20

От мастерской Леонардо до Сан-Пьетро быстрее всего можно было добраться по воде, наняв лодку на набережной Фундамента-Нуова. Но оказалось, это не так-то просто. Паромы почему-то не ходили, а лодочники качали головой. Только за плату, в несколько раз превышающую обычную, двое молодых гондольеров взялись отвезти Эцио.

– А что случилось? – спросил он.

– Да, говорят, жарко там было, – ответил кормовой гребец, отталкиваясь от берега. – Сейчас вроде бы все стихло. Какие-то местные разборки, судя по всему. Но паромщики пока не рискуют вновь открыть сообщение. Мы высадим вас на северной береговой полосе. А дальше – глядите в оба.

Гондольеры исполнили свое обещание. Вскоре Эцио очутился один на илистой прибрежной полосе. Он побрел к уцелевшей кирпичной стене, с которой был виден шпиль церкви Сан-Пьетро ди Кастелло. Кроме шпиля, молодой человек увидел несколько струек дыма. Они поднимались над приземистыми кирпичными строениями, что стояли к юго-востоку от церкви. Это были казармы Бартоломео. С тревожно бьющимся сердцем Эцио поспешил туда.

Еще на подходе его насторожила странная тишина. Вскоре молодой Аудиторе понял ее причину. Куда ни глянь, лежали тела убитых солдат. На мундирах одних был герб Сильвио Барбариго. Второй герб был Эцио не знаком. Пройдя еще немного, он наткнулся на тяжело раненного сержанта. Тому удалось доползти до невысокой стены и привалиться к ней.

– Прошу… помогите, – прохрипел сержант.

Эцио зачерпнул воды из ближайшего колодца. На вид она была чистой и свежей. Моля Бога, чтобы нападавшие не отравили колодец, молодой человек наполнил стакан, валявшийся неподалеку, и поднес раненому. Он напоил сержанта и как мог смыл кровь с закопченного лица.

– Спасибо, друг, – прошептал сержант.

Аудиторе всмотрелся в нашивку на его мундире – должно быть, это знак отряда Бартоломео. И, судя по всему, солдатам д’Альвиано и впрямь пришлось жарковато под натиском превосходящих сил Барбариго.

– Нас застигли врасплох, – сообщил сержант. – Нашлась у Бартоломео сука, предала нас.

– Куда они ушли?

– Люди инквизитора? Обратно в Арсенал. Там у них гнездо. Решили закрепиться прежде, чем новый дож получит власть над городом. Сильвио ненавидит своего родственничка, поскольку тот не желает пачкать руки. – Сержант закашлялся, выплевывая кровь. – Нашего капитана взяли в плен. Уволокли с собой. Самое смешное… мы ведь сами собирались на них напасть. Бартоломео ждал… посланника из города.

– А где теперь остатки вашего отряда?

Сержант огляделся:

– Кто-то убит, кого-то в плен взяли, остальные разбежались. Теперь залягут на дно в самой Венеции и на островах лагуны. Нужно, чтобы кто-то повел их за собой. Они будут ждать сигнала капитана.

– А он – пленник Сильвио?

– Да. Он…

Сержант умолк, силясь вздохнуть, Но что-то не пускало воздух в его легкие. Потом из горла вдруг хлынул поток крови, залив траву на несколько метров вокруг. Когда поток иссяк, остекленевшие глаза сержанта смотрели в сторону лагуны, но уже ничего не видели.

Эцио закрыл умершему глаза и сложил ему руки на груди.

– Requiescat in pace.

Молодой человек подтянул пояс, на котором висел меч. На левую руку был надет наруч, но клинок с маленьким пистолетом, порохом и пулями Эцио оставил в поясной сумке. А к правому наручу он приладил свое самое опасное оружие – клинок, впрыскивающий яд. Натянув пониже капюшон, Аудиторе поспешил к деревянному мосту, соединявшему Сан-Пьетро с Кастелло. Оттуда он быстро и беспрепятственно добрался до широкой улицы, что вела к Арсеналу. Местные жители выглядели настороженными, однако продолжали заниматься повседневными делами. Чтобы торговая и ремесленная жизнь в Венеции полностью замерла, нужны события пострашнее местной стычки, хотя кое-кто в Кастелло знал, насколько важен для города исход этого противостояния.

