Глава 7
Плесецк. 1998 г.
Рабочий день только начинался. Огромный кабинет на 12-м этаже здания Совета Министров поражал своим великолепием и нестандартным оформлением. Больше всего этот зал походил на декорацию из художественного фильма о будущем. Сверкающие металлопластиком стены и потолок, плазменные панели на стенах, серебристые «под сталь» жалюзи на окнах. Мебель без углов по эскизам модных дизайнеров, широкий эллипс стола светлого пластика, увенчанный монитором компьютера и строгими пластиковыми стойками с документами. Из общего дизайна выбивались только занимавшие половину стены книжные полки, заставленные неряшливыми рядами зачитанных томов. Кабинету больше соответствовала бы стойка с CD-дисками. Картину дополнял герб за спиной хозяина кабинета.
Павел Николаевич Шумилов с тяжелым вздохом окинул великолепие своего кабинета и опустился в кресло. Громоздившийся на столе Монблан бумаг навевал тоску. И пусть Совет Министров и подчиненные министерства и ведомства замкнуты в единое целое компьютерной сетью, пусть легким касанием клавиатуры можно вывести на настенный экран последнюю сводку событий с мест или организовать видеоселектор с председателями областных советов, все равно основную часть работы составляет приевшаяся и никакими чудесами техники не заменяемая бумажная канитель. Десятки докладных записок, отчетов, актов, проектов документов лежали перед Председателем Совета Министров, ожидая его высочайшего решения. Еще сотни обрабатывались сотрудниками Совета Министров и помощниками Шумилова. Половина бумаг шла с пометками: «Срочно!» или «Чрезвычайно важно», за каждой стояли люди, заводы, фабрики, сельхозкооперативы, города.
Павел Николаевич вытянул из кипы первый попавшийся документ и принялся читать. Это оказался проект инвестирования и реконструкции Тюменского нефтяного месторождения. Безвестный инженер Тюменского нефтяного концерна Д.С. Бурков на восьми страницах грамотно обсчитал и доказал необходимость полного преобразования нефтегазовой компании в химический комплекс. Себестоимость добычи с каждым годом растет, месторождение иссякает, еще 10 лет, и придется забрасывать всю созданную за долгие годы инфраструктуру. А там стоят города, живут люди. Планировалось постепенно снижать добычу, а через шесть лет полностью прекратить продажу сырой нефти и переключиться на продукты нефтепереработки. Руководство концерна было согласно с преобразованием и всеми силами поддерживало проект, в Нефтьюганске уже велось силами концерна строительство нефтеперерабатывающего завода, а в Сургуте была разбита площадка под комплекс глубокой переработки углеводородов. Все дело в том, что прибыли концерна не хватало на весь комплекс работ, требовалась помощь Центра. В приложении к проекту специалисты Миннефтегазпрома обсчитали стоимость проекта в 29 миллиардов рублей на четыре года, из которых 18 лягут на плечи самого Тюменского нефтяного концерна, а на 11 можно дать налоговые послабления. Шумилов старательно вывел на титульном листе: «В Минфин, решить срочно. Об исполнении доложить!»
Настроение незаметно поднималось. Каждый день бы так! Нефтегазовый добывающий комплекс был головной болью Шумилова. Экспорт сырья составлял почти 20% валютных поступлений страны и 16% бюджета. Все умные люди понимали, что дальше так жить нельзя, но поделать ничего не могли. Нельзя одним росчерком пера уничтожить целый добывающий комплекс. Нельзя одним словом заткнуть финансовую дыру в десятки миллиардов. Нельзя оставить без работы сотни тысяч человек, занятых в добывающей промышленности. Верховный ежегодно сокращал экспортные квоты, Совет Министров душил нефтяников налогами, Шумилов лично курировал конверсию отрасли, но отучить людей от нефтяной халявы было непросто. Прибыль в 300–400% завораживала. Но жесткие меры постепенно давали результат. За последнюю пятилетку в 20 раз сократился экспорт древесины. Полностью прикрылась внешняя торговля алмазами и железной рудой. Постепенно закручивалась задвижка на нефтяной трубе. Правда, вырос экспорт природного газа, но это было не страшно, газа стране хватало на 50 лет по самым скромным оценкам.
