Глава 4
У него сумасшедший взгляд.
Гипнотический. Такой пугающий.
Глаза у него темно-карие. Просто темно-карие. Чистый цвет, без всяких оттенков.
Взгляд такой глубокий, что стоит в него погрузиться, и возникает ощущение, будто падаешь в неизвестность или в бесконечность.
Бездонный – вот верное слово.
То, что этот взгляд скрывает, выражает, вызывает дурноту. То, что он внушает, прячет, раскрывает. Обещает и провоцирует.
Он молчит; вот уже много минут, как он не произнес ни единого слова.
Сидит на этой допотопной кухне. Лицом к женщине, ей не больше тридцати. Коротенькая тесная маечка чудовищного розового цвета обтягивает силиконовую грудь и открывает пупок, не удавшийся еще при рождении; белые узкие брюки чуть просвечивают. Дешевые побрякушки и лак на ногтях под цвет майки. Пирсинг в правой ноздре, в левой брови, в языке. Обесцвеченные льняные волосы. Кричащий макияж.
Вульгарная – вот верное слово.
Он смотрит на нее, она с трудом терпит его взгляд. Его пресловутый взгляд.
Непереносимый.
На губах у него легкая улыбка, почти незаметная. Похоже, он над ней насмехается. Или задумал что-то недоброе. Она проводит рукой по затекшему затылку, заодно хоть на несколько мгновений отворачивает голову.
Ощущение, что этот намек на улыбку судит ее, а взгляд выносит приговор.
Он не двигается, и вроде у него даже ничего не затекло. Каменная глыба, совершенно невозмутимая.
Он ворвался к ней силой, не оставив ей выбора. Заставил сесть туда, где она и сидит, задал вопрос. Один-единственный.
Он ждет ответа и, похоже, готов целую вечность торчать напротив нее.
– Хватит на меня так пялиться! – внезапно кричит она.
– А что? Тебе не нравится, когда на тебя смотрят? Я-то думал, ты это любишь.
– Мне не нравится, когда ты на меня смотришь! Ты псих, что за дела!
– Потому что я смотрю в глаза?
– Приперся, не говоришь, не шевелишься, почти не дышишь! Ты какой-то сраный робот или что? Кто знает, может, ты вообще не коп!.. Ну да, твоя карточка чистая липа! Убирайся, или я позову настоящих копов!
Она в истерике, он неподвижен, как статуя. Он не отвечает, как если бы и так сказал слишком много. Как если бы не хотел тратить слова. Ограничивается тем, что достает из кармана свою полицейскую карточку и подталкивает ее к ней. Она разглядывает фотографию и машинально читает:
– Майор Александр Гомес… Видала я в заднице таких майоров!
По-прежнему неподвижный, он продолжает ее разглядывать, может, хочет залезть ей в череп, чтобы прочитать, что у нее в мозгах. Вот только найдется ли там хоть несколько любопытных страниц, которые стоит пробежать, или только поразительная череда пустых ячеек?
Она начинает ерзать на стуле, словно ей в стринги подсыпали чесоточного порошка. Нога отбивает какой-то ритм, пальцы вцепляются друг в друга.
Корабль дал течь, скоро затонет. Можно сказать, с неизбежностью. Гомес улыбается чуть искренней, надо же расширить пробоину.
– Тебе не стоит так налегать на кофе, – говорит он. – А главное, на кокс.
– А пошел ты, козел! – выплевывает она, жутко кривя губы.
Она не успевает ни среагировать, ни испугаться. Он уже стоит над ней, срывает ее со стула и прижимает к стене. Ее ноги не касаются пола. Надо заметить, он высокий. И силища у него просто жуткая.
Она больше не дышит, загипнотизированная сумасшедшими глазами, по-прежнему уставленными в самую глубь ее собственных.
– Не оскорбляй меня, иначе я разворочу тебе морду, поняла?
Он говорит спокойно, не повышая голоса. Она прикидывает, как бы защититься. Колеблется, прежде чем ответить.
Он этого не сделает, конечно же! Он не имеет права. Он блефует.
– Отпусти меня, паршивый сраный коп!
Он подчиняется, она удивлена, что снова стоит на ногах. И еще больше удивляется, получив удар по лицу. Пощечина, которая больше похожа на удар кулака. Она остается стоять, отчасти чудом, бросает на него ошеломленный взгляд.
Оказывается, он не блефовал.
Второй удар, еще сильнее первого. Она падает.
– Хватит, ты сдурел! – стонет она.
– Я тебя предупреждал, – отвечает он просто. – Ты должна слушать, что тебе говорят.