Сам Эцио тогда и не подозревал, что этот конфликт растянется надолго, захватит и будущий год. Он думал о Кристине, о матери и сестре и чувствовал себя бездомным скитальцем, чьи годы идут вперед, а не назад. Но его служение Кредо ассасина было важнее всего остального. Вряд ли люди когда-нибудь узнают, что их мир мог оказаться под полным владычеством тамплиеров. Однако последним противостоял орден ассасинов, и из века в век его члены – лучшие из лучших – делали все, чтобы разрушить замыслы противника. Иногда – ценой собственной жизни.

Первейшей задачей Эцио было узнать местонахождение Бартоломео д’Альвиано и, если получится, освободить его. Но так просто к Арсеналу было не подобраться – он занимал восточную оконечность города и состоял из укрепленных стен, ряда построек и корабельных верфей. Его охраняла личная армия Сильвио, численность которой заметно превосходила две сотни наемников, о которых говорил Агостино Барбариго. Пройдя мимо величественных главных ворот – творения архитектора Гамбелло, Эцио шел вдоль периметра по суше, пока не обнаружил еще одни ворота: крепкие, но не слишком приметные. Понаблюдав за ними, молодой человек понял, что через эти ворота входят солдаты очередной смены караула, а выходят те, кто сменился. Спрятавшись, он приготовился ждать. Прошло не меньше четырех часов. Предвечернее солнце пекло неимоверно, что в сочетании с влажным воздухом переносилось особенно тяжело. Весь окружающий мир замер и обмяк. Только Эцио бодрствовал, не позволяя жаре взять верх над собой. Новую смену караула он встретил в полной готовности. Незаметно пристроившись в хвост отряда, молодой человек подошел к воротам. Увидев нишу в стене, он быстро нырнул в нее и затаился. Ворота охранялись всего одним караульным. Когда смена вышла из ворот, Эцио воспользовался моментом и мгновенно перерезал горло караульному и закрыл ворота. Уставшие караульные ничего не заметили. Повторялась та же ситуация, что была несколько лет назад в Сан-Джиминьяно. У Сильвио не хватало солдат, чтобы расставить караул повсюду. Но сейчас он владел Арсеналом – военным сердцем Венеции. Без власти над ним Агостино не будет иметь власти над городом.

Эцио сравнительно легко прошел между внушительными зданиями Cordelie и Artiglierie, мимо сторожевых башен, а главное – мимо верфей. Тени становились все длиннее, что облегчало его задачу. Молодой человек умело прятался от караульных, лениво бродивших внутри. Но он был один среди многочисленных врагов, и это заставляло его сохранять предельную бдительность.

Вскоре Аудиторе услышал взрывы грубого хохота и возгласы и пошел на звуки. Они привели его к одному из сухих доков. Там стоял большой галеон. На крепкой, толстой стене висела железная клетка. В ней был заперт Бартоломео, верзила лет тридцати. Вокруг собралась толпа наемников Сильвио. Наверняка половина из них сейчас должна была бы нести караул и заниматься другими делами, а не потешаться над беспомощным противником. Сильвио мог себя мнить Великим инквизитором, но командир из него был никудышный.

Скорее всего, Бартоломео томился в клетке с самого утра, однако плен не уменьшил ни его сил, ни злости. Это было тем более удивительно, что, очевидно, за все это время его не кормили и не давали воды.

– Luridi codardi! Грязные тру́сы! – кричал пленник своим мучителям.

Один из них решил обмануть верзилу. Обмакнув губку в уксус, солдат нацепил ее на копье и протянул д’Альвиано – тот выплюнул отраву.

– Я все равно расправлюсь с вами! Со всеми! Одной рукой. Нет, двумя руками, связанными за спиной. Я сожру вас живьем! – смеялся Бартоломео. – Что? Думаете, это невозможно? Дайте мне только вырваться отсюда, и я с удовольствием вам покажу, miserabili pezzi di merda!

Караульные инквизитора выли от смеха. Они тыкали в Бартоломео шестами и древками копий, заставляя клетку раскачиваться. Днища она не имела, и пленник был вынужден цепляться ногами за прутья, чтобы сохранить равновесие.

– У вас нет ни чести, ни доблести! Я уж не говорю о добродетели!

Собрав во рту побольше слюны, Бартоломео плюнул в них.

– А жители Венеции недоумевают, почему звезда их города клонится к закату. – Его голос зазвучал почти умоляюще: – Тех, кому достанет мужества меня освободить, я пощажу. Но всем остальным суждено умереть. От моей руки! Клянусь!

