26
Доктор Камень

«Эй, Джино, давай прогуляемся и посмотрим на наш корабль». Вечером 30 января 1971 года до старта «Аполлона-14» оставались считанные часы, и Ал был слишком взвинчен, чтобы заснуть. Ребята, это чувство было мне знакомо. Мы сели в машину у гостиницы астронавтов и поехали на площадку 39A, нас пропустили через кордоны службы безопасности, и мы припарковались у самого подножия «Сатурна V». Огромная птица купалась в огнях ярких прожекторов.

Шла заправка со всеми сопутствующими болями и стонами. Тонкие бока и внутренности ракеты гнулись, принимая тонны жидкого кислорода, поступающего при −181 °C, и жидкого водорода, закачиваемого при потрясающей температуре −253 °C. Иней делал ракету похожей на огромный подарок ко дню рождения, и казалось, «Сатурн» оживает на наших глазах, принюхиваясь к соленому бризу и к ночному небу. Его едва сдерживаемая сила давила на меня, и я с некоторым сомнением подумал: «Вот стоит ракета, на которой Шепард полетит на Луну».

Его глаза измеряли оранжевые фермы и всю длину ракеты, как если бы Шепард считал каждую шайбу на всем пути до носа, где сидел командный модуль «Китти-Хок», а лунный модуль «Антарес» лежал сложенным в «гараже» на третьей ступени, словно газонокосилка, убранная на зиму. Ал ничего не сказал, но, наверное, вспоминал, сколько разочарований пережил за прошедшее десятилетие, ожидая, когда придет эта минута, и сомневаясь, настанет ли она вообще.

Алу исполнилось уже сорок семь, ростом он был чуть ниже 180 см. Почти через десять лет после памятного первого полета он все еще был дерзким летчиком-истребителем. Его каштановые волосы стали длиннее, чем тогда, когда он предпочитал короткую военную стрижку. Ал весил 78 кг, потяжелев всего на 6 кг. Он был членом обществ Rotary и Kiwanis, мужем Луизы, отцом Лауры, Джули и приемной племянницы Элис. Миллионер, владелец больших домов в Хьюстоне и в Лейк-Трэвис. Уйма инвестиций. Правитель астронавтов. Легенда!

Измеряя сегодня «Сатурн» ярко-голубыми глазами, он знал, что его первый полет был лишь скачком мошки в сравнении с тем, что лежало впереди. До сих пор он налетал лишь 15 минут и 22 секунды, преодолев 486 км от старта и достигнув высоты всего 187 км, он едва пощипал границу космоса. Современная ракета была многократно мощнее, чем примитивный «Редстоун», который нес его в 1961 году, и второй полет обещал стать значительно более долгим, высоким и трудным. Шепард освоил систему «Аполлон», которая должна была доставить его, Стю Русу и Эда Митчелла в район Фра Мауро. Он подвергся острой критике: «Аполлон-14» называли последним детским полетом, и говорили, что Шепард отправляется в путешествие длиной 800 000 км, чтобы лишь потешить самолюбие. Это полная чушь, проработав с ним рука об руку более полутора лет, я был убежден, что во главе экспедиции стоял достойный человек. Но я также знал, что у него не оставалось выбора. Ал должен был совершить нечто выдающееся, чтобы исполнить свое назначение. Горячее стремление Шепарда достичь Луны зашло далеко за тот предел, на котором бы сдался человек меньшего масштаба, и придало новое значение слову «приверженность».

И если когда-либо человек и машина подходили друг другу, то это были капитан первого ранга ВМС Алан Бартлетт Шепард-младший и его лунный корабль «Аполлон». И все же я не мог не заметить, что железная машина подавляла даже его.

Десятью годами раньше я был одним из миллионов американцев, которые смотрели на этого человека как на нашего единственного космического героя. Я был молодым морским летчиком в Сан-Диего и как раз собирался жениться, когда он первым в нашей стране полетел на ракете. Но годы прошли, и Ал, будучи на десять лет старше меня, все еще имел на своем счету те же самые несколько минут ракетного полета, а я слетал дважды на «Джемини» и на «Аполлоне», выходил в открытый космос и выполнил восьмисуточное путешествие к Луне и обратно. Всё, чего я этим добился, – я поднялся до его уровня. В эту особую минуту я стоял с Алом Шепардом как равный ему.

