Когда мы готовились к записи следующего альбома, Creatures of the Night, не все топовые продюсеры, мягко говоря, выстроились в очередь у наших дверей. Если честно, то на наши звонки даже не отвечали.

Наконец летом 1982 года я запланировал пообщаться за ланчем с парнем по имени Майкл Джеймс Джексон в Лос-Анджелесе, где мы собирались записывать альбом. Встреча в ресторане Melting Pot на углу бульвара Ла Сьенега и Мелроуз. Сразу выяснилось, что у Майкла пока нет серьезного опыта в рок-музыке, хотя он совсем недавно работал с Джесси Колином Янгом, основателем группы The Youngbloods, которая в 60-е выпустила несколько хитов. Еще в начале разговора Майкл сказал: «Ребята, вам вот что надо сделать: написать несколько хитовых песен».

Но, несмотря на такой инсайт, Майкл мне в общем понравился. Человек глубокий, задумчивый, умный — мы сразу подружились. К тому же, хотя я не очень себе представлял, что мы предложим с музыкальной точки зрения, нам нужен был кто-то. Потому что, как мне представлялось, мы с Джином только вдвоем мало бы чего сделали, поскольку никто из нас не хотел идти на компромиссы в плане своих музыкальных идей. В студии нам нужен был посредник, некто с правом решающего голоса.

Мы с Джином уже вместе песни не писали. Майкл предложил пригласить соавторов со стороны. Я предложил кандидатуру Брайана Адамса — он тогда сочинил в соавторстве с Джимом Велленсом средней успешности хит «Let Me Take You Dancing». Хотя на записи этой песни голос Брайана чуть ускорен, из-за чего звучит по-девчоночьи, мне казалось, что тут что-то есть. Мы пригласили Брайана прилететь в Лос-Анджелес, он прилетел, но песню в итоге написал в соавторстве с Джином — «War Machine».

С уходом Эйса мы стали распространять информацию, что ищем нового гитарного стрелка. Прослушивали мы, помимо прочих, Стива Фарриса из группы Mr. Mister, отличного блюзмена Роббена Форда и Стива Хантера. Из Нью-Джерси на прослушивание прилетел Ричи Самбора, гитарист недавно образованной группы под названием Bon Jovi. Ричи тогда еще не был тем совершенным музыкантом, каким его все знают, и место он не получил. Странно — годы спустя я слышал, как он говорил, что на самом деле не хотел получить у нас работу, а мечтал играть что-то более блюзовое. Прежде всего, очень трудно поверить, что он прилетел на прослушивание в группу KISS в Калифорнию только из-за того, что ему, допустим, нравился обед в самолете. И вообще, Bon Jovi, конечно, сделали много хорошего, но вот в моей коллекции пластинок они стоят не рядом с Хаулином Вулфом.

Другой, с кем я пообщался, — очень милый мальчик по имени Сол Хадсон. Он мне поведал, что его мама — портниха у Дэвида Боуи и что друзья называют его Слэш (slash — порез, разрез. — Прим. пер.). Говорил он хорошо, вообще был обаятельным, но выглядел совсем как-то по-детски. Я не выдержал и спросил: «Сколько ж тебе лет-то?» «Семнадцать в следующем месяце!» — ответил он.

Мне в январе того года стукнуло тридцать, а Джин был вдвое старше этого парня. «Знаешь что, — сказал я Солу, — звучишь ты как просто крутой чувак, но мне кажется, ты просто юный слишком для всего этого». Я пожелал ему всего самого наилучшего и навсегда запомнил его, такого милого и искреннего.

В итоге на Creatures of the Night соло играли разные люди. Таким способом мы проверяли, что подойдет, кто попадет в настроение данного трека. Однажды в студию пришел Эдди Ван Хален — он знал, что мы ищем гитариста. Он послушал что-то из нового материала, в том числе соло в заглавной песне в исполнении Стива Фарриса. «Ого, а чего бы вам этого-то парня не взять?» — удивился он. А дело было в том, что с Фаррисом мы репетировали, но как-то вот не чувствовали, что сотрудничество получится.

Эдди в то время был сильно чем-то расстроен. Он звонил мне домой несколько раз. Пребывал в расстроенных чувствах явно и хотел беседовать о сольных альбомах членов KISS. Так и спрашивал: «Почему вы их сделали? Почему записали по сольному альбому?» Ясно было, что это имеет отношение к его группе, которая тогда переживала непростые времена, но что именно там происходит, он не говорил. Казалось, что он искал у меня ответы, но я так и не понял, в чем был вопрос.

Я написал песни «Creatures of the Night» и «Danger» с парнем по имени Адам Митчелл, который играл в канадской группе The Paupers. А у Адама был еще другой соратник — гитарист по имени Винсент Кузано. Об этом Кузано как о человеке Адам отзывался так себе, но искренне считал его очень талантливым певцом и автором песен и говорил, что его стиль игры может оказаться подходящим для группы KISS. Такая история повторялась часто: все считали Винни талантливым и способным музыкантом, но о нем как о человеке никто ничего хорошего сказать не мог.

Гмммм.

