До разбора полетов Демарко успел пообщаться с начальником. В ориентировки по Инману, Бонни и Хьюстону уже внесли коррективы. При обнаружении и задержании Хьюстона полицейским рекомендовалось действовать с предельной осторожностью и поместить его под арест с должной защитой и охраной. Бонни следовало рассматривать как возможную заложницу Инмана или его сообщницу. А Инмана было приказано задержать любым путем.

– Я буду честен с тобой, Райан, – сказал сержанту Боуэн. – Мне совсем не нравится, что ты оставил Хьюстона у поручня и вернулся к машине.

– Это потому, что ты не был там, – парировал Демарко. – Сделай я к нему еще один шаг, и он бы спрыгнул. Такой исход тебе бы больше понравился?

– Если уж на то пошло, тебе вообще не следовало соваться туда одному.

– Я просто подыгрывал ему. Как ты можешь судить, что следовало делать, а что не следовало, если тебя там не было?

– Ты мог просто отойти от него на минуту и позвонить по мобильнику – так, чтобы он не видел.

– Ты читал мой рапорт?

– Там шесть страниц. Я только бегло просмотрел его.

– Тогда просмотри его еще раз. И прочитай, как было дело.

– Хочешь вывести меня из себя?

– Сейчас всего восемь часов утра. Я не спал всю эту гребаную ночь. Но мой чертов рапорт лежит на твоем гребаном столе. Да, я принял такое решение, основываясь на своем опыте и интуиции. Возможно, оно субъективно. А ты мне тут треплешь нервы. Ну, хочешь, отрежь мне яйца. Может, тогда тебе полегчает?

– Ты полагаешь возможным разговаривать со мной в таком тоне?

– Полагаю. Пей свой капучино или латте, что там у тебя налито. И оставь меня в покое хотя бы на время. Мне нужно провести разбор полетов. – С этими словами Демарко развернулся и вышел из кабинета Боуэна.

Через четыре секунды он снова переступил его порог.

– Извини за сквернословие.

Боуэн слизнул пенку с губ:

– Извинения принимаются.

После разбора полетов Демарко подошел к окну и посмотрел на брошенное гнездо кардиналов. «Возможно, ты спас ему жизнь, – подумал сержант. – Относись к этому именно так».

«А может, и не спас» – тут же пронеслась у него в голове коварная мысль.

Демарко попробовал вообразить себя на месте Хьюстона. Постарался думать и рассуждать, как он. Представить себе его эмоции. «Ты только что узнал имя человека, заставившего тебя заколоть твоего собственного малыша, а потом вырезавшего всю твою семью. Ты узнал, что женщина, которой ты доверял и помогал, несмотря на дурные предчувствия, сдала тебя своему бойфренду-троглодиту. Возможно, он вынудил ее это сделать. Может быть, он бил ее, угрожал. Кто знает? Но имеет ли это какое-то значение? Нет, не имеет. Сейчас важно то, что ты теперь знаешь его имя. И к чему тебе теперь прыгать с маяка? Твое истощенное и опустошенное скорбью тело теперь обрело цель. К черту сострадание! Ты уже достаточно с него нахлебался. К Бонни еще можно испытывать хоть какую-то жалость, памятуя о том, что ей довелось пережить. Но к Инману у тебя нет ни капли сострадания. У тебя осталось только одно желание – наказать его сурово и безжалостно. Твоя жизнь кончена, и ты это отлично понимаешь. Но прежде чем распрощаться с ней официально, ты хочешь увидеть, как страдает и терзается Инман. Тебе необходимо это увидеть. К черту еду. К черту сон. В твоем сердце бушует пламя. И в этом пламени куется месть».

Демарко ощутил жар в своих собственных венах. Чьи мысли раздули этот огонь – его или Хьюстона? Какое это имеет значение! Он хотел наказать Инмана не меньше, чем хотел этого Хьюстон. Шансы Хьюстона отыскать этого человека были почти нулевые. У него не было ни машины, ни оружия, ни малейшего представления о том, где этот троглодит мог находиться, и никаких средств для его обнаружения. Шансы Демарко – при поддержке лучших полицейских подразделений – были гораздо выше.