Глава пятнадцатая
Люди замерли. И машины. Даже пламя, охватившее головной «Паккард», выглядело, как на картинке комикса. Похоже, но все равно рисунок есть рисунок.
Только они трое продолжали двигаться в обычном темпе. На них действие прибора не распространялось, расчет конструкторов в том и заключался. «Растянутое настоящее» – еще один своеобразный вид оружия, или – способ переиграть невыгодно сложившуюся ситуацию, что почти одно и то же.
Юрий и Лихарев в свое время проходили спецкурс, а Антон по своей природе был невосприимчив ко многим аггрианским методикам, что и позволяло ему работать на Земле в одиночку.
– Что теперь? – Валентин продолжал обращаться к форзейлю, как к старшему.
– Держи момент. Хоть минуту. Я сейчас… – метнулся в переулок. Это надо же так рассчитать, и на окна «топтуны» смотрели с утра до вечера, и любого неуместного, на их взгляд, прохожего профилактировали за час, а то и два до проезда кортежа, а появление террористов прозевали. В нужный момент пары наблюдателей разошлись на максимально допустимую их правилами дистанцию в противоположных направлениях.
Зато монстры – вот они! Антон не промахнулся ни разу, и Юрий показал, что знает, для чего придуман пистолет. Прежде всего – изъять оружие. Гранатометы могут представлять не только следственный, но и познавательный интерес.
– Юрий, забери!
Писатель, восстановив былые навыки, ничем не похожий на расслабленного интеллигента, подобрал ракетные трубы. Одна пустая, тошнотворно воняющая дымом вышибного заряда, две – боеготовые.
– Не нажми там чего, хрен знает, как они устроены. Монстры – твои?
Фонари с Арбата светили слабо, но Антон умел читать газету при свете звезд, даже луна необязательна. Здесь для него было светло, как днем.
– Они самые. Копия. Пусть я и видел их минуту-другую – один в один. Может, те же самые… – Юрий нагнулся, повернул ногой голову удачливого стрелка, чтобы рассмотреть то, что следовало считать лицом.
– Гориллоиды…
Антон пытался вспомнить, не видел ли он, хоть случайно, нечто подобное в атласах по ксенозоологии. Нет, точно нет. Среди попавших в сферу внимания исследователей Конфедерации таких гуманоидов не встречалось. Откуда же их завезли? Или – откуда сами явились?
– Точно мертвые? – спросил Юрий.
– Куда мертвее. А ты молодец. С двух рук по двум целям – и все там.
Действительно, дырок в бочкообразных торсах было достаточно. Считать некогда, если одна-другая пуля и ушла в «молоко», общий итог тянет на «отлично».
– Забрать бы их, и в морг…
– Как выйдет. – Антон сейчас думал о другом.
Покушение на Сталина. Такого не было ни разу, судя по достоверным данным. Один раз немцы послали спецгруппу, вооруженную специально разработанным мини-гранатометом. Но то уже было в сорок четвертом.
Кому это нужно сейчас? До какого порога мы дошли? Все вместе и по отдельности? Вопрос о власти, как его ставил товарищ Ленин? Власть валяется под ногами, нужно успеть ее поднять? Сегодня рано, завтра будет поздно? Шульгин с его Испанией сделал не то, что требовалось кому-то, сам Антон своими делами в Лондоне и здесь активизировал истерическую реакцию неведомого врага? Или за ним потянулись щупальца тайного хозяина Замка, по пути загребая правых и виноватых? Откуда ему знать, как принято поступать с бежавшими от Просветления? Может, их положено ловить по всей Галактике всеми способами и без срока давности? Но это – его личные проблемы. А здесь что делать? Сейчас?
В любом случае – по простейшей логике, Сталина нужно спасать. Если в дальнейшем логики окажутся другими, успеем разобраться.
Пройдя поперек Арбата во все еще остановленном мире, Антон спросил Лихарева, рассматривающего практически исправную машину вождя:
– Как мотивировать будешь, придумал?
