Книга: Насосы интуиции и другие инструменты мышления
Назад: 58. Печальная история мистера Клапгра
Дальше: 60. Китайская комната

59. Настроенная колода

В знаменитой статье философ Дэвид Чалмерс (1995) отличает “легкие” проблемы сознания от того, что сам называет (с большой буквы “Т”) Трудной проблемой сознания. “Легкие”, по мнению Чалмерса, проблемы все равно весьма трудны. Вот, например, несколько сложных вопросов о сознании:
1. Как сознание позволяет нам говорить об образах, которые мы видим, звуках, которые слышим, запахах, которые чувствуем, и так далее? (Или – в упрощенном варианте – как информация из тех зон мозга, которые отвечают за восприятие, используется в зонах, отвечающих за язык, для формирования предоставляемых нами отчетов и ответов?)

2. Когда мы выполняем рутинную задачу (с которой можем справиться “едва ли не во сне”), почему сознание включается всякий раз при возникновении проблемы и каким образом оно помогает нам ее решить?

3. Сколько независимо движущихся объектов мы можем одновременно непрерывно отслеживать и как мы это делаем? (Ответ: как минимум четыре. Убедиться в этом можно, посмотрев потрясающую демонстрацию этого феномена, называемого FINST-индексацией, на сайте .)

4. Что происходит, когда что-то “вертится у вас на языке” – когда вы знаете, что ответ вам известен и почти можете его озвучить?