– Не отравляй нам воздух своим зловонным дыханием, – сказал кто-то из солдат. – Сегодня сдохнешь только ты, мешок с дерьмом. Ты один!

Эцио прятался в тени кирпичной колоннады, окаймлявшей другой док, где стояло еще несколько военных галеонов поменьше. Он напряженно думал о том, как ему спасти бравого кондотьера. Вокруг клетки стояло с десяток солдат; все – спиной к молодому человеку. Кроме них, поблизости не было никого. Доспехов солдаты не носили. Эцио проверил клинок, впрыскивающий яд. Убрать десятерых труда не составит. Но, кроме них, мимо клетки время от времени проходили караульные. Аудиторе засек время: караульные появлялись всякий раз, когда тень от стены удлинялась сантиметров на восемь. Однако этим сложности освобождения Бартоломео не исчерпывались. Надо убедить капитана затихнуть, пока Эцио освобождает его из клетки. Само освобождение должно быть быстрым. Молодой Аудиторе крепко задумался. Времени у него было очень мало.

– Что за мразь продает честь и достоинство за несколько кусков серебра? – громогласно вопрошал Бартоломео.

Но жажда начинала донимать и его, а железная воля не спасала от усталости.

– А ты-то сам кто? Скажешь, не наемник?

– В отличие от вас, я никогда не служил трусу и предателю! – возразил д’Альвиано, и его глаза вспыхнули. Стоявшие внизу смешались. – Думаете, я не знаю, почему вы запихнули меня в клетку? Или вы считаете, я не знаю, каков ваш начальничек Сильвио? Он здорово насобачился дергать вас за ниточки. А я сражался против изворотливого хитреца, который сам дергает Сильвио за ниточки. И начал я это, когда большинство из вас еще мамкину титьку сосали!

Эцио слушал с интересом. Какой-то солдат, схватив обломок кирпича, сердито швырнул в пленника. Кирпич ударился о прутья и раскололся, не причинив Бартоломео вреда.

– Ну давайте, сукины дети! – хрипло закричал им верзила. – Валяйте, дразните меня. Клянусь вам: едва я выберусь отсюда, я голыми руками поотрываю вам головы и запихну в ваши изнеженные задницы! А у остальных я поменяю их местами, хотя особой разницы никто не заметит, да, грубияны?

Это всерьез разозлило солдат. Если бы не приказ, они бы закололи Бартоломео пиками или сделали бы его своей мишенью. Удобно стрелять из лука по живой мишени, которая даже сопротивляться толком не может. Эцио успел заметить, что замок на дверце клетки был невелик. Клетка висела высоко, и это успокаивало солдат. Расчет тех, кто посадил туда Бартоломео, был прост: дневной зной и ночной холод в сочетании с нарастающей жаждой и голодом сломают его волю и сделают сговорчивее. Но, судя по глазам пленника, он был готов скорее умереть, чем сдаться.

Пришло время действовать. Вскоре здесь опять появятся караульные. Выдвинув лезвие ядовитого клинка, Эцио с быстротой и изяществом волка бросился вперед. За считаные секунды яд уложил пятерых. Остальные и опомниться не успели. С ними Аудиторе расправился мечом, нанося удары жестоко и беспощадно. Пики солдат отскакивали от его левого наруча. Бартоломео с выпученными глазами и разинутым ртом смотрел на эту расправу. Убив последнего солдата, молодой человек задрал голову и спросил:

– Прыгнуть оттуда сумеешь?

– Если откроешь дверцу, выпрыгну не хуже блохи.

Эцио схватил ближайшую пику. Наконечник был железным, а не стальным, и литым, а не кованым. Именно то, что надо. Зажав копье в левой руке, Аудиторе пригнулся и прыгнул. Правая рука уцепилась за прутья клетки.

Глаза Бартоломео округлились еще больше.

– Как у тебя получаются эти штучки? – спросил он.

– Упражняться надо, – ответил молодой человек, улыбаясь одними губами.

Он подсунул наконечник пики под накладку, на которой висел замок, и потянул древко на себя – почти сразу та отскочила вместе с замком. Эцио распахнул дверцу и с кошачьей легкостью спрыгнул на землю.

– Теперь прыгай ты, – приказал он Бартоломео. – И побыстрее.

– Кто ты? – спросил д’Альвиано.

– Прыгай, пока сюда караульных не набежало!

Заметно волнуясь, он подошел к дверце, замер и только потом прыгнул. Приземлился он шумно и тяжело, дыша от натуги ртом. Но когда Эцио протянул ему руку, помогая встать, Бартоломео ее оттолкнул.