– Проще всего. Поступила новая шифровка от Шестакова, а она действительно поступила. Я решил доставить ее лично и немедленно. Иосиф Виссарионович разрешил мне отдыхать, и это тоже правда. Я узнал, что он выезжает, выехал. Сел в машину и поехал следом. И увидел вот это…
– Пожалуй, сгодится. По секундам никто теперь разбирать не будет. Где твоя машина?
– Вон, – Валентин указал на припаркованный чуть дальше подъезда «Гудзон».
– Так. Мы – кто? Я бы хотел познакомиться с Хозяином в качестве одного из спасителей.
– Сложнее… Английский дипкурьер – не идет. Хотя… Откуда Сталину знать? Давайте оставим Говарда Грина в качестве нашего человека при Черчилле и его команде. Сегодня это актуально. Сумеете сыграть?
– Я-то сумею. Как я очутился именно здесь? Думайте, быстрее думайте. В вашей машине?
– Есть! Я договорился с вами о встрече. Еще днем. Сталину не сказал, желая предварительно разобраться самому. Тут телеграмма. Я выехал из Кремля раньше кортежа, это важно, такие моменты фиксируются, подобрал вас где-то в городе и взял с собой, желая устроить сюрприз. Иногда такие вещи Хозяину нравятся. А уж что будете говорить вы, если придется, думайте сами.
В голосе Лихарева прозвучали едва уловимые злорадные нотки.
– Скажу, за меня не бойтесь. Юрий, конечно, будет лишним, троих никак не свяжешь убедительной легендой. Уважаемый, выражаю вам благодарность перед строем за мужество и героизм, – сказал он писателю. – Пустую трубу бросьте, где взяли, заряженные унесите домой. «Винчестер» тоже. И ждите. Остальное мы организуем сами…
Когда они остались вдвоем, Антон отошел к «Гудзону», присел за передним крылом.
– Теперь запускайте ленту на полный ход. А я как бы прячусь, не хочу шальную пулю получить, что не исключено…
Лихарев тоже укрылся, за сталинским «Паккардом», и отпустил время. Как это насилие над законами природы скажется на действительности, предвидеть не мог никто. Из присутствующих, естественно. Изобретатели наверняка знали, отчего инструкции и требовали использовать эффект только в самых исключительных случаях.
Мгновенно все вокруг задвигалось, два квартала Арбата превратились в подобие павильона «Мосфильма», где снимается полномасштабный советский боевик. Покруче «Места встречи…».
Надо отдать должное службе охраны, у них существовали четкие планы действий на все возможные случаи жизни. Постреляв и убедившись, что нападение как таковое завершено, часть охранников оцепила машину вождя, остальные вместе с «наружниками» принялись осматривать место происшествия. Кто-то по уличному телефону уже поднимал по тревоге Кремлевский полк и опергруппы НКВД.
Лихарев, которого многие охранники знали в лицо, возник у заднего крыла «Паккарда», дернул на себя ручку дверцы.
Сталин, как всегда, ехал на откидном сиденье, а на заднем размещались двое сотрудников в качестве живых щитов и подушек безопасности. Поэтому от удара он совсем не пострадал. В отличие от начальника охраны Власика, сидевшего рядом с водителем, как следует приложившегося головой о лобовое стекла и потерявшего сознание.
Вождь отнюдь не впал в панику, скорее спокойствия у него даже прибавилось. Если с юности был абреком и дерзким экспроприатором, с годами можешь стать осторожнее, но уж трусливее – почти никогда. Кроме того, к покушению он был готов всегда, самостоятельно изобретая все новые меры безопасности и твердо реализуя их, не беспокоясь, что многим это кажется обыкновенной паранойей.
– Вы откуда здесь, товарищ Лихарев? Так быстро доехали? – О потерях среди сотрудников, вообще ни о чем, что волновало бы сейчас обычного человека, он не спросил.
