I. Бедные победители

Спустя считанные часы после прибытия в блестящий потребительский рай Сан-Франциско времен экономического бума мне начали впаривать халяву. Халявные закуски, халявное бухло, халявные футболки, халявные цацки, халявное продвижение своего бренда, халявные советы — бери не хочу, все расписано корпоративными лого и подарено в конечном счете некими благотворителями, которые светились крайне редко. По крайней мере, перед нами, смертными. Никто и не ждал, что ква-зимифическая элита техиндустрии снизойдет до таких, как мы; она обитала в высших сферах с видами на залив и прислугой-роботами. Я принимал халяву за то, чем она и являлась: не просто проявление чьей-то щедрости, а манна небесная, ниспосланная невидимой рукой венчурного капитала.

Первым, что я получил задарма, был ярко-розовый купон, который я выудил из корзины рядом с кассовым аппаратом. Купон даровал бесплатную ознакомительную поездку от второго по популярности городского «приложения для трансфера» Lyft. Фирменная замена гласной показалась мне отвратной (просто Lift оставить было нельзя?), равно как и слишком манерный логотип в форме усов. Однако, как говаривала моя жена, я был чересчур «прижимистым», чтобы из-за эстетических соображений не сэкономить 25 долларов. Поэтому я установил приложение Lyft на телефоне, позволил компании отслеживать геолокационные данные и бог знает что еще и вызвал автомобиль, который должен был довезти меня с багажом к новой берлоге через весь город.

Когда я поднял глаза, у бордюра уже пыхтела тачка. Раньше я никогда не пользовался приложениями типа Lyft, поэтому не думал, что машина нарисуется так быстро. Я несколько минут постоял, бесплодно изучая горизонт. Водительницу это нисколько не раздосадовало. Казалось, она даже рада передышке.

Симона выглядела изнуренной. Ее можно было понять. Она была образцом микропредпринимателя XXI века, чей труд грубо эксплуатируют. Жительница Окленда, она рано вставала, чтобы добраться до центра Сан-Франциско, где две смены водила школьный автобус. Для Lyft она развозила клиентов в обеденный перерыв и после смены до самого сна. Работодателей, для которых Симона была контрактником на полставки, уровень ее усталости за рулем не заботил. Повышения она не ждала. «Хотелось бы уже завязать с Lyft, — поведала она мне. — Я тут просто делаю кого-то другого богатым. А могла бы посвятить это время своей компании».

В Голливуде у всех есть незавершенный сценарий. В Заливе у всех есть техкомпания «почти что серии “А“» , работающая в «стелс-режиме» (то есть денег нет, но есть идея, якобы секретная, но на деле только и ждущая признания). «Что у тебя за стартап?» — спросил я. Она не спешила с ответом. Затем осведомилась, не религиозен и не обидчив ли я часом. «Не особо», — заверил я ее.

Пока машина медленно пересекала район Тендерлойн — под автострадами, мимо оживленных лагерей бездомных и освещающих сумерки горящих мусорок, — Симона рассказала мне о своей компании. Называлась она Racy Ladeez — «Игривые дамочки». Разработку сайта Симона оплатила из своего кармана. Это был каталог секс-игрушек с подробными инструкциями для новичков и… «демонстрациями». Само собой, меня это заинтриговало. Однако я так и не понял, какой фишкой Симона собиралась покорить насыщенный рынок секс-товаров — за исключением, быть может, того, что чернокожим женщинам из рабочего класса вроде нее удобнее заказывать дилдо онлайн, чем изучать витрины в секс-шопах в центре города, где полно белых яппи. Хоть в бизнес-плане Симоны и могли зиять дырки, то же самое не помешало тысячам гораздо более глупых стартапов привлечь крупные инвестиции. И уж точно я не мог осуждать ее за энтузиазм. «Я в курсе, что могу стать малышкой на миллион!» — сказала она, когда мы припарковались. Я пожелал ей удачи, помахал на прощанье и стал изучать окрестности.

Среди бетонной паутины возвышающихся хайвеев и серых складов сияла новая многоэтажка. Где-то внутри и был мой новый дом. Я донес сумки до входной двери, на которой была любопытная надпись. «ЖИВИ/ВКАЛЫВАЙ», — гласила она. Быть может, она указывала на прогрессивное и многофункциональное градостроительное зонирование или нечто вроде того. Но скорее это напоминало заповедь. Живи, вкалывай. Чем еще можно заниматься до самой смерти, кроме работы? Или, возможно, надпись предлагала выбор. Можешь жить, а можешь вкалывать.

Это место, прозванное мною Хатой Хакеров, было лучшим вариантом, который удалось найти с ходу. Как и большинство новоприбывших в Залив, я положился на приложение для краткосрочной аренды Airbnb. Жилье стоило 85 долларов за ночь — меньше, чем в среднем по рынку, но все равно больше, чем я мог себе позволить. С другой стороны, находилось оно в месте, которое маклеры по недвижимости называли СоМа , - модном районе, как нельзя более подходящем для моих журналистских и предпринимательских целей. Некогда дешевый промышленный район, теперь он стал прибежищем стартапов, размещавшихся в лофтах в индустриальном стиле, хотя нищих и бездомных отсюда выпроводили еще не всех. В объявлении Хаты Хакеров на Airbnb предпочтение недвусмысленно отдавалось технарям: «Приветствуются мотивированные и серьезные предприниматели, готовые расширить сеть знакомств». Прекрасно. И самое лучшее: «Двухъярусных кроватей нет». Я сказал хозяевам, Броуди и Майку, что был основателем и разработчиком стартапа в «зачаточной стадии». Этого, а также моего улыбающегося фото в профиле и полной предоплаты, хватило, чтобы получить согласие. Броуди и Майк не были владельцами. Я все пробил. Закладной владел парень из Европы, который большую часть времени, судя по всему, серфил на курортах, а техбизнесом занимался в качестве хобби, как принято среди скучающих аристократов. Правовой статус этого договора аренды был, скажем прямо, смутным.

Я нажал кнопку звонка напротив квартиры, помеченной как «КВАРТИРАНТЫ». Сразу же ответил какой-то мужик. Он явно ждал меня. Через некоторое время дверь открылась, и я увидел своего нового соседа — долговязого новозеландца Лиама. Мы проехали три этажа на лифте и попали в тихий коридор с бежевым ковром. «Соседей встречал?» — спросил я. «Еще никого не видал, — сказал он. — В 14-й квартире однажды ночью была тусовка. Мы постучались, но нам никто не открыл». Нашей была квартира 16. Первым делом я отметил горку мужской обуви у входа. Дальше все обстояло получше. Внутри Хата Хакеров была современнее и просторнее, чем могло показаться снаружи. Помещение занимало три этажа — простенький нижний уровень мог использоваться как комната отдыха или качалка, студия на первом этаже включала кухню, гостиную и столовую, а нависающую над всем этим спальню спроектировали как своего рода внутренний балкон. Между полами из темного дерева и шестиметровыми потолками возвышались эффектные окна. Из мебели был обеденный стол со встроенными скамьями и модульный диван во всю ширину гостиной. Неплохо! «Что с ключами?» — спросил я.

