Глава 20
На какой-то момент он застывает перед шкафом в спальне.
Наконец берет джемпер, который она особенно любила. Подносит его к лицу, закрывает глаза и долгие минуты вдыхает запах. Стоя в пустой комнате с реликвией в руках.
Гомес не плакал с момента кремации. Больше сил нет.
Впрочем, сил нет ни на что. Только на боль. Но на это особых сил не нужно. Достаточно просто продолжать жить. Даже если наполовину, даже если это всего лишь иллюзия жизни.
Он садится на кровать с шерстяным джемпером в руках. Вокруг тишина.
Болезнь такая сука. Она забирает любимое существо.
Но не любовь.
* * *
Несмотря на таблетки, Хлоя спала плохо. Сон урывками, кошмары, которые смешивались с тяжелым бредом. С ожесточенными боями против армий кровожадных демонов. Но никакие бои не изгонят ее привычное наваждение. В начале и в конце ночи, словно открывая и закрывая скобку.
Жуткий вопль, тело летит в пустоту и разбивается у ее ног…
– Хорошо спала? – заботливо спросила Матильда.
Хлоя улыбнулась; странное ощущение завтракать в компании матери.
– Как дитя! – соврала она.
– Здесь тихо. По крайней мере, никто тебя не побеспокоит. Сможешь отдохнуть.
Это точно, гарантированная глухомань.
Ни автострады, ни скоростного шоссе, ни дорожного движения.
Ни бумаг, которые надо рассмотреть, ни телефонных звонков, которые необходимо сделать, ни мейлов, которые надо рассортировать.
Ни бешеной гонки с утра до вечера.
Птичье пенье, шум воды или ветра. У Хлои такое чувство, будто она укрылась в монастыре. Не так уж неприятно, между прочим. При условии, что ее вынужденный реабилитационный курс продлится не больше недели. Если дольше, она спятит. Натурально спятит.
– Я пригласила на вечер твою сестру с Арманом.
– Я думала зайти к ним повидаться, – поспешила вставить Хлоя. – Но ты хорошо сделала.
– А Лиза, хочешь, пойдем ее навестим? Ты не так часто здесь бываешь…
Рука Хлои сжала чашку.
– Лучше я схожу одна.
Матильда ни в чем ее не упрекнула, как всегда. Только добавила: Ей будет приятно.
Хлоя прекрасно знала, что нет. Тут и речи быть не может о приятности. Ни для нее, ни для Лизы.
Только мучение, долг, который она на себя взвалила. Наказание.
Постоянно наказывать себя. В конце концов, это ее вина. Пусть даже никто никогда ей этого не говорил.
Без сомнения, потому что она никому никогда не говорила.
– Бертран приедет за мной в пятницу, – объявила Хлоя, чтобы сменить тему.
Увидела, как в глазах матери вспыхнула улыбка.
– Вот мы и познакомимся, как я рада!
Хлое был понятен дальнейший ход ее мыслей. Надеюсь, этот-то наконец окажется тем, кто нужен. Тем, кто сумеет тебя удержать, у кого хватит мужества остаться с тобой.
Матильда занялась посудой. Хлоя смотрела на нее с глубокой нежностью. Мать казалась усталой, постаревшей, но по-прежнему элегантной. Одета она была просто, но элегантность не очень зависит от одежды. Это способ существования.
Хотя они не виделись уже полгода, Хлоя затруднилась бы сказать, действительно ли ей не хватало матери. Всегда тяжело возвращаться в родительский дом, в обстановку, которая равнозначна счастливому детству.
Пока однажды все не превратилось в ужас.
На кухне появился отец, вернувшийся с утренней прогулки. С тех пор как он бросил работу, это стало ритуалом. Каждое утро вставать спозаранку и отправляться бродить по полям.
– Привет, дочка, – бросил он, целуя Хлою.
– Привет, па…
Они никогда не знали, что сказать друг другу. Он, мрачноватый деревенский малый, скупой на слова и излияния чувств. Гордый успехами своей старшей дочери, но никогда этого не говоривший. Счастливый тем, что она здесь, хотя ни за что этого не покажет и не признается. Как если бы слова внушали ему страх. Как если бы чувства были слабостью.
Хлоя пошла в него. Во многом.
Он уселся напротив нее, налил себе кофе.