– Так получилось, товарищ Сталин. Все в порядке, нападавшие уничтожены. Если разрешите, я сяду за руль, водитель сейчас не вполне готов. Куда прикажете, обратно в Кремль или все-таки на дачу?
– А куда поехали бы вы?
– Конечно, в Кремль. Стены, войска, пункты управления и связи.
– Значит, едем на дачу. Одна машина сопровождения впереди, другая сзади. Остальным заняться своими делами. Нападавшие задержаны?
– Все убиты.
– Не совсем правильно. Кого допрашивать будем? Ладно, поезжайте, на месте доложите подробности.
Власик исполнять свои обязанности не мог, Валентин наугад ткнул пальцем в первого попавшегося – остаешься за старшего. Велел дождаться прибытия опергрупп, дать руководителю следствия необходимые показания, устранить все вещественные следы. С населением близлежащих домов провести положенную воспитательную работу.
Антона в общей суматохе принимали за своего, облеченного немалой властью, раз он по-свойски разговаривал со всеми, включая Лихарева. Первым делом подобрал трубу гранатомета и притороченный за спиной стрелка запасной выстрел в чехле, потом самолично замотал головы монстров, чем было. Чехлами с сиденья ближней «эмки» и лихаревскими, из «Гудзона».
– Сюда грузите, – указал он на салон машины.
До охранников, пребывающих в сильнейшем стрессе, похоже, так и не дошло, что они видят нечто сверхъестественное. Скорее им вообразилось, что убитые (удивительно тяжелые) одеты в подобие меховых комбинезонов. Парашютисты, что ли?
Валентин рванул с места «Паккард», за ним вплотную пристроился Антон, одна из «эмок» отработанным маневром вышла в голову кортежа.
Сталинское холодное спокойствие могло означать что угодно. И как угодно завершиться. Нервным срывом с мордобоем, как после убийства Кирова, приказом отстранить начальника охраны, с последующим арестом или без, очередной заменой наркома внутренних дел. Или – благодарностями и наградами. Не угадаешь.
Лихарев и не старался. Был готов к любому повороту, про себя решив, что будут с Антоном до предела возможностей удерживать вождя в рамках и позитивно реморализировать, а если не выйдет… Да что может не выйти? На даче им лично ничто не грозит, а дальше уж как пойдет.
Власика под руки отвели в медпункт при караульном помещении, шоферу замазали зеленкой порезы и ссадины.
Мороз был под пятнадцать градусов, за сохранность трупов Антон не опасался. Приопустил боковые стекла, и пусть пока лежат. С приставлением часового, естественно.
– А теперь по порядку, товарищ Лихарев.
В кабинете они были вдвоем, форзейль пока ждал в вестибюле. Сталин еще во дворе, когда выходили из машин, скользнул по нему взглядом, ничего не сказал и не спросил. То ли принял за незнакомого сотрудника органов, то ли отметил, что человек этот появился с Лихаревым и приехал за рулем его автомобиля, но решил оставить непринципиальный вопрос на потом.
– Вы так же непреклонно уверены, что троцкистские террористы – выдумка? – тихим голосом спросил Сталин, вертя в пальцах неприкуренную трубку. – Это первый вопрос. Второй – вы, кажется, собирались ехать вместе с нами в первой машине? В последний момент передумали. Почему? Третий – из чего в нас стреляли, из пушки? Это была не граната, не мина. Я отчетливо слышал перед взрывом довольно громкий выстрел. Отвечать можете в любом порядке, но быстро. Подумать у вас было время в дороге.
– Ехать я собирался, но меня срочно потребовали к шифровальщикам. Пришла телеграмма от Шестакова. Вот она, – он протянул конверт. – Кроме того, на выезде из Кремля мне нужно было подобрать человека, познакомиться с которым вам будет интересно. Потому я догонял колонну на своей машине. Если бы не такое стечение обстоятельств, я наверняка сгорел бы вместе с головным экипажем…
Сталин кивнул, то ли принимая ответ к сведению, то ли в ответ на совсем другую мысль.
