28

Эцио встретил свой сорок четвертый день рождения в Монтериджони. Виски успела тронуть седина, но его борода сохраняла прежний темно-каштановый цвет. Было начало августа 1503 года. Как-то утром дядя Марио позвал его к себе в кабинет. Там уже сидели Паола, Никколо, Ла Вольпе, Теодора, Антонио и Бартоломео.

– Эцио, час настал, – торжественно произнес Марио. – Яблоко в наших руках. Мы собрали все недостающие страницы Кодекса. Так закончим же то, что когда-то давно мы начинали с моим братом и твоим отцом Джованни… Быть может, нам наконец-то откроется смысл пророчества, зашифрованного в Кодексе, и мы навсегда лишим тамплиеров их власти.

– В таком случае, дядя, мы прежде всего должны узнать местонахождение хранилища. И я надеюсь, страницы Кодекса помогут нам в этом.

Марио открыл свой тайник. Все ниши были заполнены пергаментными страницами. Тут же, на подставке, покоилось Яблоко.

– Я расположил страницы по степени их связанности друг с другом, – пояснил собравшимся Марио. Те молча рассматривали древнее сокровище. – Похоже, здесь представлена карта мира, но более обширного, чем мы знаем. На западе и юге изображены земли, о которых нам пока ничего не известно. Однако я уверен в их существовании.

– Кодекс полон и других изображений, – сказал Макиавелли. – Вот там, слева, видны очертания предмета, похожего на епископский посох. Рискну предположить, что это папский посох. Справа – изображение Яблока. А на средних страницах – дюжина точек, образующих некий узор, смысл которого по-прежнему остается для нас загадкой.

Пока он говорил, Яблоко вдруг засветилось: вначале мягко, затем все ярче и ярче. Свет стал ослепительным и залил все страницы Кодекса, словно объединяя их. Так же неожиданно Яблоко погасло, вернувшись в прежнее состояние.

– Что заставило его вспыхнуть, и непременно сейчас, когда мы говорили о Кодексе? – спросил Эцио.

Как жаль, что сейчас среди них не было Леонардо. Тот объяснил бы или хотя бы высказал какое-то предположение… Эцио пытался вспомнить, что́ его друг говорил о свойствах древнего предмета. Леонардо называл Яблоко машиной, но, судя по поведению этой «частицы Эдема», Яблоко могло быть и… живым существом. И все же, чем бы оно ни было, ассасин верил ему.

– Еще одна неразгаданная загадка, – сказал Ла Вольпе.

– Но кто мог составить эту карту? – спросила Паола. – Кто знал о неоткрытых континентах?

– Возможно, те, кто жил до нас. А континенты ждут, когда их заново откроют, – ответил Эцио, голос которого был полон изумления.

– Неужели это действительно так? – спросила Теодора.

– Быть может, ответы мы найдем в хранилище, – ответил Макиавелли.

– Только сначала надо найти само хранилище! – со своей всегдашней практичностью напомнил Антонио.

– Постойте, постойте… – бормотал младший Аудиторе, вглядываясь в страницы Кодекса. – Между точками проведены линии. Если проследить за ними… Смотрите! Они сходятся в одном месте. – Эцио отошел на несколько шагов и снова вгляделся в рисунок линий. – Быть того не может! Похоже, это хранилище находится в Риме!

Он повернулся к собравшимся. Те без слов поняли его мысль.

– Вот почему Родриго из кожи вон лез, чтобы стать папой, – сказал Марио. – Одиннадцать лет он правит святым престолом, но так и не проник в главную тайну. Хотя он наверняка знает, что хранилище находится совсем рядом.

– Разумеется! – усмехнулся Макиавелли. – В чем-то он заслуживает нашего восхищения. Родриго сумел не только установить местонахождение хранилища, но и завладеть Посохом!

– Посохом? – переспросила Теодора.

– В Кодексе постоянно упоминается две «частицы Эдема», – сказал Марио. – Два ключа. Другого значения у них быть не может. Один – Яблоко.

– А второй – папский посох! – воскликнул Эцио. – Ну конечно! Папский посох – это вторая «частица Эдема»!

– Совершенно верно, – согласился Макиавелли.

– Вы правы, черт побери! – загремел Марио, и его лицо посуровело. – Подумать только! Годами… десятками лет мы искали эти ответы.

– Не мы одни. Испанец их тоже искал, – напомнил Антонио. – Мы даже не знаем, существуют ли копии Кодекса. Быть может, Родриго собрал свою коллекцию. Даже если она уступает нашей, у него достаточно сведений, чтобы…

Антонио шумно выдохнул:

– А если Родриго найдет вход в хранилище… – Он понизил голос: – Возможно, там спрятано нечто такое, по сравнению с чем Яблоко покажется детской игрушкой.

