Глава 62

Как я смогу пережить это?

В тюрьме было тяжело. Ужасно. Неделями обдирать себе нервы о решетки, о колючую проволоку. Неделями изнывать на девяти квадратных метрах.

Это тяжело, да.

Но здесь настоящий ад.

Словно меня похоронили живой. Словно я лежу в гробу с широко открытыми глазами, чтобы ничего не пропустить в собственной агонии.

Долгой агонии.

Меня привезли сегодня утром. В фургоне, привязанную, как животное, которое отправляют на бойню.

Мне не сказали, куда везут. Только увидев здание, я поняла.

Поняла, что прибыла в конечный пункт путешествия. В свое последнее пристанище.

Сначала я увидела врача. Еще раз рассказала свою историю. С начала и до конца. У меня не очень хорошо получилось, должна признать. Из-за того, что все время приходилось повторять одно и то же, я начала сбиваться, сама себе противоречить. Я путаю даты, путаю имена и события.

Я так устала, любовь моя. Просто измотана.

Медик был вроде бы симпатичный. Улыбчивый, милый. И я опять начала молиться. Чтобы увидеть наконец в чьих-то глазах проблеск понимания. Человечности.

Чтобы услышать наконец из чьих-то уст слова освобождения. Простые слова.

Но услышала только путаные речи, вранье. Ужасы.

Параноидальный кризис… Нейролептики… Анксиолитики… Психотерапия… Прекращение дела… По решению префекта… Принудительное лечение…

Тогда я закричала.

Наверно, никогда в жизни я так громко не кричала.

Потом я захотела убежать. А поскольку психиатр отказывался открыть дверь, я ударила его. Думаю, я даже попыталась его убить.

Я больше не могла, ты понимаешь?..

Тут появились медбратья. Из было трое.

Здесь белые халаты сменили синюю форму.

Как ты хочешь, чтобы я сопротивлялась? Как бороться?

Они силой отвели меня в палату с прикованной к полу кроватью, стоящей посреди пустой комнаты. А потом, прежде чем сделать укол, привязали меня ремнями.

У меня было ощущение, что мозг вытекает из головы. Что он течет из ушей.

Ярость медленно улеглась, на смену пришло отчаяние.

С того момента я скулю. Я выплакала все слезы тела, которое скоро станет сухим и увядшим.

Вот уже много часов я плачу. Одна в своем гробу.

Где мои родители? Где мои сестры? Мои друзья? Все люди, которые знают меня, знают, что я не сумасшедшая.

Неужели они меня уже забыли? Или им не дают приблизиться ко мне?

Одна, в своем гробу. Приговоренная оставаться в нем до конца, я это хорошо поняла.

Поговорить не с кем, кроме тебя. Тебя, призрака.

Одна, в своем гробу.

Под кубическими метрами безразличия.

Они развязали меня. Но дверь по-прежнему заперта на ключ, а на окнах решетки.

Тогда я спряталась на полу, в углу этой погребальной камеры.

Я дрожу, как животное. И не от холода, потому что здесь удушливо жарко. Дело в другом.

Меня снедает страх, пожирает отчаяние. И скоро окончательно переварит.

Они заставили меня проглотить какие-то лекарства. Выпейте, или мы снова вас привяжем.

Сволочи.

Полное ощущение, что я получила дубиной по голове. Мозг превратился в ватный ком, память заволокло. Мускулы по-настоящему мне не повинуются. Энергия потихоньку иссякает, как пламя свечи при недостатке кислорода.

Я знаю, где я. Я знаю, кто я. Я все чувствую, я ничего не забыла.

Силы покидают меня, зрение затуманивается.

Почему меня приговорили, хотя я всего лишь защищалась?

Почему меня заперли среди сумасшедших, хотя я не сумасшедшая?

Что со мной случилось, любовь моя?

Господи, да что же со мной случилось?..

Кажется, я задремала.

На несколько минут или часов. Откуда мне знать?

