Женские измены

«Наталья, я взрослый мужчина, и у меня свое мировоззрение. Но я хочу узнать ваше мнение: неужели измены стали чем-то нормальным и естественным? Дело в том, что моя жена мне изменила и призналась. Просто пока она это не сказала, я был с ней счастлив. Ну, я догадывался… Но до ее признания измены как бы не было. Почему нельзя было просто не говорить? Не могу теперь с ней жить в одной квартире. Зачем она это сделала, ведь у нас с ней всё было так великолепно!

А вообще, я смотрю на знакомых и подруг, и каждая не по разу изменила своему парню. Это какая-то мода на распущенность?»

Влад, 36 лет

Я сидела в кафе и прочитала это сообщение вслух несколько раз. Мы с Аней уставились друг на друга и молчали. Потом моя подруга Аня гордо подняла подбородок и бокал шампанского, после чего громче обычного (видимо, чтобы официанты тоже оценили ее смелость) заявила: «Кстати! За последние десятилетия процент женских измен резко вырос, и теперь мы изменяем столько же, сколько и мужчины! Ура, товарищи!»

Товарищ был с ней рядом только один. Это я. И мне откровенно не нравился этот тост. Хвастаться тем, что женщины получили возможность голосовать и работать, – это одно, хвастаться тем, что женщины раздвигают перед кем попало ноги, – это сомнительная гордость. Я боялась, что следующий тост Ани будет звучать примерно так: «Наконец-то женщины начали болеть ЗППП с той же частотой, что и мужчины! Нам стали доступны сифилис и гонорея! Ура, товарищи!»

– Аня, заткнись, заткнись, блин! – с улыбкой зашипела я, вжимая голову в плечи. Как будто так меня было меньше видно. На самом деле, так я еще больше привлекала внимание: всем бросалась в глаза женщина без шеи, которая, как гусь, шипела на свою неунимающуюся веселую подругу, которая заливалась смехом Малефисенты, поднимая бокал к потолку.

Чтоб вы понимали, Аня – единственная из всех моих подруг, которая много лет назад, узнав о моей измене, не смотрела на меня удивленно и осуждающе. Наоборот, она как-то с пониманием посмотрела на меня, 30-летнюю бабу, и пошла рыться в своей сумке, бубня: «Вот как тут бросишь курить, Наташ». Аня нашла какую-то сломанную сигарету на дне своего бездонного клатча, аккуратно разгладила ее аристократичными пальцами и прикурила. Какое-то время Аня молча курила и смотрела на меня, а потом вдруг, выдохнув в потолок сигаретный дым, задумчиво произнесла: «Надеюсь, ты своему мужу не собираешься об этом говорить?»

А, чтобы вы понимали, в 30 лет я была человеком эмоциональным, тупым и честным. Поэтому я распахнула свои честные (насколько это возможно после измены мужу) глаза и испуганным шепотом произнесла: «Ань, я это… я уже ему сказала».

– ВОТ. ТЫ. ДУРА, – медленно и с расстановкой произнесла Аня.

– Я не могу ему врать…

– А спать с чужим мужиком ты можешь?

Во мне закипела жажда справедливости:

– Вообще-то, я попросила развод у мужа еще месяц назад! Еще до секса с Андреем!

Аня хмыкнула и с интересом начала разглядывать оконную раму.

– И че, и че? И он дал тебе развод?

– Нет… Он дал мне по морде.

Аня вдруг резко прижала подушечкой указательного пальца какую-то мошку к раме, а потом методично растерла эту мошку двумя пальцами. Выглядела она хладнокровно и жестоко, как Аль Пачино, я в тот момент засомневалась, стоило ли мне ей рассказывать обо всем. А потом этот Аль Пачино развернулся ко мне. По лицу Ани было видно, что она и сама не прочь дать мне леща, но она сдержалась и процедила сквозь зубы:

– Капец… Блин, Наташа, ты же кандидат наук, че ты такая тупая! – Аня начинала терять терпение. – Ты уже выбирай: или живи с мужем и изменяй ему незаметно, или уходи от него.

– Аня, блин! Но ведь ты тоже изменяешь своему мужу, –  заблеяла я, пытаясь реабилитироваться.