– Ключей два, – напомнил Марио. – Доступ в хранилище открывается двумя ключами.

– Нам ни в коем случае нельзя рисковать, – спохватился Эцио. – Я немедленно должен поехать в Рим и найти это хранилище!

Никто ему не возражал.

– А что намерены делать вы? – спросил Эцио, оглядывая собравшихся.

Заговорил до сих пор молчавший Бартоломео. В его словах было меньше обычной бравады.

– Я займусь тем, что у меня получается лучше всего, – устрою в Вечном городе небольшую заварушку. Это отвлечет внимание, и ты, Эцио, сможешь спокойно заняться своим делом.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы тебе помочь, – сказал Макиавелли, улыбаясь младшему Аудиторе.

– Ты, дорогой племянник, только дай нам знать, когда будешь готов, и мы прикроем тебя с тыла, – пообещал Марио. – Tutti per uno e uno per tutti!

– Спасибо, друзья, – сказал Эцио. – Я знаю: в нужный момент вы всегда оказываетесь рядом. Но основную ношу я все-таки взвалю на свои плечи. Одной рыбешке легче проскользнуть через расставленные сети. А уж в тамплиерских сетях недостатка не будет.

Времени зря не теряли. Не прошло и двух недель, как младший Аудиторе, отправившись в путь по Тибру (вместе с драгоценным Яблоком), сошел с корабля на пристани близ старинного римского замка Сант-Анджело. Он старался быть предельно осторожным, но либо Родриго помогал сам дьявол, либо папские шпионы отличались редкой пронырливостью. У ворот пристани ассасина поджидал целый отряд солдат Борджиа. Это вынудило его с боем пробиваться к Пассетто ди Борго – короткой насыпной дороге, соединявшей Сант-Анджело с Ватиканом. Теперь, когда Родриго узнал о его появлении, время начало работать против Эцио и его друзей. Единственным решением была быстрая, целенаправленная атака. С проворством рыси он прыгнул в воловью упряжку, что отъезжала от пристани, доверху нагруженная бочками. Ассасин забрался на самую высокую бочку, а оттуда перепрыгнул вверх, на балку, к которой крепился блок для подъема грузов. Разинув рот, солдаты смотрели на эти трюки. Не задерживаясь на балке, Аудиторе спрыгнул на конного сержанта, который вскоре полетел вниз с перерезанным горлом, а у лошади появился новый всадник. Все это произошло настолько быстро, что солдаты не успели схватиться за мечи. Эцио без оглядки поскакал вверх по Пассетто. Солдатам Борджиа было за ним не угнаться.

Ворота оказались слишком низкими и узкими. Проехать через них на лошади было невозможно. Пришлось спешиться. Почти не задерживаясь, быстрыми и точными ударами скрытых клинков Эцио убрал двоих караульных, охранявших ворота. В своем достаточно уже зрелом возрасте он неустанно муштровал себя упражнениями и потому ловкостью и быстротой не уступал молодым. Аудиторе находился в расцвете сил. Он был непревзойденным ассасином, настоящей жемчужиной своего ордена.

Пройдя ворота, Эцио оказался в узком дворике, на другом конце тоже были ворота. Караульных там он не увидел. Ворота открывались рычагом. Ассасин уже протянул к нему руку, когда с парапета послышалось:

– Задержите злоумышленника!

Первые ворота с шумом захлопнулись, и Аудиторе оказался в ловушке.

Он приналег на рычаг. В него уже целились с парапета, но, прежде чем лучники дали залп, Эцио удалось проскочить в щель между створками ворот. А стрелы продолжали сыпаться, застревая в дереве.

Так ассасин проник в Ватикан. Неслышно, как подкрадывающийся кот, Эцио двигался по лабиринтам коридоров, ныряя в тень при малейшей опасности наткнуться на караульных. Он знал, что ни в коем случае не должен выдавать своего присутствия, особенно теперь, когда охрана наверняка шла по его следу. Наконец он достиг цели своего путешествия – Сикстинской капеллы. Внутри она была похожа на пещеру.

Гениальное творение Баччо Понтелли – Сикстинская капелла – начало строиться при папе Сиксте IV (давнем враге ассасинов). Строительство завершилось двадцать лет назад. Несмотря на обилие зажженных свечей, в капелле было довольно темно. Из сумрака проступали стенные фрески Гирландайо, Боттичелли, Перуджино и Росселли. Роспись потолка еще продолжалась.