«Ключ один», — сказал Лиам.

«Один ключ? — сказал я. — На всех?»

С другого конца комнаты раздался голос: «У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы сообщить Airbnb, что место не соответствует рекламному описанию». Ох. Что здесь еще не так?

Лиам показал мне настенный светильник в коридоре, куда прятали ключ от внутренней двери. Чтобы дотянуться до него, требовались длинные руки или прыжок. Вследствие предположительно незаконных условий аренды и очевидной скупости наших airbnb-хозяев пришлось освоить и другие уловки. По словам Лиама, Хакеры из Хаты никогда не пользовались парадной дверью. Это слишком бросалось в глаза. Я спустился с Лиамом в гараж на цокольном этаже и вышел с обратной стороны здания. Он показал, как дотянуться сквозь решетку до крошечного сейфа, где лежал ключ от внешней двери. Делать это лучше было, пока никто не видит.

Я вернулся наверх, чтобы познакомиться с соседями по квартире. Я не собирался уделять слишком много времени знакомству, коль скоро все мы были хайтек-бродягами без корней, с временными отношениями и статусом, который мог быть пересмотрен в любой момент. Мою комнату можно было забронировать всего на две недели. Как только я подключусь к вайфаю, пора будет искать следующее место с новой меблировкой, новой расстановкой шкафов, к которой придется привыкать, новыми паролями, которые придется запоминать, и новыми соседями, которых опять придется узнавать и забывать.

У окна, за единственным нормальным столом: Радж, мускулистый кодер с напускным мачизмом. Это он кричал через всю комнату. Так он пытался быть полезным. Посреди дивана, сгорбившийся над ноутбуком и излучающий нервозность: Арун, тощий студент из Бангалора, заканчивающий Дартмутский колледж.

На дальнем конце дивана, с наушниками в ушах: Юрий из Норвегии. «Юрий наполовину русский, наполовину араб. Бухает каждый день», — сказал Радж. Юрий сурово кивнул. Единственный, кто сидел за кухонным столом: Диего. Как и другие, он занимался софтом, но его отличительной внеслужебной страстью было «аппаратное ускорение». В иные времена его назвали бы просто энтузиастом-радиолюбителем или скромным завсегдатаем магазинов электроники Radio Shack. Диего был не без странностей. Я бы не удивился, если обнаружилось бы, что пары от паяльника как-то повлияли на его сознание. Частично так оно и оказалось.

Я попросил Лиама показать мою комнату. Его лицо вытянулось, после чего он жестом позвал за собой на нижний уровень квартиры. Спустившись, я чертыхнулся. В «моей» комнате стояло пять коек. Я думал, что снял личное пространство. «Я тоже так думал, — сказал Лиам. — Объявление было расплывчатым». Я перепроверил. В перечне особо подчеркивалось, что «нет двухъярусных кроватей», а в самом низу самым мелким шрифтом действительно предупреждали об «общей комнате». «Подлецы», — согласился Юрий. Приближалось время обеда, я поднялся на кухню на главном этаже. «А есть в чем вскипятить воду?» — спросил я. «Нет. Чувствуй себя как дома», — сказал Диего.

Иммигранты или дети иммигрантов, Хакеры из Хаты уже привыкли к тому, что их повсюду надували. К тому же они были слишком заняты, чтобы поднимать кипиш. Они не переставали работать, даже когда бухали. И всегда брали работу домой. Возомнив себя начинающими предпринимателями, они на самом деле были рабочими-мигрантами с MacBook Pro. Как и тысячи других техработников, родившиеся за рубежом въехали по «специализированным» рабочим визам Н-1В, действительным при условии продолжающейся трудовой занятости. Как и у меня, у всех была идея стартапа. Но в отличие от меня, они имели профессиональную подготовку, исключительно востребованные навыки и возможность заработать в один прекрасный день на прожиточный минимум.

Я плюхнулся на диванную подушку. Какое-то время все молча стучали по клавишам. Затем Радж встал и уставился на меня. «У нас тут типа общаги», — сказал он. Это я уже понял. За два часа я услышал две шутки про изнасилование. «Сейчас будем тебя наказывать», — продолжал он. Я смерил его взглядом. Он был покрупнее, но если бы я врезал первым, с размаху, в нос, то, быть может, избежал бы задуманного им унизительного ритуала. Поднявшийся с нижнего этажа Лиам встал рядом с Раджем. «Ты куришь?» — спросил Лиам. «Что?» — сказал я.

«Ответ правильный», — сказал Радж. Совместное раскуривание косяка на крыше оказалось не самым страшным наказанием. Мы болтали о компах и наслаждались видом солнца, садящегося в залив, которого, правда, особо не было видно. С одной стороны вид загораживали полицейское управление, окружная тюрьма и частные конторы, вносившие залог за освобождение арестованных. С другой — транспортная развязка, под которой ночью возникали брезентовые покрывала и картонные подстилки, исчезавшие днем. «Туда не ходи», — сказал Лиам.

Кто-то предложил заказать пиццу. Ближайшие рестораны, обслуживающие полицейских и адвокатов, были закрыты на обед. «Здесь никто не живет, — сказал

Юрий, — кроме нас».

Я только начинал знакомиться с бесконечным солипсизмом моей новой тусовки. В этом мире набирать лайки в соцсетях было важнее, чем поближе узнавать людей, с которыми вы делите ванную, а достижение жизненных целей рассматривалось как кульминация простого, воспроизводимого процесса, вроде следования инструкции на обратной стороне коробки макарон с сыром. Мы были взрослыми мужиками, которые жили как грызуны в клетке: жмешь один рычаг для доставки пищи, другой для мимолетных развлечений — все по первому требованию. Airbnb и Foodpanda питали плоть, Netflix и Lifehacker — душу.

Не то чтобы у моих технарей совсем не было индивидуальности. Юрий, например, абсолютно точно был мразью. Но все равно мне нравился. Я позвал Юрия составить мне компанию на вечеринке в честь «девушек-разработчиков». Он решил, что у меня есть какие-то инсайдерские знакомства, после чего я стал выглядеть в его глазах прошаренным, хотя вечеринку, как и всю прочую городскую халяву, открыто анонсировали в сети. Сайты Eventbrite и Meetup.com помогали мне расширять социальную жизнь и сокращать расходы. Юрий был благодарен за приглашение. Он предложил вызвать Uber, хотя тусовка была в полутора километрах от нас. Я уломал его пройтись пешком. Как я и предполагал, мы без каких-либо неприятностей миновали стоянки бездомных, окружавшие Хату Хакеров. Вопреки местным поверьям, там жили нищеброды, а не людоеды.

