Даже если язычники, приверженные тому или иному культу, радовались, что у их бога появляются новые поклонники, и приветствовали их выбор – свидетельств о какой-либо организованной проповеди со стороны язычников мы не видим. Как пишет видный историк римской религии Рамси Макмаллен: «Признаков какого-либо сознательного или организованного миссионерства в языческих религиях практически нет». В сущности, миссионерские религии в языческом мире нам неизвестны.

Даже мистериальные религии, по-видимому, не стремились организованно привлекать к себе новых сторонников. Иногда можно услышать, что широкое распространение митраизма указывает на его проповедь, но это, как выясняется, не так. Религия эта распространялась, прежде всего, через рассказы «из уст в уста» – между друзьями и родственниками, причем исключительно мужского пола.

Ничего особенно удивительного в этом нет. Быть может, больше удивит современного читателя то, что и иудаизм в античности особым миссионерским рвением не отличался. Это утверждение идет вразрез с тем, что уже много лет говорят историки: что христианская тяга к миссионерству унаследована от иудаизма. Однако современные исследования убедительно показывают, что это совсем не так.

В самом деле, иудеи, как правило, приветливо встречали тех, кто серьезно раздумывал над тем, чтобы принять их религию и образ жизни. Известны язычники, обращавшиеся в иудаизм. Среди прочего, это означало, что новообращенных мужчин обрезали, оба пола проходили процедуру вступления в иудейский народ и обязывались соблюдать иудейские религиозные обряды и обычаи.

Были и другие язычники, которых можно назвать «симпатизанта-ми иудаизма». Эти язычники, по довольно очевидным причинам, предпочитали не обрезаться – и, возможно, не исполнять полностью весь иудейский закон. Однако они поклонялись богу иудеев (и, возможно, только ему одному) вместе с иудеями в синагогах и участвовали в жизни иудейских общин, хоть и имели там неполноправный статус. Иногда этих людей называли «боящимися Бога», имея в виду, что они почитают единого Бога, хотя и не используют при этом специфические маркеры иудаизма.

Однако свидетельств того, что иудеи активно стремились кого-то обращать или привлекать к себе, у нас очень мало. Да, существовали люди со стороны, которых привлекало иудейское богопочитание или образ жизни; но большинство иудеев были вполне довольны тем, что сами соблюдают свои вековые законы и обычаи, а язычникам предоставляли поступать, как те пожелают. Об этом убедительно говорят многие современные ученые, в том числе историк античности Мартин Гудмен, который, внимательно исследовав все дошедшие до нас значительные свидетельства, как языческие, так и иудейские, заключил, что проповедническая миссия христианской Церкви была беспрецедентной и не имела себе параллелей: «Такой прозелитизм был для античного мира чем-то совершенно новым и невиданным».

Этот прозелитизм, как мы увидим далее, стал характерной чертой христианского движения, а впоследствии для многих христиан превратился в борьбу за новообращенных. Впрочем, как справедливо отмечает Гудмен, «вплоть до обращения Константина большинство “соперников” христиан в этой борьбе и не подозревали о том, что с кем-то соперничают».

Итак, если организованные попытки привлечь к себе новых сторонников для религий древности, даже для иудаизма, были совершенно нехарактерны, почему же христианство стало миссионерской религией? Прямого ответа на этот вопрос источники не дают, но все, что известно нам о христианстве, позволяет сделать вывод: это связано с самой сутью христианской «благой вести». Уже со времен Павла – первого миссионера в мировом масштабе – христиане верили: Христос умер, ибо таков был план Божий по спасению мира. Те, кто не испытал и не испытает этого спасения, обречены на гибель или вечные муки. Будучи иудеем-апокалиптиком, Павел, как и обращенные им христиане, был уверен, что Бог скоро явится судить мир. Свершится разрушительный катаклизм. Те, кто во Христе, спасутся от истребления и перейдут в вечное Царство Божие. Те, кто не во Христе – погибнут. Некоторые христиане настаивали, что грядущий катаклизм обернется для грешников не полным уничтожением, а чем-то гораздо худшим – вечными нестерпимыми мучениями.

В то же время христианство восхваляло себя как религию любви. Об Иисусе вспоминали, что он учил своих последователей превыше всего и вся любить Бога, а затем – любить ближних как самого себя. И под «ближними» он подразумевал не только родных или соседей. Нет, каждый человек, даже враг – наш ближний. Христиане призваны любить всех в мире – даже тех, кто их презирает, ненавидит или преследует.

