Можно сколько угодно спорить о том, есть ли выбор у нищего, но когда Билл сказал, что с группой KISS хочет подписать контракт на запись альбома Нил Богарт, я подумал, что это наш выстрел. Именно усилиями Нила Buddha Records стала лейблом номер один по синглам в стране. Выпускали там то, что в рок-сообществе считалось спродюсированной туфтой. Вообще он фактически изобрел жанр «бабл-гам», слащавую попсу, группы вроде Ohio Express, 1910 Fruitgum Company и The Lemon Pipers. Умца-умца, ля-ля-ля.

Нил в то время уволился из Buddha, чтобы основать свой лейбл, который изначально хотел назвать Emerald City Records, но потом все его узнали как Casablanca. Он, прослушав наше демо и поговорив с несколькими продюсерами, тоже нашел нашу запись очень хорошей и решил подписать с нами контракт. Нил сказал Биллу: «Я ушел из Buddha и хочу, чтоб вы, парни, стали моими первыми артистами».

На тот момент Нил еще не бывал на нашем концерте. А когда он увидал нас на сцене в гриме, то сказал — смойте! Это чуть не погубило сделку, но вскоре Нил, осознав, что грим — наша визитная карточка, «фишка», воплощение нашего менталитета, уступил, и мы стали самыми первым артистами его нового лейбла.

В первых числах сентября 1973 года Нил с Биллом устроили закрытое прослушивание для прессы, для пущего драматизма — в гриме. Там же и подписали контракт. Сейчас, навскидку если, я бы, конечно, подписался с лейблом вроде Atlantic (т. е. с очень крупной компанией. — Прим. пер.). Нил сделал себе карьеру, штампуя синглы. Хотя он утверждал, что хочет запустить лейбл Casablanca релизом достойной рок-группы — что, можно сказать, по определению означало, что упор надо делать на альбомы, меня все же терзали смутные сомненья. В конце концов, синглы продавались тогда, когда звучали на топ-40 радиостанций в диапазоне AM, а рок играли на прогрессивном FM-радио. Но с группой KISS ничто никогда не шло в соответствии с каким бы то ни было планом. Оглядываясь назад, понимаешь, что в этом и заключается вся красота. На протяжении всего своего существования KISS либо намеренно, либо случайно игнорировали все правила. А в данном случае у нас явно не было выбора — другие лейблы не ломились в нашу дверь.

Принявшись за нас, Нил пришел в радостное творческое возбуждение. Он стал подкидывать идеи того, как сделать наше шоу еще более гигантским. Именно Нил придумал подъемник для барабанной установки. Изначальная идея — использовать обычный грузоподъемник — две «вилки» заходят под площадку с барабанами и поднимают ее. Нил, ясное дело, уловил мысль.

Билл, однако, глядел на нас критично, собираясь отшлифовать этот грубый алмаз. Когда нами был подписан контракт с Casablanca, Билл тут же стал делиться своими идеями. Первым делом он познакомил нас со своим молодым человеком, Шоном Дилени, который унифицировал наш облик, выкрасив нам волосы в иссиня-черный цвет. Мы и так все были темноволосыми от природы, но он хотел, чтоб цвет у всех точно совпадал. Мы пришли в квартиру на углу 1-й улицы и Шестой авеню и опустили головы в ванну, чтоб получилось то, что хотел Шон, — смоль, как у Элвиса и Роя Орбисона.

А еще Билл снял нам новую репетиционную базу — какой-то тесный, засранный крысами подвал в Виллидже. И там установил видеокамеру. Опять таки — я бы до такого не додумался. Таким образом, мы могли на себя смотреть со стороны. Грандиозная идея! Даже группы вроде KISS, которые считают себя визуально привлекательными, редко имеют возможность увидеть, какие они на самом деле. Вместе с Шоном, который, кстати, сам был артистом, певцом и автором песен, Билл собирался проанализировать наши движения. Это, конечно, мышление телевизионщика.

Я полагал, что на сцене я все время перемещаюсь, машу руками и вообще воплощаю такое клише героя рок-гитары. Но посмотрев видеозапись, я понял, насколько это все мелко. Жестов моих было и не разглядеть. То есть, чтобы реально захватить внимание публики, мне надо было полностью изменить свои движения. Шон, как тренер и девочка-чирлидер одновременно, помог мне выработать динамичные эффектные движения.

Как и все в нашей случайно сложившейся компании, Шон очень старался конкретизировать концепцию KISS и помочь нам стать настолько классными, насколько это вообще возможно. Однажды во время репетиции он заметил, что в какую-то секунду мы качнулись одновременно. Он нашел этот момент на видеокассете и показал его нам. «Видите, вот здесь вы двигаетесь одновременно. И это должно стать частью шоу. Стоит из этого сделать ваше фирменное движение».

Думаю, поначалу мы такое сочли некой пошлятинкой. Это что, наши движения хореограф будет ставить? Но решили дать идее Шона шанс, и втроем — Джин, Эйс и я — встали плечом к плечу на краю сцены, махали гитарами и раскачивались. Посмотрев видеозапись, мы поняли, что идея сработала. Шон оказался совершенно прав. И конечно же, когда мы опробовали трюк на публике, она просто сошла с ума. Движение Шона убило их в хорошем смысле. Мы и не подозревали, что нам нужен некий Шон, пока не обрели нашего Шона. Он из нашей группы реально достал театральный элемент, а позже, кстати, почти с каждым из нас писал песни.

