9. Три вида гулдинга: скорейность, нагромождения и тустеп Гулда
Покойный биолог Стивен Джей Гулд виртуозно создавал и использовал упорные башмаки. Вот три прекрасных вида рода гулдинг, который я назвал так в честь человека, использовавшего их лучше всего.
Скорейность – это способ быстро и безболезненно отойти от ложной дихотомии. Классическая формулировка скорейности такова: “Дело не в том, что тотоито, как утверждают консерваторы, а скорее в том, что этоэтоиэто, и это все меняет”. В некоторых случаях скорейность работает отлично, потому что вам предлагается выбрать между двумя доступными альтернативами – в этом случае дихотомия оказывается не ложной, а истинной и неизбежной. Но в других случаях скорейность не ограничивается ловкостью рук, поскольку слово “скорее” предполагает – бесспорно, – что между двумя утверждениями есть важное несоответствие, которое разводит их в стороны.
Вот прекрасный пример скорейности, который Гулд использовал при описании своей теории прерывистого равновесия:
Изменения обычно происходят не в результате незаметной постепенной эволюции всего вида, а скорее [курсив мой] в результате изоляции небольшой популяции и ее геологически мгновенной трансформации в новый вид. [1992b, p. 12]
Этот фрагмент заставляет нас поверить, что эволюционные изменения не могут быть одновременно “геологически мгновенными” и “незаметно постепенными”. Само собой, это не так. На самом деле именно такими и должны быть эволюционные изменения, если только Гулд не утверждает, что эволюция идет скачками (в проектном пространстве), но в других обстоятельствах он заявлял, что не одобряет гипотезу о скачкообразном развитии. “Геологически мгновенное” видообразование может произойти за “короткий” период времени – скажем, за пятьдесят тысяч лет, период времени, едва заметный в большинстве геологических пластов. За этот краткий миг рост типичного представителя вида может увеличиться, скажем, с полуметра до метра, продемонстрировав 100-процентный прирост, но происходить это будет со скоростью миллиметр в столетие, что кажется мне незаметной постепенной эволюцией.
Давайте придумаем несколько других примеров скорейности, чтобы хорошенько разобраться с природой этого трюка.
Дело не в том, что люди – просто “влажные роботы” (как говорит Дилберт, с которым соглашается большинство исследователей в когнитивной науке), а скорее в том, что люди наделены свободой воли и несут моральную ответственность за свои хорошие и плохие поступки.
И снова – почему нужно выбрать только одно? Не хватает утверждения, что “влажные роботы” могут также быть людьми, наделенными свободой воли и несущими моральную ответственность за свои поступки. Этот пример основан на распространенном – но спорном – утверждении. Вот другой:
Религия не опиум для народа, как сказал Маркс, а скорее глубокое и утешительное проявление того факта, что человечество признает неизбежность смерти.
И снова – почему религия не может быть опиумом и одновременно утешать? Думаю, вы уже ухватили суть, а потому находить скорейности в документе вам даже легче, чем ложные дихотомии, которые никогда не бывают настолько очевидны: просто напишите “скорее” в строке поиска и изучите результаты. Не забывайте: не все “скорее” представляют собой скорейности, некоторые из них вполне обоснованы. А в некоторых скорейностях не используется слово “скорее”. Вот пример, в котором применяется конструкция “_________, а не _________”. Я составил его из элементов, позаимствованных из работ нескольких идеологов когнитивной науки.
Следует считать, что нервные системы активно генерируют пробы своей среды, а не просто работают, как компьютеры, пассивно обрабатывая поступающие от органов чувств данные.
Кто сказал, что компьютеры, обрабатывающие поступающие данные, не могут активно генерировать пробы? Этот знакомый контраст между ужасно “пассивными” компьютерами и чудесно “активными” организмами до сих пор не получил должного подтверждения, но при этом стал одним из самых типичных известных мне блокировщиков воображения.