Эцио пробрался в Сикстинскую капеллу через украшенное витражом окно, открытое по причине ремонта. Он застыл в амбразуре окна, оглядывая громадный зал. Внизу Александр VI в золотом папском облачении служил мессу, читая из Евангелия от Иоанна:

– In principio erat Verbum, et Verbum erat apud Deum, et Deus erat Verbum. Hoc erat in principio apud Deum. Omnia per ipsum facta sunt, et sine ipso factum est nihil quod factum est… В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него. Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились. И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как единородного от Отца…

Эцио дождался конца мессы. Почти все прихожане разошлись. Остался лишь сам папа с помощниками – кардиналами и священниками. Знал ли Испанец о том, что ассасин придет сюда? Замышлял ли столкновение с ним? Об этом Аудиторе мог только гадать. Зато ему предоставлялась редчайшая возможность избавить мир от самого опасного в мире тамплиера. Оттолкнувшись, Эцио спрыгнул с амбразуры, приземлившись напротив папы. Он мгновенно выпрямился и… Ни сам папа, ни служители не успели и глазом моргнуть, как потайной клинок Эцио вонзился в ожиревшее тело Александра VI – он беззвучно рухнул на пол и замер у ног ассасина.

Тяжело дыша, Эцио наклонился к нему:

– Я думал… я думал, что преодолел в себе это. Думал, что смогу подняться над местью. Но не смог. Я всего лишь человек. Я ждал слишком долго и слишком много потерял… А ты – раковая опухоль на теле мира, которую надо было вырезать ради всеобщего блага. Requiescat in pace, sfortunato.

Аудиторе собрался уйти, но тут случилось нечто странное. Рука Родриго обхватила Посох, и тот сейчас же вспыхнул ослепительным белым светом. Пространство Сикстинской капеллы начало кружиться. Синие глаза Испанца резко открылись.

– Ты просчитался, ничтожество, – сказал Борджиа. – Я еще не готов и не собираюсь упокоиться с миром.

Последовала новая яркая вспышка. Священники, кардиналы, а также несколько прихожан, еще не успевших покинуть зал, рухнули на пол, крича от боли. Над ними поднимались струйки светящегося дыма, которые тянулись к сверкающему Посоху, что папа крепко сжимал в руке. К этому времени Испанец успел подняться на ноги.

Эцио бросился к нему, но Родриго закричал:

– Не приближайся ко мне, ассасин!

Борджиа замахнулся на Аудиторе. Раздался звук, похожий на треск молнии, и в то же мгновение невидимая сила подняла Эцио в воздух и отбросила в дальний конец зала, перенеся через тела стонущих и корчащихся от боли священников и прихожан. Родриго ударил Посохом в пол возле алтаря. От распластанных тел снова потянулись светящиеся струйки дыма.

Вскочив на ноги, ассасин бросился к своему врагу.

– Да ты настоящий демон! – воскликнул Борджиа. – Почему ты все еще жив?

Вскоре папа понял, в чем дело. Сумка на поясе Эцио, в которой лежало Яблоко, ярко светилась.

– Вот оно что! – Глаза Родриго вспыхнули. – Яблоко при тебе! Как предусмотрительно ты его захватил. А теперь отдай его мне!

– Vai a farti fottere!

– Боже, как вульгарно! – засмеялся Испанец. – Но боец ты неукротимый. Совсем как твой отец. Радуйся, дитя, ибо скоро ты с ним встретишься!

Родриго дотянулся Посохом до шрама на тыльной стороне левой руки Эцио, и ассасин ахнул от боли. Шатаясь, Аудиторе попятился назад, но не упал.

– Ты мне все равно его отдашь, – прошипел Испанец, приближаясь к своему противнику.

У Эцио не оставалось времени на раздумья. Он знал о некоторых свойствах Яблока. Значит, нужно рискнуть, даже если попытка будет стоить ему жизни.

– Как пожелаешь, – сказал он, выхватил Яблоко из сумки и поднял над головой. Оно вспыхнуло маленьким солнцем. На мгновение в зале Сикстинской капеллы стало светло как днем. Когда свет померк, Родриго увидел перед собой восьмерых Эцио.

Трюк не удивил старого тамплиера.

– Оно плодит твоих двойников! – засмеялся он. – Как впечатляюще! Поди, и не отличишь, где ты, а где – химера. Быть может, при других обстоятельствах этот трюк и спас бы тебе жизнь, но не здесь и не сейчас.

Родриго сражался с двойниками Посохом, и всякий раз, когда «частица Эдема» соприкасалась с мнимым Эцио, тот исчезал, оставляя облачко дыма. Двойники ассасина подражали его движениям, делали ложные выпады и кружились, однако могли лишь отвлекать внимание Борджиа, не причиняя Испанцу никакого вреда. Наносить удары мог только настоящий Аудиторе, но ему мешала сила Посоха. И тем не менее сражение быстро истощало силы тамплиера. Расправившись со всеми семью двойниками, Испанец тяжело дышал, вытирая вспотевший лоб. Безумие бывает мощным источником силы, а Борджиа был безумен, как никто другой. Его также подпитывала сила Посоха. Но он по-прежнему оставался толстым семидесятидвухлетним стариком, страдающим от сифилиса.

