– Своими словами, сержант. Не торопитесь.
«Мы убили детей. Мы убили детей и потеряли Силано, и я не понимаю, почему. И не знаю, понимаете ли вы».
Но тогда, разумеется, пришлось бы поверить на слово майору Эмме Росситер.
– А ребенок?.. – Метцингер уже подключил трофей Гэрина к системе, когда Асанте взошел на борт подлодки. Гэрин, конечно, понятия не имел, что делает его тело, а Метцингер дискуссий не поощрял.
Да и к лучшему. Все равно ни у кого не было настроения разговаривать.
– Извините, она не выжила, – Росситер выдерживает по ее мнению уважительную паузу. – Если бы могли сосредоточиться непосредственно на теме…
– Дерьмовое было дело, – говорит Асанте. – Сэр.
– Это мы поняли, – майор выдавливает из себя сочувственную улыбку. – Мы надеялись, что вы сообщите нам чуть больше деталей.
– У вас же есть логи.
– Это цифры, сержант. Пиксели. А вы, пусть и совершенно случайно, оказались в уникальном положении, и можете рассказать нам гораздо больше.
– Я даже под палубу не спускался.
Росситер, кажется, чуть расслабилась:
– Тем не менее. Один из вас впервые загрузился прямо во время операции, и мы не хотим, чтобы нечто подобное повторилось. Мэддокс уже работает, переключение будет жестче. Но ваша точка зрения может очень помочь нам в том, чтобы больше таких ситуаций не было.
– Моя точка зрения, сэр, заключается в том, что противник не требовал нашего набора умений.
– Нам интереснее узнать о вашем опыте во время загрузки, сержант. Например, чувствовали ли вы дезориентацию? Видели ли какие-то артефакты на интерфейсе?
Асанте стоит, руки в замок за спиной – здоровая держит больную – и молчит.
– Прекрасно, – улыбка Росситер становится мрачной. – Тогда давайте поговорим о вашей точке зрения. Вы считаете, для такого задания хватило бы усилий регулярных войск? Вы хоть представляете, какие были бы потери, отправь мы туда, скажем, десантников ЗапПола?
– Там были беженцы, сэр. Они не представляли…
– Сто процентов, сержант. Мы бы потеряли всех.
Асанте молчит.
– Неаугментированные солдаты не успели бы уйти с гиланда до взрыва. И даже если бы успели, то не смогли бы увеличить скорость погружения, и их убила бы продольная волна. Думаете, регулярные войска сумели бы принять такое решение? Предвидеть ситуацию, просчитать варианты, на ходу придумать стратегию, чтобы миновать смертельную зону? И все это за минимальное время, его бы хватило максимум команду отдать.
– Мы убили детей, – это практически шепот.
– Сопутствующий ущерб – вопрос, достойный сожаления, но, к сожалению, неизбежный…
– Мы целенаправленно убивали детей.
Росситер начинает возиться с такпадом: стук, стук, в сторону.
– Эти дети, – говорит она наконец. – Они были вооружены?
– Полагаю, что нет, сэр.
– Они были голыми?
– Сэр?
– Вы можете с уверенностью сказать, что они не несли скрытого оружия? Например, пульт дистанционного управления для тысячи килограммов CL-20?
– Они… им было не больше семи или восьми лет, сэр.
– Мне не нужно рассказывать вам о детях-солдатах, сержант. Они – уже несколько веков реалия жизни, особенно в вашем… в любом случае. Просто для интереса, насколько молодым должен быть человек, чтобы вы не считали его потенциальной угрозой?
– Я не знаю, сэр.
– Нет, знаете. И знали. Потому и сочли их мишенью.
– Это был не я!
– Разумеется, не вы. А ваш… злой близнец. Вы же так его называете? – Росситер наклоняется вперед. – Послушайте меня очень внимательно, сержант Асанте, так как вы явно страдаете от серьезных заблуждений относительно того, чем мы тут занимаемся. Ваш близнец не злой, он не действует без причины. Он – это вы: причем он куда больше вот этой скулящей сучки, которая сейчас стоит передо мной.
Асанте стискивает зубы и держит рот на замке.
– Внутреннее чутье, которое вас так беспокоит. Ощущение правильного и неправильного. Как вы думаете, сержант, откуда оно исходит?
– Из опыта. Сэр.
– Это результат вычислений. Целой серии вычислений, которые слишком сложны, чтобы вместиться в пространство сознания. Именно поэтому подсознание посылает вам… так скажем, краткое резюме. Ваш злой близнец знает все о вашем моральном негодовании. Он – его источник. У него гораздо больше информации, чем у вас. И он обрабатывает ее гораздо эффективнее. Может, вам стоит поверить ему? Он знает, что делает.
Он не верит. И ей не верит тоже.
Но, к своему удивлению, Коджо понимает Росситер.
«Она не доказывает свою точку зрения. И это не просто риторика». Озарение появляется в разуме целиком, как яркий осколок, все становится ясно. «Она думала, что все пройдет как по маслу. И сейчас понятия не имеет, что там произошло».
Асанте наблюдает за тем, как двигаются пальцы майора, пока она говорит. Замечает, как она нервно облизывает уголок рта кончиком языка. Росситер смотрит ему в глаза и сразу отворачивается. Она напугана. И сильно.