«Эта ракета принадлежит Алу, – думал я, изучая яркий и шипящий «Сатурн». – Достанется ли мне моя?»

Каждый космический полет приносит свои сюрпризы, и на «Аполлоне-14» проблемы начались, как только он вышел на околоземную орбиту. «Китти-Хок» отказался стыковаться с «Антаресом», и это поставило под угрозу весь полет, потому что невозможно сесть на Луну без лунного модуля. В конце концов Стю Руса вколотил головку стыковочного устройства в воронку с такой силой, что металлические замки сработали и закрылись, и корабль отправился в путь. На заключительном этапе спуска на Луну Шепард сражался с неисправностью радиолокатора, которая угрожала отменой посадки. Но не было такой причины, из-за которой Ал, улетев так далеко, не прилунился бы – с радаром или без него, и он безукоризненно посадил «Антарес».

С помощью двухколесной тележки, увеличившей количество груза, который могут унести астронавты, было доставлено множество образцов из района, где, как полагают, метеор рухнул на Луну примерно 5 миллионов лет назад и выбил долину длиной 1100 км. Из этого запустения, усеянного булыжниками, Шепард и Митчелл добыли информацию об эпохе формирования Солнечной системы.

Митчелл проделал личные эксперименты в области экстрасенсорного восприятия, пытаясь силой мысли передать символы так называемых карт Зеннера парапсихологам на Земле, но с захудалыми результатами. Дика они не впечатлили.

Затем, к изумлению ЦУПа, Шепард подошел к тележке и превратил один из лунных инструментов в клюшку для гольфа, добыл откуда-то пару рифленых мячей и сделал самый дальний удар в истории Солнечной системы, торжественно сообщив игрокам-неумехам на Земле, что мячи улетели «на мили и мили». Но я видел позднее фотографию и могу поклясться, что две белых точки были видны на песке всего лишь в 10 метрах от лунного модуля.

На всем пути к Луне и обратно и даже на лунной поверхности, когда бы экипаж ни открывал ящик, сумку или контейнер, из него неизменно вылетала эмблема Первой команды. Как дублеры, мы с Роном и Джо имели доступ к кораблю до последней минуты, и пока мы устанавливали в исходное положение переключатели и проверяли приборы, мы также запихивали свои эмблемы с Дорожным бегуном в каждый уголок и в каждую щель, чтобы Трое новичков получили целый ураган находок. Наверное, чаще всего по закрытому радиоканалу во время полета «Аполлона-14» звучала фраза Шепарда, разозленного внезапным появлением очередной эмблемы. «Передайте Сернану, – рычал он, – бип-бип его задницу».

С моей точки зрения, Ал, единственный из Первой семерки, кто достиг Луны, вернулся на Землю как раз вовремя. В песочных часах Дика сыпались последние песчинки: пришла пора выбрать экипаж «Аполлона-17», и нарастало давление, как у пара в закрытом чайнике, с целью посадить Джека Шмитта на этот последний полет. Астронавты делали ставки, кого назначат командиром – меня или Дика Гордона, у которого Шмитт, этот сильный козырь, был в дублирующем экипаже «Аполлона-15».

Я был рад, что полет Шепарда прошел столь успешно, потому что в нем отражалась и та работа, которую я проделал, помогая ему готовиться, и я изо всех сил старался впечатлить Дика. Во время тренировок у меня с Алом сложились добрые отношения, но это ничего не гарантировало. Однако я полагал, что Ал будет в моем углу, так что, скорее всего, на моей стороне Стаффорд и Шепард, в то время как Гордона поддерживали МакДивитт, Конрад и Дейв Скотт. Ожидание в Отделе астронавтов этим летом было тягучим, как патока.

До сих пор Дик упорно сопротивлялся посадке ученого – любого ученого – на кресло в ракете вместо хорошо подготовленного пилота, и определенно ставил Джо Энгла выше Шмитта. Однако он не стал спешить с объявлением сразу после «Аполлона-14», что дублирующий экипаж будет назначен основным на три полета позже. Он явно ждал, когда освободится и дублирующий экипаж «Аполлона-15». Вопрос состоял в том, позволит ли головной офис NASA принять окончательное решение Дику Слейтону.

