21
Авантюра
Возвращение было легкой задачей – после того, как мы прошли критический момент старта к Земле, то есть TEI. Уравнение было простым: если включение не пройдет в точности как надо, нам не вернуться в Хьюстон и вообще на родную планету.
Мы выполнили 31-й, и последний, виток вокруг Луны, быстро и с волнением прорабатывая контрольную карточку. Мы закончили подготовку слишком рано и получили целых полчаса, чтобы подумать о том, что произойдет дальше, при этом стараясь загнать поглубже знание о том, что предстоящий маневр до сих пор проводился лишь однажды. В корабле повисла напряженная, ощутимая тишина. Не было ни шуток, ни комментариев. Никто не говорил ни слова. Проболтавшись вокруг Луны 61 час и 30 минут, мы уже не смотрели в окна, чтобы лишний раз увидеть кратеры, но находились в напряжении и готовности, как никогда в жизни. От предстоящего включения зависело всё. В эти очень тихие тридцать минут я закрыл глаза, перекрестился и про себя произнес молитву, благодаря Бога за то, что он дал мне возможность побывать у Луны. «Пожалуйста, верни нас к нашим семьям», – попросил я.
Ракетный двигатель включился в точности когда ожидалось, нас вдавило в кресла, и мы принялись отсчитывать бесконечно медленные секунды. Остановись он в любой момент запланированной длительности, и игра окончена. Через две минуты и 44 секунды «Чарли Браун» ушел прочь с окололунной орбиты. Импульс TEI был безукоризненным, и теперь крепкая хватка орбитальной механики отправила нас в долгое падение назад к Земле с невероятной и все время возрастающей скоростью.
В течение трех следующих дней мы наблюдали, как Луна менялась от такой большой, что только ее мы и могли видеть, до чего-то размером с баскетбольный мяч, а Земля соответственно становилась крупнее. «Вы идете точно по фарватеру, – передал ЦУП, – и оттуда сюда всё время будет по течению». Напряжение разрешилось, мы могли радоваться.
В процессе празднования мы проделали нечто, за что нас поминало добрым словом множество астронавтов, пришедших следом: наш экипаж впервые успешно побрился в космосе. В предыдущих полетах медики запрещали нам использовать опасную бритву, считая, что если астронавт порежется, то может истечь кровью в невесомости. Другое опасение состояло в том, что волоски могут заплыть в «нежную» аппаратуру космического корабля и нанести неисчислимый ущерб. Мнительность, она такая. Они предложили небольшую электрическую бритву, способную всасывать срезанные волоски, но она ни черта не работала и была забракована, поэтому астронавты возвращались на Землю после длительных полетов с щетинистыми подбородками и выглядели грязновато. Экипаж «Аполлона-10» сыграл роль первопроходцев и в этом деле: мы намылили щеки плотным гелем для бритья, соскребли щетину безопасной бритвой и собрали полный волосков крем влажной салфеткой. Всё прошло отлично! Затем мы почистили зубы – и это тоже было верхом комфорта по сравнению с временами «Джемини», когда приходилось проносить на борт упаковки жевательной резинки, чтобы освежить рот. Мы почувствовали себя рожденными заново, и когда включили телекамеру для очередного репортажа, она показала троих чисто выбритых и вполне счастливых парней. Дин Мартин с бортового магнитофона пел «Возращаясь в Хьюстон».
55-часовой обратный путь прошел без каких-либо проблем и потребовал лишь одной маленькой коррекции. Мы с победой возвращались домой в понедельник, набрав такую скорость, что был риск отскока корабля от атмосферы вместо погружения в нее. У нас оставался запас топлива, когда мы покидали Луну, и оно сгорело в двигателе SPS, разогнав нас на подходе к Земле до более чем 40 000 км/час и сделав тремя самыми быстрыми людьми в истории.
Наш коридор входа в атмосферу был очень узким, всего плюс-минус полградуса, это всё равно что ударить по мячу для гольфа в Море Спокойствия и попасть в лунку на пляже Пеббл-Бич в Монтерее. Нам приходилось верить, что парни с логарифмическими линейками справятся с этой задачей, потому что если на тренажере всегда есть второй шанс, то в полете мы не могли сыграть эту часть заново. Всё или ничего!