– Стреляли из неизвестного оружия, устроенного по принципу ракеты. У нас нечто подобное испытывается с целью вооружения истребителей-штурмовиков. Здесь имел место ручной, значительно усовершенствованный вариант.
– Вы так быстро успели разобраться? Ночью, в той неразберихе, да еще и героически спасая из-под огня своего руководителя? У вас было от силы две-три минуты, большинство специально подготовленных сотрудников вообще не поняли, что происходит. Не удивительно?
– Товарищ Сталин! Я все-таки военный инженер. Некоторые вещи воспринимаю быстрее, чем выпускники ЦПУ или рабфака. Звук выстрела и факел увидел за пятьдесят метров. Оценил ситуацию. Огонь из пистолета открыл одновременно с охраной. Причем прицельно. Реакция у меня тоже выше средней, вы знаете. В итоге и нападающие были уничтожены на месте, и образец оружия взят еще горячим. Могу предъявить. Кроме того, простите, товарищ Сталин, времени прошло не две минуты, а более пяти. Иногда восприятие в острых ситуациях несколько искажается. В ту или другую сторону.
– Хотите сказать, что от страха я впал в прострацию?
– Нет, товарищ Сталин. Я именно о восприятии времени. Много раз при анализе некоторых происшествий выяснялось, что реально совершенные действия и процессы технически не могли произойти в указанный отрезок… У летчиков-испытателей, например. И наоборот.
– Но вы удачно, как вам, может быть, кажется, обошли вопрос о троцкистах… – Лихарев, проработав с Иосифом Виссарионовичем десяток лет, так и не смог понять (учитывая и его особые способности), на самом ли деле тот имел какие-то особые претензии к Льву Давидовичу. И личных конфликтов у них никогда не было при советской совместной работе, и Троцкий в пору возвышения Сталина не затевал ничего противоестественного, за исключением «общепартийной дискуссии», а это, понятно, совсем не вооруженный заговор. Более того, до двадцать пятого года Троцкий мог сделать со Сталиным нечто худшее, чем высылка в Алма-Ату или в Турцию. Не сделал. И Сталин не сделал. Принцевы острова – это не Магадан. Зато оба получили по интересному партнеру. Троцкий писал книги и развлекался с девушками в Кайокане на деньги мексиканского правительства, Сталин любые проблемы управления страной, а равно и любого неприятного ему человека списывал на происки троцкистов.
Всем было хорошо. До сего момента.
Лихареву подставлять голову не под гильотину, просто под сталинские завихрения было неинтересно.
– Иосиф Виссарионович, пойдемте, я вам предъявлю этих троцкистов. Они готовенькие лежат в моей машине. Я никогда не позволял себе спорить с вами. Как назовете – так и будет. Заодно и учебники перепишем…
– Какие учебники? – почувствовал подвох Сталин.
– Какие угодно. Истории, биологии…
Вождь обладал не только высочайшим для тех времен общим, хотя и бессистемным образованием (до тысячи прочитываемых в день страниц литературных и прочих текстов), но еще и синкретическим мышлением.
– Ну, пойдемте. Всегда хорошо прогуляться по настоящему морозцу. Мозги проветривает. Может пригодиться, как считаете?
Ночь и вправду была хороша. Как одна из первых ночей Лихарева на Земле. Февральская, подмосковная, от легкого ветерка снег сам собой осыпался с еловых лап, да и с неба тоже падали огромные хрупкие снежинки, и, глядя на их медленное парение, о другом думать не хотелось.
Вождь не позволил надежным в иных делах, но совершенно некультурным охранникам НКВД пойти следом. Только один личный телохранитель, сван или осетин по кличке Абрек, постоянно живший на даче, которому Сталин верил беспредельно по причине общего прошлого и еще каких-то, никому не известных факторов, шел тремя шагами сзади. В мохнатой папахе, коричневой черкеске, пряча в прорезном кармане какое-то оружие. «Маузер» скорее всего, который всегда ценился в горах, но точно Лихарев не знал, даже у него личные контакты с Абреком не получались. Известно было только одно – убивать этот специалист умел.