Не так уж давно мы с Диком Гордоном были новичками-астронавтами, которые прилетели вместе в Хьюстон поискать жилье. Теперь его семья жила на четыре дома дальше по улице и на другой ее стороне. Его младшая дочь однажды помогла Трейси покрасить стены ее комнаты цветными мелками. Мы с Диком мало что могли сделать в сложившейся ситуации, разве что шутить. «Мне достался ученый», – радостно кукарекал он за чашкой кофе. «Это ужасно», – отвечал я с мнимым сочувствием. Если бы я отправился в горячую точку, и другой астронавт прикрывал бы мне спину, то я бы выбрал Дика Гордона. Но у последней экспедиции на Луну мог быть только один командир, так что двум хорошим друзьям приходилось соревноваться за этот единственный в жизни приз. Нужно было выдержать до конца.

Один элемент важного лунного оборудования поступил вовремя для использования на «Аполлоне-15». Это был лунный самодвижущийся аппарат LRV, в просторечии «ровер». Сбылось предсказание Вернера фон Брауна о внеземной колеснице, которая позволит астронавтам отъехать от лунного модуля и исследовать далекие тайны.

Ровер доставлялся на Луну как пассажир, он был закреплен снаружи лунного модуля, как пианино на фургоне, и после опускания на грунт раскладывался, как кровать Мёрфи в отеле на Манхэттене. Это был багги для песчаных дюн, по крайней мере, мы так думали, потому что если он справится с изрытой лунной поверхностью, то нет причин, по которым следующее поколение роверов не смогло бы в будущем ездить по Марсу.

Машина была немного больше трех метров в длину и почти 120 см в высоту. На Земле ровер весил 208 кг, а на Луне – всего 34,5 кг. На нем не могло спустить колесо, потому что каждое из них представляло собой тканую сетку из оцинкованного железа с титановыми грунтозацепами-шевронами. Колеса из сетки!

Отдельные электромоторы в четверть лошадиной силы на каждом колесе, питаемые от аккумуляторов, могли разогнать ровер до предельной скорости 13 км/час. Небольшие крылья задерживали струи пыли. Вместо кожаных сидений, лампы для чтения полетной карты и держателей для чашек этот малыш имел в качестве дополнительных устройств блок мобильного телевещания, твердотельный компьютер и гироскоп для навигации.

Невзирая на его возможности и гибкость в применении, имелись ограничения. Нельзя было отъехать на ровере от лунного модуля дальше, чем может пройти астронавт, дыша только тем кислородом, что остался в ранце, и в случае поломки вызвать техпомощь неоткуда.

Дейв Скотт и Джим Ирвин дали этому багги первую нагрузку на «Аполлоне-15» и получили полный успех. Вместо того чтобы бродить вокруг места посадки, они объездили всю борозду Хэдли и гору Хэдли.

Тем временем на орбите Ал Уорден изучал лунную поверхность со своего одинокого насеста и открыл неровную область, содержащую, наверное, самый темный материал, найденный на Луне. Ал знал, что ученые на Земле захотят обдумать возможность исследовать в будущем это странное место, окруженное высокими горами, а потому использовал мощные камеры, чтобы сфотографировать и картировать темную полоску вблизи Моря Ясности в верхнем левом углу Луны.

Когда «Аполлон-15» вернулся, его считали, пожалуй, одним из самых плодотворных научных исследований во всей программе, но этот блестящий успех оказался подпорчен исключительной глупостью со стороны экипажа. Они взяли с собой без разрешения набор почтовых конвертов, погасили их на Луне и продали коллекционеру в Европе. Этот случай вызвал огромное возмущение, поставил в неловкое положение NASA, а командир, талантливый Дейв Скотт, мог лишь беспомощно наблюдать, как его звездная карьера рухнула из-за такой невероятной мелочи. Никто не верил, что такое вообще может произойти, но куча небрежно проштампованных конвертов вывела из строя одного из лучших парней в программе.

Полет Пятнадцатого также означал, что Дик Гордон и его экипаж покончили с дублерскими обязанностями и готовы к новому назначению. Давление на всех, кто был вовлечен в предстоящий выбор для последнего полета на Луну, поднялось еще на один уровень. Если бы это был забег на стадионе, мы с Диком шли бы рядом, и уже близились бы к финишу. У Слейтона закончилось время, он должен был принять решение.