Эцио убрал Яблоко в сумку.

Утомленный сражением, Испанец опустился на колени. Эцио без сил встал над ним. Родриго схватился за Посох:

– Тебе не отнять его у меня!

– Все кончено, Родриго. Положи Посох на пол, и я дарую тебе быструю, милосердную смерть.

– Как щедро с твоей стороны, – язвительно усмехнулся папа. – Интересно, а ты бы сдался, оказавшись на моем месте?

Собрав все силы, он вдруг порывисто поднялся на ноги и ударил наконечником Посоха о пол. Священники и прихожане, о существовании которых Эцио почти забыл, снова застонали от боли. Струйки чужой силы потекли в Посох, и затем Родриго, взмахнув своим оружием как кувалдой, сбил ассасина с ног.

– Как тебе такое начало? – зловеще улыбаясь, спросил Великий магистр.

Теперь он встал над Эцио. Ассасин попытался снова достать Яблоко, но было слишком поздно. Испанец тяжелым сапогом наступил ему на руку, и Яблоко выкатилось. Борджиа нагнулся за ним.

– Наконец-то! – прошептал он. – А теперь… я разделаюсь с тобой.

Родриго поднял Яблоко, и оно вспыхнуло. Для Эцио этот свет был губителен. Он лежал, не в силах шевельнуться. Полный ярости, Испанец склонился над противником, но быстро успокоился, видя, что тот целиком находится в его власти. Выхватив из-под сутаны короткий меч и глядя на распростертого врага, Родриго ударил Эцио в бок. Казалось, Борджиа сожалел о случившемся, но жалость его была с оттенком брезгливости.

Как ни странно, нанесенная рана словно приглушила силу Яблока. Эцио по-прежнему лежал неподвижно. Боль туманила его зрение, но он хотя бы мог следить за происходящим. Считая себя в полной безопасности, Родриго повернулся к фреске Боттичелли «Искушение Христа». Встав рядом с нею, он поднял Посох. Неведомая сила, заключенная в Посохе, отодвинула часть стены, открыв потайную дверь. В последний раз торжествующе взглянув на поверженного врага, Борджиа направился к двери. Эцио оставалось лишь беспомощно смотреть, как дверь закрылась снова. Он сумел запомнить ее местоположение и провалился в темноту.

Аудиторе не знал, долго ли он пробыл без сознания. В зале уже не было ни священников, ни прихожан. Эцио лежал в луже крови, однако рана, нанесенная Родриго, оказалась не смертельной. Ассасин поднялся на ослабевшие ноги. Опершись о стену, он старался дышать глубоко и равномерно. В голове немного прояснилось. Вырвав из рубашки лоскут, Эцио как мог перевязал рану. Потом приладил на левую руку наруч с двулезвийным клинком, а на правую – клинок, впрыскивающий яд. Подготовившись таким образом, он шагнул к фреске Боттичелли.

Эцио помнил: дверь находится где-то справа, на месте фигуры женщины, несущей вязанку хвороста. Подойдя, он вгляделся в роспись и заметил едва проступавшие очертания двери. Скорее всего, дверь открывалась не только Посохом. Аудиторе стал рассматривать фигуры по правую и левую сторону от женщины. Возле ее ног был изображен ребенок с поднятой рукой. Приглядевшись к детским пальчикам, Эцио нашел на одном из них бугорок и надавил на него. Дверь бесшумно открылась. Он вошел, и дверь сразу же закрылась. Ничего, выход он найдет. Потом.

Ассасин очутился в каком-то проходе с грубыми каменными стенами и земляным полом. Но стоило ему пройти несколько шагов, как стены сделались гладкими и начали светиться бледным светом, а под ногами заблестел мрамор.

Рана ослабила его, однако Эцио заставлял себя идти дальше, испытывая не столько страх, сколько неподдельное изумление. Это не мешало ему сохранять бдительность. Ведь Борджиа наверняка все еще находился где-то поблизости.

Коридор вывел его в просторное помещение. Стены здесь были блестящими, как стекло. Они также светились каким-то неземным светом, только намного ярче. Посередине стоял невысокий пьедестал. Судя по углублениям, он предназначался для Яблока и Посоха.

Задняя стена помещения была испещрена сотнями дырочек, расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга. Перед стеной стоял Испанец, отчаянно тыча в них Посохом. Он был слишком поглощен этим занятием и не заметил появления ассасина.