5. Почему нужно понимать шутку, чтобы она казалась смешной? (Ответ длиною в целую книгу см. в работе Hurley, Dennett, Adams 2011.)
По словам Чалмерса, эти проблемы относительно легки, поскольку связаны с когнитивными функциями сознания – тем, что мы можем делать, используя непрерывно проистекающие в мозге процессы отслеживания, направления внимания, обработки информации и вызывания ее из памяти. Как бы сложно ни было решить эти проблемы, их решения будут поддаваться проверке и корректировке в ходе экспериментов, и на самом деле мы делаем успехи в отношении “легких” проблем. К примеру, мы в состоянии сконструировать относительно простые компьютерные модели, которые весьма убедительно воспроизводят соответствующие функции, так что мы можем быть уверены, что мозг справляется с ними, не прибегая к магии или чему-либо, не имеющему аналогов в природе. Можно создать робота, демонстрирующего все эти феномены, – если не сегодня, то в обозримом будущем.
Трудной, в представлении Чалмерса, является проблема “опыта” – что значит быть сознательным, – невыразимая, не поддающаяся анализу таковость сознательности. Робот мог бы вести себя так, словно бы он сознателен: отвечать на все наши вопросы, отслеживать все движущиеся объекты, испытывать на себе действие феномена, когда что-то “вертится на языке”, смеяться исключительно впопад и (бессознательно) чувствовать себя растерянным или ошарашенным, – но на самом деле голова у него оставалась бы при этом пустой. Робот был бы зомби, не имеющим ни намека на внутренний мир, свойственный нам с вами – обычным сознательным людям.
Согласно Чалмерсу, бодрствуя, мы с вами, милостивый читатель, понимаем, что мы сознательны. Философский зомби этого не понимает – он никогда не бодрствует и не обладает внутренним миром – он кажется сознательным лишь внешне. Само собой, он убедительно настаивает, что столь же сознателен, как и мы с вами, а если подвергнуть его проверке на детекторе лжи, он прекрасно справится с тестом на искренность, но, будучи зомби, он ошибается! (Зомби также неотличимы от обычных сознательных людей, когда нейробиологи анализируют активность их мозга при помощи фМРТ и тому подобных тестов.) Очевидно, что отличить сознательного человека от зомби – действительно трудная задача (если считать ее задачей вообще). Если же это трудно, то объяснить существование этих различий еще труднее – в этом и заключается Трудная проблема сознания. Некоторые из нас, включая и меня самого, полагают, что Трудная проблема – плод воображения Чалмерса, но другие – и их на удивление много – убеждены, что существует или должна существовать реальная разница между сознательным человеком и совершенным зомби и что эта разница важна.
Позвольте мне рассмотреть эту любопытную ситуацию: некоторые из нас сомневаются в существовании Трудной проблемы, в то время как другие считают нас ненормальными, раз мы вообще позволяем себе в этом усомниться. По их мнению, любому сознательному существу совершенно очевидно и интуитивно понятно его собственное сознание, но это наше удивительное свойство (пока) не поддается научному пониманию, а следовательно, заслуживает называться Трудной проблемой. Сблизить эти альтернативные точки зрения невозможно. Одна из них точно категорически неверна. Я годами пытался продемонстрировать, что, каким бы привлекательной ни казалась эта идея, от нее следует отказаться. Я вполне уверен, что мысль о существовании Трудной проблемы ошибочна, но не могу этого доказать. Более того, даже если бы я мог представить доказательства, они не встретили бы понимания, ибо некоторые философы заверяют меня, что ничто не заставит их пересмотреть свою позицию по этому вопросу, поскольку все настолько очевидно и неоспоримо, что никакой аргумент не может подорвать или сокрушить их доверие к этой идее. В связи с этим я не стану совершать тактическую ошибку и пытаться рациональными доводами опровергнуть убеждение, которое выходит за рамки разумного.
Такое отношение к идее напоминает мне искреннюю убежденность, с которой многие выходят с выступления блистательного фокусника. Любой фокусник знает, что люди склонны раздувать свои воспоминания об удачных фокусах. Испытываемые ими удивление и недоумение делают воспоминания ярче, поэтому они серьезно и искренне настаивают, что увидели нечто большее, чем простой трюк фокусника. Некоторые люди ужасно хотят верить в волшебство. Вспомните замечание Ли Сигела о “настоящей магии”, которое обсуждалось в главе 22, где речь шла о чудо-ткани: “Настоящей магией… называют магию, которая на самом деле не настоящая, а настоящую магию, которую действительно можно творить, настоящей никто не считает”.
Многие считают сознание “настоящей магией”. Если то, о чем вы говорите, не суперархиэкстраультрамегаграндиозно, значит, речь идет не о сознании – не о Тайне За Семью Печатями. Научный журналист Роберт Райт (2000) кратко излагает эту точку зрения:
Само собой, проблема здесь заключается в утверждении, что сознание “идентично” физической активности мозга. Чем больше Деннет и другие пытаются объяснить мне, что они имеют в виду, тем больше я убеждаюсь, что на самом деле они имеют в виду, что сознания не существует. [p. 398]
Любой набор фокусов мозга просто не может быть сознанием – настоящим сознанием. Но даже те, кто не совершает этой опережающей ошибки, часто склонны преувеличивать феномены сознания. (Именно поэтому столько места в моей книге “Объясненное сознание” (1991a) пришлось отвести сжатию, сокращению сознания – настоящего сознания – до его истинных размеров, чтобы продемонстрировать, что феномены сознания на самом деле не столь удивительны, как о них думают. Из-за этого сжатия многие читатели не упустили случая пошутить, что мою книгу стоило назвать “Поверхностно объясненное сознание” или – как предлагает Райт – “Опровергнутое сознание”.) Тем из вас, кто сомневается, что может запутаться в раздутом представлении о сознании, я хочу нанести скользящий удар в надежде уничтожить их самодовольство, проведя замечательную и пугающую параллель с миром карточных фокусов – фокус “Настроенная колода”.
Много лет Ральф Халл – знаменитый повелитель карт из Круксвилла, что в штате Огайо, – поражал не только обывателей, но и начинающих фокусников, карточных мастеров и профессиональных иллюзионистов карточным фокусом, который сам называл “Настроенной колодой”…