Когда Винни впервые оказался у нас в студии, то, играя соло, упал на колени. Мне показалось, что это самое глупое, что я когда-либо видел в жизни. Такое же на прослушиваниях просто не делают! И вообще казалось, что с ним что-то не так — выглядит странно, глазки бегают, но мы тогда попали меж молотом и наковальней, так что Винни в итоге сыграл на многих треках альбома.

Мы делали Creatures в состоянии шока, с полным пониманием того, как сильно мы заблудились. Сам альбом был нашей декларацией о намерениях вернуться на круги своя. Эрик успокоился и расслабился — именно этого он и ожидал всю дорогу. И радовался во время всего процесса записи.

Однажды днем у студии остановилась машина, полная детей, и некий мужчина — чей-то отец, как я подумал — зашел в помещение. Джин провел всех в комнату, где мы записывались. Они встали вокруг микрофона. Пришли, оказывается, спеть бэк-вокал для одной из песен.

Оказалось, что просто Джин с одним голливудским кинопродюсером заключил сделку: если этот парень предоставит для записи бэк-вокала на песне KISS своих детишек и их друзей, то Джин по блату получает от этого парня какую-то роль в кино.

Я дико разозлился. И не только потому, что Джин не спросил моего согласия. А потому, что наш альбом он продавал, как сутенер проститутку, для своей личной пользы. Меня просто оскорбило, что он пытается получать роли в кино таким вот путем. Я, кстати, сам брал уроки актерского мастерства еще задолго до того, как Джину пришла идея втереться в кино. Мало того, он сам мне говорил, что актерство ему совсем не интересно. Мне казалось, что путь в актеры понятен: учишься играть, потом ходишь на кастинги, чтобы получить роль. Это вот и есть «правильный» путь, настоящий. Но Джин придумал другой способ: втираться, подхалимничать, искать блат.

1982 год, жизнь в таблоидах. Дарю

Свободное время я проводил в Лос-Анджелес с Донной Диксон. Я отчасти потому столько вкладывал в Донну, что она все еще держала меня на расстоянии вытянутой руки, вне зависимости от той степени близости, что у нас сложилась. Это еще больше усиливало мою вечную склонность видеть отношения как сложную проблему, которую надо решить. И хотя мы были вместе, чего-то не хватало, и я все пытался постичь, чего же именно. Красота Донны меня пленила, я поставил ее на пьедестал, а пьедестал обычно для женщины быстро становится самым скучным и несексуальным местом, на котором она могла оказаться. Хотя папа мой, несомненно, одобрил бы.

Закончив Creatures, я потом остаток года курсировал между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком, чтобы встречаться с Донной. Она тоже часто приезжала в Нью-Йорк, жила у меня. После того, как ее «Закадычных друзей» закрыли, она попробовалась в фильм под названием «Доктор Детройт». После прослушивания она сказал мне, что звезда этого фильма, Дэн Эйкройд — настоящий гений. Я решил, что это преувеличение.

Донна искала нового финансового консультанта, и я познакомил ее с Хауардом Марксом. Хауард отрастил брюхо, поэтому брюки застегивал под свисающим животом, носил их с подтяжками. В день, когда мы пришли к нему в офис, он, наверное, выпил уже несколько крепких напитков, что не редкость для него. Мы приехали и застали его за ланчем. Донне он прочитал длинную лекцию о том, что надо откладывать деньги на будущее и как важно финансовое планирование, после чего встал и с подносом с остатками еды и грязными салфетками в руках пошел в другой угол кабинета. Вставал из-за стола он медленно, и я заметил, что подтяжки его болтаются внизу. Наверное, он, пока сидел за столом, сбросил их с плеч. Когда он пошел по комнате, брюки начали сползать вниз и наконец упали на пол.

Хауард поглядел вниз, отшвырнул свой поднос и заорал: «О господи!!!»

«Это нормально?» — спросила меня Донна.

Роль в «Докторе Детройте» она получила. Я летал к ней в Чикаго, где она снималась. Подарил там колечко с бриллиантом. Я не называл его кольцом для помолвки. В отношениях наших начался застой; нам обоим чего-то не хватало. Но терять ее я не хотел, и я не хотел, чтобы она меня оставила.

Иногда Донна пропадала с радаров на пару дней — не звонила, не показывалась. В Нью-Йорке она жила у меня, и перед Рождеством я в стенном шкафу обнаружил новую меховую шубу. Она сказала, что это шуба из реквизита каких-то ее съемок. Вскоре она ошарашила меня заявлением, что она-де никогда не бывает наедине с собой и что ей нужно личное пространство. Я сказал ей, что не хочу быть у нее одним из, и делить ее ни с кем не хочу. Хотя уже накопилось множество вопросов, а дистанция между нами увеличивалась, тему эту мы слили и какое-то время не поднимали.

А потом среди ее вещей я заметил маленькую маечку с принтом «Martha’s Vineyard» на груди. (Мартас-Винъярд, остров у штата Массачусетс. — Прим. пер.). Мартас-Винъярд? Когда это она туда ездила? Она могла объяснить свои исчезновения — ну, типа. А я и сам не задавал много вопросов, потому что не был уверен, что хочу знать правду. И в любом случае, если кто-то вел себя неосмотрительно или нечестно, то это только усиливало мои мысли о себе.