Аня молча затушила сигарету в горшке с фиалкой, развернулась ко мне, сложила руки на груди и сказала фразу, которую я помню до сих пор:

– Запомни, Наташ, у тебя, в официальном браке, это называется «измена», у меня, в гражданском, это называется «кастинг на мужскую роль первого плана». С кем хоть изменила?

– Вот с ним, – и я показала фото из соцсетей.

– А, это который молодой хоккеист?

– Ну, не такой уж он прям молодой, – начала было я.

– Наташ, я тебя умоляю! Ему 20, а тебе скоро 30. Из вас двоих только ты «не такой уж молодой»!

А потом, вместо того чтобы расспрашивать меня, почему, зачем, как ты могла, Аня внимательно посмотрела на меня, прищурила правый глаз и многообещающе сказала:

– Хочешь, я расскажу, почему ты изменила мужу?

Я опешила. Мне на секунду показалось, что Аня ведьма, и я поспешно кивнула головой, мол, давайте, Анна, расскажите мне про мое прошлое и настоящее, про дорогу дальнюю и дом казенный. Аня откуда-то достала еще одну сигарету, неспешно затянулась, посмотрела на меня, на недомытую кастрюльку в раковине, на детский слюнявчик на спинке стула и опять на меня:

– Значит, так… Ты устала от домашней рутины, от постоянных запоев мужа и нехватки денег, дома ты – просто машина по воспитанию детей, так?

Я поспешно закивала головой. Так обычно кивают головой осужденные на пожизненное, когда их адвокат представляет свое видение дела. Такое видение, в котором осужденный уже не совершал преступление, а даже, наоборот, сам является жертвой ситуации. Аня довольно улыбнулась и продолжала вещать, расхаживая по моей небольшой кухоньке:

– Тебя затюкали домашними делами, а тут – молодой мальчик, влюбленный в тебя… ну-ка, дай еще раз глянуть на него… слушай, а тебе не кажется, что он сильно похож на твоего мужа в молодости? Ну чисто внешне…

– Он не похож! Он другой!

– Ой, ну конечно, другой! Совсем другой. И яиц у него, наверное, не два, а десять. Как в грохотке!

И Аня расхохоталась тем же смехом Малефисенты, но уже добрее и веселее.

А я почему-то заревела. Не потому, что изменила мужу. Не потому, что рассказала мужу об этом. Заревела от своей никчемности, мне стало жалко себя, тупую дуру. Дуру, которая пыталась заново прожить счастливую жизнь. И у которой ничего из этого не получилось.

Я отхлебнула горячего чая, шмыгнула носом, нервно сглотнула соплю и неуверенно начала:

– Но как же Высоцкий?..

– Ты че, еще и с Высоцким спала?! – опешила Аня.

Я недоброжелательно посмотрела на Аню опухшими от слез глазами и продолжила свою мысль:

– Нет. Высоцкий говорил, что «сильнее, чем измен, я боюсь только не узнать об изменах. Ужасно любить человека, который этого уже не заслуживает». Мужчинам надо говорить об измене. Или Высоцкий врал, получается?

– Наташ, блин! Ты еще цитаты Ленина вспомни! Давай я тебе прямым текстом скажу: ни один мужчина не хочет знать об измене. Пока ты ему об измене не рассказала – измены, считай, и не было!

Я заревела еще отчаяннее. У меня выпала левая линза из глаза, и я начала ползать по полу своей кухни, пытаясь найти этот кусочек силикона. Почему-то мне подумалось, что вся моя семейная жизнь теперь похожа на это ползанье под столом: я потеряла линзу, но даже если я ее найду, обратно в глаз ее уже не вставишь. Но я продолжала упорно ползать и искать. Я потеряла доверие мужа, но продолжала упорно доказывать себе, что всё будет нормально. Хотя все понимают, что нормально уже после такого никогда не будет.

Прошло 10 лет с того случая, но вопрос, НУЖНО ЛИ ГОВОРИТЬ МУЖУ ОБ ИЗМЕНЕ, до сих пор иногда всплывает в наших женских разговорах. И вот к чему мы пришли: всё зависит от ваших чувств.