– Ваш друг, которого вы привезли, вышел на крыльцо, – отметил Сталин, не оборачиваясь. – Вы нас познакомите?
– На вашей даче иное невозможно. Как же?
– А зачем он нам нужен? И откуда он?
– Из Англии. Наш человек, «лежал на дне» со времен Вячеслава Рудольфовича Менжинского. А зачем – сейчас увидите. Мне это – трудно…
Антон, не проявив ни малейшего почтения к Сталину (вежливо раскланялся он раньше), специально изображая постороннего по всем параметрам человека, подошел к «Гудзону», распахнул дверцу.
Три выложенных на снег тела произвели впечатление. Даже на Абрека. Он сначала нагнулся, разглядывая лица, с которых Антон сдернул чехлы, потом отступил на шаг. Пистолета при этом не вытащив.
– Алмасты? – спросил он непонятно.
– А хрен его знает, ты или не ты. Видел раньше? – спросил Антон именно у сына гор, который мог знать то, что неизвестно более цивилизованным людям.
Абрек разразился длиннейшей тирадой, непонятной никому, кроме Сталина. И ему, невзирая на должность генсека, пришлось переводить.
– Где вы их взяли? Откуда они появились? Старики в горах говорили, что они появляются в очень плохие времена. С ними справиться невозможно…
– А мы вот справились, – перебил Сталина Антон.
Абрек нагнулся, начал пальцем касаться дырок в телах, что-то бормоча.
– Тут девять, тут девять, тут восемь. Хорошо стреляли. Потому и убили. Из кремневки однозарядной не получится… – опять перевел Сталин. Добавил от себя: – Даже если круглая пуля в одну десятую фунта. Пойдемте в дом. Этих – в подвал, – распорядился он. – Ты, Амиран, лично отвечаешь.
Вопросы о троцкизме, подозрительном поведении Лихарева, иных моментах, связанных с текущей политикой, снялись сами собой.
Расположились на втором этаже, в кабинете. И Лихарев, и Антон позволили первобытному воображению Сталина проявить себя в полной свободе. Никаких посторонних усилий не требовалось. Натуральных трупов легендарных существ хватило. Хотя бы для того, чтобы Иосиф Виссарионович поверил, что напрасно он вообразил себя владыкой России поверх всех бывших властей, мирских и церковных.
Кто ты есть, бывший семинарист, бывший рядовой член ЦК РКП, наркомнац, генеральный начальник партийной канцелярии, ставший Цезарем? Да никто! Вот, пришли за тобой. Спасибо, защитил помощник. Сталин верил, что спас его не кто иной, как Лихарев. Тоже странный человек. Что еще более подчеркивало собственную ничтожность вождя. Вторая ракета влепилась бы в его машину – и все! Траурный Пленум, венки, похороны, выборы нового вождя. Молотова, Андреева, да хоть Кагановича. Какая разница, кто встанет у руля, когда ЕГО закопают?
И сейчас двое абсолютно непонятных ему людей сидят напротив. Лица молодые, суровые. Убить могут сразу. Из пистолетов или руками. Как Павла Первого.
Он не подумал, что убить его можно было и на Арбате, «под шумок», что называется.
Сталин собрал все свое мужество.
– Мы немедленно вызовем самых лучших ученых, пусть они разберутся. С доставленной вами ракетой и пусковой установкой тоже. А сейчас что делать?
Антон увидел, что Сталина именно в этот момент можно брать «голыми руками». Он согласится на все, лишь бы сохранить должность, положение и подобие власти.
– Понимаете, господин Сталин, ВЫ столкнулись со случаем, марксистской теорией не предусмотренным. – Форзейль говорил с легким акцентом, похожим на английский. – Поэтому придется переходить на иную логику. Этих трех мы убили. Ваши профессора разберутся с их анатомией. И что?
