Понедельник дался Демарко нелегко. Единственное, что он мог теперь делать, – это ждать новую информацию, обнаружения Инмана и Бонни. Сержант ощущал в себе неимоверную тяжесть и пустоту, как подстреленный пес, изнывающий от боли и усталости. Его не оставляли мысли о Хьюстоне: где он провел ночь? Жив ли? «Тебе не следовало оставлять его, – терзался Демарко. – Ты должен был взять его под арест, обеспечить ему надлежащую защиту, наврать ему что-нибудь, а не говорить правду. И ты должен был узнать Инмана в ту ночь, когда увидел его в „Уисперсе“; ты должен был напрячь свою память, затянутую дымкой прошлого, и вспомнить его. И тогда весь пазл бы мгновенно сложился. Ты бы сразу понял, кто настоящий убийца. И смог бы пристрелить этого зверя на месте. Да, Демарко, тебе не следовало становиться копом. Лучше бы ты работал преподавателем в школе, как Ларейн. Учителем обществознания и истории. Там тебе было бы самое место. Сидел бы себе, составлял планы уроков и возил учеников на экскурсии».

Демарко пытался занять себя бумажной работой, ругал и клял себя на чем свет стоит, и вновь и вновь прокручивал в голове все расследование. Допущенные им ошибки тянулись из прошлого. Эх, если бы в ту дождливую ночь двенадцать лет назад он принял бы другое решение! Маленький Райан был бы сейчас жив. Его дом не превратился бы в затхлую, лишенную света и солнца берлогу. И его душа, возможно, не пожухла бы, как упавший с дерева листок, не опустела бы, как выеденная раковинка, не иссохла бы, как безжизненная мумия.

– Видок у тебя дерьмовый, – бросил ему Боуэн под вечер.

– Сам ты дерьмо, – огрызнулся Демарко.

– Ты уже в двенадцатый раз наливаешь себе кофе.

– Тебе-то что? Разглядывай свою порнуху в интернете и не лезь в мои дела.

– Зайди-ка ко мне, – сказал Боуэн.

– Я занят.

– Зайди немедленно. И прикрой за собой эту чертову дверь.

Демарко переступил порог его кабинета и хлопнул дверью. И встал, вдавившись левой ягодицей в ее круглую ручку.

– Ты выглядишь как натуральный наркоман, – сказал ему Боуэн.

Демарко громко отхлебнул кофе – он знал, как Боуэн ненавидит этот звук.

Боуэн выдвинул ящик стола, пошарил в нем рукой, достал янтарный пузырек, высыпал из него себе на ладонь две белые таблетки и положил их на дальний край стола.

– Возьми таблетки, поезжай домой, выпей их и ложись спать. И не вздумай мне перечить.

– Я не принимаю лекарств, – сказал Демарко.

– Да-да. Днем – кофеин. Ночью – вискарь. Без еды, без сна. Ты разрушаешь себя, Райан. Ты хоть это понимаешь?

Демарко усмехнулся и снова громко отхлебнул кофе.

– Так что уговор будет такой, – не обратил на его выходку внимания Боуэн. – Ты берешь эти таблетки, едешь домой и отсыпаешься. Иначе я отстраню тебя от расследования.

– Ты не посмеешь.

– Да, ты как бы ведешь это дело. Но посмотри на себя: ты как будто не в себе. Не знаю, что такого в этом Хьюстоне. Но ты ведешь это дело слишком пристрастно. Словно оно касается лично тебя. Наверное, я допустил ошибку. Мне с самого начала не следовало поручать это дело тебе. Но даже то, что мы с тобой – друзья, не означает, что я буду закрывать глаза на то, как ты изводишь себя из-за этого парня.

Прислонившись спиной к двери, Демарко не двигался. Стараясь унять нервное возбуждение, усугубленное кофеином, он упорно разглядывал рябь, пробегавшую по поверхности жидкости в кружке.

Голос Боуэна смягчился:

– А может быть, Хьюстон тут ни при чем? И все дело в Ларейн? Или Райане-младшем?

Демарко стиснул кружку обеими руками. Во рту стало сухо и кисло.

– Не трогай мою семью, – еле слышно прошептал он.

Боуэн на миг остановился, сгреб со стола таблетки, подошел к Демарко, вырвал из его рук кружку, положил в ладонь таблетки и зажал ему руку. Стоя почти вплотную к сержанту и сдавливая своими пальцами руку Демарко, словно клещами, Боуэн тихо, но твердо сказал:

– Поезжай домой, Райан. Если за ночь появятся какие-то новости, я пошлю патрульного, чтобы он вытащил твою задницу из постели. Это не предложение. Это – приказ. И на этот раз ты его выполнишь.

Почему-то Демарко так и не смог посмотреть в глаза Боуэну. И по какой-то причине у него вдруг не осталось никаких желаний, кроме одного – лечь спать. Он готов был проспать лет сто – без снов, без ночных утех и без тягостных раздумий о грядущем дне.

С трудом оторвавшись от двери, сержант нащупал за спиной ручку и вцепился в нее. Медленно развернувшись, он открыл дверь и переступил порог. И уже из коридора хрипло бросил Боуэну:

– Будь добр, вымой и вытри насухо мою кружку после того, как допьешь мой кофе.