Местом встречи была мрачная высотка в стиле ар-деко будто бы из Готэм-Сити — старый небоскреб PacBell, возведенный для калифорнийского подразделения национальной телефонной компании во времена ее расцвета. Теперь крупнейшим арендатором здания был Yelp — сайт, позволявший полуграмотным анонимам размещать критические отзывы на магазины, больницы, рестораны, бары и другие местные учреждения. Так себе чтиво, в котором преобладал тон мелкого недовольства, но в каком-то смысле ради этого все и затевалось. Yelp зарабатывает деньги, связываясь с владельцами компаний из обзоров и продавая рекламу. По словам предпринимателей, иногда агенты (вынужденные кровь из носу выполнять план) в обмен на ежемесячное размещение рекламы стоимостью несколько тысяч долларов в год обещали «скрывать» отрицательные отзывы на их заведения и положительные на конкурентов. Основанный в 2004 году, за десять лет Yelp достиг годовой выручки в 370 миллионов долларов. Некоторые компании обвиняли Yelp в «вымогательстве». Однако в судебных процессах Yelp торжествовал. Издание Vanity Fair включило руководство Yelp в список «нового истеблишмента». Исполнительный директор Джереми Стопплмен, которому едва перевалило за сорок, лично пожертвовал 125 тысяч долларов Демократической партии и ее кандидатам. Поэтому, когда в 2013 году Yelp переехал в новый головной офис, ленточку разрезала конгрессву-мен Нэнси Пелоси из Пасифик-Хайтс — нарочито богатого района Сан-Франциско. Пелоси превозносила Yelp как «модель хорошего бизнеса» и образец «социальных и экономических двигателей, которые приводят в движение американскую мечту» — мечту, «основанную на вере в будущее, вере в дух предпринимательства, вере в инновации, вере в технологии и, главное, вере в сообщество, потому что Yelp — это и есть сообщество». А самое классное в Yelp было то, что, в отличие от местных газет, которые Стопплмен со своими коллегами-технократами помог выдавить с рынка, Yelp не субсидировал небольшую армию журналистов, донимавших политиков вроде Пелоси неудобными вопросами о взаимоотношениях с партийными донорами или писавших честные, компетентные обзоры ресторанов.

Мы с Юрием стояли у массивных дверей небоскреба и глазели на впечатляющий вестибюль со стенами из черного мрамора и затейливо расписанным потолком в духе китайских гобеленов. У нас была проблема. На тусовку пришло больше народа, чем могло вместиться. Юрий беззаботно пожал плечами перед непреклонным охранником, который, к моему удивлению, пригласил нас жестом к позолоченному лифту. Кнопок в нем не было. Я впервые столкнулся с «умным лифтом» — коварным устройством, которое обеспечивало дополнительную линию защиты от сброда снаружи, будь то изворотливые халявщики вроде нас или рестораторы, доведенные до белого каления дебильными отзывами на Yelp.

Двери открылись, и мы увидели толпу напившихся пива студенток в однотипных футболках, неподвижно окружавших стойку диджея. Онлайн-радио Pandora, которое, похоже, задалось целью выдавить с рынка музыкантов, по иронии судьбы прислало живого человека сопровождать приглушенным аккомпанементом фоновый ритм околорабочей болтовни. Над толпой сияло имя великого спонсора: Yelp.

Как и анонсировали, «девчонок» было больше, чем на обычных техмероприятиях, хоть они и группировались по небольшим обособленным компашкам. Я поговорил с имевшей, очевидно, самые благие намерения организатором о насилии, насмешках, неприятии и снисходительности, с которыми сталкиваются женщины в технических профессиях и которым призвана противодействовать эта вечеринка — вместе с другими, более масштабными усилиями. Я не мог искренне ответить, что делаю все для исправления ситуации, поскольку привел с собой компаньона, которого интересовало только то, с кем бы перепихнуться. Большой неуклюжий блондин на костылях проковылял сквозь круг женщин в корпоративных футболках к диджейской стойке, схватил микрофон и начал кошмарно читать рэп. Пора двигать дальше.

Я зигзагами пробрался через расфуфыренную толпу, на каждом шагу замечая на лицах причудливую смесь наслаждения и напряжения. В чем был смысл подобных сборищ? В налаживании контактов, конечно. Получить работу получше, затем еще лучше, и так до тех пор, пока не заработаешь свои «да-пошел-ты-деньги», которые позволят наконец сказать: «Да пошел ты, босс, я ухожу». У каждого было свое представление о величине этой суммы, но все сходились на том, что ее должно было хватить, чтобы больше никогда не работать и не посещать эти псевдотусовки. Большинство посетителей, похоже, работали на Yelp и, будучи далеки от накопления «да-пошел-ты-денег», были вынуждены ошиваться здесь. Но кое-что еще привело сюда всех этих людей — тревога, переполнявшая их в незнакомых местах.

Жизнь за пределами пузыря стартапов была пугающей и непредсказуемой. Внутри него было безопаснее. В техмире Залива «веселье» было обязаловкой, а опьянение всячески поощрялось. Скажем, в баре Yelp наливали три вида первоклассного крафтового пива, разное вино и крепкое спиртное. Это было не разовое предложение ради столь почетных гостей, как мы, а постоянный ассортимент бара. Обычно открытый только для сотрудников, Yelp Cafe имел идеальный пятизвездочный рейтинг… на самом Yelp. Как написал один комментатор, «по ходу, я вообще уже не покину офис!». Ну как бы да, — на то и расчет.

«В крупных компаниях такое встречается сплошь и рядом, — сказал Юрий. — В GitHub бар на каждом этаже, а еще потайная комната с редкими вискарями. Безумие какое-то». (Наш сосед Арун утверждал, что был в этой комнате, но ему запретили фотографировать.) От этого и вправду малость отдавало безумием — раздавать неограниченную еду и выпивку любому зашедшему с улицы. Я снова наполнил пластиковый стаканчик крепким элем и захватил нам обоим тарелку спринг-роллов с арахисовым соусом. Мы с Юрием глянули друг на друга, затем на толпу. Это была какофоническая ярмарка гиковского расточительства, бушевавшая высоко над городом всю ночь напролет — вернее, до девяти вечера, ведь утром всем на работу.