– Ну открывайся! Открывайся, черт тебя побери! – гневно и досадливо восклицал он.

– Все кончено, Родриго, – сказал Эцио, подойдя вплотную к своему врагу. – Признай поражение. Твои усилия не принесли результатов.

Магистр ордена тамплиеров резко повернулся к нему.

– Обойдемся без хитростей и уловок, – сказал ассасин, отстегивая наручи и бросая их на пол. – Никаких древних артефактов, никакого оружия. Посмотрим, из какого теста ты вылеплен, vecchio.

На морщинистом лице Родриго появилась улыбка.

– Ну что ж… Если ты этого хочешь.

Борджиа сбросил тяжелую сутану, оставшись в рубашке и облегающих панталонах. Его ожиревшее тело было еще достаточно сильным. По ткани рубашки струились маленькие молнии – ручейки силы, полученной от Посоха. Размахнувшись, он ударил Эцио в челюсть так сильно, что ассасин зашатался.

– И что твоему отцу не сиделось на месте? – спросил Родриго, приготовившись ударить Эцио ногой в живот. – Путался у нас под ногами… Ну да, он же не принадлежал себе… Ты весь в него. Все вы, ассасины, такие. Вбили себе в голову невесть что. Вас, как назойливых клопов, нужно давить везде и всюду. Я очень жалею, что этот идиот Альберти еще двадцать семь лет назад не повесил тебя вместе с отцом и братьями.

– Зло обитает не в нас, а в вас, тамплиерах, – ответил Аудиторе, выплевывая выбитый зуб. – Вы считаете людей – простых, добропорядочных людей – пешками, которыми можно играть, как вам вздумается.

– Ах, дорогой Эцио, – сказал Родриго, нанося ему удар под ребра, – они и есть пешки. Отродье, сброд, которым нужно управлять. Так всегда было и всегда будет.

– Побереги силы, – тяжело дыша, бросил ему ассасин. – Это сражение – не главное. Нас ждет другое, куда более значимое. Но вначале скажи: что тебе нужно в хранилище, куда ты безуспешно пытался проникнуть? Разве тебе мало той огромной власти, которой ты уже обладаешь?

– Так ты не знаешь, что находится в этой сокровищнице? – Испанец удивленно смотрел на противника. – Неужели великому и могущественному ордену ассасинов это до сих пор неведомо?

Его язвительный и в то же время суровый тон заставил Эцио забыть о поединке.

– О чем ты говоришь?

Глаза Родриго вспыхнули.

– Там Бог! Да, за стеной, в сокровищнице, обитает Бог!

Аудиторе потерял дар речи.

– Думаешь, я поверю, что Бог обитает в ватиканском подземелье? – только и смог вымолвить он.

– А разве это менее логичное обиталище Бога, чем какое-нибудь облако? Тебе вбили в голову, что Бог живет на небесах, окруженный поющими ангелами и херувимами. Красивая картинка, однако правда еще интереснее.

– Но что Богу делать в подземелье?

– Он ждет, когда Его освободят.

Эцио шумно вздохнул:

– Допустим, я поверю твоим словам. И что, как ты думаешь, сделает Бог, когда ты сумеешь открыть дверь?

– Меня это не волнует, – улыбнулся Борджиа. – Мне нужно не Его одобрение, а Его власть!

– И ты считаешь, что Бог безропотно отдаст ее тебе?

– Что бы ни находилось по другую сторону стены, оно не сможет устоять перед объединенной силой Посоха и Яблока. – Испанец помолчал. – Эти орудия были созданы для свержения любых богов, к какой бы религии те ни принадлежали.

– Но Господь Бог является вездесущим и всемогущим. Неужели пара древних штучек может причинить Ему вред?

Родриго высокомерно усмехнулся:

– Мальчик мой, ты ничего не знаешь. Ты представляешь Бога, каким Он описан в старой книге, составленной людьми.

– Но ты же папа римский! Как ты можешь отрицать священный текст своей Церкви?

– Неужели ты и впрямь так наивен? – засмеялся Испанец. – Я стал папой потому, что мне нужна власть! Знай: я никогда не верил ни единому слову этой глупой книжонки! Все написанное там – ложь и предрассудки. Таковы и остальные якобы священные книги, написанные людьми с тех пор, как они изобрели письменность!

– За подобные речи тебя могли бы убить, не посмотрев, что ты папа.

– Возможно. Но мне это не мешает спокойно спать. – Он опять помолчал. – Видишь ли, Эцио, тамплиеры презирают человечество вовсе не потому, что они такие злодеи. Просто мы очень хорошо понимаем суть рода людского.

Ассасин в ужасе продолжал слушать словоизлияния тамплиера.