– Сам встану, – пропыхтел он. – Просто я не приучен к трюкам циркачей.

– Кости не сломал?

– Иди ты! – заулыбался верзила. – Но спасибо за помощь.

К удивлению Эцио, спасенный заключил его в медвежьи объятия.

– И все-таки кто ты? Уж не архангел ли Гавриил, черт бы побрал его задницу?

– Меня зовут Эцио Аудиторе.

– Бартоломео д’Альвиани. Рад знакомству.

– У нас нет времени для обмена любезностями, – резко ответил Эцио. – Сам понимаешь.

– Знаешь, акробат, не надо учить меня моему ремеслу, – огрызнулся Бартоломео, все еще не веря, что свободен. – Но я перед тобой в долгу!

Эцио был прав: они уже потеряли немало времени. С парапетов заметили неладное и ударили в колокола. Из соседних зданий выбегали солдаты, торопясь к сухому доку.

– Смелее, молокососы! – громогласно зазывал их Бартоломео, размахивая кулачищами, в сравнении с которыми кулаки Данте Моро показались Эцио обычными молотками.

Теперь уже Аудиторе с восхищением смотрел, как д’Альвиано встречал подбегающих солдат, беря реванш за издевательства и унижения. Вдвоем они пробились к воротам и наконец выбрались наружу.

– Надо побыстрее сматываться отсюда! – крикнул Эцио.

– Разве ты не хочешь расшибить еще дюжину-другую этих пустых голов?

– Хочу, но не сейчас.

– Ты никак испугался?

– Нет. Я просто реально оцениваю соотношение сил. Наемников Сильвио раз в сто больше, чем нас.

Бартоломео задумался.

– А ты прав. Я же все-таки командир и должен думать как командир и не допускать, чтобы юнцы вроде тебя тыкали меня носом в очевидные вещи. – Он нахмурился и озабоченно вздохнул. – Я лишь надеюсь, что с моей малышкой Бьянкой ничего не случилось.

У Эцио не было времени спрашивать Бартоломео о его сердечных привязанностях или вообще думать о чем-то постороннем. Они кружили по улочкам, заметая следы и держа путь к логову д’Альвиано в Сан-Пьетро. Однако им пришлось сделать пару вынужденных остановок, чтобы бывший пленник Барбариго сообщил своим доверенным в Рива-Сан-Базио и Корте-Нуова о том, что снова на свободе, а потому все его солдаты, кто жив и не в плену, должны вновь собраться для перегруппировки сил.

В Сан-Пьетро они вошли вместе с сумерками. Бартоломео ждала горстка кондотьеров. Выбравшись из укрытий, те хоронили успевшие распухнуть на жаре тела своих товарищей и пытались навести хотя бы какое-то подобие порядка. Появление живого и невредимого капитана воодушевило их, однако сам д’Альвиано едва замечал происходящее вокруг. Он бегал по своему развороченному лагерю и горестно звал:

– Бьянка! Бьянка! Где ты?

– Кого он ищет? – спросил Эцио у какого-то сержанта. – Кого-то милого его сердцу?

– Конечно, синьор, – улыбнулся сержант. – Самую верную из всех.

Аудиторе поспешил к Бартоломео:

– Все в порядке?

– А сам как думаешь? Видишь, во что эти скоты превратили мой штаб? Но где моя бедная Бьянка? Если с ней что-то случилось…

Они подошли к сараю, наполовину вросшему в землю. Дверь в сарай висела на одной петле. Верзила сорвал дверь, швырнул на землю и устремился внутрь. До нападения у него здесь было что-то вроде кабинета и хранилища карт. Бартоломео принялся рыться в обломках и вдруг торжествующе завопил:

– Бьянка! Дорогая моя! Слава богу, они тебя не тронули! – Д’Альвиано вытащил громадный боевой меч и замахал им над головой. – Ты не пострадала! Я никогда не сомневался в моей Бьянке! Познакомься… Напомни мне еще раз свое имя.

– Эцио Аудиторе.

Бартоломео наморщил лоб, словно что-то припоминая.

– Ах, ну да. Слава бежит впереди тебя, Эцио.

– Рад это слышать.

– Что привело тебя сюда?

– Неоконченные дела с Сильвио Барбариго. По-моему, он загостился в Венеции.

– Сильвио! Этот ссохшийся кусок дерьма! Утопить бы его в ближайшем сортире, где ему и место!

