Как и следовало предполагать, элефон зазвонил именно в тот момент, когда эльфийский царь посылал главного героя добывать недостижимую материнскую ртуть в надежде, что тот на многотрудном пути сломит себе упрямую шею и не станет более домогаться эльфийского гражданства. Я пробежал глазами по инерции еще три строки, потом с сожалением отложил томик и подошел к аппарату.

Звонили из управления. Прибыл наконец отчет по «беретте». Я пропечатал его, как обычное факсимиле, поблагодарил коллегу-жандарма и с нетерпением взялся за чтение. Чем дальше я углублялся в дебри того плохого французского, на котором итальянцы почему-то предпочитают вести переговоры с иностранцами, тем больше мрачнел.

Итальянцам, разумеется, удалось выяснить, в какой стране указанный пистолет был продан. Продан, кстати, вполне законно, судя по записям в приходных книгах компании. Но страной этой была не Мексика – если бы!.. И не Италия, и не Британский Ливан. «Беретту» приобрел три месяца назад в Канаде некий гражданин Белиза. Мне потребовалось вызвать через элефон карту мира, чтобы выяснить, где находится этот самый Белиз и что собой представляет. Оказалось – британская колония в Центральной Америке; отличается, как и большинство британских колоний, довольно либеральным законодательством в той части, что касается гражданства. Опять тупик. Даже если власти Белиза, раскачавшись и подумав месяца два, ответят на мою просьбу помочь в розыске неизвестного преступника, вряд ли оружие попало в руки нашего липового мексиканца из первых рук. Скорее всего прошло через нескольких владельцев, хотя на «беретту» не жаловались, что этот конкретный пистолет уже разыскивается за чьи-то преступления. Очень профессионально сработано. Никаких концов.

Сведений по сеньору Гильермо Мартину оказалось еще меньше. Похоже, этот фиктивный мексиканец появился на свет божий только ради того, чтобы въехать на российскую землю по каким-то своим делам и так же необъяснимо покинуть ее – как раз вовремя, чтобы избежать встречи с Третьим жандармским управлением в моем лице. Правда, один документ я все же получил – копию декларации, заполненной сеньором Мартином в Шереметьевском воздушном порту при въезде. Никаких запрещенных к ввозу товаров там, конечно, не указывалось. Германских марок и шведских крон при себе не имел, помрачающих сознание средств – не имел, огнестрельного оружия – не имел… По проверке финансовой благонадежности обыску подвергнут не был. Интересно. А какой у него номер идекарты?

– «Все страньше и страньше», сказала Алиса, – пробормотал я вслух.

Идекарта банка Стилмана – «Стальная мечта». Имеет хождение по всему миру, но только через посредство банковского картеля «Дюмон». В свободном обращении находится лишь на территории Западного полушария (исключая колонии европейских держав) и, сколько мне помнится, в Японии и Корее. Не тот документ, который обычный мексиканский коммерсант выберет для путешествия в Европу. Зато выяснить, каков из себя обладатель счета в банке Стилмана, за пределами Соединенных Штатов почти нереально – не сотрудничает банк ни с полицией, ни с органами МОПТ. Традиция такая. В охранке даже ходит фраза, что международные аферисты все без исключения пользуются или «Красным щитом», или «Стальной мечтой» – с первой можно попасть куда угодно, а со второй выкрутиться откуда угодно.

Обычно я не доверяю интуиции. Слишком ненадежная это субстанция, только мыльные пузыри из нее строить да воздушные замки ей крепить. Но теперь моя интуиция, выработанная четырьмя годами службы в охранке, во весь голос орала, что наткнулись мы с моим юным напарником на след какого-то заговора. Может, маленького, карманного. А может, способного сотрясти мир до основания – кто знает. Не то чтобы меня прельщали седовские лавры, но, согласитесь, приятно войти в историю спасителем Отечества, даже если история пишется для служебного пользования.

Однако в одиночку такие комплоты не раскрывают, как бы старательно ни утверждали обратное киносценаристы, нужно привлечь Управление уголовной полиции – это самое меньшее. Перерыть домик снова, просеять пыль и вынюхать весь воздух, потом поставить на ноги и местный отдел управления…

А для начала – позвонить Заброцкому. Он, кажется, обещал сидеть в своем отделе? Вот и посмотрим, на месте ли он.

Пока окрыленный энтузиазмом Андрей мчался на своем «патруле» к «Ориенту» – пять кварталов ровным счетом, – я успел привести себя в порядок, одеться сообразно случаю и даже заглянуть в книгу – что там дальше случилось с благородным героем Карраказом? Дальше ухода благородного героя в синюю даль я не дочитал, поскольку ворвался Андрей и потребовал вначале объяснить ему, что такого интересного содержит отчет.

Получив объяснения, он притих ненадолго.

– Да, – согласился он с видимой неохотой. – Старику это стоит увидеть.