– Блин… У тебя совсем крыша съехала…
Она пытается подняться, когда он хватает ее за майку и одним махом усаживает обратно на стул. Из носа у нее идет кровь, она утирается ладонью.
– Я на тебя жалобу подам! – не очень убедительно грозит она.
На секунду замолкает, продолжая вытирать капающую из левой ноздри кровь куском бумажного полотенца, который валялся на столе.
– Черт, ты же натуральный псих…
– Если верить слухам, то да. А потому лучше бы тебе ответить на мой вопрос. Иначе кто знает, что я способен с тобой сотворить…
– Я тебя не боюсь! – заверяет она. – Он куда опаснее тебя!
– Вряд ли. Но если так и есть, у тебя не будет случая это проверить.
Она снова поднимает на него глаза, пытаясь найти объяснение этой загадочной фразе.
– Или ты мне скажешь то, что я хочу знать, и я законопачу этого подонка так, что ты не увидишь его долгие годы, или ты и дальше будешь тратить мое время, и я просто от тебя избавлюсь.
Она начинает смеяться. У нее сдают нервы.
– Ты что, вытащишь ствол и прикончишь меня, вот так запросто? – бросает она. – Кончай бредить, ищейка!
– Нет, я, разумеется, не стану использовать свое служебное оружие. Кухонный нож вполне подойдет, уверяю тебя. Никто не знает, что я здесь, никому и в голову не придет меня заподозрить. В любом случае всем на тебя плевать. Можешь хоть сейчас сдохнуть, никто и не почешется.
Зрачки молодой женщины расширяются. Она замечает, что с самого прихода он так ни разу и не снял кожаные перчатки. Ни отпечатков, ни следов.
У нее пересыхает во рту, сердце идет вразнос. Он по-прежнему спокойно смотрит на нее.
– И тебя ведь есть кухонный нож, правда?
– …
– Отлично. Ну, что ты решила?
– Ты блефуешь!
– Никогда. Терпеть не могу играть, всегда проигрываю.
Он встает, открывает один из ящиков. Она следит за ним, слишком ошарашенная, чтобы реагировать.
– Дерьмовый прикуп, – ухмыляется он, помахивая спичечным коробком. – Хотя… Уходя, я могу подпалить эту гнилую хибару. Это замедлит опознание твоего трупа.
Он запихивает коробок в карман джинсов, открывает второй ящик.
– Бинго!
Она видит, как поблескивает лезвие, и наконец приходит в себя. Кидается к выходу, он перехватывает ее почти у входной двери.
Она вопит, он рукой зажимает ей рот.
Она отбивается, он приставляет нож к ее горлу.
– Ну, что ты решила? – шепчет он ей на ухо. – Напоминаю, в набор предлагаемых вариантов бегство не входит. Или ты говоришь, или сдохнешь.
Она продолжает вопить под кляпом.
– Кончай так дергаться, а то я ведь могу случайно тебя придушить, даже не узнав, готова ли ты сотрудничать! Глупо получится, правда?.. Обычно я стараюсь избегать накладок. Ненавижу возиться с бумагами.
Он чуть надавливает на рукоять ножа, она перестает размахивать руками. Он убирает руку, она больше не кричит.
Он знает, что взял верх. Страх лучший союзник, пусть даже лично он с ним не знаком.
– Я не знаю, где он! – стонет она.
Последнее трепыхание перед глубоким погружением в чудесные воды признания.
– Жаль. В таком случае мне от тебя никакой пользы. Бай-бай…
– Нет, стой! Я скажу… Стой же, черт!
Она плачет, он вздыхает. Первый признак нетерпения с тех пор, как он вошел.
– Слушаю тебя.
– Он в…
Она переводит дыхание, чувствует, как лезвие чуть сильнее надавливает на горло.
– Где?
– У него квартира в Девяносто четвертом. В Кретее, улица де ля Фратерните… Дом двадцать девять.
– Один живет?
– Да… Да!
Он грубо отталкивает ее. Она натыкается на стул, растягивается на ковре.
– Если ты соврала, я вернусь. Если скажешь хоть слово кому бы то ни было о нашей милой беседе, я тоже вернусь. Понятно?
– Да… Я сказала все, что знаю!
– Отлично. Благодарю за сотрудничество с правоохранительными органами, мадемуазель.
Прежде чем покинуть дом, он бросает кухонный нож в ее сторону. Оружие приземляется на диван в нескольких сантиметрах от ее лица; она съеживается на полу.
– Надо больше тренироваться! – констатирует коп с улыбкой. – Знаешь, я ведь не шутил… тебе действительно пора завязывать с коксом! Всего доброго, дорогуша.