– Я подумал, что могу рассчитывать на твою помощь, – сказал Эцио.

– После этого спасения? Да я тебе жизнью обязан!

– Сколько солдат у тебя здесь?

– Сержант, сколько наших осталось в живых?

Уже знакомый Эцио сержант подбежал и отсалютовал:

– Двенадцать, капитан, включая вас, меня и этого синьора.

– Тринадцать! – завопил Сильвио, размахивая Бьянкой.

– А их – две сотни, – вздохнул Эцио. – Сколько наших взято в плен? – спросил он, поворачиваясь к сержанту.

– Думаю, больше сотни. Нас захватили врасплох. Кому-то удалось бежать, но очень многих солдаты Сильвио заковали в цепи и увели с собой.

– Эцио, давай распределим обязанности, – предложил Бартоломео. – Я соберу здесь всех, кто остался жив. Разгребем завалы, похороним павших. Потом я произведу смотр оставшихся сил. А ты пока наведаешься в Арсенал и узнаешь, куда эти мерзавцы запихнули моих ребят. У тебя это здорово получается. Согласен?

– Intensi.

– Возвращайся поскорее вместе с ними. Удачи!

Проверив свое оружие, Эцио отправился к Арсеналу. А вдруг Сильвио переправил пленных куда-то в другое место? Откуда у Бартоломео такая уверенность в том, что его ребята все еще там? Эцио стал вспоминать свою дневную вылазку. У него сложилось впечатление, что, кроме Бартоломео, других пленных там не было.

Темнота облегчала ему задачу. Достигнув внешних стен, Эцио стал вслушиваться в разговоры караульных.

– А большие клетки ты видал? – спросил один из караульных.

– Нет, – ответил другой. – Но слышал, что бедняг напихали туда как сардин в бочки. Если бы капитан Барто победил, он бы не стал так обращаться с нами.

– Еще как стал бы! А ты свои благородные мыслишки лучше держи внутри головы, если не хочешь с нею расстаться. Почему бы нам просто не опустить клетки в воду и не утопить этих бродяг?

От таких слов Эцио стало не по себе. Арсенал имел три громадных водных дока, каждый из которых вмещал по тридцать галеонов. Все они находились в северной части, обнесенные толстой кирпичной стеной. Чтобы уберечь суда от природной стихии, сверху над доками были возведены деревянные крыши. Если Бартоломео держали в клетке одного и не над водой, то его солдатам наемники Барбариго устроили более изощренную пытку. Сколько таких клеток висело на цепях над водой одного или двух bacini?

– Все полторы сотни хорошо обученных наемников? – продолжил разговор второй караульный. – Зачем же впустую тратить такой хороший ресурс? Ставлю на кон месячное жалованье – Сильвио надеется склонить их на свою сторону.

– А что? И в самом деле, они такие же наемники, как мы. Почему бы и нет?

– Только для начала надо бы остудить их пыл. Показать, кто здесь хозяин.

– Spero di sì.

– Слава богу, они не знают, что их командир сбежал.

– Он долго не протянет, – ответил первый караульный и плюнул под ноги.

Эцио поспешил к уже знакомым неприметным воротам. Дожидаться очередной смены караула он не стал. Луна еще не успела подняться над горизонтом. Часа два в запасе у него есть. Решив не тратить яд понапрасну, он быстро сменил клинок в правом наруче и полоснул им по горлу толстому пожилому солдату (оригинальное оружие костюма ассасина было по-прежнему его любимым). Оттолкнув тело, чтобы брызнувшая кровь не запачкала ему одежду, Эцио быстро отер лезвие о траву, потом снова сменил лезвие на клинок с ядом. Перекрестив убитого, он приоткрыл ворота и проник внутрь.

При тусклом свете луны и нескольких звезд Арсенал выглядел совсем не так, как днем. Но Эцио знал, куда идти. Он крался вдоль стен, то и дело оглядываясь, чтобы не наткнуться на караульных. Наконец он достиг первого дока. В проеме арки темнела водная гладь, на которой покачивались галеоны. Молодой человек перебрался ко второму доку. И там тихо. Зато на подходе к третьему он услышал голоса.

– Еще не поздно перейти на нашу сторону. Одно ваше слово, и вас освободят, – насмешливо предлагал кто-то из инквизиторских сержантов.