– Когда я завершу мои здешние дела, – продолжал Родриго, – то займусь разрушением церкви. Пусть люди наконец возьмут на себя ответственность за свои поступки! И будут судимы за них, а не за какие-то там грехи. – Борджиа блаженно улыбался. – Новый мир тамплиеров будет удивительно красивым. Мир, управляемый Разумом и Порядком…

– Тебе ли говорить о разуме и порядке, когда твоей жизнью правили жестокость и безнравственность?

– Эцио, я знаю о своем несовершенстве. – Испанец с притворной набожностью сложил ладони. – Но в этом мире нравственность не вознаграждается. Берешь то, что можешь взять, и стараешься не выпустить из рук. Вот правило этого мира. И потом, – он развел ладони, – живем-то мы всего один раз.

– Если бы все жили по твоим принципам, мир погряз бы в безумии, – возмущенно произнес Аудиторе.

– Да ну? Можно подумать, люди никогда так не жили! – Родриго ткнул в него пальцем. – Ты никак проспал свои уроки истории? А тебе наверняка рассказывали, что еще несколько сот лет назад наши предки жили в полном дерьме и беспросветном невежестве. Религиозный фанатизм заменял им знания. В каждом углу им мерещился дьявол, отчего они боялись собственной тени.

– Но человечество с тех пор прошло большой путь, став сильнее и мудрее.

– В каком прекрасном сне ты живешь! – снова засмеялся Борджиа. – Оглянись вокруг. Нескончаемые кровопролития. Насилие всех видов. Пропасть между богатыми и бедными, которая почему-то становится все шире. – Его глаза вперились в Эцио. – Здесь никогда не будет равенства. Я с этим смирился. Пора бы смириться и тебе.

– Никогда! Ассасины всегда будут бороться за лучшую участь для человечества. Быть может, рай на земле – недостижимая мечта, красивая утопия, но мы не оставляем надежд. Каждый день, проведенный нами в борьбе, помогает людям выбираться из болота.

– Sancta simplicitas! – вздохнул Родриго. – Прости меня, но я устал ждать, когда человечество проснется. Я стар. Я достаточно повидал на своем веку, и жить мне осталось не так уж много…

Он вдруг умолк, потом хрипло засмеялся:

– Хотя кто знает? Возможно, сокровищница изменит и это?

И вдруг Яблоко засветилось. Его свет становился все ярче, пока не стал ослепительным. Родриго упал на колени. Щурясь и прикрывая глаза ладонью, Эцио увидел, как на стене, испещренной отверстиями, появилась карта из Кодекса. Он схватил Посох и подошел ближе.

– Нет! – закричал Испанец, силясь отнять Посох, но его скрюченные пальцы хватали лишь воздух. – Ты не смеешь туда войти! Не смеешь! Это мое предназначение. Мое! Я – Пророк!

Только сейчас Аудиторе с предельной ясностью понял то, что его собратья-ассасины увидели еще давно, в Венеции, но с чем он тогда не пожелал согласиться. Пророк действительно находился здесь, в этом помещении, и готовился исполнить свое предназначение.

Ассасин посмотрел на Великого магистра, испытывая почти что жалость.

– Ты никогда не был Пророком, несчастная, заблудшая душа.

Родриго отступил. В нем не осталось даже недавнего папского величия. Перед Эцио был жалкий грузный старик.

– Плата за поражение – смерть, – сокрушенно произнес Борджиа. – Окажи мне последнюю милость.

Аудиторе покачал головой:

– Нет, старый глупец. Зачем мне тебя убивать? Твоя смерть не воскресит моего отца. Не вернет Федерико и Петруччо. А также многих других, что погибли, сражаясь с тобой или бездумно служа тебе. Я устал убивать.

Глаза Родриго тоже потеряли прежнюю силу. Они уже не пронзали. Они подернулись пеленой, и в них отчетливо читался страх. Это были глаза старика, уставшего жить.

– Ничто не истинно, – сказал Эцио. – Все дозволено. Для тебя настало время примириться с собой.

С этими словами ассасин повернулся к стене, взял Посох и поочередно коснулся им отверстий, обозначенных на карте. Перед ним появлялись очертания широкой двери. Когда Посох коснулся последнего отверстия, дверь открылась.

Перед Эцио была широкая галерея со стеклянными стенами, уставленная древними скульптурами из камня, мрамора и бронзы. В многочисленных нишах галереи стояли саркофаги с руническими надписями. К удивлению ассасина, он смог прочитать все надписи. То были имена древнеримских богов. Крышки всех саркофагов были плотно закрыты.