Джон Нортен Хиллиард, “Карточная магия” (1938)
Фокус Ральфа Халла примерно таков:
Ребята, сейчас я покажу вам новый фокус. Он называется “Настроенная колода”. Эта колода карт волшебным образом настроена [Халл подносит колоду к уху, перебирает карты и внимательно прислушивается к их шелесту]. Благодаря тонко настроенным вибрациям, я могу услышать и почувствовать местонахождение каждой карты. Выберите любую карту… [Колода в этот момент раскрывается веером или иным образом предлагается зрителям, один из которых вытягивает карту, смотрит на нее, а затем тем или иным способом возвращает ее в колоду.] Теперь я прислушаюсь к настроенной колоде. Что она мне скажет? Я слышу характерные вибрации… [бз-з-з, бз-з-з, Халл перебирает карты возле уха и производит всяческие манипуляции и ритуалы, после чего эффектным жестом достает карту зрителя].
Халл снова и снова показывал этот фокус коллегам-иллюзионистам, предлагая им разгадать секрет его трюка. Разгадать его никто не сумел. (Не забывайте, главное правило карточной магии гласит, что фокус нельзя повторять перед одной и той же аудиторией. Этот великий фокус дерзко обошел данное правило.) Фокусники предлагали ему продать секрет фокуса, но Халл отказался его продавать. На старости лет он раскрыл секрет своему другу Хиллиарду, который опубликовал его рассказ в напечатанной за свой счет книге. Вот что Халл сказал о своем фокусе:
Много лет я показывал этот фокус сотням иллюзионистов и обывателей, но, насколько мне известно, никто не смог разгадать его секрет… ребята слишком сильно пытались его разгадать [курсив мой].
Как и большинство великих фокусов, этот фокус заканчивается раньше, чем вы осознаете, что он начался. Фокус состоит в его названии – “Настроенная колода”. Как только Халл объявлял о новом фокусе и сообщал заинтересованной аудитории его название, фокус заканчивался. Подготовив аудиторию таким простым способом и потянув время с помощью очевидно надуманной и сбивающей с толка болтовни о вибрациях и жужжании, Халл исполнял относительно простой и знакомый карточный фокус типа А (здесь я не стану дальше приоткрывать традиционную завесу тайны; как вы увидите, механические детали этого трюка не имеют значения). Его зрители, умелые фокусники, видели, что он, возможно, показывает фокус типа А, и могли проверить свою гипотезу, проявив упрямство и несговорчивость и тем самым не позволив успешно показать фокус типа А. Когда они начинали упрямиться, чтобы проверить свою гипотезу, Халл “повторял” фокус, но на этот раз показывал фокус типа Б. Зрители начинали перешептываться: может, он показывает фокус типа Б? Чтобы проверить новую гипотезу, они начинали упрямиться иным образом, не давая Халлу успешно исполнить фокус типа Б. Но он все равно показывал “свой” фокус – теперь используя метод В. Когда зрители проверяли гипотезу, что он показывает фокус типа В, он переключался на метод Г, а возможно, возвращался к методу А или Б, поскольку аудитория уже “опровергла” гипотезу о том, что он использует метод А или Б. Так продолжалось десятки раз, и Халл неизменно оказывался на шаг впереди своей аудитории: он понимал, что всегда сможет показать тот или иной фокус из множества известных каждому из зрителей фокусов, и скрывал, что фокусы будут меняться, присваивая “новому” фокусу название – “Настроенная колода”. Халл объяснил Хиллиарду:
При каждом исполнении этого фокуса опровергается хотя бы одно предположение, которое рождается у зрителя в голове, поэтому рано или поздно он неизбежно прекращает свои попытки разгадать загадку.
Секрет Халла заключался в том, что он озвучивал название своего фокуса, тем самым убеждая зрителей, что показывает один-единственный фокус, а не целую серию! В результате сознание зрителей отключалось, не позволяя им прибегать к выпрыгиванию. Они оказывались в ловушке системы, уверенные, что должны разгадать секрет большого, нового фокуса, и не замечали, что на самом деле искать нужно не один ответ, а несколько. У них не получалось выпрыгнуть из системы.
В связи с этим я предполагаю, что Дэвид Чалмерс – непреднамеренно – исполнил подобный фокус, объявив всему миру, что открыл “Трудную проблему сознания”. Существует ли эта Трудная проблема в действительности? Или же то, что кажется Трудной проблемой, на самом деле представляет собой совокупность феноменов, которые Чалмерс называет Легкими проблемами сознания? Все они имеют будничное объяснение, не требующее революции в физике и новых открытий. Они поддаются – хоть и не без труда – анализу при помощи стандартных методов когнитивной науки.
Я не могу доказать, что Трудной проблемы не существует, а Чалмерс не может доказать, что она существует на самом деле. К нему пришло одно мощное интуитивное озарение, которое можно было бы положить в основу новой теории сознания, если бы оно привело к появлению новых сенсационных прогнозов или помогло в перспективе объяснить нечто непонятное в ином случае, однако это озарение по-прежнему стоит особняком, не порождая никаких теоретических прорывов, хотя опровергнуть его и сложно.
Список известных проявлений сознания весьма велик и растет день ото дня, причем в нем есть как обыденные, так и экзотические примеры. Сложно учесть их все, поэтому не стоит забывать о том, что мы, по сути, можем пасть жертвой арифметической ошибки, когда пересчитаем все Легкие проблемы и обнаружим неучтенный остаток. Возможно, мы не заметили, что этот остаток уже был учтен в списке будничных проблем, объяснение которым мы уже нашли – или хотя бы знаем, в каком направлении мыслить. Как мы можем совершить эту “арифметическую ошибку” и просмотреть ее? Есть опасность посчитать какие-то феномены дважды или забыть, что мы уже объяснили один из феноменов, в связи с чем его нужно исключить из списка феноменов, требующих объяснения. Вероятно ли, что мы совершаем такую ошибку? Вспомните, рассматривая случай несчастного мистера Клапгра, мы видели, что с ним что-то не так, но его проблему можно было описать двумя существенно разными способами:
А. Его эстетические и эмоциональные реакции на цветовые квалиа подверглись инверсии (но сами квалиа остались неизменными).