Здесь нет ни наручных часов, ни настенных. Единственные стрелки – те, которые они вгоняют нам в вены.

Больше никаких ориентиров. Только белые стены тишины. И иногда пробивающийся сквозь них дикий крик, который леденит меня до самого сердца.

Может, я опять уплыву в сон. А какая еще лазейка, чтобы отсюда выбраться? Какой еще выход, кроме смерти?

Надеюсь, что мне приснишься ты и я услышу твой голос. Я так его любила, твой голос…

Но думаю, что скоро его забуду.

Шум заставляет меня открыть глаза.

Ключ поворачивается в замке.

Они пришли накачать меня наркотой? Мучить меня?

Тихо-тихо я зову мать. Сжав кулаки, я шепчу: Мама, мама, мама! Приди за мной, ради бога! Это был несчастный случай, клянусь! Так не позволяй же им убить меня, умоляю!

Слабый свет пробивается в небытие, кто-то подходит ко мне.

Ну разумеется, белый халат. В любом случае здесь других нет.

Только они и сумасшедшие.

Я поднимаю голову, и внезапная радость захлестывает меня, переполняя до самых краев.

Знакомое лицо. Точка опоры, наконец-то. Надежда.

– Квентин!

Ликование придает мне неожиданные силы. Я кидаюсь в его объятия, хотя едва его знаю. В одно мгновение он становится моим единственным другом, моим светом, центром вселенной.

Я обнимаю его, вцепляюсь, как в спасательный круг, когда уже думала, что тону.

Я рыдаю на его плече, он проводит рукой по моим волосам.

– Квентин, если бы ты знал, как я счастлива тебя видеть…

Он по-прежнему молчит, только утирает слезы, бегущие по моим щекам. Но он улыбается мне. И мне от этого хорошо. Так хорошо…

Я снова пристраиваю голову у основания его шеи.

– Ты ведь выведешь меня отсюда, правда? Скажи, что выведешь меня отсюда, прошу!

Никогда я не вкладывала столько надежды в простую фразу.

Я глубоко дышу, пьянея от его запаха.

Древесного. С нотками мускуса.

И только тогда мое горло сжимается, а внутренности стягиваются в узел.

Вначале я не понимаю почему. Почему этот аромат вызвал у меня в голове такие жуткие картины.

Я вернусь. И прикончу тебя.

Я поспешно от него отстраняюсь, смотрю в глаза при неверном свете.

В его серо-голубые глаза.

Его улыбка становится шире, пока я пытаюсь отодвинуться.

– Добрый вечер, мой ангел… Знаешь, мне тебя не хватало. И я рад снова тебя увидеть.

Я делаю три шага назад, лопатки упираются в стену. Рот так и остался открытым в абсолютном ужасе.

Конец света.

Заперта в собственном гробу.

Но не одна, нет.

Вместе с Тенью.

Я сползаю по непроницаемой стене, пока не оказываюсь на полу. Стоять я больше не могу.

Он склоняется надо мной, легко прикасается к лицу.

Сопротивляться, оттолкнуть его… у меня больше нет сил. Проклятые таблетки.

– Ты превзошла все мои ожидания, Хлоя. Ты действительно само совершенство.

Его рука опускается на мою шею, чуть распахивает блузу.

Мое сердце сейчас взорвется, я чувствую. И надеюсь на это.

– Ты стала убийцей, мой ангел… Бедный Мартен, бедный Бертран! Ты понимаешь, что хладнокровно убила двух ни в чем не повинных людей, моя сладкая?

Моя голова раскачивается справа налево, пытаясь сказать «нет». Чтобы уйти от очевидности.

Я не могла жестоко убить двух невиновных!..

– Уверяю тебя, они были совершенно ни при чем. Никто мне не платит, нет никакого заказчика… Есть только я! Ты и я. И теперь ты здесь, я смогу заполучить тебя. Это будет длиться месяцами, может, даже годами… А потом я от тебя устану и выберу себе другую. И буду смотреть, как ты медленно подыхаешь в этих стенах.