Аудиторе двинулся дальше. Его поражала непривычность архитектуры и убранства галереи. То и другое представлялось ему странным смешением чего-то очень древнего с нынешним временем и с чем-то совершенно незнакомым, что его интуиция относила к далекому будущему. Стены не везде были гладкими. Их украшало множество барельефов, изображавших события древности. Они показывали развитие Человека и Силы, управляющей им.

Многие фигуры казались Эцио вполне человеческими, но облаченными в странные одеяния. Были и другие. Он не понимал, являются ли они скульптурами, картинами или частью воздуха, сквозь который он проходил. Лес, обрывающийся в море, обезьяны, яблоки, посохи, мужчины и женщины, саван, меч, пирамиды, фигуры великанов, ступенчатые башни, причудливые колесницы, корабли, плывущие под водой, большие сверкающие окна, передающие какие-то знания и сообщения…

Среди всего этого многообразия ассасин увидел не только Яблоко и Посох, но и гигантский меч и плащаницу Христа. Все это держали в руках существа, похожие на людей, но не люди. Интуиция снова подсказала ему, что перед ним – история Первой цивилизации.

Хранилище оказалось протяженнее, чем Эцио себе представлял. Наконец он остановился возле массивного гранитного саркофага. Едва Аудиторе подошел к нему, тот осветился, словно приглашая поднять крышку. И как только ассасин прикоснулся к ней, послышалось шипение, но сама крышка поднялась легко, будто прилипнув к его пальцам. Из недр гробницы струился удивительный желтый свет – теплый и живительный, как свет солнца. Эцио прикрыл глаза ладонью.

Из саркофага поднялась фигура, чье лицо ассасин увидел не сразу, но понял, что перед ним женщина. У нее были огненные глаза, меняющие цвет. Женщина посмотрела на Эцио, потом заговорила. Вначале ее слова напоминали птичье щебетанье, но постепенно превратились в слова его родного языка.

Голова женщины была увенчана шлемом. На плече сидела сова. Ассасин поклонился.

– Приветствую тебя, Пророк, – сказала богиня. – Я десять тысяч лет ждала твоего появления.

Эцио не осмеливался поднять голову.

– Хорошо, что ты пришел, – продолжала она. – У тебя с собой Яблоко. Позволь мне на него взглянуть.

Аудиторе покорно подал ей Яблоко.

Рука женщины гладила воздух над Яблоком, не касаясь его поверхности. Яблоко засветилось пульсирующим светом. Глаза женщины снова устремились на Эцио.

– Нам надо поговорить.

Она наклонила голову, словно раздумывая о чем-то. Эцио показалось, что на ее сверкающем лице мелькнула улыбка.

– Кто ты? – решился спросить он.

– У меня множество имен, – вздохнула она. – Когда я умерла, меня звали Минервой. Прежде я звалась Мервой, Мерой… каждое время давало мне свое имя. Гляди!

Она указала на ряды саркофагов, мимо которых проходил Эцио. Каждый из них вспыхивал бледным лунным светом.

– Это моя семья… Юнона, чье прежнее имя было Уни… Юпитер. Его когда-то звали Тинием.

Ассасин остолбенел.

– Так вы… боги?

Послышался звон, похожий на звук разбитого стекла. Так могла звучать падающая звезда. Это был смех Минервы.

– Нет, не боги. Мы просто пришли… раньше вас. Но даже когда мы еще были в этом мире, люди пытались объяснить наше существование. Мы были более… развиты. Это самое близкое слово, какое есть в твоем языке… Ваш разум и сейчас еще не готов нас понять… – Она помолчала. – Время еще не пришло. А может, и никогда не придет… Но сейчас важно другое. – Ее голос стал чуть суровее. – Ты можешь не понимать нас, но должен понять наше предостережение…

Минерва замолчала.

– Пока что из сказанного тобой я почти ничего не понял, – признался Эцио.

– Дитя мое, эти слова предназначены не тебе… Они для…

Она посмотрела в сумрак хранилища. В темноту, простирающуюся за пределы стен и времени.

– В чем дело? – спросил ассасин, ощущая испуг и собственную ничтожность. – О чем ты говоришь? Здесь больше никого нет!

Минерва приблизилась к нему, наклонив голову. От нее исходило материнское тепло, окутывающее все его уставшее, израненное тело.

– Я намерена говорить не с тобой, но через тебя. Ты – Пророк.

Она воздела руки, и потолок хранилища стал небесным сводом. На ее сверкающем бесплотном лице появилось выражение бесконечной печали.

– Ты сыграл свою роль… Ты держишь Его здесь… А теперь, прошу тебя, помолчи… это необходимо для нашего общения. – Ее лицо по-прежнему было исполнено грусти. – Слушай!