После того, как был отделен служебный модуль, обнажив теплозащитный экран, мы повернулись к атмосфере тыльной стороной командного модуля и начали спуск с американских горок. Бедные Том и Джон были поглощены своими инструментами, а вот я, пилот лунного модуля, уже лишенный его и потому не имеющий обязанностей, чудом оказался в лучшем зрительском кресле.
После восьми дней невесомости сила тяжести приветствовала нас на входе в привычный мир, и перегрузки быстро росли, пока мы пробивались через тяжелый воздух. Половина g… один g… два g… четыре… шесть… семь…
Вокруг нас образовался огненный шар, и я размышлял, станет ли он таким же красивым, как тот зелено-сине-красный, который я видел на «Джемини». Но я не мог угадать, какое зрелище развернется перед моими глазами. Иная форма возвращаемого аппарата и огромная скорость очень сильно изменили формулу, и вокруг нас заскользил, как перчатка, шар белого и фиолетового пламени. Сила его нарастала, и пламя начало относить назад, как полы платья невесты, оно протянулось на сто метров, а затем на тысячу, а потом на многие мили, и все это время нас зверски мотало внутри корабля. Белые мерцающие сполохи жевали внешнюю поверхность «Чарли Брауна». Потом среди этого хвоста огня сформировался небольшой горящий шар, маленькое золотистое солнышко, и замер в хрупком равновесии в бушующей реке, которая сияла позади поджариваемого корабля, а он несся внутри пурпурного щита чистого пламени. Из всех углов в южной части Тихого океана мы были видны как яркая падающая звезда, вспыхнувшая на небе.
Мы выбрались из этого огня на высоте примерно 30 км над Тихим океаном, подкрашенным первыми апельсиновыми лучами зари, так что видно было еще плохо. Вытяжные парашюты вышли, чтобы замедлить наше падение, когда мы миновали отметку 7300 метров, а основные раскрылись на трех тысячах – три больших гриба-дождевика, наполненных воздухом, нежно опустили нас в почти спокойное море где-то в 650 км восточнее Паго-Паго в Американском Самоа. Первый вертолет, прилетевший с «Принстона», имел на борту надпись: «Приветствую, «Чарли Браун»». «Аполлон-10» находился в полете 8 суток 3 минуты и 23 секунды.
Многие спрашивали меня за прошедшие годы, был ли я разочарован тем, что «Аполлон-10» не совершил первую посадку на Луну. Как мы могли подойти так близко и не сделать последнего шага?
Хотел ли я попытаться сесть? Конечно, хотел бы. Однако мы все верили в важность нашего задания, потому что знали, что «Аполлону-11» потребуется каждая крупинка информации, которую мы можем собрать, чтобы успешно выполнить свою задачу. Мы знали, как сесть на Луну, но не обладали необходимой техникой – «Снупи» был чересчур тяжелым, и перед нашим полетом оставалось еще слишком много неизвестного о посадке на Луну.
И как я мог быть разочарован, улетев на ракете «Сатурн V», самой мощной из когда-либо построенных, на орбиту и затем на расстояние в 400 000 км от Земли, увидев невероятные картины, зависнув на три дня у Луны, спустившись на 14 км над ее поверхностью, вернувшись на родную планету и проделав великолепный огненный вход в атмосферу на высокой скорости, чтобы приводниться в Тихом океане?
И кроме того, у меня была мечта – я собирался вернуться туда.
На борту вертолета мы переоделись в чистые, белые как пудра костюмы NASA и получили бейсбольные кепочки с золотым рисунком, чтобы выйти на палубу в лучшем виде – чисто выбритые и опрятно одетые астронавты с рекламного плаката, которых не стыдно предъявить телекамерам. Сказать честно, мы больше недели не были в душе и все еще оставались в том же нижнем белье, а потому благоухали весьма и весьма. Экипаж авианосца устроил нам оглушительный прием, а мы уверенно махали встречающим, спускаясь по красно-синей ковровой дорожке к огромному торту в нашу честь. После восьми дней в невесомости нас так шатало, что каждый шаг по качающейся палубе был небольшим приключением.
