Зрелище было не из приятных. Из изрешеченного тела Хартвика, корчащегося во второй смерти, фосфоресцирующим потоком хлынуло молочное свечение. Я подумал об «Орля» де Мопассана. Хотелось закричать. Колеблющееся в воздухе изображение напоминало фигуру на фотографическом негативе. Но какую фигуру! Там была центральная капля, а к ней крепились четыре псевдоподии. Два отростка выступали из нижней части и два поднимались из середины туловища — если это было туловище, а не просто большая голова. Возможно, это была голова. Я увидел огромную пасть с зазубренными краями, которые не были губами. Глаза висели на двойных стеблях с верхних псевдоподических рук, а на внутренней поверхности нижних придатков, казалось, располагались хватательные присоски.

Все тело замерцало перед моими глазами, и я увидел сущность — голос — сущность с Марса. Оно подлетело к столу. Я видел, как молочные пряди растворяются на его поверхности, словно стремясь просочиться в стол. Затем фигура повернулась и бросилась на стул. Оно двигалось вяло, но у меня почему-то создалось впечатление бешеной спешки. Существо искало другое пристанище, другую форму, чтобы войти в нее. Затем оно поплыло к Мюриэл, и она вскрикнула, когда фосфоресценция окутала ее. Но тварь не могла проникнуть ни в неодушевленные предметы, ни в живые тела…

Желеобразная капля на мгновение повисла неподвижно. Затем, внезапно, она стала почти прозрачной. Вся фигура, казалось, растворилась в прядях, потом в паутине. Я видел, как она исчезает, распадаясь на частицы. Частицы превратились в пылинки. Пылинки превратились в атомы. Атомы распались. Призрак дымового кольца взмыл к потолку и исчез. Это послужило Мюриэл сигналом, чтобы отключиться, а для меня, чтобы вспомнить, что я был героем, взять ее на руки и привести в чувство. Мы хорошо сыграли свои роли, пока, наконец, я не прошептал ей:

— Все кончено, детка. Возьми себя в руки, сейчас же. Все кончено.

Мюриэл открыла глаза и подалась ко мне. Это должно было сделать меня счастливым, но я нахмурился.

— В чем дело, дорогой? — прошептала она.

— Мне не нравится конец, — сказал я.

— Какой конец?

— Ну, если бы я писал это и ставил себя в роли героя, я бы придумал ловкий научный трюк, чтобы победить злодея и спасти мир. Но мой метод был так груб. — Я пожал плечами. — И все же это было единственное, что могло бы сработать. Существо было слишком умным для нас. Я не мог справиться с его сверхчеловеческим интеллектом. Но была одна вещь, о которой ему было неизвестно. Оно завладело телом Хартвика, и я знал о нем чуть больше, чем он сам. Вот тут-то я и рискнул. Я заставил тебя разложить вокруг всю эту золотарку и простоял здесь, пока она не чихнул. И как раз вовремя. К счастью для всех нас Хартвик страдал от сенной лихорадки.

Я снова вздохнул и покачал головой.

— Как редактор, настоящий Хартвик никогда бы этого не одобрил. Как я пишу, я этого тоже не одобряю. Но черт побери — сенная лихорадка только что спасла мир!