Провал памяти

Мур сдает его Метцингеру. Тот смотрит на Коджо, молчит, но его взгляд говорит все: потом нажимает на переключатель и отправляет Асанте в режим пассажира. Даже не говорит оставаться на заднем сиденье. Да ему и не нужно.

Асанте чувствует стеклянную поверхность такпада под рукой ЗБ. Ладонь поначалу лежит неподвижно, как у трупа; потом взрывается серией нечеловечески быстрых постукиваний и смазываний; снова замирает. Перед глазами Асанте стоит яркое марево, иногда кто-то кашляет, бормочет, но больше ничего не прерывает глухой рев от двигателей «Локхида».

ЗБ допрашивают. Отчасти Асанте даже интересно, что тот говорит о нем самом, но на волнение нет сил.

Он не может поверить, что все погибли.

Без контроля

– Сержант Асанте, – майор Росситер качает головой. – А мы так сильно на вас надеялись.

Акоста. Гэрин. Тивана.

– Вам нечего сказать?

Хочется сказать так много. А вырывается все та же старая ложь:

– Они же были просто… дети…

– Возможно, именно эту надпись мы вырежем на могилах ваших товарищей.

– Но кто…

– Мы не знаем. Можно было бы заподозрить реалистов, но техника глубоко противна всему, за что они борются. И у них нет таких возможностей.

– Они же были практически голые. Это походило на гнездо…

– Скорее на рой, сержант.

«Пальцы одной руки…»

– Не как вы, – говорит она, словно прочитав мысли Коджо. – Сеть Зеро крайне… неэффективна, если подумать. Множество разумов, несколько голов, все действуют независимо, основываются на одной и той же информации и приходят к одному заключению. Бессмысленное дублирование усилий.

– А эти…

– Голов много. Разум один.

– Мы же подавили все частоты. Даже если там была сеть…

– Мы думаем, они так не работают. Скорее всего… у них биорадио, можно и так сказать. Вроде мозолистого тела с квантовой запутанностью, – Росситер хмыкает. – Но если сейчас ученые скажут мне, что мы встретили эльфов, придется им поверить.

«Caçador», вспоминает Асанте. Как много информации от одного маленького трупа.

– Зачем использовать детей? – шепчет он.

– О, Коджо, – Асанте даже моргает от такой перемены; Росситер этого, кажется, не замечает. – Они в последнюю очередь хотят использовать детей. Почему, по-твоему, их скрывали в океане или в арктической шахте? Речь не об имплантатах. Это генетическое, их породили. Их пришлось защищать, прятать, пока они не вырастут и не… созреют.

– Защищать? Бросив в могильнике для ядерных отходов?

– Бросив, да. Совершенно беззащитных. Как ты сам видел. – Асанте в ответ молчит, и майор продолжает. – Это же прекрасное место, на самом деле. Соседей нет. От отходов тепло, можно разводить теплицы, скрыть свой тепловой след. Ни один спутник не засечет линии снабжения. Нет характерных электромагнитных волн. Судя по всему, там взрослых не было, дети просто… жили на подножном корме, так сказать. У них даже оружия не было, или они не хотели с ним связываться. Зато использовали медведей, ни много ни мало. А потом ваши пушки против вас. Может, они – минималисты, ценят импровизацию. – Она саккаднула что-то на такпад. – Может, хотят, чтобы мы гадали.

– Дети, – Асанте, кажется, заклинило, он все повторяет одно и то же слово.

– Это сейчас. Подожди, пока они достигнут зрелости, – вздыхает Росситер. – Мы там все разбомбили. Заплавили вход. Если внутри остались наши, наружу они не выберутся. Но речь же не о нас, так? Мы говорим о едином распределенном организме, чья вычислительная мощность на бог знает сколько порядков превышает обыкновенный человеческий мозг. Буду очень удивлена, если он не предвидел все наши планы и не придумал что-нибудь в ответ. И тем не менее. Мы делаем что можем.

На несколько секунд воцаряется тишина.

– И мне жаль, сержант, – Росситер собирается с духом. – Мне жаль, что все так получилось. Мы поступили как обычно. Кормили отряд байками, чтобы не поставить вас под удар и чтобы вы не стали угрозой для нас, ведь есть вероятность, что кто-нибудь поймает одного из Зеро и покопается у него в миндалевидном теле. Но переключатель всегда был только для вашей защиты. Мы не знаем, с кем сражаемся. Не знаем, сколько роев существует, какой зрелости они уже достигли, насколько… выросли. Понятно лишь одно: группа безоружных детей сумела расправиться с нашими лучшими силами, и мы совершенно не готовы рассказать об этом миру. И теперь об этом известно вам, сержант. Вы вышли из игры – возможно, именно это стало причиной провала операции – и обладаете информацией куда выше своего уровня допуска. Так скажите, как бы вы поступили на моем месте?