В другой раз Билл позвал нас к себе в офис и представил парню с именем Амейзинг Амазо (примерно «Удивительный Удивит». — Прим. пер.) или еще с какой пошлятиной. Это, говорит, иллюзионист. Парень этот выдул огненный шар, который обжег потолок офиса Билла. «Ну, — сказал Билл, — кто хочет такое сделать на сцене?»

Джин согласился попробовать, а остальное — история.

Мои первые мысли насчет Билла оказались совершенно верными, он еще раз это подтвердил. Его идеи были на сто миль дальше, чем у кого бы то ни было, включая членов группы, да и участников любой группы, раз на то пошло. Билл, как и мы, понимал, что мы не обязаны играть по чьим-то правилам. Он ко всему подходил без готовой концепции. И он энергично делал все, о чем говорил на нашей самой первой встрече.

К концу сентября, почти девять месяцев спустя после нашего первого совместного концерта в Coventry и всего несколько недель после дедлайна, который Билл сам для себя поставил, мы пришли в студию Bell Sound, чтобы записывать наш дебютный альбом. Наш дебютный альбом!

В качестве продюсера мы затребовали Эдди Крамера, поскольку нам очень понравилось демо, записью которого он курировал. Правда, Нил имел что-то против него. Дело в том, что Эдди работал над альбомом группы Stories для лейбла Buddha Records, и альбом этот не дал ни одного хита. Все могло, к тому же, оказаться дороже, чем Нил ожидал. Так что Нил свел нас с Ричи Уайзом и Кенни Кернером, а именно они трудились в студии со Stories после Эдди и сделали «Brother Louie» — большой хит этой группы.

В тот первый день, когда мы открыли дверь на 5-й улице, поднялись по лестнице и вошли в Bell Sound — это одновременно потрясло нас и ужаснуло. Мы включились, техники расставили микрофоны. Я очень боялся, что если что-нибудь тронуть, то результат будет катастрофическим. Я просто достал всех парней своим: «Ничего не трогай! Все точно там, где должно быть!»

Запись первого альбома KISS в 1973 году в студии Bell Sound на 54-й улице

Мы были совсем зелеными. Тем не менее даже эти сессии отличались от работы Wicked Lester в студии как небо и земля. На сей раз с нами были продюсеры, которые направляли нас, объясняли, что делать. Записывались мы в одной комнате, довольно быстро и почти без наложений. Записанные песни почти ничем не отличались от демоверсий, сделанных в марте. Мы ничего не понимали. Ждали просто, когда скажут, что дальше.

Поначалу в студии я держался уверенно: песни-то я знаю хорошо. Но когда закрутились магнитофонные катушки, я вдруг стал разглядывать свои пальцы, хватающие гитару, и скуксился. То, что раньше шло совершенно легко и естественно, вдруг стало каким-то ненастоящим. Препятствием стал микрофон у лица, а не «ухо», в которое разговариваешь с публикой. Все не так, как на сцене, в общем. Надо было заставить себя прекратить думать обо всех этих интерьерах. Я должен был осознать, что вся эта студийная машинерия — путь к публике, а не препятствие.

Не сразу, но у меня это получилось.

Мне еще многому предстояло научиться. Например, как петь в микрофон, когда чуть отстраниться от него. Но вот что, в частности, делает первый альбом настоящим, животрепещущим, так это то, что записывающие его музыканты — щенки слепые по сути своей. Вот в нашем случае это совершенно справедливо. Мне вообще на тот момент только исполнился 21 год.

Когда пришло время прослушивать наши записи, тот факт, что я глух на одно ухо, не имел никакого значения — я же всегда так музыку слушал, и то, что я не воспринимаю стереозвучания, никак не влияло на то, что я думаю или делаю, потому что именно так я всегда все слышал. Я только заметил, что, слушая миксы, я сел примерно на метр ближе к правой стороне. Я просто перескочил — машинально, сам не заметил. Это не значит, что мне вдруг открылось стереозвучание, но точно восстановился баланс. Между стереоколонками я всегда искал место оптимальное для меня; если проверял, где оно, то оно всегда оказывалось ближе к правой стороне.

В обед волшебным образом возникли сэндвичи. Вообще невероятно. Вот это все и плюс бесплатная жратва? Мы, конечно, еще понятия не имели о том, что все эти плюшки и ништяки изначально внесены в счет, который нам выставила студия, а оплату за него мы, в свою очередь, должны рекорд-компании. В этот момент я мог думать только об одном: мы в студии, мы записываем наши песни, мы как в сказке, а тут нас еще и кормят — ну куда ж лучше-то?

Во время записи песен мы все время что-то указывали Питеру. Передо мной стоял микрофон, в который я вынужден был говорить всякое странное типа «так, а теперь здесь давай дыж-дыж-дыж», или «тут давай ра-та-та-та-та». Только так получалось.