Теперь, когда полет закончился, я мог разделить восхищение нашей экспедицией, которое испытывали люди во всем мире. Радостные крики экипажа «Принстона» были воодушевляющей наградой за то, что мы взяли их с собой благодаря телевизионной камере на корабле. Первые экипажи, вернувшиеся с Луны, немедленно помещались в карантин, и мне было их очень жаль, потому что из-за этого они пропускали одну из главных составляющих полета – они не могли увидеть лица и почувствовать эмоции людей, которые наблюдали, как они ходили по Луне.
Мы оставались на «Принстоне» всего четыре часа и за это время получили по телефону поздравление от президента Никсона, который пригласил нас на торжество в Белый дом. Мы первыми отправились к Луне при нем, полет можно было рассматривать как знак того, что его президентство пройдет хорошо, и Никсон намеревался извлечь из космической программы как можно больше популярности. Как оказалось, она ему пригодилась.
После того, как я в первый раз за неделю поел горячей пищи (яичница-глазунья и филе-миньон), мы перелетели в Паго-Паго – это еще примерно час на вертолете – где нас встречали, размахивая флагами, примерно 5000 человек. Я убедился, что восхищение не ограничивается военными, но захватило и гражданских. Внешний мир пребывал в экстазе. До меня начало доходить, что путешествие «Аполлона-10» было действительно очень важным для всех этих людей.
Барбара посетила службу на авиабазе Эдвардс, а потом приехала в ЦУП вместе с Барбарой Янг. Обе они, как и Фей Стаффорд, в течение всего долгого полета работали заботливыми и смелыми Миссис Астронавт. Теперь моя жена знала, чего ожидать от прессы и что СМИ хотят от нее. Барбара чувствовала себя как актриса, вышедшая на сцену в главной роли, и умела произнести свои слова с грацией и вкусом.
В течение всего полета она высоко держала знамя, и пресса просто влюбилась в нее и в Трейси. Наша дочь, носящаяся кругом в забрызганных ковбойских сапогах и в шортах, поведала репортерам, что у нее в детском саду есть целый рой шмелей.
Подруга посоветовала Барбаре подшутить над прессой, которая, несомненно, напишет всё, что услышит от нее, и она решилась на поэтическую выходку. «На самом деле Халиль Джебран сказал об этом лучше всех, – произнесла она и выдала цитату: – «И когда ты достиг вершины, ты должен начать подъем. Ибо в этот день ты узнаешь тайную цель во всём». Нет, такой цитаты от жены астронавта они не ожидали. Где же здесь про «гордость» и «счастье»? Она едва сдерживала смех, глядя на вытянувшиеся лица репортеров. И какой вообще Халиль Джебран? В конце концов Барбара дала им то, чего они хотели, чего хотела страна. «Да, я горда настолько, что не нахожу слов, – сказала она. – Это было фантастическое путешествие».
Фей предупредила Барбару, что пережить второй полет будет тяжелее, чем первый. Душевный подъем быстро уступил место тревоге, затем пришло ощущение реальности, и Барбара обнаружила себя одинокой в доме, полном гостей и с засорившимся водопроводом. Поздними вечерами, когда все остальные спали, она в одиночестве вслушивалась в ЦУПовский динамик, плотно сжимая бокал с коктейлем, который помогал выдержать долгие часы в напряжении.
Когда я передал в Хьюстон, что полет вокруг Луны – это пара пустяков, Барбара не согласилась: «Для меня это определенно не пара пустяков». Ее слова не на публику были намного острее. Да, ее мать и Рай Фёрлонг могли подержать ее за руки, Дейв Скотт и Расти Швейкарт – ответить на технические вопросы, жены других астронавтов – оказать поддержку. Однако она должна была пройти этот путь одна. Я был ее мужем, а не их, и она не могла найти себе места. «Я понимала, что есть миллион всего, что может пойти не так, – сказала она мне позже. – Я не знала, увижу ли тебя снова».
Когда мы начали неуправляемо вращаться над лунной поверхностью, ее нервы, и до того напряженные до предела, едва не дошли до срыва. Она повернулась к Дейву Скотту и взмолилась: «Что они делают? Неужели они упадут?» Дейв, конечно, знал лишь то, что выкрутасы «Снупи» абсолютно точно отсутствуют в плане полета, но, к счастью, этот эпизод быстро закончился. К тому времени, как мы вырвались из цепкой лунной хватки, выполнив маневр TEI, и оказались на пути домой, морщины беспокойства вокруг глаз Барбары стали еще глубже.