«Как думаешь, так оно все и будет? Или это пузырь?» — спросил я Юрия. Он проглотил спринг-ролл. «Возможно», — ответил он. Лишь позже я пойму, сколь серьезную тему затронул, однако уже тогда было очевидно, что не меня одного заботило, когда и как придет конец этим легким деньгам, как пришел внезапно пузырю доткомов пятнадцатью годами ранее. «Но этот пузырь отличается от того, что был в 2000 году, — продолжил Юрий. — У этих компаний есть клиенты и прибыль». И правда, всего за неделю до вечеринки Yelp впервые отчитался о чистой годовой прибыли — после двух лет убытков на фондовом рынке и еще восьми лет в качестве крупного, быстрорастущего, однако нерентабельного стартапа. Так что отчасти Юрий был прав. Но лишь отчасти. Прибыль была нестабильна, поскольку нестабильны были пользователи — особенно пользователи Yelp. Через несколько месяцев после тусовки акции Yelp обвалятся со своего пика на 75 процентов, что некоторые инвесторы даже назовут «смертельным штопором». (На данный момент курс акций отскочил, но далек от восстановления.) Легко пришло, легко ушло. «Кажись, пора вливаться», — сказал Юрий. Мы разошлись. Я поболтал со стоявшим в одиночку у пивных кранов смуглым чуваком. «И зачем только я всегда платил за выпивку — даже не знаю!» — сказал он. Оно и видно. Я попрощался с коллегой-халявщиком, потому что мое внимание привлек человек такой внешности, что я был просто обязан познакомиться. Он производил впечатление недокормленного участника «Евровидения», которого занесло сюда с рейва, начавшегося еще в конце девяностых. Гвоздем его прикида был ободок на голове с пушистыми белыми кроличьими робоушами, которые вертелись, казалось, как им вздумается. Он стоял в противоположном углу и истошно вопил на компанию женщин. Я подошел и попробовал вникнуть в то, что он несет, но, как ни старался, так и не разобрал его акцента. Пока мы общались, кроличьи уши, будто почуяв мое замешательство, вытянулись в моем направлении. Когда я догнал Юрия, он сказал, что уже встречал кролика-киборга на другой тусовке. «У него стартап по замене визитных карточек одноразовыми личными ссылками. Это будет следующий LinkedIn», — объяснил Юрий. Все мои знакомые ненавидели LinkedIn — сайт для резюме, который за кражу пользовательских контактов и рассылку спама по украденным адресам сравнивали с компьютерным вирусом. Тем не менее невидимая рука капитала оценила эту сетевую чуму в 25 миллиардов долларов. И вот перед нами якобы основатель следующего LinkedIn.

«Ты так думаешь?» — спросил я. Парня с кроличьими ушами было нелегко представить во главе компании стоимостью 25 миллиардов. «Нет», — сказал Юрий.

Мы оглядели свежую партию любопытных тусовщиков, внимавших эпатажному предпринимателю и пялившихся на его головной убор. «Но кто знает? — сказал Юрий. — Иногда может повезти и парню с кроличьими ушками».

Отчаявшимся стартаперам чудачество служило не столько спасительной соломинкой, сколько необходимым знаком отличия. Все технари выглядели так, словно сошли с конвейера, и каждый, кто выделялся хоть чуть-чуть, мгновенно запоминался. Программисты, дизайнеры, разработчики и вереницы остальных интернет-аборигенов тысячами бежали из своих персональных пыльных котлов в Сан-Франциско, край 13-процентного посткризисного роста занятости — и халявы! Они одевались одинаково, говорили одинаково, питались одинаково и думали одинаково. Спустя некоторое время у меня появилась собственная классификация технарей (в большинстве своем это были парни). По моим прикидкам, они делились на три основных типа: клоуны, трутни и быки.

Не все клоуны были столь своеобразны, как г-н Кроличьи Ушки. В среде, проникнутой социальной тревожностью, хватало уже мало-мальской отзывчивости. Как-то вечером, бесцельно слоняясь на фуршете перед техконференцией, я заприметил шумного пухлощекого молодого человека, к которому были прикованы все взгляды за одним из столиков. Звали его Эдриан. Эдриан выделялся не своими идеями. Совсем наоборот. Он был соучредителем стартапа, впаривавшего купоны местных компаний. Компании, в свою очередь, башляли долю с продаж по купонам стартапу Эдриана. Это достаточно продуманная бизнес-модель, однако она уже была задействована — в этом случае известным стартапом Groupon. Сложно укорять подражателей вроде Эдриана, учитывая, насколько богатыми Groupon сделал своих создателей. В 2011 году IPO этой техкомпании стало крупнейшим после Google. Но в течение года Groupon вылетел в трубу, так как инвесторы прознали о сомнительных методах бухучета. Его кичливый основатель Эндрю Мейсон и ранние инвесторы вышли из доли, получив огромные выплаты еще до IPO. Взявший Groupon за образец Эдриан поведал мне, что поднял около четырех миллионов долларов за несколько инвестиционных раундов. Упорство важно, утверждал он. Вкус же — незаменим. «Столько народа пытается быть в тренде, — сказал он. — Надо выделяться!» Эдриан выделялся ярко-синей рубашкой и кричаще-желтой кобурой на поясе, будто бы снятой с лего-человечка. Кобура была достаточно большой, чтобы вмещать громадный iPhone 6 Plus, который Эдриан с готовностью демонстрировал. Он был ходячим воплощением буффонады продавца подержанных автомобилей — и это работало!

Второй тип технарей искренне верил, что сорвать куш позволят их трудолюбие и самоотдача. Это были трутни. Почти все постояльцы Хакерской Хаты были трутнями. Каждый имел таинственный «сайд-проект» — стартап на стадии разработки, который обязательно был либо слишком нескладным, чтобы рассказать о нем, либо слишком технически сложным, чтобы его запомнить. Трутни, казалось, обречены оставаться шестерками до самого конца, всю жизнь мечтая о своем звездном часе в качестве Большого Босса. Однажды вечером на техтусовке мне повстречался неуклюжий великовозрастный эстонец с неприятным запахом изо рта. Его стартапом была мобильная ролевая игра, предлагавшая игрокам окунуться в захватывающий мир создания стартапов и привлечения венчурного капитала. Сдается мне, это был предпринимательский аналог дебютного романа о чаяниях молодых писателей из Бруклина. И не менее захватывающий!

Когда наступал творческий кризис, трутни маскировали его упорством. В светлое время суток они облепляли незанятые розетки, как мотыльки лампочку. Одно из моих привычных рабочих мест славилось призовым столом с массивной столешницей, стоявшим прямо у окна и розетки. Его часто занимал встававший спозаранку пацан из Эссекса, этого оклеветанного края прибрежных отмелей и спреев для загара к северо-востоку от Лондона. Краем уха я слышал, как он делает один холодный звонок за другим, впаривая свой стартап. Его звали Тоби, и мне он говорил, что «само собой» предпочитает Сан-Франциско Эссексу: «Там первым делом спрашивают: „Ты откуда и в какую школу ходил?" Другое дело здесь: „Что у вас за идея и чем вы занимаетесь?"» Чем же занимался Тоби? Он попытался объяснить. Насколько я понял, его стартап как-то связан с записью детей в летние лагеря. Это определенно было его высшей целью — в чем бы она ни заключалась.