Эцио вжался в стену. Неподалеку сидела дюжина караульных. Их оружие валялось рядом, а в руках они держали бутылки. Глаза всех были устремлены вверх, где на крепких веревках покачивались три огромные железные клетки. Невидимый механизм неумолимо опускал их вниз, к воде. Никаких галеонов в этом доке не было. Только черная, маслянистая вода, бурлящая от чьего-то невидимого, но пугающего присутствия.

Однако среди караульных инквизитора был тот, кто не прикладывался к бутылке, а постоянно держался начеку, словно ожидая нападения из темноты. Эцио мгновенно узнал Данте Моро! После гибели прежнего хозяина телохранитель быстро нашел себе нового, тем более что Сильвио и раньше восхищался силой и преданностью этого человека-горы.

Аудиторе осторожно двинулся вдоль стены и вскоре наткнулся на механизм, состоявший из шестеренок, блоков и хитросплетения веревок. Его ничуть не удивило бы, если бы создателем механизма оказался Леонардо. Всей этой механикой управляли водяные часы, заставляя клетки опускаться все ниже. Выхватив обычный кинжал, Эцио воткнул его между двух шестеренок, застопорив механизм. Клетки к этому времени уже почти соприкасались с водой. Караульные, хотя и подвыпившие, сразу встрепенулись и кинулись проверять, все ли в порядке. Кто-то бросился к механизму и был встречен легким уколом ядовитого клинка. Двое с криками повалились в черную, маслянистую воду. Эцио бросился навстречу остальным, но они в страхе побежали прочь. Не струсил лишь Данте. Он стоял, возвышаясь, словно башня.

– Теперь ты – пес Сильвио? – спросил Эцио.

– Лучше быть живым псом, чем дохлым львом, – ответил Данте, норовя сбросить молодого человека в воду.

– Не мешай мне! – крикнул ему Аудиторе, уворачиваясь от его рук. – У меня есть счеты с твоим хозяином, но не с тобой!

– Заткни свою пасть! – Данте поймал его за воротник и толкнул к стене. – Может, лично мне ты тоже ничего плохого не сделал, но я должен предупредить своего господина. Если к моему возвращению ты еще будешь здесь, я тебя точно скормлю рыбам!

Данте ушел. Эцио мотнул головой, оправляясь после удара. Пленные в клетках что-то кричали. Молодой человек сообразил, что крики обращены к нему, и обернулся. Предупреждение было очень своевременным: к механизму подползал караульный, явно намереваясь вырвать кинжал. Аудиторе поблагодарил Бога за уроки метания ножей, полученные в Монтериджони. Нож, брошенный им в караульного, вошел тому между глаз. Караульный взвыл, тщетно пытаясь вырвать застрявшее лезвие.

Увидев возле стены багор, Эцио схватил его и, рискуя свалиться в воду, подтянул к себе ближайшую клетку. Дверца запиралась на обычную задвижку – он рывком ее отодвинул. Наемники д’Альвиано быстро выбрались наружу и помогли подтянуть оставшиеся две клетки и освободить своих товарищей.

Уставшие и измученные, солдаты Бартоломео громко благодарили своего спасителя.

– Не будем терять время! – сказал им Эцио. – Я должен вернуть вас вашему командиру.

Смяв малочисленную охрану возле доков, освобожденные солдаты вернулись в Сан-Пьетро, где их встретили с большой радостью. Пока Эцио освобождал пленных в Арсенале, к Бартоломео вернулись бежавшие солдаты, и теперь лагерь д’Альвиано снова был in perfetto ordine.

– Salute, Эцио! С возвращением! Как здорово у тебя все получилось! Ей-богу! Я знал, что могу рассчитывать на тебя. – Верзила тряс Эцио руки, зажав в своих ручищах. – Ты – сильнейший из союзников. Можно подумать… – Бартоломео осекся и сказал совсем другое: – Благодаря тебе моя армия восстановлена в ее прежнем величии. Вскоре наш дружок Сильвио поймет, какую серьезную ошибку он допустил!

– Что будем делать дальше? – спросил Эцио. – Возьмем Арсенал штурмом?

– Нет. Они рассчитывают на лобовую атаку. Сильвио стянет к воротам все силы, и, если мы сунемся, нас просто перебьют. Я намерен рассредоточить своих людей вокруг и досаждать Сильвио то здесь, то там. Это оттянет большинство солдат.

– То есть Арсенал почти опустеет, и…

– …мы возьмем его с небольшим отрядом моих лучших бойцов.

– Будем надеяться, что Барбариго заглотнет наживку.

– Сильвио – инквизитор. Он умеет запугивать тех, кто попал к нему в лапы. Но он не солдат. И стратег никудышный.