Асанте закрывает глаза. «Мы должны были умереть. Каждое мгновение нашей жизни сейчас – это дар». Когда открывает их, Росситер смотрит на него, бесстрастная как всегда.

– Я должен был там погибнуть. Я должен был умереть еще на Такоради, два года назад.

Майор фыркает:

– Давайте без мелодрамы, сержант. Мы не будем вас казнить.

– Я… что?

– Мы даже не отдадим вас под трибунал.

– Да какого черта, почему нет? – Увидев, как Росситер подняла бровь, Асанте осекся: – Сэр. Вы же сами сказали: несанкционированное включение. Прямо в разгар боя.

– Мы не уверены, что это было именно ваше решение.

– Я чувствовал, что это мое решение.

– А как иначе, сержант? – Росситер откидывается в кресле. – Не мы создали вашего злого близнеца, сержант. Не мы отдали ему власть. Мы просто убрали с дороги вас, чтобы он мог делать то, что обычно делает, без помех. Только теперь он, по-видимому, хочет вас обратно.

Эта мысль доходит не сразу:

– Что?

– Логи лобно-теменной доли предполагают, что ваш зомби взял на себя определенную… инициативу. Решил уйти.

– Во время боя? Это же самоубийство.

– А разве вы не этого хотели?

Асанте отводит взгляд.

– Нет? Вам не нравится такая гипотеза? Тогда есть другая: он сдался. В конце концов, вас вытащил Мур, и статистически такой исход событий был крайне маловероятен. Может так зомби выбросил белый флаг, а рой сжалился и отпустил вас – не знаю, например, чтобы передать нам послание: «не связывайтесь с нами, твари». А может, зомби решил, что рой заслужил победу, и перешел на его сторону. Может, он… решил сознательно возразить. Решил, что вообще служить не вписывался, если уж на то пошло.

Асанте понимает, что ему не нравится смех майора.

– Вы могли бы спросить его самого.

– Так и сделали, причем самыми разными способами. Зомби, конечно, блестящие аналитики, но с самоанализом у них огромные проблемы. Они могут в точности рассказать, что сделали, но вот почему – тут уже трудности.

– А почему вас так волнуют мотивы? – Сейчас тон Асанте можно легко счесть нарушением субординации; но ему наплевать, он слишком опустошен. – Просто… отдайте этому существу приказ. Он же обязан вам подчиняться, разве не так? Есть же эта штука в орбитофронтальной коре. Мод подчинения.

– Совершенно верно. Но все бросил не твой близнец. Это был ты сам, когда он показал тебе мандалу.

– Так прикажите ему ничего мне не показывать.

– Нам бы хотелось так поступить. Полагаю, вы нам ее не продемонстрируете, ведь так?

Теперь пришла очередь Асанте смеяться. Получается с трудом.

– Вот и я так подумала. Но это уже не имеет значения. Сейчас мы не можем доверять ни ему, ни вам – что, впрочем, не совсем ваша вина, сержант. Принимая во внимание то, насколько сильно взаимосвязаны сознательные и бессознательные процессы, возможно, несколько преждевременно разделять их полностью, с места в карьер. – Она морщится, словно сочувствуя Коджо. – Впрочем, мне кажется, вам тоже невесело сидеть вот так, взаперти, в собственном черепе, когда вы ничего не можете сделать.

– Мэддокс говорил, что это неизбежно.

– Он не врал. Когда так говорил. – Она опускает глаза, саккадит свой вездесущий такпад. – Мы не планировали тестировать новый мод в полевых условиях так скоро, но сначала Калмю, теперь вы – я не вижу иного выбора: надо ускорить установку на пару месяцев.

Асанте никогда не чувствовал себя настолько мертвым. Даже когда реально был мертв.

– Вы что, недостаточно иголок в нас всадили? – Под «нас» он, разумеется, имеет в виду «меня». Методом исключения.

Где-то с секунду кажется, что майор ему сочувствует.

– Да, Коджо. Последняя модификация. Думаю, против этой вы возражать не будете – потому что когда проснетесь в следующий раз, будете свободным человеком. Ваши гастроли закончатся.

– По-настоящему.

– По-настоящему.

Асанте смотрит вниз. Хмурится.

– Что такое, сержант?

– Ничего, – отвечает он. И с отрешенным удивлением смотрит на свою неподвижную левую руку.