За неделю до переезда в новый дом Анжелика, Сьюки и Бригитта поднимаются в чердачный чулан, чтобы разобрать старые вещи семейства Хэнкок.

– Да тут хлам один, – говорит Анжелика. – Ничего ценного или хотя бы просто красивого, со вкусом сделанного. – Она толкает носком туфельки пыльную деревянную колыбель, и та покачивается. – Все надо выбросить.

– Моей матери это не понравится, – замечает Сьюки.

– Твоя мать пускай хозяйничает на своем чердаке. А здесь я хозяйка, и я говорю, что от всего барахла надо избавиться.

– Практичная женщина нашла бы этим вещам применение, – задумчиво произносит Бригитта.

– Ты так считаешь? Они же все просто уродливые.

– Но прочные, – указывает Бригитта. – Никто не погнушается таким вот добротным шерстяным одеялом или простынями, когда собственные протерлись.

– Протерлись? Прямо насквозь?

– Так, что просвечивают посередке, где тело соприкасалось с ними больше всего. В материном доме мы разрезали ветхие простыни вдоль и сшивали заново, целыми краями внутрь. Таким образом они служили в два раза дольше. Но эти простыни хорошие, мадам; они еще сто лет не будут знать износа.

– Ну, я никогда не доходила до такой нужды, чтобы резать простыни пополам. Никогда! – Анжелика взволнована. – В общем и целом я всегда содержала в порядке тело и душу.

– Да? И каким же образом? – спрашивает Сьюки. Обеих девочек страшно интересует прежнее ремесло миссис Хэнкок.

– Не имеет значения, – фыркает Анжелика. – Я жила так, как обстоятельства вынуждали.

– Пока дядюшка не спас вас.

– Спас меня? – Анжелика смеется. – Ты действительно так думаешь?

– Ага, – кивает Сьюки. – Он вас спас, и теперь вы можете исправиться и вести добропорядочную жизнь.

Анжелика несколько теряется. Да, тогда она оказалась в отчаянном положении – и конечно же, была рада, что мистер Хэнкок решил стать ее спасителем, – но даже в самый тяжелый час она не допускала мысли, что не сумеет выбраться из беды своими силами.

– Не знаю, право, такой ли уж он герой… – начинает она беспечным тоном.

– А что лучше, мадам? – перебивает Бригитта. – Жить здесь с нами – или в Лондоне, со всеми тамошними сладостями и молодым любовником?

– Ну, у каждого образа жизни свои недостатки, полагаю. По мне, так всегда лучше там, где жить проще. А скажи-ка, Бригитта… эти горемыки, у которых нет постельного белья. Из-за каких своих пороков они впали в столь прискорбную нищету?

– Да ни из-за каких.

– То есть они люди вполне нравственные?

– Настолько нравственные, насколько вообще возможно в нашем мире.

– А. В этом-то и состоит их ошибка. Ты знаешь, где таких бедняков можно найти?

– Ну да.

– Далеко отсюда?

– Минутах в десяти ходьбы.

– Вот что, Бригитта, я поручаю тебе отыскать среди них самых нуждающихся и немедленно передать им эти вещи. А ты, Сьюки, помоги ей. – Анжелика нагружает свою племянницу по мужу тюками простыней и шерстяных одеял. – Когда будете там, найдите телегу и пошлите сюда: на нее погрузим все остальное.

Бригитта нетвердой поступью выходит из чулана, задрав подбородок над огромной кипой белья, которую тащит в руках. Сьюки следует за ней по пятам.

– Осторожнее на лестнице, девочки.

Оставшись на чердаке одна, Анжелика разглаживает юбки. Она очень довольна собой, своим неожиданным благодеянием. Она никогда прежде не помогала бедным, это первое ее по-настоящему доброе дело. «Когда я буду жить в большом доме, – думает Анжелика, – это станет моим обыкновением». Она воображает, как милостиво стоит на пороге, вкладывая блестящие монетки в руку нищего мальчика и его слепой матери. На Рождество она будет посылать копченый окорок в сиротский приют. А когда она умрет, всем там раздадут траурные кольца, и дети-сироты будут горько оплакивать свою благодетельницу.