По моему мнению, логичным для него в сложившихся обстоятельствах было бы сохранить в целости хорошо подготовленный экипаж. Если NASA настаивает, что ученый должен полететь на Луну, я бы, пожалуй, назначил на «Аполлон-17» весь экипаж Дика. Это был бы трудный выбор и горькая доля для Джино, но такое решение представлялось разумным.

В 1971 году в любопытном возрасте восьми лет Трейси уехала на месяц в летний лагерь в Холмистую Страну в центральном Техасе, а Барбаре оставалось только кусать ногти, потому что мать ничего не слышала от дочери много дней подряд. Наконец она уступила чувству тревоги и позвонила в лагерь, и озадаченная Трейси объяснила, что не могла позвонить домой, потому что была очень занята. Я хорошо понимал, что она имеет в виду.

А Барбара осталась в пустом гнезде на Барбуда-Лейн, потому что я почти все время куда-то уезжал. Обычно у нее была жизнь, полная материнских обязанностей, – скаутский отряд, уроки музыки и родительский комитет в школе приносили ей удовольствие. Но теперь, когда Трейси не было рядом и не приходилось отвлекаться на эти вещи, Барбара оказалась перед жесткой необходимостью приспособиться, и ей это не слишком понравилось.

Мы были женаты уже десять лет, и я почти непрерывно тренировался, в основном экипаже или в дублирующем, в течение восьми из них. Нам обоим приходилось за это платить. Мое эго получало свою порцию, и я расцветал в том особом социальном мире, где у нас могло не быть денег, но присутствовало нечто большее: тайное обаяние, которое нельзя купить за доллары. Люди трепетали, оказавшись рядом с астронавтом, но для моей жены льстивые слова на очередном коктейле звучали неискренне. После одной из вечеринок Барбара огрызнулась: «Это была самая огромная порция дерьма, в которой мне когда-либо приходилось сидеть, и я не намерена этим больше заниматься».

Что было еще хуже, я получал целый поток приглашений поиграть в гольф со знаменитостями по всей стране, и мне нравилось посещать отличные места и встречаться с интересными людьми. Я также открыл для себя удовольствие охоты на обширных техасских равнинах. Хотя в юности в лесах Висконсина я научился многому, охота не входила в этот список. Я обнаружил, что одиночество на свежем воздухе дает драгоценную передышку в непрерывном напряженном ожидании решения об экипаже «Аполлона-17», но и гольф, и охота отнимали время у семьи.

Не зная, придется ли мне полететь, я продолжал подолгу работать на тренажерах, потому что последнее, чего бы мне хотелось, – это чтобы у Дика сложилось впечатление, что я не заинтересован в этом назначении. Этим я был занят с понедельника по пятницу, но в выходные старался выкроить несколько часов, чтобы покататься верхом с Трейси. Добавьте сюда выезды на охоту и на гольф от Монтаны и до Майами, и вы поймете, что с Барбарой мне удавалось провести очень мало времени. Она писала подругам, что эти поездки не беспокоили бы ее так сильно, если бы я бывал дома в течение недели, «но это случается редко». Я давно чувствовал, что обкрадываю Трейси, но до меня не доходило, что Барбару я обкрадываю тоже.

Я не знал о том, что Дик отправил в Вашингтон свои рекомендации: последний полет должны выполнить Сернан, Эванс и Энгл. Головной офис немедленно отверг эту идею. Они уже приняли собственное решение, вырвав возможность выбора из рук Дика. Крестному отцу очень, очень доходчиво объяснили, что одно имя в списке «Аполлона-17» должно присутствовать обязательно: Харрисон Шмитт. Геолог полетит, и точка!

Дик пытался бороться, но зловещая надпись уже горела на стене, и он был вынужден сдаться перед неизбежным и принять компромисс. Вместо экипажа Сернан – Эванс – Энгл будет Сернан – Эванс – Шмитт. Отлично, сказали в Вашингтоне: Шмитт на месте, а остальное их не волновало.