Если отложить все это в сторону, возникало впечатление, будто роль трутня только играет ему на руку. У него был завидный выход на венчурный капитал — еще одного британца, эмигрировавшего, чтобы устроиться в фонд Sequoia Capital, являющийся одним из крупнейших игроков рынка. А кроме этого, у Тоби были уже запущенные проекты. На его фоне я чувствовал себя лоботрясом. Такими темпами Тоби станет первым в мире миллиардером, разбогатевшим на записи в летние лагеря по интернету, прежде чем я разберусь, где поймать автобус .

По крайней мере, трутни были тихонями. Самыми невыносимыми представителями техтусовки были те, кто излучал наибольшую уверенность, что им суждено стать следующим Марком Цукербергом. Они представляли собой последний тип — быков. Быки были сильно пьющими качками, всегда выглядевшими на 25 лет независимо от возраста. Большинство были белыми, но в Хате Хакеров быковал индус Радж. Подражая властному мачизму своих накокаиненных авторитетов из финансового сектора, быки были полны решимости преодолеть застарелый ярлык компьютерного нерда как жеманного евнуха.

Будучи в глубине души неуверенными в себе, быки редко ходили по одному. Однажды я потягивал чай на скамейке рядом с ватагой косивших под технарей простачков, которые расселись, широко раздвинув ноги, и выпендривались своими недавними собеседованиями. Накачанный чувак в бейсболке рассказывал, что недавно получил предложение от кабельной сети на позицию веб-разработчика. Но он планировал тянуть с ответом как можно дольше в ожидании предложения пожирнее из компании покруче. Другой парень обходил один стартап за другим. Здоровяк подкинул ему непрошеный совет: мысли позитивно. Чеши языком. «Чтоб энтузиазм в каждом слове был», — сказал он. Годный совет, ништяк, братан.

Умение вешать лапшу на уши значило куда больше, чем навыки программирования, дизайнерский вкус или тонкое чутье на рыночный спрос. Несмотря на то что так они компенсировали очевидную нехватку талантов или обаяния, в каком-то смысле быки были умнее и трутней, и клоунов, ибо их подход требовал не столько работы, сколько бравады. Наиболее амбициозным быкам это давало значительное преимущество — свободное время.

Забавнее всего быки выглядели, когда сами себя загоняли болтовней в тупик, в чем я довольно скоро убедился во время еженощной охоты за халявой в окрестностях района Марина, где разговорился с коренастым стартапером, любившим позировать для фотографий с сигарой в одной руке и стаканом виски в другой. Его стартап был фотослужбой для медиакомпаний. По воле случая я работал в аналогичной службе, поэтому спросил, почему некоторые стартапы взлетают, а иные идут ко дну. Он ухмыльнулся. «По ходу, ты совсем недавно в Долине, — сказал он. — Иначе задавал бы вопросы посложнее». Я подтвердил, что провел тут меньше недели, и поинтересовался, как долго здесь он. «Шесть недель», — ответил стартапер. Убеленный сединами ветеран, кто бы только мог подумать!

Время от времени в тусовку попадал тот, кто выбивался из всех категорий и был не просто клоуном, трутнем или быком, но подлинным, выходившим за любые пределы оригиналом. Именно такого я встретил тем вечером, когда мой календарь развлечений, обслуживавший по первому же требованию, привел меня к большому каменному зданию на Маркет-стрит. На первом этаже размещались два элитных магазина одежды. Над ними было несколько этажей офисных помещений премиум-класса, два из которых были арендованы организатором сегодняшней вечеринки, NerdWallet. Я слышал об этом сервисе впервые, как и большинство остальных гостей, встреченных мною наверху. Для нас это был лишь очередной безразмерный офис какого-то стартапа с отличным видом из окна, настольным футболом и бесплатным баром.

Конечно, по счетам приходилось платить. Наше присутствие удостоверяло существование этого предприятия и молчаливо подтверждало права NerdWallet потреблять все эти ресурсы и занимать такую площадь. Позариться на предлагаемую здесь халяву означало дать согласие на использование своего образа в онлайн-маркетинге. Гостей поощряли постить фотки, цитаты и сплетни с тусовки в Twitter, Instagram и вообще куда угодно, лишь бы с уникальным хэштегом. Такова была общепринятая практика стартапов: от души потчевать алкоголем гостей, вербуя их в качестве агентов сарафанного радио. По туманным причинам к организации собственной приветственной вечеринки NerdWallet привлек еще один мутный стартап под названием Muck Rack, продававший контакты журналистов маркетологам. Я так и не понял, как это произошло, но именно Muck Rack перетянул на себя все внимание посредством дурацкого хэштега мероприятия #MuckedUp. Организаторы подлили масла в огонь, установив в помещении проектор, выводивший на стены все твиты с хэштегом. Лишь единицы воспользовались этой возможностью по назначению. Зато диверсант извне угнал хэштег вечеринки, запостив его вместе со ссылкой на книгу «Токсичные отходы полезны вам: ложь, гребаная ложь и индустрия пиара» . Каждые несколько минут на стенах красовалась провокационная обложка — суровый полутораметровый приговор всем собравшимся. Позже я связался с виновником, признавшимся, что хотел лишь устроить срач, как издревле повелось в твиттере. Он даже не догадывался, что рассчитанный на мгновение троллинг обратился назойливой отповедью собравшимся медийным краснобаям, но пришел в восторг от такого результата. Большинство же сделало вид, что ничего не произошло.

«Я особенно рад, что сегодня среди нас журналисты и пиар-менеджеры, — сказал один из организаторов, 21-летний ветеран пиара, взяв микрофон для приветственного слова в честь нового праздничного настроения, царившего между некогда враждовавшими профессиями. — Лучшие отношения — это симбиотические отношения. Нам нравится, когда мы вам нравимся. Наслаждайтесь коктейлями».

Позорно? Спору нет. Но как я, стоя с халявным бухлом и тарелкой закусок в руках, мог судить? Я проворно увернулся от беседы со скучающим техрепортером Bloomberg News лишь затем, чтобы нечаянно угодить в лапы представителю сельскохозяйственной промышленности, желавшему поведать мне абсолютно все о пластике. Так и пытают писателей, забредших в мир технологий. Вернуться отсюда в целости и сохранности невозможно — после того как ваши мозги растолкли в пюре новомодным жаргоном. Меня быстро утомили дешевые понты и липовый энтузиазм. Я искал более циничной компании, но удовлетворили бы меня сейчас хотя бы несколько честных слов.