Работа спорилась. Постепенно куча бумаг перед Шумиловым таяла, пару раз звонил телефон, но по пустяковым вопросам, не требующим времени для своего решения. Павел Николаевич с воодушевлением вчитывался в документы, звонил помощникам, требуя прояснить спорные моменты, один раз пришлось выйти в Интернет. Секретарь всеми силами оберегал покой советского премьера, пропуская только звонки, требующие немедленного решения. Сегодня до обеда надо было разгрести накопившиеся дела, а затем придется лететь в Плесецк. Товарищи из НПО «Молния» довели до ума свою аэрокосмическую систему МАКС и завтра с утра клятвенно обещали показать ее в действии. Ради такого можно было слетать на космодром, посмотреть на новое чудо техники, по заверениям разработчиков способное монополизировать весь мировой рынок космических запусков.
Сергей Анютин обрадуется, он приложил немало усилий к проталкиванию этого проекта. Еще в 93-м году Анютин предложил выделить несколько перспективных проектов и научных разработок, обещавших дать значительный коммерческий успех и технологический прорыв, и обеспечить им первоочередное финансирование и всестороннюю помощь государства. Возглавляя Министерство точного машиностроения, Сергей Дмитриевич лично курировал программу МАКС. Космос стоял первым в списке «Работ Государственной Важности», наравне с термоядерной энергетикой, авиационной промышленностью и новыми строительными технологиями. Чем-то Анютин напоминал Лаврентия Павловича Берию, такой же талантливый организатор, фанатично преданный делу, способный двигать невозможные проекты, концентрировать усилия на первоочередных задачах и добиваться успеха там, где другие пасовали. И так же, как Берия, равнодушный к личному благосостоянию. Разумеется, Анютин не брезговал спецобслуживанием и отдыхом всей семьей на правительственных курортах, но, сидя на миллиардах, он не взял ни копейки себе лично. Даже Шумилов помогал бизнесу своей жены, Бугров держал пару миллионов рублей на счете в Сбербанке, большинство министров и крупных чиновников обладали значительными личными сбережениями, это было неизбежное зло. Сергей Дмитриевич Анютин жил только за счет зарплаты. И это при том, что до переворота он не брезговал брать взятки и курировать пару кооперативов, присосавшихся к его заводу. Взлетев на вершину власти, этот человек отказался от мелочей, он жил Идеей, великой Идеей Великого Советского Союза. Благо, у него были возможности для воплощения своих планов.
Многие проекты, к которым приложил руку Анютин, были реализованы и приносили прибыль. Подольский завод вычислительной техники держал 14% мирового рынка процессоров и разрабатывал техническую часть всесоюзной информационной сети, в перспективе способной заменить персональные компьютеры. Липецкий «Интеграл» уже год выпускал ЭВМ на восьмеричном коде, рядом с которыми знаменитые «интеловские» разработки выглядели как лодка-долбленка по сравнению с круизным лайнером. И это несмотря на то, что восьмеричные ЭВМ весили до восьмидесяти килограммов, просто машины с аналогичным быстродействием на традиционной базе можно было перечислить по пальцам. А «Интеграл» гнал свои «Технотрониксы» конвейером.
Под Новосибирском полным ходом шли работы на термоядерной электростанции. И это тоже было заслугой Анютина, обратившего внимание на провинциальный научный коллектив, почти на голом энтузиазме разрабатывавший термоядерную установку лазерно-взрывного действия. Туполевские лайнеры неуклонно продвигались на мировых рынках авиаперевозок. Даже продукция ставших притчей во языцех ВАЗа и КамАЗа постепенно перестала ломаться на каждом километре. Мало кто догадывался, каких сил и нервов это стоило Сергею Дмитриевичу. Анютин на каждом совещании требовал четкой и грамотной работы от директоров и ведущих специалистов своих заводов. Ставил жесткие сроки, безжалостно увольнял провинившихся, угрожал репрессиями. Затем по-царски награждал отличившихся, регулярно превышал лимиты финансирования, но дело делал. Недаром его за глаза называли «Рыцарем кувалды и теодолита». Под стать ему было и большинство специалистов министерства и директоров предприятий ведомственного подчинения.