– Можно я завтра утром пойду с тобой? – с надеждой спросила Хлоя.
И мгновенно перестала понимать, зачем она это предложила.
Удивленный не меньше ее, он пожал плечами:
– Если хочешь, но я не буду дожидаться десяти часов, пока ты проснешься… И у тебя хоть есть нормальная обувка?
– У меня есть очень красивые зеленые лодочки на шпильках, – улыбнулась Хлоя. – Думаешь, подойдет?
Мать засмеялась, отец скривился.
– Если подвернешь ногу, не хнычь! – проворчал он.
– Ты понесешь меня на спине.
– Можешь не рассчитывать. Я уже слишком стар для такого.
– Нет же, – развеселилась Хлоя. – Сил тебе по-прежнему хватает, я уверена.
– Годы, дочка… Годы не знают жалости.
Дело не только в годах, подумала Хлоя.
В углу кухни появилась Тень. Возникшая из ниоткуда.
Нет, из моей головы. Возможно, больной.
* * *
– Вы не против пойти напиться?
Лавалю удалось убедить шефа открыть дверь квартиры, куда тот забился, как раненый зверь. Настоящий подвиг.
– Я знаю один симпатичный паб тут недалеко.
– А потом? Приведешь меня обратно и уложишь на диван? А если будешь совсем лапочкой, то стянешь с меня башмаки и подоткнешь одеяльце… А завтра утром у меня будет похмелье и желание проблеваться. Но лучше не станет. Ну и скажи на милость, что это даст?
Лаваль только вздохнул. Можно подумать, пьянка вообще может что-то дать. А в этом случае ничто не могло по-настоящему помочь.
– Ты зачем приперся, Пацан? Посмотреть, готов ли я вернуться на службу?
– Нет, конечно же нет! Слишком рано…
Гомес уселся прямо напротив и уперся в него язвительным взглядом.
– Слишком рано? Так ты полагаешь, что через месяц станет лучше? Или, может, через два? Или через шесть? Сколько, по твоей прикидке, мне осталось так мучиться? По-твоему, сколько времени я буду скорбеть?
Лаваль расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
– Не знаю.
На лице Гомеса появилась жутковатая улыбка. Того, кто страдает и хочет поделиться.
– Нет, ты не знаешь, лейтенант. Впрочем, ты ничего не знаешь. Лучше не станет и через десять лет. Лучше не станет никогда. Никогда, усек?
– Не говорите так, патрон.
– Я вернусь на следующей неделе, – холодно заявил Гомес. – Если окажусь таким трусом, что до того времени не разнесу себе череп. Устраивает тебя такой ответ?.. И не приходи сюда больше. Мне не нужна нянька.
Лаваль встал и натянул куртку.
– Ладно, майор. Как пожелаете. До следующей недели.
Гомес услышал, как дверь хлопнула чуть сильнее необходимого, и остался неподвижно сидеть в кресле в гостиной.
То, чего он боялся, случилось. Теперь ребята начнут его жалеть. Придется обращаться с ними еще жестче, чтобы избежать еще и этого оскорбительного сочувствия.
* * *
Наш милый Арман все такой же придурок.
С другой стороны, Хлоя спрашивает себя, а с какой стати ему меняться.
Сестра смотрит на него как на героя и наверняка каждый вечер падает перед ним на колени. Так с какого хрена он ударится в самокритику?
Хлоя мало говорила на протяжении всего ужина, который уже подходит к концу. Зато ее зять говорил за двоих. Даже за десятерых. Завладев беседой, он заставил ее крутиться вокруг единственно увлекательной темы: его самого.
Не следует забывать, что Арман – начальник. В его подчинении другие люди. Он истинный лидер.
Хлоя не раз испытывала желание весьма чувствительно его приложить, но воздерживалась. К чему начинать военные действия, это огорчит родителей. Улыбка матери достаточная награда за маленькую личную жертву.
Матери, которая закатила целый пир… Она просто счастлива, что все ее дети собрались за одним столом. Ну, положим, не все. Ведь одной не хватает.
Зато внуки здесь в полном составе. Которых Арман сделал Жюльете. Все трое… Трое шумных, беспокойных и эгоцентричных монстров.
Что поделать, дети! – думает Хлоя, внезапно испытывая радость, что у нее их нет.