Из некоторых источников Антон имел информацию, что, обучаясь в семинарии, Сталин якобы вступил в глубоко законспирированный православный исихастский Орден Безмолвия. Своеобразный аналог иезуитского, но гораздо более тайный. И в качестве послушания ему было предписано внедриться в коммунистическое движение, естественно, «к вящей славе божьей». С целью сохранения устоев и подготовки к грядущему возрождению «Третьего Рима».
Отчего бы и нет? История знает и не такие сюжеты.
– Если из пистолетов можно убить троих, более совершенным оружием справимся и с тысячами. Разве не так?
– Вы снова руководствуетесь обычной логикой. Но вам должно быть известно, что логик достаточно много. И какой из них пользуются эти существа, а главное, те, кто их направил?
Как бы между прочим, он произнес на греческом одну из исихастских монашеских формул: «Не ищи показывать себя превосходящим других, подвиги во имя Веры совершай втайне».
Ни единым движением Сталин не выдал, что воспринял эти слова иначе, чем в их прямом смысле. Понять-то, конечно, понял все, однако прямого, адресованного именно ему пароля не прозвучало. Поэтому можно было продолжать игру, пусть и с учетом услышанного.
– Откуда товарищ из Англии так хорошо знает греческий? В гимназии учились или тоже в семинарии?
– На Афоне выучил. Пришлось там пожить, в связи с обстоятельствами…
– После революции?
– После, господин Сталин. Я, хоть и согласился Менжинскому помогать по причинам, о которых вы уже догадались, до семнадцатого года к вашим движениям не примыкал, по преимуществу оккультизмом интересовался.
– То есть оперативной информацией вы ОГПУ и НКВД не снабжали?
– Нет, и денег не получал. Сначала вживался, потом просто жил, озабоченный куда более важными интересами, чем «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».
– Если пролетарии не будут соединяться, за их спиной соединится кто-нибудь другой.
– Вот «другие» меня занимали куда больше.
– За этим и приехали?
– За этим. Больше не к кому. Да и то едва успел. Что на свете творится? Франко убили, Чемберлена, вас едва не…
– На очереди был бы Гитлер?
– Гитлер, Рузвельт, Муссолини… Император Хирохито. Власти у него не так много, но шум бы все равно поднялся. И беспорядки.
Сталин наконец разжег трубку. Пыхнул пару раз.
Антон смотрел на него с сочувствием.
– Позвольте, господин Сталин, сделать вам небольшой подарок. Это не только от меня…
Он вынул из кармана футляр тисненой кожи с серебряными застежками.
– Здесь трубка одного из лучших британских мастеров. Сделанная специально для вас. Корень вереска, добытый в известном месте, кольцо из монеты тоже не обычной судьбы. Есть мнение, ее стоит не только курить, но и иметь при себе постоянно. Амулет.
Сталин с интересом осмотрел подарок. Трубка и впрямь была хороша. Формой и работой. Легла в ладонь, словно под нее и сделана. На широком, в палец, кольце видны были знаки, скорее всего исландские руны.
– Откуда мне знать, что все не обстоит совершенно противоположным образом? Что она, так сказать, отгоняет демонов, а не, наоборот, приманивает их?
Антон только развел руками.
– Если у вас есть способы проверить – проверьте. Хотите, можете немедленно выбросить. Да хотя бы и в камин. Но поверьте, подарок от души сделан и вреда принести не может.
– Хорошо, спасибо. Непременно проверю, а пока – попробую. Выглядит очень привлекательно.
Разумеется, никакими магическими свойствами трубка не обладала. Антон приобрел ее для себя в славящемся такими раритетами магазинчике на углу Риджент-стрит и Пикадилли, а сейчас решил вручить вождю «под настроение».