Короткие октябрьские каникулы мы с Барбарой проводили в отеле «Лас-Бризас» в Акапулько с Роном и Джен Эванс, когда раздался звонок из Хьюстона и я услышал знакомый хриплый голос Дика. «Поздравляю, Джино, – сказал он, – «Аполлон-17» твой». Рон вошел в комнату, когда я говорил, и я радостно показал ему большой палец. Отличная новость! Я начал взволнованно бормотать слова благодарности, когда понял, что Дик не сказал, кто будет в моем экипаже. Рон показал на себя пальцем и поднял брови в молчаливом вопросе. «Это включает Рона и Джо?» – спросил я.

«Нет, не совсем. Рон будет твоим пилотом командного модуля».

Я быстро кивнул Рону, и он победно вскинул обе руки, сгреб свою маленькую жену в медвежьи объятья и поднял в воздух. Я же продолжал разговор с Диком.

«А что насчет Джо?»

«Мне нужно поговорить с тобой об оставшейся части экипажа».

«Почему? Что случилось?»

Он быстро прервал меня: «Так, возвращайся, и мы все обсудим».

На этом разговор кончился, а мы остались стоять посреди прекрасной комнаты, глядя на море, согретое теплым солнцем, и не зная, смеяться или плакать. Мы пошли вчетвером в бар, где пили ром с колой, в восторге от того, что получили желаемое, но одновременно разочарованные. Без лишних слов мы понимали, что Дика, наверное, заставили перетасовать экипаж и что Джек полетит, а Джо останется дома.

Я был в смятении от мысли о том, что мою команду разрушили. Джо отлично работал как пилот лунного модуля, и мы провели в тренажере вместе так много месяцев, что понимали нюансы характера друг друга и интонации голоса. Мы научились инстинктивно реагировать на действия друг друга в критической ситуации, и меня очень беспокоило, смогу ли я добиться такой же степени взаимопонимания с человеком, у которого вовсе не полет был первой любовью. Я должен был поставить жизнь на карту по выбору Вашингтона – и для меня это оказался первый горький опыт в политике.

На следующий день мы покинули Мексику, и в ту же минуту, как вернулся в Хьюстон, я устремился в кабинет Дика. Он подтвердил то, что чутье уже подсказало мне. Я начал спорить, приводя все доводы, какие только мог, и пытаясь убедить его вернуть Джо в экипаж. И нечестно, и неразумно, говорил я, вводить сейчас в работу нового человека, а меня просят сесть на Луну с ученым в роли второго пилота! Начиная с «Джемини», мы всегда отправляли корабли в полет по крайней мере с двумя пилотами, и это было чертовски правильно. Боже, да Джек вообще ни на чем не летал, пока не пришел в программу. Да, он неплохо научился летать на маленьком учебном T-38, но, ради Христа, Энг-то был пилотом X-15!

Дик позволил мне высказаться, кивая в знак согласия с каждым словом. Когда я остыл и перевел дух, он спокойно заговорил:

«Джино, ты не понял. Джек полетит в любом случае, а у тебя два варианта на выбор. Или ты летишь с Джеком в роли пилота лунного модуля, или уходишь в сторону, а я переставлю весь экипаж Дика Гордона на «Аполлон-17». Ты должен решить, хочешь ты пройти по Луне, или нет».

Кусая губы, я несколько мгновений размышлял над безвыходной ситуацией. «Значит, мы ничего не можем сделать для Джо?»

«В этом полете – нет. Не беспокойся об Энгле, у него дальше будет много работы. Вопрос в том, что собираешься делать ты».

Я мог или поразить себя мечом, или принять решение, которое не мог изменить. «А что, если мы…»

Дик прервал меня, его слова прозвучали резко, а плоская ладонь ударила по столу окончательно и бесповоротно: «Нет. Никаких шансов, Джино. Этот вопрос закрыт. Решай. Если ты хочешь лететь, ты летишь с Джеком, нравится тебе это или нет. Отвечай сейчас же, и я сделаю или так, или иначе».

Выбора не было, и я это знал. Черт, я сражался за это столько лет, и, по правде говоря, я бы согласился лететь даже с Златовлаской и тремя медведями. Но на мою радость ложилась большая тень, потому что я должен был сказать Джо Энглу, другу, что он в конечном итоге не полетит со мной в космос.