Во всяком случае, таких. Я бы с ума сошла с тремя малышами на загривке. Которые вечно орут и каждую секунду тебя дергают. Ссорятся и хнычут. Все равно я не смогла бы ими заниматься, раз меня вечно нет дома.
На мгновение она восхищается сестрой. Но только на мгновение.
Как та могла выйти за подобного болвана? Наверняка в какой-то момент просто поплыла по течению. Бедная Жюльета. Ты достойна намного лучшего…
– А ты, Хлоя, что об этом думаешь? – спрашивает Арман.
Хлою грубо возвращают к реальности. Повисает молчание.
Вот только Хлоя представления не имеет, о чем говорил милый Арман.
– Прости, я отвлеклась… О чем ты говорил?
Свояк получает размашистую оплеуху. Она его не слушала? Крайнее оскорбление.
Хлоя дерзко ему улыбается.
– Ты отвлеклась? – повторяет он.
– Хло у нас такая мечтательная! – поспешно встревает Жюльета. – Вечно витает в облаках!
Хлое хочется расхохотаться. Это она-то витает в облаках?! Лучшая шутка за вечер.
– Я говорил о надежности французских машин, – уточняет явно уязвленный Арман.
Конечно же, что может быть интересней. И правда, ведь милый Арман работает в автосервисе.
– Я об этом ничего не знаю, – отвечает Хлоя. – Я езжу только на «мерседесах».
* * *
Гомес раздавил окурок на тротуаре. Вечер. Ему странно чувствовать себя на улице.
Он толкнул дверь в паб, и его немедленно захлестнула волна звуков. Смесь музыки, взрывов смеха и голосов.
Есть еще люди, которым хочется смеяться. Потому что они не знали Софи.
Он заметил устроившегося у стойки Лаваля. Он так и думал. И даже надеялся. Положил ему руку на плечо; Пацан обернулся и застыл.
– Патрон…
– Не называй меня так. Не здесь.
Гомес сделал знак бармену. Что он хочет выпить? «Десперадо», конечно.
– Я знал, что найду тебя здесь.
– Я здесь часто, надо заметить.
– Лучше бы подыскал себе девушку, давно пора, – вздохнул Александр.
– Я вроде нашел, – признался лейтенант.
– Тогда чего ты здесь торчишь?
– Вас ждал.
– Расскажи мне.
– Что именно?
– Любовную историю… И красивую, пожалуйста.
* * *
На террасе она слушала ночь. Настоящую. Глубокую и тихую, не оскверненную огнями города. Дикую природную ночь, отдаленную от человека.
Опершись о перила, Хлоя смотрит на звезды. Несмотря на холод, эта маленькая пауза ее радует. Как давно она не любовалась звездами?
– Что ты делаешь?
Жюльета присоединяется к ней. Одиночество было недолгим.
– Тебе с нами скучно? Весь ужин ты сидела с надутым видом…
Челюсти Хлои сжимаются. Она поворачивается к младшей сестре. Та совсем на нее не похожа. Маленькая, кругленькая, со светлыми, коротко остриженными волосами.
– Я просто устала. И приехала сюда отдохнуть.
– Что случилось? Ты заболела? Мама сказала, что…
– Я не больна, – обрывает ее Хлоя. – Всего лишь профессиональный стресс. Ничего серьезного. Мне нужен был перерыв, и я воспользовалась этим, чтобы приехать сюда.
– И все же тебе следовало предупредить. Знаешь, родители устают. Особенно папа.
– И ты боишься, что от меня они устанут еще больше, да? Спасибо за комплимент!
– Что бы я ни сказала, ты все воспринимаешь в штыки, – вздыхает Жюльета.
– А как ты хочешь, чтобы я воспринимала? – усмехается Хлоя.
– Я только сказала… Ладно, не обращай внимания.
– Тебе неприятно, что я здесь, верно?
Подумать только, она сбежала на террасу, чтобы хоть пять минут побыть в покое. Не вышло.
– Не понимаю, с какой стати мне должно быть неприятно, – заверяет Жюльета.
– Лучше уж скажи сразу, что здесь никто не рад меня видеть, так будет яснее!
Жюльета долго смотрит ей в глаза, прежде чем ответить:
– Ты не изменилась! Думаешь, весь мир на тебя злится уж не знаю за что… Ты видишь врагов повсюду. Твоя вечная паранойя, бедная моя Хлоя.