Снизу доносится стук в дверь – такой резкий и нетерпеливый, словно стучат уже не в первый раз.

– Да пропади они пропадом! – ворчит Анжелика. – Не буду открывать.

Но возможно, там женщина, торгующая ее любимыми сдобными булочками.

После короткого раздумья Анжелика двигается вниз по ступенькам, на ходу убирая волосы под чепец. Стук ненадолго прекращается – и возобновляется опять, когда она уже достигает последнего поворота лестницы.

– Минуточку! – кричит Анжелика и распахивает дверь.

Там стоит миссис Фрост, вся в сиреневом, с раскрытым над головой огромным парасолем с бахромой, напоминающим шатер ярмарочной карусели.

– Добрый день, – широко улыбается миссис Фрост. Она вставила себе золотой зуб.

– О, это ты.

– Я самая. Просто проезжала мимо и вдруг подумала, что было бы славно повидаться с тобой.

– Проезжала мимо? И куда же ты направлялась, интересно знать? В портовые склады? В дубильные мастерские? Или собиралась купить баржу? Даже ума не приложу, миссис Фрост, почему вдруг мой дом оказался на твоем пути.

Миссис Фрост смеется – звонким колокольчатым смехом, который она долго и усердно репетировала.

– Ты меня насквозь видишь. Ну хорошо, я приехала именно к тебе. Хочу поговорить с тобой. Можно войти? – Она уже входит, не дожидаясь ответа. – Наверх, да? В твою очаровательную маленькую… э-э… гостиную?

– Я не смогу напоить тебя чаем, – говорит Анжелика, поднимаясь по лестнице за ней следом. – Я отправила служанку из дома, с благотворительным даром для бедняков. У нас с мистером Хэнкоком, слава богу, гораздо больше вещей, чем нам требуется.

– Ну да, ну да.

Они усаживаются. Миссис Фрост устремляет на Анжелику проницательный взгляд, будто всеми любимая школьная учительница, вызвавшая для беседы непослушную ученицу.

– Ты считаешь, что я тебя бросила.

Анжелика хмурит брови.

– Ты считаешь, что я тебя использовала к своей выгоде, а потом порвала с тобой. Нет-нет, не говори ничего, сначала выслушай меня, моя дорогая. Ибо это не так, голубушка, это совсем не так. Я о тебе ни на минуту не забывала. Я обязана тебе всем, что имею.

– Последнее – истинная правда.

– И я охотно признаю это. В Лондоне я только об этом и говорю. Все знают. Но с тех пор как меня разлучили с тобой… ах, я безумно за тебя переживаю… все думают о том, как же ты одинока здесь и как жестоко нас с тобой разлучили…

– Ты могла поехать со мной. Мистер Хэнкок предлагал тебе. Но ты не пожелала.

– Я все понимаю, Анжелика: ты должна была позаботиться о своих интересах. Тебе совершенно нечего стыдиться. Я тебя прощаю.

– Ты отказалась поехать со мной.

– С тех пор как на тебя обрушился удар судьбы… – миссис Фрост немного повышает голос, – все мои мысли только об одном: как восстановить прежнее твое положение в обществе. Ты претерпела такое падение… Я просто из кожи вон лезла, чтобы создать наилучшие условия для твоего возвращения.

– Но теперь я живу здесь.

– Вот именно. А я могу вытащить тебя отсюда. – Она подается ближе, обдавая Анжелику запахом фиалковых пастилок и гнилых зубов. – Мой большой дом, мой роскошный дом… там у тебя будет все, что твоей душе угодно. Собственная комната, собственный слуга – юный абиссинец, о каком ты всегда мечтала. Мы нарядим его в ливрею, и ты обучишь его манерам – ну или я обучу, если скажешь. Будешь сама выбирать часы работы и сможешь посещать театр хоть каждый вечер.