Вариацию скорейности, часто используемую Гулдом, можно назвать нагромождением:
Мы говорим о “марше от монады к человеку” (и снова старомодный язык) так, словно эволюция шла по бесконечным путям развития вдоль непрерывных линий наследования. Ничто не может быть дальше от реальности. [1989a, p. 14]
Что не может быть дальше от реальности? На первый взгляд может показаться, будто Гулд говорит, что не существует бесконечной, непрерывной линии наследования между “монадами” (одноклеточными организмами) и нами, но это, само собой, не так. Не существует более надежного следствия великой идеи Дарвина. Так о чем же говорит Гулд? Похоже, акцент надо ставить на фразу “пути развития” – именно (и только) вера в развитие “далека от реальности”. Пути наследования действительно бесконечны и непрерывны, но наследуется не (мировое) развитие. Это верно: по (непрерывным) бесконечным линиям наследуется (в основном) местное развитие. Когда мы читаем это высказывание Гулда, нам кажется – если только мы не проявляем особенной осторожности, – что он показал нам, будто стандартное утверждение теории эволюции о едином пути развития (по непрерывной линии наследования) от монад к человеку содержит в себе серьезный изъян. Но, говоря словами самого Гулда, “ничто не может быть дальше от реальности”.
Еще один фокус – тустеп Гулда – я несколько лет назад описал в одной из опубликованных работ, после чего специалист по эволюционной теории Роберт Триверс (частная переписка, 1993) присвоил ему имя в честь его изобретателя:
На первом этапе вы подменяете тезис и “опровергаете” его (этот трюк всем знаком). На втором (и это гениально) вы сами привлекаете внимание к тому, что сделали первый шаг – что ваши оппоненты на самом деле не разделяют мнений, которые вы им приписали, – но интерпретируете их высказывания как недовольные ответы на ваш выпад! [Dennett 1993, p. 43]
В своем письме редактору New York Review of Books (1993), где Гулд двумя месяцами ранее раскритиковал прекрасную книгу Хелены Кронин “Муравей и павлин” (выпуск от 19 ноября 1992 г.), я привел три примера тустепа Гулда. Вот самый универсальный из них:
Наиболее прозрачный случай – предложенный Гулдом “экстраполяционизм”, который описывается как логическое продолжение “адаптационизма Кронин”. Именно доктрина панпреемственности и панградуализма удачно – и вполне тривиально – опровергается фактом массового вымирания. “Но если массовые вымирания представляют собой настоящие разрывы преемственности, если медленный процесс адаптации в обычное время не приводит к предсказуемому успеху, невзирая на массовые вымирания, то экстраполяционизм терпит поражение, а адаптационизм гибнет”. Я не вижу ни одной причины для любого адаптациониста безрассудно поддерживать идею вроде “экстраполяционизма” в настолько “чистом” виде, дабы отрицать возможность или даже вероятность, что массовое вымирание играет важную роль в подрезке древа жизни, как выражается Гулд. Очевидно, что самый совершенный динозавр погибнет, если комета столкнется с его планетой с силой, в сотни раз превышающей мощность всех когда-либо изготовленных водородных бомб. Ни единое слово из книги Кронин не подтверждает его уверенность, что она допустила эту ошибку. Если Гулд и полагает, что роль массовых вымираний в эволюции имеет отношение к какой-либо из проблем, обсуждаемых Кронин, в частности к половому отбору и альтруизму, то он не объясняет, каким образом и почему. Когда в последней главе Кронин обращается к центральному вопросу теории эволюции, на котором она не делала акцента, а именно к происхождению видов, и замечает, что ответа на него по-прежнему нет, Гулд называет это запоздалым откровением, ироничным признанием поражения ее “панадаптационизма”. Возмутительно! [p. 44]
Исследователям риторики могу предложить прекрасное упражнение: пересмотреть огромное количество публикаций Гулда и каталогизировать все типы упорных башмаков, которыми он пользовался, начиная со скорейности, нагромождений и тустепа Гулда.
