64. Исследовательница цвета Мария: разоблачение упорного башмака
Предложенный австралийским философом Фрэнком Джексоном мысленный эксперимент об исследовательнице цвета Марии, который часто называют “аргументом о знании”, не выходит у философов из головы с момента своего появления в 1982 г. Масштаб и надежность этого эксперимента позволяют назвать его одним из самых успешных насосов интуиции, когда-либо сконструированных философами-аналитиками. Он давно признан классикой и неизменно включается во все списки обязательной литературы бакалаврских курсов по философии сознания во всем англоязычном мире, а статьи о его следствиях собраны в несколько увесистых антологий. Любопытно, что автор впоследствии отрекся от своего эксперимента и заявил, что более не согласен с его выводами, но это не уменьшило популярности этого насоса интуиции.
Вот он во всей полноте, возможно, вырванный из контекста, но все равно предельно ясный:
Мария – выдающийся ученый. По какой-то причине ей приходится исследовать мир через черно-белый монитор, находясь при этом в черно-белой комнате. Она специализируется на нейрофизиологии зрения и получает, допустим, всю доступную физическую информацию о том, что происходит, когда мы видим спелые помидоры или небо и используем термины вроде “красный”, “синий” и т. п. К примеру, она обнаруживает, какие комбинации длин волн с неба стимулируют сетчатку и каким образом это через центральную нервную систему приводит к сжатию голосовых связок и выбросу из легких воздуха, в результате чего человек произносит: “Небо синее”. (Вряд ли можно возразить, что в принципе всю эту физическую информацию можно получить по черно-белому телевизору, ведь иначе “Открытый университет” в силу обстоятельств вынужден был бы использовать цветное телевидение.) Что случится, когда Мария выйдет из своей черно-белой комнаты или получит цветной телемонитор? Узнает ли она что-нибудь? Кажется вполне очевидным, что она узнает что-то о мире и нашем зрительном опыте. Но в таком случае придется признать, что прежде ее знание было неполным. Однако она обладала всей физической информацией. Следовательно, физической информации недостаточно, а физикализм [то есть материализм, отрицание дуализма] ошибочен. [Jackson 1982, p. 130]
Хороший ли это насос интуиции? Давайте покрутим все его регуляторы и поймем, как он работает. Нам пришлось бы потратить на это немало времени, но, к счастью, работа уже проделана в огромном количестве литературы по теме. Здесь я просто продемонстрирую несколько регуляторов, на которые стоит обратить внимание, и оставлю упражнение вам на откуп. (Если хотите, можете сверить свои результаты с литературой; в разделе “Источники” есть ссылки на две недавно опубликованные антологии. Сумеете ли вы найти новый поворот?) Более двадцати лет назад я провел пробное исследование регуляторов и пришел к неутешительному выводу, на который редко обращают внимание: “Суть этого эксперимента, как и любого хорошего мысленного эксперимента, сразу понятна даже непосвященным. Но на самом деле этот мысленный эксперимент очень плох – этот насос интуиции склоняет нас неправильно понимать его предпосылки!” (Dennett 1991a, p. 398). Проверим, так ли это. Я утверждаю, что верно представить себе сценарий эксперимента гораздо сложнее, чем кажется, поэтому люди упрощают его и делают выводы на неверных основаниях.
Первый регулятор: “через черно-белый монитор, находясь при этом в черно-белой комнате”.
Предположим, Мария носит черные или белые перчатки и не имеет права смотреть на себя саму, когда принимает ванну. И все же исключить взаимодействие с любыми “внешними источниками” цвета невозможно. Неужели нам пришлось бы изобрести устройство, которое не позволяло бы Марии тереть глаза (и создавать “фосфены” – попробуйте)? Разве она не могла бы видеть цвета во снах, прежде чем увидеть их на самом деле? Если нет, то почему? Должны ли цвета “попадать внутрь через глаза”, прежде чем она “сохранит” их в мозге? За этим простым предположением скрывается целый сонм проблематичных обывательских теорий.
Второй регулятор: она “получает, допустим, всю доступную физическую информацию о том, что происходит, когда мы видим спелые помидоры или небо и используем термины вроде «красный», «синий» и т. п.”.