Пока Иосиф Виссарионович набивал ее и раскуривал, Лихарев успел доложить содержание шифротелеграммы от Шестакова, пакет с которой Сталин сначала принял, а потом снова передал Валентину. Не хотелось ему всматриваться в не слишком четкий шрифт аппарата. Сколько раз говорил, чтобы заменили, и все никак. А Троцкий продолжает вещать насчет тотальной диктатуры! Какая диктатура, обычное колесо с буквами сменить не заставишь!
В телеграмме Шестаков просил разрешения израсходовать еще два миллиона фунтов стерлингов «на обеспечение заинтересованной реакции испанского правительства к продолжению пребывания нынешней группировки советских войск на территории Республики».
– На взятки, значит, – прокомментировал Сталин. – Разрешим, конечно. Не такие деньги…
– Тут еще дальше. «Прошу утвердить в должности полпреда товарища Овчарова, хорошо зарекомендовавшего себя во время проведения специальных мероприятий».
– Овчаров – это кто?
– Советник наркоминдела, выехавший вместе с Шестаковым в составе его миссии.
– Хорошо зарекомендовал – можно и утвердить. Литвинова спрашивать будем?
Лихарев промолчал.
– Не будем. Литвинова мы все равно решили заменить. Не отвечает требованиям момента. Запишите, Потемкина отозвать, дать другую работу, Овчарова утвердить. Потемкин себя ничем не запятнал?
– Нет, товарищ Сталин. Пассивный немного, а в остальном…
– Значит, полпредом в Монголию. Там все пассивные последние семьсот лет, хотя революцию сделали. Еще что-то есть?
– Шестаков пишет, что из «посторонних источников» располагает сведениями о желании близких к Гитлеру кругов начать с вами конфиденциальные переговоры…
– Желают – пусть начинают. В чем вопрос? Мы, к нашему счастью, не связаны никакими кабальными договорами. Обсудим, в том числе и итоги испанской кампании.
– Здесь еще сказано, что речь может идти о возвращении к принципам Бисмарка и «Бьоркского договора».
– Так? Очень интересно. Я пока не вижу предмета для переговоров, но все равно интересно… Если обратятся, непременно поговорим.
Антон поражался выдержке Сталина. Какие телеграммы от Представителя, какие переговоры с Гитлером, если сам едва спасся и трупы неизвестных на Земле существ до сих пор лежат во дворе?
Другой бы на его месте…
А что другой? Николай Второй в день отречения играл в домино. Черчилль не велел его тревожить на даче в выходные, что бы ни случилось на фронтах. Павел Первый послал убийц по-матушке, великолепно зная, чем для него кончится эта ночь, если не примет требования передать престол сыну.
Правители – народ особый, у них психика особо устроена, а нам, специалистам за ниточки дергать, нужно изучать и приспосабливаться. Каждый раз по-новому.
– И в заключение Шестаков просит разрешения вылететь в Москву. Ничего сверх того, что сделано, он обещать не может. И тут еще… Я не понял. «Для вице-короля обстановка неподходящая».
Сталин рассмеялся. От души. Надо же человеку разрядиться.
– А вам и понимать не нужно. Это у нас с ним такая шутка была. Остроумный человек Григорий Петрович. С хорошей памятью. И – смелый. Наверное, не стоит его на Дальний Восток отправлять. Здесь работы хватит. А теперь оставьте меня. Поработать надо. Переночуете на втором этаже, ты, Валентин, знаешь где. Ужин закажи и гостю ни в чем не отказывай. Завтра встретимся.
– Охрану проверить, товарищ Сталин?
– Зачем проверять? Она свое дело знает. Иначе какая это охрана? Если утром Заковский приедет, с учеными и следователями, пусть работают. Меня не будите. Сам встану, когда нужно будет. Главное, чтобы дождались. Совсем последнее время народ распустился. Скажут – долго товарищ Сталин спит, и поехали по своим делам. А вдруг товарищу Сталину плохо станет? Вдруг ему помощь нужна? Ты уж проследи, чтобы подождали, хорошо?
Это тоже следовало расценивать как до поры беззлобный юмор.