Я ретировался к подоконнику, где в одиночестве сидел мужчина средних лет — спиной к улице, плечи опущены, взгляд в телефон. Хотя он ограничивался тем, что прихлебывал пиво и молча наблюдал за происходящим со стороны, его было невозможно не заметить. Он казался выше всего этого. Говорили, мол, крупнейшим состоянием в Кремниевой долине обладают самые неопрятные с виду люди. Согласно этому правилу, мужик мог быть миллиардером уровня Давоса. У его ног валялся потрепанный рюкзак. Джинсы полиняли, клетчатая рубашка наводила уныние. Из-под бейсболки выбивались густые черные кудри. Настроение у меня было так себе, однако нечто в этом человеке заставляло меня чувствовать себя более коммуникабельным. Я присел рядом. Чтобы завязать беседу, я спросил, что у него за смартфон. Какая-то незнакомая модель. «Это? Обамафон», — сказал он. У него был хриплый голос заядлого курильщика. «Что еще за Обамафон?» — спросил я. «Дают такой, если получаешь государственные пособия», — объяснил он.

Я понимал, что кудрявый мужчина чем-то отличался от всех. Он пожал мне руку и улыбнулся, наградив меня благодушным взглядом налитых кровью глаз. «Меня зовут Лоуренс . Я много дую», — сказал он.

Той ночью его привело на вечеринку счастливое совпадение соседства и любопытства. Как и я, он наткнулся на приглашение в сети. «Многие крупные игроки не любят афишировать свои инвестиции. Я просто хотел посмотреть, что это за чуваки, — сказал он. — Сам понимаешь, недвижимость здесь элитная. Я живу в пяти кварталах отсюда».

Лоуренс жил в Сан-Франциско двадцать лет, осев здесь после продолжительных переездов, в том числе из Нью-Йорка в Техас, где, будучи африканским евреем, ощутил себя не в своей тарелке еще пуще обычного. Лоуренс рассказал, что родился в бывшей британской колонии Родезии, пережил тамошнюю войну за независимость и застал появление современного Зимбабве. «Мой батя привез туда как-то Боба Марли с концертами. Видался с этим кентом, когда был совсем мелким», — сказал он. Проверить это не удалось. Как и большинство заявлений Лоуренса.

У Лоуренса было свое приложение. Именно оно служило пропуском, который гарантировал ему бесплатную еду и пиво на любой техтусовке города. Хотя приложение даже не доделано — и весьма далеко от завершения. Оно находилось на стадии предварительной разработки в глубочайшем стелс-режиме. На вопрос, что же это за загадочное приложение, Лоуренс отвечать отказался. «Мужик, — сказал он, — а как же коммерческая тайна?»

Я стал упрашивать. «Да ладно, колись, — сказал я. — Я никому не скажу. Да и кому мне рассказывать?»

«Лады, мужик. Тебе расскажу, — ответил он, заговорщически наклонившись ко мне. — Это игра. Знаешь Angry Birds?»

«Ага, — сказал я, — Angry Birds знаю».

«У меня совсем как те злые птицы, только там нет птиц и никто не злится».

Лоуренс был моим героем-стартапером.

Он изобрел идеальный питч . Angry Birds скачали предположительно три миллиарда раз, то есть либо в нее играл каждый второй живущий человек, либо большинство игроков в отчаянии стирали игру и вскоре ставили заново, и так снова и снова. О чем бы ни говорили эти цифры, аналитики оценили компанию-разработчика Angry Birds в девять миллиардов долларов. Это и обеспечивало гениальность обворожительно скромной подачи Лоуренса: какой инвестор откажется вложиться в точно такую же игру, как Angry Birds, но новую и другую?

Ввиду обязательства хранить конфиденциальность мне больше особо нечего сказать о секретном приложении Лоуренса. Тем не менее раскрою, что среди прочего в ней нужно нажимать на листья марихуаны, которые по множеству причин, включая правила Арр Store и озорной обдолбанный обскурантизм, носят лишь случайное сходство с реальными листьями марихуаны.

Паранойя Лоуренса имела по крайней мере две веские причины. Первой была травка. Второй — опыт. Он рассказал, что посетители стартаперских мероприятий иногда воруют идеи. И он лично наблюдал, какой секретностью лидирующие техкомпании окружали свою интеллектуальную собственность. «У меня была экскурсия в офисе Zynqa. Мне пришлось подписать соглашение о неразглашении», — сказал он. Zynqa разработала игру FarmVille, которая спамила пользователям Facebook бесчисленными оповещениями и позволила выйти компании на семимиллиардное IPO, пока обвинения в мошенничестве (убытки от которого были позднее погашены) и изжившее себя партнерство с Facebook не привели к обвалу стоимости акций. Спустя десять лет после IPO акции компании стоили три жалких доллара за штуку. По словам Лоуренса, больше всего в Zynga охраняли подвал, в котором находился огромный дата-центр. Вид этого подвала произвел на него неизгладимое впечатление. «Что они там хранят? Я не знаю», — сказал он. Мы могли только гадать. Список рекордов? Секретные чит-коды? Сложные поведенческие паттерны потребителей, раскрывающие их личные предпочтения в разведении виртуального скота?

Я почувствовал, что Лоуренс может стать для меня своего рода наставником. Мы выпили еще по пиву за счет заведения и обменялись телефонными номерами.

Следствием бесплатного бара стало то, что я заблудился на пути в туалет. Волочась по узкому коридору, я заметил две сенсорные панели на стене рядом с раздвижными дверями. На панелях, помеченных как «СЕВЕРНЫЙ ОТСЕК ДЛЯ СНА» и «ЮЖНЫЙ ОТСЕК ДЛЯ СНА», приветливо светился зеленый круг и знак «ОТКРЫТО». Я проскользнул через двери, чтобы взглянуть на один из отсеков. Он был просторнее многих спален, рекламу которых я видел, и приватнее моего жилья в Хакерской Хате. Двухместные двухъярусные кровати с гораздо более мягкими простынями, чем я привык, были вмонтированы в стену. Поселись я здесь, кто-нибудь заметил бы? Сложнее всего будет ежедневно проходить мимо охранников без рабочего пропуска. С другой стороны, учитывая все эти уютные койки и чистые ванные, душ, комнату для йоги, быстрый вайфай, торговые автоматы, плюющиеся компьютерными девайсами, ежедневный кейтеринг на обед и ужин, 80 наименований алкогольных напитков в домашнем баре, зачем мне вообще отсюда куда-то выходить? Все, что нужно человеку для выживания и эффективного программирования, было в штаб-квартире NerdWallet.

Я бродил по обширному пустующему крылу офиса. Кто оплачивал все это? И почему? Что вообще за NerdWallet такой? Женщина на тусовке пыталась объяснить мне, но поскольку сама только устроилась сюда, тоже толком не понимала.

Впоследствии я провел небольшое расследование. Старожилы NerdWallet в анонимных постах на сайте Glassward (типа Yelp, только про работодателей) описывают культуру «страха, лицемерия и слабой коммуникации». Один назвал начальство «вероломными, чахлыми душонками, жаждущими заграбастать столько денег, сколько возможно» у инвесторов, сотрудников и клиентов. Другой замечает: «Неясно, что из себя представляет наш продукт».