– Но я вполне счастлива здесь.

– Передо мной тебе незачем притворяться, милочка. Я ведь тебя знаю.

– Ничего ты не знаешь. Я не хочу уезжать отсюда.

– Ты не поверишь, сколько наших друзей жаждут твоего возвращения. Они постоянно спрашивают меня: «Где же Анжелика Нил? Когда она вернется к нам?»

– Однако я от них не получила ни весточки.

– Я назначу тебе очень хороший процент, гораздо лучше, чем девушкам, которых сейчас набираю, и я точно знаю, что зарабатывать ты будешь много. И сможешь выкупить себя, когда пожелаешь.

– Ты хочешь, чтобы я снова сделалась проституткой?

– Я бы не стала употреблять слово «проститутка». Ты никогда не была обычной продажной женщиной, я же знаю. И впредь сохранишь свою независимость, обещаю.

Анжелика ошеломлена.

– Ты хочешь, чтобы я торговала собой в твоем заведении?

– Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Ты будешь полностью свободна в своем выборе клиентов. У меня много совершенно прелестных девушек, готовых исполнять любые прихоти, но ни у одной из них нет признания в обществе. Вот будь у нас, так сказать, лицо заведения, некое знаменитое имя, служащее приманкой…

– Нет. О нет и нет. Я со всем этим покончила, миссис Фрост. – Анжелика встает. – Прошу тебя удалиться.

– Двери моего дома всегда открыты для тебя.

– Я замужем.

– Что, навсегда? – Голубая жилка на виске миссис Фрост начинает биться. – Как долго, по-твоему, ты сможешь выдержать здесь? В этом убогом домишке, с этим твоим дураком мужем? Верно, ты возомнила себя добродетельной женщиной. Так вот, ты вовсе не такая. Ты просто смирилась с обстоятельствами. Бурая краска и дрянная клеенка? Нет, Анжелика Нил, это не ты.

– Мне кажется, ты просто завидуешь.

– Завидую? Чему? Тому, что ты хороша собой? Что ты замужем?

– Да-да, завидуешь! Явилась в мой дом, раздутая от собственной важности – ну прям кошка, нос к носу столкнувшаяся с терьером, – и изо всех сил стараешься убедить меня, что я ничтожество, а сама-то ты теперь о-го-го. Просто не верится, честное слово!

– Знаешь, как о тебе говорят сейчас? – отвечает миссис Фрост. – «А, та самая миссис Нил, которая от безысходности выскочила за какого-то жалкого торговца? Которая не воспользовалась возможностями, перед ней открывавшимися? Которая не сумела противостоять трудностям жизненного пути, ею же самой и выбранного?» Да ты просто посмешище, дорогая моя.

– Ты очень глубоко заблуждаешься. Мой муж купил мне дом. В Гринвиче. Мы идем в гору. Мне никто не нужен – ни ты, ни миссис Чаппел, ни еще кто-либо. Я полностью свободна.

– Ты беспомощна. Ты живешь на содержании. Ты пристраиваешься там, где тебя лучше обеспечивают, как и всегда. Возможно, ты принимаешь это за независимость, но на самом деле ты все равно остаешься шлюхой.

Анжелика отвешивает ей звонкую пощечину.

– Вон отсюда. Убирайся. Убирайся из моего дома.

Миссис Фрост и бровью не ведет. Она разворачивается и неторопливо направляется к двери. На щеке у нее под слоем свинцовых белил слабо проступает отпечаток Анжеликиной ладони.

– Вон! – громче повторяет Анжелика. На лестничной площадке она хватает веник и замахивается на миссис Фрост, словно прогоняя таракана.