На размещение кондотьеров Бартоломео вокруг Кастелло и Арсенала ушло несколько дней. Когда все было готово, с д’Альвиано и Аудиторе остался небольшой отряд. Эцио старался подобрать самых умелых и ловких.

Нападение на Арсенал готовилось тщательно. Одного наемника отправили на башню Сан-Мартино. Когда луна поднялась достаточно высоко, солдат Бартоломео зажег там большую римскую свечу, сделанную в мастерской Леонардо. Это было сигналом к атаке. Одетые в легкие кожаные доспехи, кондотьеры взобрались на стены Арсенала со всех четырех сторон. Словно призраки двигались они по притихшей крепости. (Расчет Бартоломео оправдался: основные силы Барбариго находились за пределами Арсенала.) Очень скоро сопротивление горстки защитников было подавлено. Эцио и Бартоломео оказались лицом к лицу со своими злейшими врагами – Сильвио и Данте.

Моро был вооружен железным кастетом и кистенем. Он размахивал кистенем, защищая хозяина. Бартоломео и Эцио приходилось держаться на расстоянии.

– Такого потрясающего телохранителя еще поискать! – хвастливо прокричал Сильвио, прячась за стены парапета. – Считайте, что вам повезло. Пасть от его руки – большая честь!

– Пососи мои яйца, мразь! – крикнул ему в ответ Бартоломео.

Изловчившись, д’Альвиано взмахнул боевым жезлом, защемил в нем цепь кистеня и вырвал оружие из рук Данте, заставив великана отступить.

– За мной, Эцио! Нужно поймать этого grassone bastardo!

Но в руках Данте появилось новое оружие: железная дубина, утыканная кривыми гвоздями. Бартоломео сумел увернуться от первого удара, но на плече осталась кровавая борозда.

– Ах ты, мешок дерьма с поросячьими глазами! – взревел Бартоломео. – За это я тебя голыми руками раздавлю!

Пользуясь возникшей суматохой, Эцио выстрелил в Сильвио из пистолета, но промахнулся. Пуля ударила в стену. Посыпались искры и кирпичные осколки.

– Эй, Аудиторе, думаешь, я не знаю истинную причину твоего появления здесь? – пролаял Сильвио. Чувствовалось, выстрел его всерьез испугал. – Но ты опоздал. Тебе нас не остановить!

Эцио перезарядил пистолет и выстрелил снова. Но слова Сильвио рассердили и смутили его, отчего он и на этот раз промахнулся.

– Ха-ха! – презрительно фыркнул Сильвио из-за парапета, пробитого ударами Данте и Бартоломео. – Притворяешься, что не знаешь! Впрочем, когда Данте покончит с тобой и твоим мускулистым дружком, вряд ли это будет иметь значение. Ты повторишь путь своего глупого папочки! А хочешь знать, о чем я больше всего сожалею? О том, что сам не был палачом Джованни. С каким наслаждением я бы потянул за рычаг и потом смотрел, как твой жалкий отец болтается в петле и дрыгает ногами. Потом бы настал черед этой ходячей винной бочки, этого ciccione, твоего дядюшки Марио. А дальше… дальше я бы перешел к женской части вашего семейства. К твоей мамочке Марии, которая кое на что еще годна, хотя вымя ее обвисло. Зато земляничинка Клаудия – в самом соку. Знал бы ты, как давно в моей постели не было бабенок моложе двадцати пяти! Честное слово, этих двух я бы сохранил себе для путешествия. А то в море бывает так одиноко!

Ярость красным туманом заволокла все вокруг. Собрав волю в кулак, Эцио ловил важные сведения, которые ненароком мог выболтать вошедший в раж инквизитор.

Тем временем солдаты Сильвио получили подкрепление и начали теснить кондотьеров Бартоломео. Кастет Данте ударил их предводителя в грудь. Тот зашатался. Эцио выстрелил в третий раз. Он целил Сильвио в шею, но пуля прошла рядом, застряв в одежде. Показалась тонкая струйка крови, однако Сильвио не упал. Он подозвал Данте, и они скрылись из виду. Аудиторе знал: с внутренней стороны есть лестница. В двух шагах – пристань. Опасаясь, как бы оба не сбежали на лодке, Эцио крикнул Бартоломео, чтобы следовал за ним, а сам бросился наперерез врагам.