Он выплевывает свой жгучий яд прямо в мое заледеневшее лицо. Со своей сияющей улыбкой.

– Я скажу им, кто ты! Я скажу им, что ты сделал!

Я пыталась закричать, но с губ слетел только жалкий лепет.

– Давай, сердце мое, говори им все, что захочешь. Сумасшедшим никогда не верят, особенно таким параноикам, как ты… Они решат, что ты включила меня в свой бред, потому что мы знакомы. И просто вкатят тебе еще большие дозы.

– Нет!

– Да, Хлоя. Слово чокнутой ничего не стоит. Они сделают вид, что принимают тебя всерьез, и увеличат количество препаратов… Здесь ты никто. Всего лишь буйнопомешанная, опасная преступница, которую признали невменяемой и не отвечающей за свои действия. Психически больная, которую следует изолировать, запереть, помешать причинять вред нашему прекрасному обществу… Ты получила пожизненное, дорогая. И никому больше нет до тебя никакого дела, кроме меня.

Не знаю как, но я нахожу в себе силы оттолкнуть его. Он падает на бок, я кидаюсь к двери. Бешено дергаю ручку, зову на помощь, пока не теряю голос, стучу в дверь кулаками.

Когда я оборачиваюсь, эта мразь разглядывает меня со своим бесноватым видом. Он тихо помахивает у меня перед глазами связкой ключей.

– Тебе это нужно, мой ангел? Подойди и возьми… Ну же, подойди! Хочешь лишить меня своего общества? Разве нам с тобой здесь не хорошо?

Мой затылок откидывается назад, череп врезается в запертую дверь.

Я хотела бы разбить себе голову. Чтобы больше не видеть его улыбку. Не слышать его голос.

Чтобы отправиться в гроб, где его не будет.

Ты получила пожизненное, дорогая.

Дозы успокоительного берут верх. Разъятые нервы изменяют мне. Я падаю около двери.

Сидя на кровати, он продолжает наблюдать за мной, словно проникает в меня одними только глазами.

– У тебя изменилось лицо, Хлоя. Однако, на мой взгляд, ты стала еще красивее, чем раньше… Наверняка потому, что сбросила эту чертову маску! Наконец-то ты избавилась от чувства превосходства, от того высокомерия, которое тебя портило. Теперь ты – это действительно ты… И действительно моя. Теперь я уверен, что ты будешь меня видеть. Ты будешь думать только обо мне. Я стану твоей вселенной в одном лице, ты хоть понимаешь?

Он усмехается, засовывает ключи поглубже в карман. Потом медленно идет ко мне.

Как бы я хотела исчезнуть! Как бы я хотела никогда не появляться на свет!

– И ты скоро потеряешь разум, Хлоя. Мало-помалу ты забудешь, кем была.

– Нет…

– Да, мой ангел. И я знаю, что ты меня полюбишь, как никого никогда не любила. Потому что у тебя буду только я.

Он поднимает меня, уносит в свое логовище.

Как оказывается, прямо позади кровати.

Я лежу на полу, на холодном кафеле, уставившись глазами в потолок.

Он говорит со мной, я его слышу. Но ответить не могу.

Я могу только плакать. Снова и снова.

Пока он медленно меня раздевает, как тряпичную куклу со вспоротым животом.

– Знаешь, ты первая, кто пришел ко мне сюда. Обычно они убивают себя, чтобы избавиться от меня. Но ты… ты не такая, как другие, ты исключительная. Ты самый прекрасный мой успех.

Я зову на помощь, слова умирают в глубине моего горла.

Пока он проводит своими губами больного психа по всему моему телу. По живому. Оставляя жестокие ожоги.

– Мой шедевр…

Я умоляю сердце остановиться.

И слышу, как он смеется.

Я умоляю смерть забрать меня, но понимаю, что она не придет.

Что никто не пожелает осквернить мой гроб.

Не помешает ему осквернить мое тело. Что он и делает.

– Мое самое прекрасное побоище.