Я думал, что у наших барабанов не та мощь, которую я в то время слышал на альбомах многих британских групп. Но это по большей части из-за того, как наш альбом спродюсировали. Олдскульные звукоинженеры считали, что нельзя выкручивать ручки до красного — не надо ни дисторшена, ни перегрузки! Кенни и Ричи как инженеры определенно принадлежали именно к этой школе, что и отразилось на записи. Мне бы, конечно, больше понравилось бы, чтоб нас писали люди, которые в курсе того, что происходит в современном мире вообще и в нашем жанре в частности. Но нас записали те, кто записал, поэтому альбом получился немного плоским по звуку. Гитары не ревели, а бренчали, как пианино. Интересные басовые линии Джина — а он не из тех басистов, кто долбит лишь тонику аккорда, — потерялись. Вокал стал каким-то размытым, а общему звучанию не хватало широты. У тех групп нашего времени, чьи звукоинженеры докручивали ручки пульта до предела, в записи пульсировала современность, а нашей пластинке ее явно не хватало.

Все это еще один пример того, как все идет не по плану. Конечно, саунд у нас получился несколько нафталинный, но не было бы счастья, да несчастье помогло. Если принять во внимание то, как альбом воспринимается до сих пор, думаю, что отсутствие того взрывного бомбящего звука, который, как нам казалось, мы выдавали на концертах, стало незаметным благом. Ну и в любом случае сам факт записи альбома очень сильно перевешивал любую критику, которой я мог подвергнуть его звучание.

Каждый вечер мы уходили из студии с ощущением проделанной большой работы. Мы прощались, — пока, увидимся завтра! — и ехали в родительские дома. Все, кроме Питера, который жил с женой. Довольно скоро мы закончили все девять песен. И вот у нас есть дебютный альбом.

Арт-отдел лейбла Casablanca предложил перерисовать логотип для обложки альбома, чтоб обе S стали одной ширины и идеально параллельными. «Ничего не трогайте, — сказал я. — Мы с таким логотипом вон чего добились!»

Следующий этап — фотосессия для обложки. В те дни люди воспринимали нас неправильно. Даже те люди, которых нанимали работать с нами. Фотограф, который делал съемку для обложки нашего первого альбома, Джоэл Бродски, до этого снимал обложку для конверта пластинки Strange Days группы The Doors (там изображены артисты бродячего цирка, в том числе мим с белым гримом на лице. — Прим. пер.). Мы пришли к нему в студию, он сразу показался нам очень дружелюбным и по-настоящему увлеченным предстоящим делом. «Смотрите-ка, что я припас для вас!» — сказал он и принес ящик, полный соломенных шляп и красных резиновых носов.

— Ну, для фоток ваших, — объяснил Джоэл.

— Послушай, — сказали мы ему, — Ты, кажется не понял: у нас ведь это все — всерьез. Мы не клоуны. Это — наше дело.

Он остолбенел:

— То есть, парни, вы не должны быть смешными, так, что ли?

— Нет, мы такие на самом деле.

Носы и шляпы себе оставь, понял? Вот так вот многие не понимали, что мы не прикалываемся, не валяем дурака и не играем. Это не какая-то поверхностная ерунда, это — религия. Крестовый поход.

Джоэл сказал, что на фотосессии присутствует гример, но мы сами наносили свой грим. Все, кроме Питера, которому гример нарисовал на лице нечто вроде племенной маски льва. Такого грима мы никогда раньше не видели и были бы счастливы никогда не увидеть снова.

Ну, в общем, наверное, наш альбом не выглядел так, как я ожидал. И звучал, может быть, не так, как я ожидал. Но, боже праведный — мы выпустили альбом! И этот факт убирал все остальные. Я ликовал. У нас теперь был — при всех минусах, что я видел, — был готовый альбом — от обложки до саунда, а это главное условие для всего остального, что мы хотели и собирались делать. Теперь мы были в игре.

Теперь, когда все было готово, Билл объявил нам, что мы будем давать концерты. Я вообще-то совершенно не представлял себе страну, в которой жил, не говоря уж про весь мир. И мысль о том, что мы поедем в другие большие города… да я никакого понятия не имел, какие они и что там. Думал, что каждый большой город — он как Нью-Йорк.

Шоу в обновленном варианте тоже уже почти было готово стартовать. Подъемник с «вилками» возносил Питера за барабанами на семь футов. Джин выдыхал пламя, и мы все втроем научились двигаться одновременно. В плане шоу оставалась одна частичка пазла: пиротехника.

Пиротехника тогда еще не стала наукой. Мы пригласили на «кастинг» нескольких маньяков, которые обожали взрывать все, что под руку подвернется. Мы искали того, кто умеет делать большой взрыв. В конце концов Билл нашел нашего человека. Где — один Бог знает. Я не знаю, существовали ли какие-нибудь рекомендации у ранних пиротехников. Все, что им было нужно, — любовь к огню и взрывам.

Возможно, не одна жизнь и не одно здание были сохранены благодаря тому, что мы наняли этих ребят, и таким образом на улицах стало меньше поджигателей и пироманьяков.