Сильвио и Данте уже поднимались на борт большой парусной лодки. На лицах обоих Эцио увидел злость и отчаяние. Вскоре он понял, в чем причина. По волнам лагуны бесшумно скользил крупный черный галеон, держа путь на юг.

– Нас предали! – крикнул Сильвио, обращаясь к Данте. – Они отплыли без нас! Будь они прокляты! А я ведь был верен им. И вот чем они мне отплатили!

– Давайте их догоним, – предложил Данте.

– Слишком поздно. На этом утлом суденышке нам не доплыть до острова. Зато можно хотя бы унести ноги отсюда.

– Тогда плывем, ваша светлость!

– Ты прав.

– Отчаливай! – крикнул Данте испуганным матросам. – Поднять паруса! Шевелитесь!

В этот момент из темноты причала выпрыгнул Эцио. Перепугавшись еще сильнее, матросы покинули лодку, нырнув в мутные воды лагуны.

– Прочь от меня, убийца! – закричал Сильвио.

– Это было твое последнее оскорбление. – Двулезвийным клинком он ударил инквизитора в живот, медленно повернул лезвия. – За гадости, которые ты говорил о моей матери и сестре, я бы отрезал тебе яйца, но это уже лишнее. Ты и так не жилец.

Данте стоял не шелохнувшись. Эцио присмотрелся к нему и увидел, что великан устал.

– Игра окончена, – сказал молодой человек. – Ты опять выбрал себе не того хозяина.

– Может, и так, – согласился Моро. – Но я все равно тебя убью, грязный ассасин. Ты меня утомил.

Эцио поднял руку и выстрелил. Пуля попала Данте прямо в лицо. Он рухнул на палубу.

Затем Аудиторе склонился над умирающим Барбариго. Молодой человек уже успел успокоиться и готов был следовать Кредо ассасина: убивать только в том случае, если исчерпаны все остальные способы воздействия, и умирающего следует достойно проводить в последний путь.

– Куда ты собирался, Сильвио? Что это за галеон? Я думал, ты жаждешь стать дожем.

Сильвио с трудом улыбнулся:

– Это была… уловка. Мы собирались плыть…

– Куда?

– Слишком поздно, – улыбнулся Сильвио и умер.

Эцио повернулся к Данте и приподнял его гривастую голову.

– На Кипр мы собирались плыть, Аудиторе, – прохрипел Данте. – Быть может, я спасу душу, в последний раз сказав правду. Они хотят… Они хотят…

Он закашлялся, захлебываясь кровью. Через несколько секунд его не стало.

Эцио обыскал обоих, но не нашел ничего, кроме письма, написанного Данте его женой. Не без смущения он прочел его:

Любовь моя!

Не знаю, наступит ли такой день, когда эти слова снова обретут для тебя смысл. Я искренне сожалею о том, что поддалась увещеваниям Марко, ушла от тебя и стала его женой. Но теперь, когда его нет в живых… быть может, еще не все потеряно и мы могли бы соединиться вновь. Вот только не знаю, вспоминаешь ли ты обо мне? Или раны, нанесенные тебе в этой битве, оказались слишком тяжелыми? Могут ли мои слова оживить если не твою память, то хотя бы твое сердце? Быть может, они вообще не нужны, поскольку ты всегда оставался у меня в сокровенном уголке сердца. Любовь моя, я найду способ напомнить тебе. Возродить тебя…

Навеки твоя,

Глория.

Адреса не было. Эцио аккуратно сложил письмо и убрал к себе в сумку. Надо будет спросить Теодору: может, она знает эту странную историю и даже сумеет вернуть письмо отправительнице вместе с известием о смерти верного мужа неверной Глории.

Он перекрестил оба трупа, с грустью произнеся обычные слова:

– Requiescat in pace.

Эцио продолжал смотреть на поверженных им врагов, когда за спиной послышалось сопение Бартоломео.

– Смотрю, ты опять обошелся без моей помощи.

– Вы отбили Арсенал?

– Думаешь, я бы стоял здесь, если бы не отбили?

– Поздравляю!

– Evviva!

Разговаривая с Бартоломео, Эцио продолжал вглядываться в темную морскую даль.

– Да, мой друг, мы спасли Венецию, – сказал он. – Теперь Агостино может править, не опасаясь тамплиеров. А мне, чувствую, отдыхать особо не придется. Видишь галеон на горизонте?

– Вижу.

– Данте перед смертью успел сообщить, что галеон отплыл на Кипр.

– Зачем?

– Это, друг мой, мне и предстоит выяснить.