В окрестностях Лейк-Джексона, штат Виргиния,
29 сентября 1979 года, суббота.
Кейтлин Тернер
Щербаков появился внезапно. Как в триллере – никого, никого, стоит отвести взгляд – а-а-а, убийца!
– Пойдемте, мадемуазель. – Он подал мне руку, чтобы я смогла выйти из машины.
Выходить мне не хотелось – холод стоял просто собачий, а в машине хотя бы не продувало так отчаянно. И надо же было погоде испортиться именно в тот день, когда мы ударились в бега! Однако Щербаков в своей шинели стоял так расслабленно, словно в спину ему дул тропический бриз, и я решила не поддаваться на искус, и выползла, стуча зубами, наружу из своей берлоги, где успела немного пригреться.
– И к-куда нам? – спросила я, стараясь не стучать зубами.
– В гости к мистеру Аттенборо, – ответил русский.
Я-то надеялась, что он вернется, разочарованно ломая шапку и причитая, что пробраться через охрану никак не получится. Агент охранки не производил впечатления человека, способного без пропуска преодолеть хотя бы старушку-вахтера, если той взбредет в голову его остановить.
– А что с охраной? – полюбопытствовала я, спотыкаясь о древесные корни. Черт, как неудобно по лесу бродить на каблуках!
– Все же Андрей – замечательный аналитик, только сам этого не знает, – усмехнулся Щербаков. Я отчаянно завидовала его походке: вроде бы и не сгибается в три погибели, не петляет, а ветки сами его огибают, чтобы так и впиться мне в прическу, проклятые! – Помните, как он припечатал эту виллу, еще не увидев? Так он был прав. В парк действительно выпускают собак. Холеные такие доберманы.
– Знаете, я в детстве мечтала быть укротительницей, – созналась я. – Года два мечтала. Правда, я больше на тигров целилась.
Русский понял, к чему я клоню.
– Сейчас они сидят под замком, – успокоил он меня. – Думаю, их выпустят часам к восьми, когда никому в голову не придет гулять по парку. Вот до этого времени нам и надо успеть. Дай только бог, чтобы из-за этой бури не сменили график. Еще решат не гонять людей зря…
Сразу видно, что вы не собачник, – хихикнула я. – В такую погоду только людей и гонять, собак-то жалко.
– Надеюсь, вы правы, – отрешенно согласился Щербаков и добавил себе под нос: – Б-брехливые твари, чуть не засыпался из-за них.
Под чутким руководством русского агента я ухитрилась пройти лесом до ограды, не сломав не только шеи, но даже каблука. Впрочем, это было лучшее, что я могу вспомнить об этом походе. Из лесу я вышла растрепанная, исцарапанная, покрытая, как мне казалось, сплошной коркой грязи – одним словом, живой контраст с подтянутым, чистеньким Щербаковым.
– Скажите, Сергей, вы тоже сибиряк? – поинтересовалась я, отцепляясь от особенно настырной ветки.
– Нет, что вы! – смутился он. – Симбирские мы.
– Что-что? – мне показалось, что он повторил мои слова.
– Из Симбирска, – объяснил Щербаков. – Такой город на Волге. Не очень большой.
По крайней мере, так понятнее. Только где он выучился так по лесам ходить? На службе, что ли? Я представила, как этот невозмутимый тип в русском мундире вот так же бредет, не сгибаясь, по аляскинскому заснеженному лесу. И ни одна снежинка не слетит с ветки.
Ограда показалась мне совершенно неприступной. Еще бы – здоровые железные прутья, покрытые черным лаком, бетонные столбы. Только колючей проволоки сверху не хватает.
– И где подкоп? – полюбопытствовала я, глядя, как Щербаков проходится вдоль ограды взад-вперед.
– Что? А… – Мне показалось, что шутки он не понял. Вот Анджей бы понял. – Нет, подкопа я не вел. Через ограду мы просто перелезем.
– Говорите за себя! – возмутилась я. – Я – полицейский кабинетный.
– А вас я подсажу, – пообещал агент. – Я бы вовсе не тащил вас за собой, но, во-первых, я не очень полагаюсь на свой английский, а во-вторых, мне ужасно не хочется разделяться. Уже и то плохо, что мы отправили Андрея в самое пекло. Если еще и вас оставлю отсиживаться в машине, потому что ничего другого вам поручить я не могу. По лесу вы ходить не умеете, прятаться не умеете. Вообще подпольщик из вас никудышный. А машина эта торчит в лесу, как, простите, бородавка на плеши. Боюсь, поймают раньше, чем вы пискнуть успеете.
Я почувствовала себя уязвленной.
– А где вы учились на подпольщика? – ехидно поинтересовалась я.
– Ну как же? – очень серьезно ответил Сергей. – У меня работа – ловить всяких бомбистов-социалистов. Я должен их повадки знать назубок.
Безо всякого предупреждения он ухватил меня за талию, подбросил, и я охнуть не успела, как восседала на бетонном столбе, будто экзотическое украшение. Флюгер такой. Сам агент подпрыгнул, подтянулся, выполнил какой-то трюк, сделавший бы честь цирковому акробату, и очутился по другую сторону забора.
– Прыгайте, – приказал он. – Ко мне на руки.
Я прыгнула, машинально прикидывая, мягкий ли коврик выйдет из секретного агента. Об Анджея точно можно все кости оббить… Черт, да что меня тянет на всякие глупости? Тоже мне, нашла парня своей мечты – мальчишку с привычками серийного убийцы!
Щербаков поймал меня… корректно, иначе не скажешь! Во всяком случае, ни на какие непристойные мысли меня его прикосновение не навело.
– А будь там сигнализация? – запоздало ужаснулась я. – Или провод под током?