Миссис Фрост взвизгивает, подпрыгивает и кидается вниз по лестнице. Но Анжелика бежит за ней следом, охаживая веником по заднице. На последних ступеньках презренная сводня наконец теряет самообладание и верещит:

– Отстань от меня! Отстань!

Она с грохотом распахивает дверь и вылетает на Юнион-стрит, где ливрейный лакей задумчиво мочится в ближайшем проулке, а бродячий пес мочится на колесо ее экипажа.

– Джеймс! Джеймс, быстро сюда! Мы уезжаем!

Лицо у Анжелики горит, глаза сверкают; золотистые волосы выбиваются из-под чепца. Она стоит на пороге, размахивая веником, и пронзительно кричит всем вокруг:

– Эта женщина – гнусная сводня! Она держит самый низкопробный притон разврата и смеет осуждать меня – меня! – за то, что я веду добропорядочную жизнь.

Несколько прохожих на Юнион-стрит (респектабельной улице, где обитает местная знать) с любопытством оборачиваются. Миссис Фрост забирается в свою карету, от волнения оступаясь и спотыкаясь о подножку. В окнах появляются лица, какой-то мальчишка опускает свою тачку с навозом и пялится во все глаза.

– Старая дева, наживающаяся на хорошеньких девушках! – хрипло вопит Анжелика. – Она продает невинность других женщин, но свою бережет! Разве это честно, скажите мне? Разве такое допустимо? – (Лакей щелкает поводьями, и экипаж, подпрыгивая на камнях мостовой, катит прочь.) – Скатертью дорога! – визжит Анжелика вслед. – Чтоб духу твоего здесь больше не было! Тебе здесь не место!

По улице спешит Бригитта, которая уже исполнила благотворительное поручение касательно беспростынных бедняков и теперь возвращается домой. Сьюки, немного от нее отставшая, переходит на бег и жалобно кричит:

– Ах, нет, миссис Хэнкок! Только не на улице!

Запыхавшиеся, испуганные девочки обступают Анжелику с обеих сторон.

– Что она сделала? – спрашивает Бригитта.

– Пойдемте в дом, прошу вас, – шепчет Сьюки, пытаясь увлечь Анжелику за собой, но она не двигается с места, вся словно окаменелая от гнева.

– Сначала удостоверюсь, что эта гадина убралась восвояси.

– Пойдемте, – просит Бригитта. – Она уже уехала. Мадам, она уехала.

Девочки подхватывают Анжелику под руки и осторожно, но решительно заводят в дом.

– Заприте дверь, – говорит она, едва переступив порог. Лицо ее мертвенно-бледно и неподвижно, как маска.

– Что здесь случилось? – спрашивает Сьюки, набрасывая шаль на плечи тетушке.

– Она подлая, низкая женщина. Это приличный дом. Мой муж – джентльмен.

– Конечно, конечно. Пойдемте в кухню. Присядьте. Я вам принесу чего-нибудь выпить. Хотите, сделаю вам глинтвейн?

– Я в порядке. Потрясена только, вот и все. Я ее прогнала вон. – Анжелика вытирает глаза тыльной стороной ладони и ухмыляется. – Она больше сюда не сунется. Но я дам вам один совет, милые мои, и вам обеим не помешает к нему прислушаться. Храните свою невинность. Храните свою невинность, потому что… знаете почему?

– Ну да, – отвечает Сьюки, прочитавшая множество книг на эту тему. – Потому что…

– Я скажу вам почему. Потому что иначе на ней наживутся мерзкие гадины вроде миссис Фрост. И это, попомните мои слова, если вам еще повезет. Ибо в другом случае вы попадете в лапы человека, известного под прозвищем Крушитель. Это очень нехороший человек. Привлекать внимание таких негодяев нельзя никоим образом.

– Я не буду.

– И правильно. Учись у меня уму-разуму. А теперь я, пожалуй, выпью твоего глинтвейна.