Эта компания, загадка даже для собственного персонала, утверждала, что имеет 30 миллионов пользователей, хотя проверить это было невозможно. Что любопытнее, недавно она получила «огромную сумму» от одного из ведущих венчурных фондов Долины, Institutional Venture Partners. Как сообщает Reuters, за первый инвестиционный раунд NerdWallet собрал 64 миллиона долларов — «гораздо больше, чем им было нужно», — получив оценку в «100–200 миллионов». Это означало, что некоторые крупные игроки в Кремниевой долине считали NerdWallet следующим «единорогом» — компанией, чья оценка превысит миллиард долларов. Подкрепление своих амбиций такими крупными инвестициями позволит NerdWallet привлечь еще больше в дальнейшем, что еще сильнее укрепит его будущий статус единорога и принесет еще больше денег, поскольку, если все пойдет по плану, компанию будут знать уже в каждом доме. Вот так единороги Кремниевой долины обретали плоть и кровь силой желания. Это было самое волшебное в них.

Но единороги, как и многие редкие виды, находятся под угрозой. В 2015 году уже ползли слухи о надвигающемся вымирании единорогов. Инвесторы довольствовались тем, что штамповали длинные, закрученные как моллюски рога и водружали их подобно праздничным колпакам на головы вьючных мулов. Живее, NerdWallet! Как свидетельствовала роскошная обстановка, мул тащил кучу денег.

Большие оценки явно были чрезвычайно важны для успеха стартапа. Но что из себя представляет оценка на самом деле? Я потратил много времени, пытаясь определить это. Никаких правил не было — на самом деле. Оценки — это искусные небылицы учредителей и инвесторов. После того как самопровозглашенные компанией финансовые показатели прогоняются через разнообразные произвольные формулы — рассчитывающие ожидаемые будущие доходы, предполагаемые темпы роста и потенциальную общую емкость рынка, — заинтересованные стороны сходятся на правдоподобно раздутой цифре, которая отражает не то, сколько стоит компания, а то, сколько она надеется поднять. Чем больше оценка, тем больше сколотят основатели компании и ранние инвесторы. Это не было секретом для ветеранов Долины. Журнал Entrepreneur предположил, что «доприбыльные» стартапы, подготавливающие собственную оценку, должны демонстрировать инвесторам «изощренность», манипулируя цифрами. «Будьте креативными», — советовал автор статьи.

Хотя люди думают, что мы в мире венчурного капитала держим армию закулисных аналитиков, которые подготавливают нас к тому, чтобы сбить ожидаемую оценку стартапа, на которую рассчитывает неопытный предприниматель, нет ничего дальше от истины.

Как сообщил счастливый жокей одного из единорогов техсайту Pando: «Все это сраная случайность. Нет никакой логики в том, как вас оценят».

Оценки не следует путать с доходом, который отражает, сколько денег компания получает с продаж — или утверждает, что получает. Прибыль — это то, что остается у компании после оплаты всех счетов, включая зарплаты, аренду, кейтеринг и чек в баре. В 2015 году стартап, «оцененный» в миллиард долларов, был, скорее всего, убыточным. Эти различия не всегда ясны посторонним, поскольку в Кремниевой долине практически никто — будь то журналисты, предприниматели или технические сотрудники — не стремился прояснить столь щекотливые вопросы, не говоря уже о том, что материальные стимулы и ясность всегда по разные стороны баррикад. Кроме того, большие цифры приятнее на слух. Наружность была всем. Вот почему NerdWallet — даже до своего первого крупного раунда финансирования — оформил семилетнюю аренду роскошного двухэтажного офиса площадью более четырех тысяч квадратных метров. Согласно местной прессе, это было «последнее свободное пространство» на Маркет-стрит. В рамках реновации были заказаны радиовещательная студия и «Стена неудач» на пятом этаже, на которую сотрудники «вешают стикеры с описанием своей последней неудачи». Шестой этаж — стена из Lego.

Просторная элитная недвижимость, как и оценка, сигнализировали, что NerdWallet было куда расти. Аренда на соседнем этаже стоила 51 доллар за квадратный фут . Исходя из этого, а также из медианной аренды платы по району, NerdWallet платил, вероятно, более двух миллионов долларов в год собственнику — «вертикально интегрированной» и публично торгуемой компании по недвижимости из Лос-Анджелеса, Hudson Pacific Properties.

NerdWallet выделялся среди мулов-единорогов своими утверждениями о прибыли. Компания зарабатывала на рекламе и партнерской комиссии за навязывание пользователям определенной кредитной карты, ипотеки, страховки, бизнес-инвестиции или студенческого кредита. «Я собираюсь учесть любое важное финансовое решение, которое кто бы то ни было может сделать в своей жизни, — сказал TechCrunch генеральный директор и соучредитель Тим Чен, бывший банкир. — Речь идет о множестве серьезных решений». NerdWallet станет «вашим источником истины для любого финансового решения в жизни», говорится на сайте компании. Размещенный мелким шрифтом в самом низу страницы блок о рекламодателях давал понять, что истину гордо проспонсировали Bank of America, Capital One, JPMorgan Chase, Citibank, Discover и другие финансовые учреждения, а «вознаграждение может влиять на выбор обозреваемых банковских карт, а также на подачу и расположение материала на этом сайте».

Не шучу! На NerdWallet часто встречаются заголовки вроде «Лучшие кредитные карты Bank of America 2015» и «CitiBusiness® / AAdvantage® Platinum Select® World MasterCard®: рецепт бонусов для вашей компании». Все же любят бонусы. NerdWallet был рекламным буклетом кредитных карточек, маскирующимся под «независимую» финансовую журналистику. Под большинством статей была кнопка «Подать заявку сейчас». Я устоял перед этим соблазном, хотя кредитная линия могла бы сделать мой быт в Сан-Франциско менее нервозным.

Я начинал понимать, что технологический бум был не кладезем возможностей, а мотором, который превращал пенсионные фонды беби-бумеров в канапе и выпивку для миллениалов посредством маркетинговых бюджетов стартапов, обеспеченных венчурным капиталом. Здорово, конечно, но я не мог избавиться от чувства, что за всем этим кроется нечто гораздо более угрожающее. Неужели мы были ягнятами, которых откармливали лишь затем, чтобы отправить на убой? Выросши зависимыми от крох фермерского хлеба и капель текилы со стола наших хозяев, могли ли мы стать самостоятельными? Получая образование через онлайн-пирамиды, а мировые новости — через фильтр фейсбука, могли ли мы надеяться понять истинную природу этого механизма, который морочил нам голову с самого рождения? Единороги домчат нас по радуге в страну изобилия или пронзят своими сверкающими рогами?

Кто на самом деле стоял за всем этим? Кто оплачивал мою выпивку? Я хотел разобраться.