Б. Его цветовые квалиа подверглись инверсии, хотя он сохранил способность различать, распознавать и называть цвета.
Можно возразить (подобно озадаченным иллюзионистам, пытающимся разгадать фокус Халла): “А не может быть верно, поскольку единственным основанием утверждать, что его цветовые квалиа остались неизменными, служит то, что неизменным осталось его поведение при различении и назывании цветов, но это ничего не говорит о его квалиа, поскольку такие паттерны поведения представляют собой (лишь) когнитивные, функциональные факты, а квалиа, само собой, от них независимы. Б также не может быть верно, поскольку изменились только его реакции: Клапгра не жалуется, что цвета стали выглядеть иначе, а лишь говорит, что те же самые субъективно воспринимаемые цвета больше не производят на него того же впечатления, которое производили раньше. Таким образом, его цветовые квалиа могли измениться, а могли остаться неизменными, и – как вы увидите – нет эмпирического способа установить, какая из гипотез верна! Вот поистине Трудная проблема!”
Такой аргумент не учитывает возможность того, что упоминаемые в вариантах А и Б квалиа не выполняют никакую работу. Как в варианте А, так и в варианте Б мы видим, что аппарат различения цветов функционирует так же, как и раньше, но реакции Клапгра на результаты его работы инвертированы. Квалиа вклиниваются в качестве своеобразного, с трудом поддающегося описанию посредника: предполагается, что квалиа обеспечивают фундамент, или сырье, или основу эмоциональных реакций. В таком случае инверсия может произойти на двух этапах: перед тем как квалиа “представляются” распознающему их аппарату или после “представления”, при ответе распознающего аппарата на представленные квалиа. Но на самом деле никакого представления не происходит. Мы знаем, например, что негативные (тревожные, пугающие) реакции могут запускаться на ранних этапах процесса восприятия и впоследствии “окрашивать” всю последующую обработку воспринятой информации, а потому в таком случае мы могли бы сказать, что эмоциональные реакции становятся причиной, по которой квалиа приобретают субъективный характер, знакомый Клапгра, а не (наоборот) что “внутренне присущая” природа квалиа становится причиной или основанием эмоциональных реакций. Но если мы уже пришли к эмоциональным (или эстетическим, или аффективным) реакциям на воспринятую информацию, то “работы” для квалиа больше не осталось, а зимбо, само собой, был бы столь же ошарашен инверсией реакций на воспринимаемое, как и сознательный человек.
Что эта история о настроенной колоде добавляет к остальным насосам интуиции о квалиа? Она просто служит реальным примером того, как умных, компетентных специалистов можно склонить к созданию фантомной проблемы, просто поставив вопрос определенным образом. Такое случалось. Такое может случиться снова. И это позволяет по-новому взглянуть на тупиковую ситуацию, создавая новое бремя доказывания: как вам понять, что вы не попались в ловушку, подобную фокусу с настроенной колодой? Я не говорю, что эти выкладки неопровержимы, но они должны подтолкнуть всех тех, кто доверяет чутью на зомби, усомниться в его “очевидности”.
Назад: 58. Печальная история мистера Клапгра
Дальше: 60. Китайская комната