Правда, по мнению большинства, серьезным провалом Анютина был Сарапульский НИИ прикладного машиностроения, ежегодно поглощавший десятки миллионов рублей на работы с антигравитацией и взамен уже который год показывавший только фокусы с летающими шайбами. Академия наук давно собиралась закрыть эти антинаучные исследования, но останавливалась перед занявшим жесткую оборону министром точного машиностроения. Сергей Дмитриевич после очередного приступа мастистых академиков и лауреатов сокрушенно качал головой, выслушивая убийственные аргументы в пользу закрытия НИИ, обещал разобраться, ехал в Сарапул, устраивал страшный разнос сотрудникам института и… выделял им еще пару миллионов.
…Утро на космодроме выдалось солнечное, безоблачное. Многочисленные высокопоставленные чины мирно расположились в бункере Центра управления полетами. Офицеры космодрома и разработчики невозмутимо восседали перед пультами управления или бесцеремонно с деловым видом рассекали аморфную толпу зрителей. Сегодня был их день. Шумилов, вежливо раскланиваясь со встречными, протолкался к беседовавшим в стороне Анютину и главному конструктору МАКСа Лозино-Лозинскому.
Глеб Евгеньевич держал руки в карманах костюма, словно ему было холодно.
– Значит, для армии выпускают специальные кубики Рубика, – Анютин вполголоса рассказывал собеседнику анекдот, не обращая внимания на кружившихся по залу, старавшихся выглядеть серьезными товарищей.
– О чем молчим? – бесцеремонно прервал Сергея Дмитриевича Шумилов. – Здравствуйте, Глеб Евгеньевич.
– И вам здорово, Павел Николаич, – ответствовал виновник сегодняшнего мероприятия. Пожимая его руку, Шумилов почувствовал, что Лозино-Лозинский сдерживает дрожь.
– Для прапорщиков одноцветные, для генералов монолитные, – Анютин невозмутимо продолжал сеанс психотерапии для главного конструктора. – О, Пал Николаич! Какими судьбами?
– Да вот, занесло. Вас повидать, посмотреть, как летает. Бесплатным коньячком угоститься.
– Он полетит, говорю вам, полетит. Это революция, американцы не смогли, а мы полетим.
– Если вы, Глеб Евгеньевич, делали, значит, полетит – успокаивающе проговорил Анютин, – не может не полететь.
– Мы за вывоз килограмма груза сейчас берем 70 тысяч рублей, – сменил тему Шумилов, – а на МАКСе почем будем брать?
– Так вы же знаете, себестоимость будет в пределах 12 тысяч рублей или двух тысяч с копейками американских енотов. Значит, сможем свободно скинуть цену до пятидесяти тысяч.
– И еще остаться с хорошим наваром, – продолжил премьер, – и на космос деньги будут, и на детские пособия. МАКС вы запустите, а дальше что делать будете, Глеб Евгеньевич? Задумки имеются?
– Да какие там задумки, на пенсию пора. Вот еще пяток пусков. До ума доведем космолет, и можно будет передавать дела.
– Да куда вам на пенсию? – вмешался Сергей. – Скучать будете. Давайте лучше в санаторий, давно в отпуске не были?
– Так сразу и не вспомнить. – Глеб Евгеньевич задумчиво провел ладонью по бороде. – С 96-го года, кажись. Нет, нет, Сергей Митрич, и не предлагайте! Как девяносто отмечу, так и уйду. Все, хватит, пора и молодым кульман уступить.
– Еще целый год, за это время, может, что новое придумаете. – Павел Николаевич хитро прищурился. Лозино-Лозинский уже двадцать лет собирался уйти на заслуженный отдых, но всегда находился повод перенести окончательное решение на новый срок. Этот человек не мыслил себя без грохочущих ракетных систем.
– Товарищ Шумилов, простите, но вас ждут на поверхности, – внезапно появившийся офицер с погонами капитана КГБ вежливо прервал беседу.
– Извините, Глеб Евгеньевич, простите, Сергей Дмитриевич. – Шумилов повернулся к замершему по стойке «смирно» капитану. – Кто там?