Джо принял печальную новость спокойно – он прочел ее по кофейной гуще, как и все остальные. Ни для кого не было секретом, что звезда Джека поднималась с каждым отмененным полетом, так что Джо вынужден был думать о будущем. К моменту отставки он был генерал-майором ВВС США и успел покомандовать вторым экипажем шаттла. Но и сегодня я часто думаю о том, что случилось бы, если бы я выступил более твердо за то, чтобы Дик заменил Эда Митчелла и поставил Джо на «Аполлон-14», и он бы прошел по Луне. Можно ли было что-то изменить?

Итак, кем же был этот парень, который так долго оставался занозой у нас в заднице? Этот человек по прозвищу Доктор Камень, который только что заменил собой настоящего летчика? Джек проявил себя полностью компетентным астронавтом, будучи одновременно гениальным камневедом. Когда его имя вписали в мой экипаж, он был 37-летним холостяком из городка Санта-Рита в песках Нью-Мексико, штата, который он однажды станет представлять в американском Сенате. Отец Джека был геологом на шахтах Нью-Мексико, а сам он учился в Калтехе и получил докторскую степень по геологии в Гарварде в 1964-м – за год до того, как его выбрали ученым-астронавтом.

В студенчестве он один год проучился в Университете Осло в Норвегии и работал в Геологической службе Норвегии, а затем и США, прежде чем в 1961 году стал преподавателем в Гарварде. Получив докторскую степень, он поступил на работу в Центр астрогеологии Геологической службы США во Флагстаффе в Аризоне, где стал экспертом в области лунных полевых исследований и признанным авторитетом в области фотографического и телескопического картирования Луны. Когда астронавты проходили подготовку по лунной геологии, Джек был одним из инструкторов, и он оставался нашим «домашним геологом», когда сам проходил летное обучение и подготовку в качестве астронавта. Он был внесен в список избранных экспертов, которым позволялось анализировать лунные образцы, привезенные с Луны.

Не слишком похоже на биографию летчика-испытателя, не так ли? Но Дик Гордон сразу сказал мне, что Джек справится с управлением лунным модулем, и я знал, что Дик никогда бы не взял его в экипаж, если бы Джек не мог нести свою долю нагрузки.

Он был сосредоточенным, воздержанным в личной жизни, спокойным и закрытым человеком и очень любил размышлять. В такие минуты можно было буквально слышать, как шарики вращаются в его черепе. При первой встрече он обычно выглядел непривлекательно, а молчаливая натура и некоторая бестактность мешала сойтись с ним ближе. Ему же, казалось, было всё равно. Для нас это представляло проблему – Джек не относился к тому типу людей, которые мне нравились.

За те несколько лет, которые их мужья готовились вместе, Барбара и Джен Эванс стали добрыми друзьями с Мэри Энгл, и все они были убиты горем, когда я подтвердил замену в экипаже. Мало того, что они теряли Джо и Мэри, но взамен они получили холостяка Джека. И он был не беззаботным парнем, как Клифтон Уильямс, а зачастую саркастическим типом с едкой натурой, который, казалось, не понимает социальных условностей. Наши женщины взвыли от того, через что им предстояло пройти. Джен Эванс, маленькая боевая брюнетка, которая редко лезла за словом в карман, подытожила так: «Нам придется уживаться с такой задницей?»

Но у меня не оставалось времени беспокоиться о социальном дискомфорте. Моей главнейшей задачей было сплотить нас троих в команду, которая сможет полететь на Луну, а не убедить всех вокруг полюбить Джека, и мы окунулись в тренировки.

Нас часто охватывало ощущение бесповоротности, потому что все знали, что «Аполлон-17» станет последним в исторической лунной серии. До старта оставался год, но черный прилив отчаяния уже облизывал берега Мыса, и темные тучи депрессии нависали над Хьюстоном. Все знали, что, как только мы взлетим, тысячи людей потеряют работу. «Аполлон» заканчивался! Дик даже с трудом смог собрать дублирующий экипаж, в который вызвались Джон Янг, Стю Руса и Чарли Дьюк.

Я должен был не только подготовить себя, свой экипаж, свой корабль и свою ракету для путешествия на Луну, но и исполнять роль массовика-затейника всей космической программы. Рабочие, с тяжелым сердцем размышляющие о просрочке платежей по ипотеке, могли сделать ошибки, а этого нельзя было допустить. Пораженчество могло стать смертельно опасным вирусом, и мне необходимо было найти от него лекарство.