К счастью, у меня было несколько друзей в городе, которые рубили фишку. Один мой старый кореш имел хорошую офисную работу, пристойную квартиру, рецепт на медицинскую марихуану и впечатляющую коллекцию вейпов. Я попросил его прогуляться со мной по так называемому Району миллиардеров в Пасифик-Хайтс. Мы поднимались по бескрайним холмам в лучах солнца, всю дорогу вейпя. Большинство особняков выглядели мертвецки пустыми — с затемненными окнами и пустыми подъездными путями. Улицы тоже были подозрительно тихими, за исключением нескольких живописных дорог с интенсивным движением.

Мы встали на верху лестницы на Лион-стрит, откуда мой друг показал красный кирпичный особняк сенатора Дайэнн Файнстайн, который она купила в 2006 году со своим третьим мужем, крупным инвестором Ричардом Ч. «Диком» Блумом. Всего за несколько лет до этого компания Блума Newbridge Capital приобрела контрольный пакет акций большого банка в Шэньчжэне, мировом центре электронной промышленности, как раз вовремя, чтобы навариться на технологическом буме.

Закат отсюда излучал поразительную смесь золота, зелени и лазури. Райончик выглядел неплохим, хоть и тоскливым. Быть может, какой-нибудь любезный миллиардер приютит меня здесь, а я в ответ спляшу и спою.

По мере отдаления от Бродвея особняки становились все больше и вычурнее. Один дом был украшен гигантским роботом с механическим болтом впечатляющих размеров. Серебристый член был устремлен в направлении стоявшего напротив особняка основателя Oracle Ларри Эллисона. Было ли это декоративным намеком на репутацию Эллисона как старого хрена? Хозяин робота оказался мужем дочери покойного сооснователя Oracle Боба Майнера, а арт-инсталляция, ходили слухи, олицетворяла потомственную вражду, хоть владельцы и отрицали это в репортаже Vanity Fair. Как-то под Рождество робот по имени Голиаф был жестоко избит. Согласно San Francisco Chronicle, полиция обнаружила «разбросанные детали робота — включая колпак Санта-Клауса, — которые вели через улицу к дому основателя Oracle Ларри Эллисона»:

Судя по всему, Меган, дочь Эллисона студенческого возраста, в ночь нападения устроила вечеринку. Нетрудно догадаться, что нападавшими могла быть парочка гуляк.

К счастью, член Голиафа остался цел и невредим.

Неподалеку от дома Эллисона на Бродвее за восемь миллионов долларов сдавали помещение с семью спальнями. Дом, говорилось в новостях, был «средоточием стартапов», которое населяли рослые молодые дельцы типа меня и Хакеров из Хаты. Я мог бы неплохо там вписаться, если бы не длинный список кандидатов из «предпринимателей, энтузиастов робототехники и венчурных капиталистов».

Мы с товарищем остановились повейпить напротив угловатого белого фасада самого дорогого дома в Сан-Франциско, принадлежавшего телекоммуникационному магнату, наследнику казино и заслуженному дэдхеду Майклу Клейну и его жене Роксане, повару-сыроеду. Хозяйство Клейнов оценивалось в 39 миллионов долларов. Как я прочел, его интерьеры

украшены белыми потолочными балками, мраморными каминами и затейливыми светильниками (которые даже на кухне напоминают мини-канделябры). Почти все комнаты многократно повторяются — семь спален, семь ванных комнат, четыре туалета, две кухни, две гостиные, два кабинета и три террасы на крыше. Однако баскетбольная площадка всего одна.

По словам архитектора, который проектировал на заказ роскошные особняки, мелькавшие на страницах журналов вроде Architectural Digest, в этих домах никто не живет. «У их владельцев, — сказал он, — еще пять таких».

У некоторых техмиллиардеров эти пять домов стояли в одном месте. Ниже в Пало-Альто Марк Цукерберг приобрел четыре участка, прилегавших к его пятикомнатной квартире стоимостью семь миллионов долларов, за 39 миллионов — в десять раз дороже их рыночной стоимости. Земельный захват призван был сохранить обособленность заднего двора и главной спальни Цукерберга. Примерно тогда власти Пало-Альто приняли закон, ограничивающий доступ к публичным реестрам, чтобы защитить частную жизнь некоторых «местных жителей высокого положения из техбизнеса».

Частная жизнь не умерла, как утверждали апологеты больших данных. Частную жизнь вы могли позволить себе, купив ее по премиальным расценкам.

Что касается меня, мой бюджет не был рассчитан на пять домов. Он был рассчитан на комнату с пятью парнями. Примечательно, как быстро жизнь в тесноте расшатала мои нервы. Я не мог заснуть ночью из-за храпа соседей. Не мог в уединении поговорить с женой по скайпу. Будто я подвергся жестокому психологическому эксперименту, в рамках которого ежедневно побирался на улице, а ночью возвращался в клетку, только чтобы узнать, что все мои вещи переместили, пока меня не было дома. Через несколько дней полного отсутствия частной жизни я стал заводиться с пол-оборота.

Вернувшись в Хакерскую Хату, я обнаружил на диване нового постояльца. Высокого, светловолосого и полностью погруженного в свой ноутбук. Я поздоровался и спросил, откуда он. «Я норвежец. Сейчас занят разговором по скайпу», — сказал он. «О, прости», — ответил я. И сразу же забыл его имя. Радж пояснил, что Новый Норвежский Чувак был первым из предстоящей волны гостей. Въедут еще семеро норвежцев — целая команда стартаперов. Мы подсчитали, что скоро в Хате Хакеров будет на три жильца больше, чем имелось спальных мест.

Но были и хорошие новости: несколько человек съезжали, включая меня. Радж двигал за город или на побережье — он еще не решил. Диего готовился к восьминедельному роуд-трипу, врубая на полную ABBA со своего ноутбука и пуская кольца пара собственноручно сделанным вейпом промышленных мощностей. Юрий выделил комнату в особняке в Пало-Альто с бассейном и джакузи.

Судя по всему, пока я рыскал в поисках пропитания, произошел какой-то мятеж из-за перенаселенности квартиры, а также нехватки ключей от дома, кухонных принадлежностей и тому подобного — что объясняло, почему столько людей торопились съехать. Наш хозяин Броуди позвал безмятежного новозеландца Лиама вы-цеп ил комнату в особняке в Пало-Альто с бассейном и джакузи.

Судя по всему, пока я рыскал в поисках пропитания, произошел какой-то мятеж из-за перенаселенности квартиры, а также нехватки ключей от дома, кухонных принадлежностей и тому подобного — что объясняло, почему столько людей торопились съехать. Наш хозяин Броуди позвал безмятежного новозеландца Лиама выпить пива, чтобы разрядить обстановку, «У нас тут тоже вроде как стартап», — сказал Броуди в свое оправдание.