– Товарищ Председатель Верховного Совета.
– Тогда пойдемте.
Летные испытания аэрокосмического корабля проводились не на самом космодроме, а на прилегающем к нему аэродроме. В принципе для испытания подходил любой аэродром первого класса. Плесецк был выбран только из-за существующей на нем инфраструктуры по обслуживанию космических кораблей. Новенький «УАЗ» «Сармат» с военными номерами за пару минут домчал Шумилова до аэродрома. На КПП сразу же подняли шлагбаум, даже не спрашивая документов. Человеку со стороны это показалось бы разгильдяйством, но Шумилов прекрасно знал, какими силами охраняется космодром и как перекрыты все окрестности. Генерал-майор Уланов, обеспечивающий безопасность, знал свое дело туго. Мало того что первый старт новейшего космического корабля, так еще почти вся верхушка Союза собралась. Скорее всего часовые на КПП знали, в какое время и какой именно «уазик» следует пропустить. И задержись машина в дороге на полминуты, их бы остановили за двадцать метров до шлагбаума и держали бы под дулами автоматов до выяснения всех обстоятельств задержки.
На взлетной полосе в окружении казавшихся миниатюрными машин технического обслуживания стояла красавица «Мрия». Мечта. Расположившийся невдалеке «Ту-154» с радиометристами и наблюдателями на борту выглядел карликом по сравнению с летающим богатырем «Мрией». Взгромоздившийся на спину шестимоторной машины космолет казался маленьким медвежонком на спине своей мамы. При этом космический корабль был состыкован с топливным баком немалых размеров. В будущем планировалось оборудовать под обслуживание МАКСа пару аэродромов в европейской части Союза и один в Южной Сибири или Казахстане. Все это будет… если сегодняшний пуск пройдет удачно. Впрочем, если даже что-то пойдет не по плану, от проекта не откажемся, просто уйдет больше времени на доводку и устранение замечаний.
Бугров в сопровождении маршала Семенова и своего секретаря Виктора Звягина прогуливался по краю взлетной полосы. Четверка телохранителей неслышно следовала в десятке шагов от Верховного. «Уазик» с Шумиловым подкатил и остановился в паре метров от собеседников. Капитан молнией выскочил из машины и попытался открыть дверцу для находившегося на заднем сиденье пассажира, но Шумилов его опередил и, брезгливо отмахнувшись, двинулся к Арсению Степановичу. «Не хватало еще, чтоб из машины помогали выйти, нечего со мной так цацкаться. До пенсии далеко». В это время на стартовой позиции возникло движение. Машины, ранее плотным кольцом окружавшие самолет, разъезжались, оставляя «Мрию» в гордом одиночестве. Гидравлический подъемник поднял экипаж самолета до уровня кабины. Даже на таком расстоянии было заметно, как летчики замерли, повернувшись лицом к борту самолета, при этом их руки находились в районе ширинки.
– От, черти, что делают! – весело произнес Арсений Степанович, показывая пальцем на летчиков. – Это они у космонавтов набрались.
– Если помочиться на ракету, полет будет успешным, – добавил он для вылупившего от изумления глаза Шумилова.
– Не обращайте внимания, нормальное суеверие, в жизни и не такое встречается, – заметил подошедший сзади Семенов. – Взлетать с керосиновой бочкой на спине не каждый решится.
Тем временем экипаж, завершив свой ритуал, скрылся в кабине самолета. Подъемник поспешил убраться на безопасное расстояние. Лабораторный «Ту-154» выруливал на старт. На безопасном расстоянии суетились две группы телеоператоров. Все было готово. Бугров невозмутимо закурил и, повернувшись к Сергееву, что-то тихо шепнул. Министр обороны в ответ коротко кивнул, сняв свои черные очки, которые он, по слухам, не снимал даже в спальне. Глаза министра неотрывно следили за «Мрией». Наконец гигант дрогнул, из его реактивных сопел появилось пламя. До зрителей донесся басовитый ровный гул. Минута, другая, и самолет начал разбег. Сначала нехотя, лениво, словно его прижимала к бетону тяжесть взгроможденного на спину груза, затем все быстрее и быстрее. В самом конце пятикилометровой взлетной полосы самолет оторвался от земли и стал подниматься в небо.