Асанте пробуждается, стоя на лугу высоко в горах. Небо безоблачно, в нем полно звезд. Форма Коджо промокла то ли от пота, то ли от росы. Луны нет. Поляну со всех сторон окружают ели. На востоке первые проблески оранжевого света просачиваются сквозь ветви.
Асанте читал, что в это время когда-то пели птицы нескладной симфонией, начинавшей день. Он никогда их не слышал. И сейчас не слышит. В лесу нет звуков, кроме дыхания Коджо…
…и треска ветки под чьей-то ногой.
Он оборачивается. Смутная тень отделяется от тьмы.
– Коллега-труп, – говорит Тивана.
– Коллега-труп, – отвечает Асанте.
– Ты куда-то ушел. Подумала, что лучше пойти за тобой следом. Убедиться, что ты не решил отправиться в самоволку.
– Кажется, ЗБ опять действует.
– Или ты просто ходишь во сне. Люди так делают иногда, – она пожимает плечами. – Может, дело в той же проводке.
– Лунатики людей не убивают.
– На самом деле бывали и такие случаи.
Асанте откашливается:
– А кто-нибудь еще…
– Никто не знает, что ты здесь.
– ЗБ-датчики отключил?
– Нет, я.
– Спасибо.
– Не за что.
Асанте оглядывается:
– Помню, как в первый раз увидел это место. Оно было… волшебным.
– А я углядела в нем иронию. – Коджо удивленно смотрит на нее, и Тивана поясняет: – Ну ты знаешь. Во всем этом дерьме осталось так мало нетронутых мест, и одно из них существует лишь потому, что ЗапПолу нужен полигон для учений, чтобы мы подрывали все вокруг.
– Я в тебе не сомневался.
Звезды тускнеют. Хотя Венеру по-прежнему видно.
– Ты как-то странно себя ведешь, – замечает Тивана. – После всей этой заварухи с «Caçador».
– Заваруха была странная.
– Слышала, – она снова пожимает плечами. – Наверное, надо было самой все увидеть.
Он с трудом улыбается:
– Значит, ты ничего не помнишь…
– Ноги бегут вниз. Ноги бегут вверх. Мой зомби никуда не целился, потому я не знаю, что видела.
– Зато знает Метцингер. И Росситер. – Он присаживается на валун поудобнее. – Мы понятия не имеем, что видят наши собственные глаза, а вот начальство в курсе. Тебя это не беспокоит?
– Не особо. Просто так тут все работает.
– Мы не знаем, что конкретно там делали. Когда в последний раз Мэддокс показывал нам запись с операции? – Асанте чувствует, как напрягаются мускулы челюсти. – Мы вполне можем быть военными преступниками.
– Нет никаких «мы». Не тогда, когда это имеет значение. – Тивана садится рядом. – Кроме того зомби может и без сознания, но они не тупые; они знают, что наш долг – не подчиняться незаконным командам.
– Может, и знают. Только я не уверен, могут ли они пойти против цепей подчинения Мэддокса.
Кажется, где-то рядом готовится запеть птица.
Тивана вздыхает:
– Предположим, ты прав – я не говорю, что ты прав, но предположим, – и они реально послали нас расстрелять гиланд, набитый безоружными беженцами. Забудь о том, что на «Caçador» было столько взрывчатки, что можно было пустить на воздух целую деревню; забудь о том, что там убили Силано… черт побери, там чуть не пришили нас всех. Если все же Метцингер решил разбить пару невинных черепов, то все равно нельзя винить в этом молоток, который он использовал.
– И все же. Череп кому-то разбили.
С противоположной стороны отвечает другая птица. «Рассветный дуэт».
– Должны быть причины, – Тивана словно оценивает собственные слова.
Асанте много знает о «причинах» из той, другой жизни на другом континенте. Например, из мести. Или чтобы другие боялись. Из-за плохого самоконтроля. Наконец, просто смеха ради.
– Какие же?
– Я не знаю, хорошо? Большая картина находится куда выше моей оплаты. Но это не значит, что надо выбрасывать в помойку всю командную цепь каждый раз, когда тебе дают приказ без сопроводительного досье гигов на двадцать. Если ты хочешь, чтобы я поверила, будто мы – рабы фашиствующих детоубийц, то тебе понадобится нечто большее, чем пара отрывочных картин того, что произошло на гиланде.
– А как насчет, не знаю, всей человеческой истории?
Венера наконец исчезла. Восходящее солнце пронизало луг золотом.
– Мы заключили сделку. Она, конечно, хреновая. Только еще хуже быть мертвым. Ты как, сделал бы иной выбор, даже сейчас? Пошел бы на корм рыбам?
Асанте не знает.
– Мы должны были умереть, Джо. Каждое мгновение нашей жизни сейчас – это дар.
Он смотрит на нее с искренним удивлением:
– Я, наверное, никогда не смогу понять, как это у тебя получается.
– Что?
– Совмещать Шопенгауэра и Полианну так, чтобы голова не взорвалась.
Она на секунду сжимает его ладонь. Потом встает:
– Мы прорвемся. Если только не будем раскачивать лодку. До самой почетной отставки, чтоб ее. – Тивана поворачивается к свету, и солнечные лучи озаряют ее лицо. – А до тех пор, если тебе, конечно, интересно, я буду тебя прикрывать.
– Тебя же нет, – напоминает ей Асанте. – По крайней мере, когда это важно.
– Я тебя прикрою.