Эцио видел все небо и звезды. Он слышал их музыку. Он видел вращающуюся Землю, будто смотрел на нее откуда-то из небесных высей. Океаны, континенты. Ассасину показалось, что он разглядел даже несколько городов.

– Когда мы были живы и полны сил, а дом наш был цел, род человеческий предал нас – ваших создателей, что подарили вам жизнь!

Минерва вздохнула. Эцио не знал, способны ли богини плакать, но в ее глазах блестели слезы. Появились видения древней войны. Размахивая грубыми подобиями мечей и копий, люди бились с теми, кто их создал.

– Мы были сильны. Но вас было больше. И обе стороны жаждали войны.

Снова появилось изображение Земли. Она уменьшалась и вскоре стала одной из планет, которые вращались вокруг большой звезды – Солнца.

– Мы так были заняты земными делами, что перестали смотреть на небо. А когда посмотрели…

Пока Минерва говорила, Эцио увидел обширную корону, появившуюся вокруг Солнца. От нее исходил нестерпимо яркий свет, лучи которого достигали Земли.

– Мы подарили вам Эдем. Однако война, вспыхнувшая между нами, превратила рай в кромешный ад. Мир пылал, пока не сгорел дотла. Тогда и должен был прийти всему конец. Но мы создали вас по своему образу и подобию. Способными выжить.

Теперь Земля была густо покрыта пеплом. Насколько Эцио мог понять слова Минервы, жизнь на Земле уничтожила война между людьми и богами, а кара, насланная с Солнца, лишь все усугубила… Аудиторе видел, как из-под груды обломков высунулась рука, густо покрытая пеплом. Появилась новая картина: бесплодная равнина под серыми небесами, ветер гонит пепел и пыль. По равнине шли люди – усталые, сломленные, но храбрые.

– Мы возродили жизнь, – продолжала Минерва. – Это потребовало напряжения сил, самопожертвования и сострадания, но все это было не напрасно. Раны Земли постепенно затягивались. Жизнь возвращалась. К солнцу снова потянулись зеленые побеги… Мы постарались сделать все, чтобы подобная трагедия больше никогда не повторилась.

Ассасин поднял голову к потолку. Там тянулась линия горизонта. Он увидел храмы и другие строения, каменные плиты, испещренные надписями, библиотеки, полные свитков, корабли, города. Он видел странные танцы и слышал странную музыку. Все это относилось к цивилизации глубокой древности, но было создано людьми…

– А теперь мы умираем, – сказала Минерва. – И время работает против нас… Истина превратилась в легенду. Наши цели превратно истолкованы, но это послание сохранит их для потомков.

Появилось изображение нескольких помещений, внешне напоминающих хранилище.

Эцио смотрел на них как во сне.

– Пусть мои слова подарят кому-то надежду. Вы должны отыскать другие храмы, подобные этому. Их построили те, кто знал, как отвратиться от войны. Они работали, дабы защитить нас, спасти от Огня. Если вы сумеете найти эти храмы, спасти плоды их трудов, тогда, быть может, вы сохраните и ваш мир.

Эцио снова увидел Землю. Потолок хранилища показывал ему город, похожий на многократно увеличенный Сан-Джиминьяно. Это был город будущего. И его башни высотой своей превосходили башни Сан-Джиминьяно, отчего на улицах царил сумрак. Город занимал собой большой остров. Потом он исчез, растворившись в лучах солнца.

– Вы должны действовать быстро, – сказала Минерва. – Времени мало. Остерегайтесь креста. Многие попытаются встать на вашем пути.

Теперь солнце над головой Эцио сердито пылало и словно чего-то ждало. Потом оно взорвалось, и в этом взрыве ассасин различил очертания креста тамплиеров.

Видение быстро меркло. Минерва и Эцио остались вдвоем. Ему казалось, что слова богини исчезают в бесконечно длинном туннеле.

– Свершилось… Мой народ должен покинуть этот мир… Все мы… Но Послание передано… Остальное зависит от вас. Мы уже ничем не можем вам помочь.

Через мгновение стало темно и тихо. Хранилище превратилось в склеп, где ничто не напоминало о недавних видениях.

Эцио вернулся… Родриго лежал на скамье. Изо рта вытекала струйка зеленой желчи.

– Я умираю, – прошептал Борджиа, – приняв яд, который был у меня припасен на случай поражения. Для меня не осталось места в этом мире. Но скажи мне… скажи, прежде чем я навсегда покину это место гнева и слез… что ты видел в сокровищнице? Кого ты там встретил?

– Ничего я там не видел, – ответил Эцио. – И никого не встретил.

Он беспрепятственно покинул Сикстинскую капеллу, выйдя на яркое и жаркое солнце. Друзья уже ждали его.

Им предстояло строить новый мир.