– Вот и все, Паша. – Верховный обнял Шумилова за плечи, в его голосе сквозила довольная усталость. Так бывает после успешного завершения долгого и трудного дела. – Еще одно дело сделали. Поехали в ЦУП, – добавил он, поспешно доставая новую сигарету, – там досмотрим.
– Поехали, генерал, – тихо ответил Шумилов, – поехали. Люди ждут.
Сергеев невозмутимо вернул на нос черные очки и первым двинулся к дожидавшемуся их «УАЗу». Не доходя пару метров до машины, Бугров резко остановился и, хлопнув себя по карману пиджака, словно искал сигареты, повернулся к премьеру.
– Паша, тут такое дело. Надо с тобой посоветоваться, – при этих словах Верховный извлек из внутреннего кармана скомканный факс, – на, посмотри, что сегодня утром из Николаева прислали.
Шумилов развернул бумагу. Это был отчет областного управления КГБ. Шло под грифом «Особая важность». В принципе Павел Николаевич ожидал появления такого рода факсов. Полковник КГБ Торчук С.В. докладывал о незаконных махинациях племянника и сына председателя Совета народных депутатов Николаевской области в сфере жилищного строительства. Акционерное общество, которым владели эти ребята, получило крупный строительный подряд и завышало стоимость работ раза в полтора, вдобавок часть жилищного фонда, примерно на 20 миллионов рублей, была незаконно приватизирована. Павел Николаевич молча отдал бумагу Бугрову.
– Кто прислал? Трубачев?
– Он самый, сам не может решить, политес разводит. – Бугров крепко выругался. – Тут, понимаешь, не в воровстве дело. Под суд и в лагерь, дело ясное. Я, Паша, этого скота николаевского, Шмулевич его фамилия, сам на область рекомендовал. А он, зараза, воровать начал.
– Ничего необычного, многие положением пользуются. – Шумилов пожал плечами. Бугров криво усмехнулся и закурил.
– Многие, говоришь, да, ты прав. Это ведь рядовое дело. Владивостокский глава, помнится, крабов японцам беспошлинно продавал. В Средней Азии вообще без взяток ничего не решается. Знаю, все знаю. Я про другое хотел сказать. Нам пора революцию устраивать.
– Опять?! Знаешь, Сеня, я тебя прекрасно понимаю, но для России на этот век революций многовато. Оставь на следующее столетие. – Шумилов саркастически усмехнулся и украдкой оглянулся по сторонам. Охрана внимательно изучала окрестности, Семенов сидел в машине. Никто не мог услышать разговор.
– Подожди, ты меня не понял. Нам надо решить кадровый вопрос. Все эти Шмулевичи, Осиновские, Яшины и Пешкоходовы никуда не исчезнут. Нам надо подумать, как нормальных молодых ребят к делу приобщать, чтоб они и ума, опыта успели набраться, и от старых аппаратчиков коррупции бы не нахватались. Тут надо серьезно подумать, а то нас с тобой надолго не хватит, а страну передавать некому.
– Понятно, есть у меня в аппарате хорошие ребята, молодые, талантливые, порядочные. Но мало. Больше старые дубовые кадры.
– Ты подумай, не торопись, а потом между делом обмозгуй: как кадровый вопрос решить. Как нам смену подготовить. Я тебя очень прошу. Иначе все, что мы сделали, окажется бесполезным. Мы уйдем, и нас сменит очередной кукурузный гений или ставропольский язвенник. Все будет зря.
– Кадры решают все, – задумчиво проговорил Шумилов. – А ведь прав был Виссарионович. Прав на все сто. КПСС мы благополучно развалили, и хрен с ней. Комсомол еще при Мише превратился в бордель, армия свои задачи решает, но подготовку управленцев я генералам не поручу под страхом смерти. Выходит, нам свою партию создавать надо.
– Так оно и выходит. Как в романах, рыцарский орден. Новую элиту растить, рыцарей без страха и упрека. И лучше всего прямо со школы.