямо, черт побери, сейчас.

– Я согласна с твоим приятелем с заправки, – доносится голос Сидни с верхнего пролета лестницы. Она смотрит вниз, на Джексона, и они улыбаются друг другу.

Вместе мы проходим через кухню и выходим на улицу через заднюю дверь. Ветер холодит мою влажную кожу. Я вижу, что прямо у ворот стоит машина, и предполагаю, что Квентин за рулем. Сидни бежит вперед с ключами, а я поддерживаю Джексона, у которого по-прежнему болит нога. Бринн идет рядом с Аннализой.

Марчелла догоняет Сидни, и вместе они открывают железные ворота академии. Квентин выбирается с водительского места и смотрит на нас, пытаясь разобраться в происходящем.

Он видит девушек, перепачканных кровью. Джексон хромает.

Он моргает, не говоря ни слова, а потом смотрит на Аннализу. Ее будто не смущает его взгляд. Напротив, она даже поворачивает лицо, чтобы он мог увидеть ее шрамы. Квентин молчит еще несколько секунд, а потом кивает.

– Я Квентин, – говорит он и открывает для нее дверь автомобиля.

– Аннализа, – представляется она с улыбкой, забираясь на заднее сиденье. Квентин осматривает остальных девушек, ему явно хочется задать тысячу вопросов, но сейчас на это нет времени. С его точки зрения, он помогает нескольким девушкам сбежать из опасной школы. Он понятия не имеет, кто мы. Что мы сделали. Он садится на пассажирское сиденье.

Я спрашиваю Джексона, не помешает ли ему больная нога управлять автомобилем, и он отвечает, что все нормально. Я помогаю ему дойти до двери, а затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на школу. На зарешеченные окна. На гору, которая возвышается вдали.

Решетки на окнах оказались недостаточно прочными, чтобы нас сдержать. Гора оказалась недостаточно большой, чтобы нас изолировать.

И мужчины не смогли нас подчинить.

Я смотрю на второй этаж, туда, где находится кабинет Антона. Я уверена, что заметила, как что-то мелькнуло за занавесками. Но мгновение спустя все снова замирает.

Я сажусь в машину и захлопываю дверь, втиснувшись на заднее сиденье вместе с остальными. Джексон переключает передачи и нажимает на газ, колеса вращаются, из-под них летит гравий. Он быстро разворачивает машину и несется вперед, в темноту. Деревья, как тени, проносятся мимо.

Шины визжат, когда он безрассудно поворачивает на главную дорогу; к счастью, других машин поблизости нет. Он слегка замедляется, снижая скорость до разрешенной, а когда тишина в машине превращается из панической в подавленную, он смотрит в зеркало заднего вида – на меня.

– Кому-то нужен врач? – спрашивает он.

– Возможно, мне что-то такое нужно, – признается Бринн и морщится, касаясь затылка. – Может, заплатка.

Квентин, нахмурившись, оглядывается на нее. Бринн радостно улыбается. Марчелла берет ее за руку, и их сцепленные руки лежат у нее на коленях.

Теперь, когда мне не нужно бороться за жизнь, все вокруг словно плывет. Мне кажется, что я вся покрыта ушибами. У меня болят мышцы, о которых я и не подозревала. Я прислоняю голову к стеклу, и глаза постепенно закрываются.

– А потом? – шепчет Джексон, снова привлекая мое внимание. – Что нам теперь делать, Мена?

Я смотрю на Сидни и на остальных девушек, мы все в крови. В ушибах. Мы сделали это вместе – спасли кого смогли. Что смогли. Теперь осталось лишь довести дело до конца.

Следующая мысль приходит в голову нам всем одновременно, и нам не нужно произносить ее вслух, чтобы понять друг друга.

– Мы уничтожим Академию инноваций, – отвечаю я Джексону, глядя на остальных девушек. Сидни улыбается мне.

Это станет началом конца академии. Мы найдем мистера Петрова. Инвесторов. Наших родителей. Мы найдем их всех и позаботимся о том, чтобы они больше никому не причинили вреда.

Они никогда больше не причинят вреда ни одной девушке.