Если Бог заповедовал своему народу любить других и, следовательно, делать им добро, а эти другие обречены на осуждение грядущим Божиим судом, если не покаются, не обратятся к Богу и не начнут поклоняться лишь ему одному, вывод очевиден: христианам необходимо побуждать других принять свою религию. Это единственный путь к спасению, единственный способ избежать вечных мук – и, следовательно, единственный способ для христианина проявить свою любовь на деле.

Так что христиане, начиная по крайней мере с Павла, стали миссионерами, убежденными в том, что их задача – обратить весь мир. Первооткрывателем этой идеи Гудмен считает именно Павла. Павел стал новатором, «единственным апостолом, составившим план систематического обращения всего мира, регион за регионом». В то же время это было нечто насколько новое и невиданное, что другие организованные христианские миссии, за исключением Павловой – не только в I веке, но и за весь период вплоть до обращения большей части империи, – нам неизвестны. По замечанию Макмаллена, «после святого Павла миссии в Церкви не было».

В это, быть может, трудно поверить, но всех христианских миссионеров в течение четырехсот лет от появления Нового Завета, о которых мы хоть что-то знаем, можно счесть по пальцам одной руки: Григорий Чудотворец, трудившийся не по всему миру, а лишь в небольшом Понтийском регионе, на территории нынешней Северной Турции; Мартин Турский, епископ IV века, обращавший язычников в своем родном городе Туре во Франции; и Порфирий, епископ конца IV века, закрывший языческие храмы в Газе и обративший в христианство их прихожан. Как видим, об армиях проповедников, стучащих в двери, речь не идет. Нам известны всего трое, и каждый – в отдельном отдаленном регионе. И даже рассказы о них, как мы увидим далее, в основном легендарны.

Но если христиане не обращали других в свою веру при помощи организованного миссионерства, как же они это делали? Ответ прост: отнюдь не публичными проповедями или хождением по домам. Они использовали свои повседневные социальные сети – и обращали людей в обыденной жизни, лицом к лицу, из уст в уста.

Социальные сети – это обычные межчеловеческие связи, имеющиеся у каждого из нас, просто потому, что все мы – живые люди и живем обычной человеческой жизнью. У нас есть семьи. Друзья. Соседи. Коллеги или сослуживцы. Клиенты или заказчики. Мы встречаем знакомых на улице, в магазинах, на спортивных мероприятиях. Состоим в различных клубах и организациях. Участвуем в жизни своих общин. Короче говоря, у нас множество разнообразных связей с самыми разными людьми.

С людьми, которых мы так или иначе знаем, у нас много общих знакомых. Но у каждого из них есть и свой круг знакомых, в который мы не вхожи. А те знакомые, в свою очередь, могут иметь с нами общих знакомых или не иметь. Социальные сети бывают очень запутанны – и никогда не бывают стандартными или однообразными. Вместе это сложное переплетение связей и составляет человеческое сообщество.

То же верно и для античного мира. Христиане общались не только друг с другом. Напротив: в ранние столетия большинство знакомых каждого христианина христианами не были. Именно через эти социальные сети в основном и распространялось христианство.

Допустим, какая-то христианка рассказывает подруге о своей новообретенной вере. Пересказывает ей те истории, что слышала сама, об Иисусе и его последователях. Рассказывает и о своей собственной жизни: о том, как помолилась христианскому богу и он ей помог. Подруга с интересом слушает ее рассказы и через некоторое время начинает задумываться, не присоединиться ли и ей к христианской Церкви. Она становится христианкой, – и возможности распространения «благой вести» увеличиваются: ведь у нее тоже есть подруги! А также семья, родные, соседи и множество разного рода знакомых.

Итак, эта женщина обратилась. Со временем она обращает своего мужа. Он настаивает на том, чтобы христианами стала вся семья – и дети, и слуги, и рабы. Три года спустя обращает и своего партнера по бизнесу. Тот также требует, чтобы христианскую веру приняла вся его семья. Одна из дочерей этого человека не просто выполняет требования отца (начинает молиться и раз в неделю ходить в церковь), но и становится глубоко верующей христианкой. Она обращает свою лучшую подругу а та – свою мать, а та – своего мужа, а тот – соседа…

И так далее. Год за годом, десятилетие за десятилетием. Одна из причин распространения христианства именно в том, что оно было единственной религией такого рода – миссионерской и эксклюзивной. Именно эти две характеристики делали христианство непохожим на все остальное. Люди, обращавшиеся в христианство, поворачивались спиной к своему языческому прошлому, языческим обычаям, языческим богам. Это означает, что практически каждый новый христианин в прошлом был язычником. Одним прихожанином в церкви больше – одним приверженцем старых, традиционных религий меньше. Так рост христианства неизбежно вел к угасанию язычества.