Всю доступную информацию? Сколько именно? Это как иметь все деньги мира? Что это значит? Представить это нелегко, но мысленный эксперимент не удастся, если у Марии будет не вся информация. Она должна располагать всей информацией о всех вариантах ответов во всех мозгах, включая ее собственный, и в частности – всей информацией обо всех эмоциональных или аффективных реакциях на все цвета во всех обстоятельствах. В таком случае она будет в мельчайших подробностях знать, какие цвета ее успокаивают, раздражают, нравятся ей тем больше, чем дольше она на них смотрит, отвлекают ее, отталкивают и так далее. Запрещено ли ей экспериментировать на себе (не жульничая и не пронося в черно-белую комнату цветные предметы)? Если вы не представили всего этого (и не только), вы не последовали инструкциям. Это все равно что представить круг, когда вас попросили представить тысячеугольник. Множество следствий одного из этих упражнений на психическое представление не вытекает из другого упражнения. В нашем случае, к примеру, должны ли мы не обращать внимания на тот факт, что если бы Мария получила всю эту информацию, то, несомненно, пришла бы в состояние полного психического упадка, отягощенная тысячами энциклопедических статей и диаграмм?
Если бы Джексон заявил, что Мария обладает богоподобной способностью к “физическому всеведению” – причем знает все не только о цветах, но и о любом физическом факте на любом уровне от кварка до галактики, – многие (если не все) читатели возразили бы ему и сказали, что это слишком фантастично, чтобы воспринимать такое допущение всерьез. Но заявление о том, что Мария знает лишь все физические факты о цветовом зрении, по сути, не менее фантастично.
– Допустим, у Марии миллиард голов…
– Не глупи!
– Ладно, пусть у Марии будет миллион голов…
– Без проблем! (Серьезно?)
Ранее я пытался подчеркнуть эту проблему воображения, предлагая людям рассмотреть другой вариант концовки:
Однажды пленители Марии решили, что ей пора увидеть цвета. Чтобы обмануть ее, они приготовили ярко-синий банан, при взгляде на который она должна была получить свой первый цветовой опыт. Посмотрев на банан, Мария воскликнула: “Эй! Вы пытаетесь меня обмануть! Бананы желтые, а этот синий!” Ее пленители были потрясены. Как она это поняла? “Все просто, – ответила она. – Не забывайте, что я знаю все – абсолютно все, – что вообще можно знать о физических аспектах цветового зрения. Само собой, прежде чем вы принесли мне банан, я уже записала в мельчайших подробностях, какое именно физическое впечатление произведет на мою нервную систему желтый или синий (или зеленый и т. д.) предмет. Я заранее знала, какие именно мысли родятся у меня в голове (ведь, в конце концов, «простую диспозицию» при мысли о чем-то нельзя считать одной из хваленых квалиа, так?). Меня ни в коей мере не удивил мой опыт синего (однако меня удивило, что вы так глупо попытались меня провести). Я понимаю, вам сложно представить, что я знаю о своих реакционных диспозициях так много, что меня не удивила моя реакция на синий. Само собой, вам сложно это представить. Любому сложно представить следствия того, что кто-то владеет абсолютно всей физической информацией о чем угодно!” [Dennett 1991a, pp. 399–400]
Обычно считается, что так быть не может. Как обезоруживающе выразился Джексон, “кажется вполне очевидным, что [Мария] узнает что-то о мире и нашем зрительном опыте”. Джордж Грэм и Терри Хорган (2000, p. 72) замечают: “Безусловно [динь!], мы полагаем, что она удивится и обрадуется”. Это не так. Именно в этом и заключается проблема мысленного эксперимента о Марии. Мы так жаждем сделать вывод, что Мария получит некоторое откровение, впервые увидев цвет, что никто не хочет показать, что история просто должна развиваться именно так. На самом деле все могло бы быть совсем иначе.
Насос интуиции Джексона прекрасно проливает свет на множество наивных представлений о природе цветового опыта и мозга, которые обычно отлично служат людям, и стоит признать, что тем самым он изящно выводит ряд следствий обывательских теорий. Но его целью было опровергнуть гипотезу о способности физических наук объяснять все цветовые феномены. Само собой, в реальном мире человек, оказавшийся на месте Марии, узнал бы что-то новое, потому что, сколько бы она ни знала о цвете, множество фактов о физическом воздействии цвета были бы ей неизвестны. Неуместными “вполне очевидно” Джексона и “безусловно” Грэма и Хорган становятся лишь потому, что мысленный эксперимент описывает исключительный случай. Если вы все равно склонны полагать, что предложенная мною альтернативная концовка истории невозможна, попробуйте убедительно аргументировать свою точку зрения. Будет любопытно, если вы озвучите умозаключение, к которому не пришел ни один из сотен философов, годами бившихся над этой задачей. (Конечно же, сам этот факт можно считать доказательством великолепия описанного насоса интуиции, ведь он три десятка лет обеспечивает философов работой.)