До полицейской управы мы добирались пешком, благо дождя не было и моему драгоценному мундиру не угрожало быть промоченным, а мне – простуженным, и дорога заняла на десять минут меньше, чем у Заброцкого на авто. Вот еще один довод в пользу запрещения личных автомобилей – все равно от них в городе никакого проку.

– Как вы полагаете, Андрей, – осведомился я по дороге, – согласится ваш Старик бросить все силы на расследование или заартачится?

– Да вообще-то не должен, – с некоторым сомнением откликнулся Заброцкий. – Видно же, что дело дохлое Просусолят его, сколько по уставу положено, и отправят в архив. Но это по моему скромному разумению.

– Не надо самоуничижения, – попросил я. – Вы еще не настолько знамениты.

Секунду Заброцкий непонимающе смотрел на меня, потом осознал, что это шутка, и улыбнулся.

По случаю послеобеденного времени в здании полицейской управы было малолюдно – кто разошелся по домам, кто разъехался по местам преступлений. В коридоре же перед дверями кабинета г-на Ковальчика вообще не было ни души.

Даже эхо стука наших шагов по паркету звучало как-то свободно и гулко.

Я для проформы постучался в тяжелую дубовую дверь – вряд ли по другую ее сторону слышался хоть звук – и, с натугой повернув начищенную львиную голову, отворил упрямую створку.

Господин Ковальчик сидел за своим монументальным столом и решительно подписывал, не глядя, одну за другой бумажки, перекладывая их из внушительной горки входящих в жалкий холмик исходящих. На меня он поднял взгляд только когда я подошел к столу почти вплотную, причем во взгляде этом не читалось ни приязни, ни даже вежливого терпения.

– Добрый день, Сергей Александрович, – проговорил Ковальчик с натянутой улыбкой тоном, подразумевающим, что мы очень не вовремя. – С чем пожаловали?

В абстракции я ему даже сочувствовал – мне и самому куда больше времени приходилось проводить, принося жертвы на алтарь чиновного бумагомарания, чем на заданиях, но и соразмерять свои планы с количеством бумажек на столе губернского чинуши я не намеревался.

– Добрый день, Михаил Иванович, – поздоровался я в ответ.

– И что вы собрались мне сообщить по делу? – последние два слова Ковальчик выделил, подразумевая, что если я пришел не по делу, то лучше бы мне не занимать его драгоценное время.

– По делу фон Садовица? Что оно приобретает весьма неожиданный оборот, – ответил я. – Мы с Андреем Войцеховичем выявили подозреваемого.

– Очень интересно, – проговорил Старик саркастически. – Весь отдел третьи сутки трудится не покладая рук, а вы, Сергей Александрович, в одиночку нашли убийцу.

– Подозреваемого, – поправил я.

Старик отложил перышко. Я начал понимать, почему Андрей относился к нему с таким испуганным почтением. Тот внушал уважение одним своим видом – могучий, серьезный. Слуга царю, отец солдатам. Правда, я давно научился не судить о людях по внешности, и все же аура суровой благости немного подействовала и на меня.

– И кто же ваш, с позволения сказать, подозреваемый? – поинтересовался Ковальчик. – И где прикажете его искать?

– Искать его бесполезно, – ответил я, немного раздражаясь. Хождение вокруг да около, столь популярное в чиновной среде, меня, как человека в глубине души военного, отталкивало до последней возможности. – Этот человек, если он действительно виновен, покинул Ригу в день убийства, пределы империи – на следующий. По документам он проходит как Гильермо Мартин, но это скорее всего не настоящее его имя. Действовал он как профессиональный убийца – мы даже не можем как следует зацепиться. Поэтому жизненно необходимо, чтобы ваш отдел, Михаил Иванович, подключился к поиску улик.

– И чего же вы, Сергей Александрович, ждете от уголовной полиции?

– Необходимо детально восстановить все обстоятельства убийства, – спокойно начал я, машинально загибая пальцы для памяти, – выяснить, каким образом подозреваемый вышел на покойного профессора, с кем тот общался в городе – короче, все то же, чем отдел особо тяжких преступлений занимался и так, но в три раза тщательнее. Всеми силами. Остальные версии, думаю, можно отбросить с ходу.

В этот момент я поднял взгляд от столешницы с разбросанными бумагами на господина Ковальчика. Произошедшая с тем перемена меня поразила. Куда девалась суровая благообразность, где снисходительно-добрая улыбочка и проницательный взор? Старик синевато побелел лицом, точно упырь, пальцы его цеплялись за стол, точно пытаясь вырвать у того хоть немного твердости.

– Анджей, – произнес он куда-то за мое плечо – Заброцкому, надо полагать. О своем напарнике я как-то позабыл, думая, что тот по свойственной ему ненавязчивой деликатности остался за дверями. – Анджей, оставьте нас с господином Щербаковым одних. Немедля.