– А там была сигнализация, – безмятежно отозвался Щербаков. – Только теперь она не работает. Кстати, вы бы привели себя в порядок. Палая листва на рукавах привлекает излишнее внимание.
Дальнейшее походило на бредовый сон. Мы шли по лужайке к дому, будто имеем на это полное право. И вокруг не было ни одного человека.
– Куда все подавались? – шепотом спросила я, семеня за русским агентом.
– Не понижайте голоса, – посоветовал Щербаков, не оглядываясь. – Просто тут никого нет. Подумайте – сенатор проводит здесь только выходные, на неделе он в городе. Значит, прислуги самая малость, охраны – тоже. А усадьба большая. Поэтому внешнюю ограду почти не охраняют – так, сигнализация. Охраняется дом.
– И как мы в него попадем?
– Через дверь, – ответил Щербаков.
– Парадную? – Запасы моей иронии стремительно таяли. Еще немного, и я начну огрызаться. Как же холодно, господи Исусе!
– Нет, черным ходом, – поправил меня русский.
Сказано – сделано. Правда, вначале Щербаков загнал меня в сарайчик с газонокосилками и заставил просидеть там еще с четверть часа. Когда дверь открылась снова, я была бело-синяя, как аргентинский флаг – золотой блямбы на грудь не хватает.
– Путь открыт, – сообщил он. Я не стала расспрашивать, как. И без того жутко. Дом и правда выглядел… опустевшим, наспех приведенным в порядок к приезду хозяина, но, в сущности, нежилым.
– Где, по-вашему, может находиться кабинет сенатора? – негромко поинтересовался Щербаков. Я обратила внимание, что он перешел на английский. – Я плохо ориентируюсь в вашей архитектуре.
Я чуть не ляпнула «я тоже». Оглянулась – просторный холл, коридор, лестница наверх…
– На втором этаже, – решительно прошептала я. – Или еще выше.
– Выше некуда, – заметил Щербаков. – Я заметил с улицы – мансарды декоративные.
Мы поднялись на второй этаж. Я очень старалась ступать бесшумно, но каблуки все равно отбивали по паркету предательскую дробь.
Внезапно Щербаков поднял руку.
– Что?.. – начала я.
– Тш! – нетерпеливо оборвал меня русский.
Из-за поворота донеслись шаги. Мой спутник скривился, будто хотел сказать: «Ну вот, путаются под ногами».
Дальнейшего я никогда не забуду. Охранник, наверное, заслышал что-то, потому что выскочил из-за угла как ошпаренный, размахивая пистолетом. Щербаков сделал три быстрых шага вперед и ударил. Не припомню, рукой или ногой – слишком быстро это произошло. Охранник рухнул как подкошенный, и русский агент проворно оттащил его к креслу.
– Задремал, болезный, – пробормотал он, проверяя пострадавшему пульс. Еще бы, от такого удара не то что в нокаут на тот свет отправишься. – С кем не бывает.
Я приободрилась. Если мистер Щербаков разделывается так со всеми встречными охранниками, то наш визит к сенатору грозит превратиться в увеселительную прогулку. Р-раз – и в нокаут! И черт с ним, с патриотизмом. Когда твоя страна вытирает о тебя ноги, даже не глянув, трудно оставаться патриоткой.
А эти русские, что бы о них ни думать, патриоты. Вот и гадай, то ли это загадочная славянская душа, то ли просто страна о них valenki еще не вытерла?
Меня что-то понесло вперед, однако Щербаков резко остановил меня.
– Сейчас, – прошептал он четко, – будет второй.
Я собиралась спросить: «Второй – кто?», но наткнулась на ледяной взгляд и осеклась.
Через полминуты из-за угла донесся ленивый голос:
– Бак, ты где?
Молчание.
– Бак, где тебя носит? Хорош шутить.
Щербаков промычал что-то неразборчивое.
– Чего-чего?
– Мм-ммм!
После столь выразительного ответа второй охранник вышел из-за поворота, упирая руки в бедра – наверное, собирался распекать несознательного Бака. Щербаков уложил его двумя пинками.
– Еще будут? – деловито прошептала я.
– Не должны, – спокойно ответил русский. – Охранники обычно ходят парами. Только второй, заметив, что первого нет, должен сразу поднимать тревогу. Дилетанты, что вы хотите.
Это охрана сенатора для него – дилетанты? Он хоть знает, как этих парней выбирают? По какому конкурсу?
Наверное, я заразилась от своих русских их безумной логикой, потому что мне пришло в голову – а может, их не по тем критериям выбирают? Надо будет спросить у Заброцкого, какие экзамены он сдавал в своем сибирском полку. Когда выйдем отсюда. Если выйдем.
– Куда теперь? – поинтересовалась я.
– Искать кабинет, – ответил Щербаков. – Тут я доверюсь вашему чутью. Кстати…
Он отворил ближайшую дверь – это оказалась, кажется, гостевая комната, потому что всю мебель в ней покрывали чехлы, – и без натуги затащил туда обоих незадачливых охранников, после чего связал им руки крест-накрест шнуром от настольной лампы и заткнул рты импровизированными кляпами.
– Спите, родимые, – пробормотал он, отряхиваясь. – Так они у меня долго развязываться будут. Во всяком случае, их раньше искать начнут. Пойдемте, мадемуазель.
И что он привязался со своей мамзелью?! Нашел француженку.
Я брела вдоль череды дверей, оглядывая каждую. Не знаю, какой инстинкт меня вел, но, пройдя мимо четырех, около пятой я остановилась так резко, что шедший за мной русский едва не наступил мне на пятки.
– Здесь, – без тени сомнения произнесла я. Щербаков постоял мгновение, прошептал «Отлично» и без стука распахнул дверь.