Она играла предписанную роль для прессы, но позднее писала близким подругам, что, наверное, во время всех этих передряг выпила слишком много спиртного. В момент приводнения в доме на Барбуда-Лейн открыли шампанское, и Барбара даже произнесла тост или два за успех полета, но Джеки Этчли смотрела на все это осуждающе. «Думаю, она слишком много тостует», – заметила ее мать. Барбара не отрываясь следила по телевидению за спасательной операцией, и когда я позвонил ей с авианосца, то услышал, что ее голос дрожит.
Далеко от Хьюстона, в городе моих предков Висока-над-Кисуцоу в Чехословакии, маленький телевизионный экран мерцал в комнате, заполненной счастливыми словаками. Одним из них был Имрих Чернян, как и я, праправнук Андрея Черняна, в честь которого назвали моего отца. Имрих поднял свой бокал и тоже произнес тост: «Они вернулись на родную планету. Давайте выпьем за нашего космонавта!» Позже он втихомолку жаловался, что «у Юджина теперь появляется все больше и больше родственников».
С десяток часов потребовалось на перелет из Паго-Паго на авиабазу Нортон вблизи Лос-Анджелеса, дозаправку и дальнейший путь на базу Эллингтон, где мы приземлились во вторник 27 мая около 11 часов утра. Нас встречал Дик, а с ним Уолли Ширра, Донн Айзли, Джек Шмитт и прочие астронавты, а также военный оркестр, который грянул «Глубоко в сердце Техаса». Сотни гражданских толпились вдоль ограды базы.
Я первым выбрался из самолета, игнорируя трап, который свешивался с огромного C-141, и спрыгнул на полосу, чтобы на несколько секунд раньше встретиться с семьей. Одетая в белое Трейси бросилась ко мне, я взял ее на руки, а она крепко ухватила меня за шею. В это мгновенье подбежала Барбара. Я притянул ее к себе, и мы превратились в остров плачущих Сернанов. Я надел им на шеи цветочные гирлянды с Самоа. Черт побери, как здорово вернуться! Завтра начнутся 11 дней детальных послеполетных отчетов, но остаток этого дня был мой, и я мог радоваться вместе со своими девочками.
Этим теплым звездным вечером мы вышли на задний двор дома. Я поднял на руки шестилетнюю дочь, все еще очарованный ее свежестью, и показал на Луну. Как же объяснить ей, что именно я сделал? И все-таки она была уже не маленьким ребенком, в сентябре должна пойти в первый класс. Наверное, она поймет, если я буду тщательно подбирать слова, потому что я хотел, чтобы она запомнила эту минуту.
«Мелкая, – сказал я, – твой папа и мистер Стаффорд улетели на «Снупи» к Луне. Ты знаешь, это далеко в небе, там, где живет Бог. Твой папа был ближе к Луне, чем кто-либо раньше».
Она подумала немного над этой информацией, накручивая локон волос на маленький пальчик и, быть может, вспоминая те случаи, когда я разочаровал ее в прошлом, и ответила: «Папа, теперь, когда ты был на Луне, когда же ты собираешься взять меня с собой в поход… как обещал?»
Это было все равно, как если бы она ударила меня камнем. Я пытался произвести впечатление на мою маленькую девочку, а она напомнила мне о чем-то намного более важном, чем слушать папины разговоры о полете на Луну. Моя юная дочь только что вернула меня обратно на Землю, и мир громких «ура» утратил свою важность и стал почти бессмысленным. Ей нужен был папа, а не астронавт. Господи Иисусе, подумал я, ведь есть в жизни что-то намного более важное и ценное, чем полет на Луну, и я сейчас держу его в руках. Я вспыхнул от злости на самого себя. Я так долго смотрел на Луну, что упустил из виду свою семью? «Скоро, мелкая, скоро, – сказал я ей и обнял. – Мы скоро пойдем в поход». Черт возьми, это было обещание, которое я собирался выполнить.
По дороге домой с базы Эллингтон Барбара фыркнула: «А ты там вел себя не слишком прилично, не правда ли?»
«Ты о чем?» – спросил я, не понимая, что она имеет в виду.
«А ты знаешь, что ты в прямом эфире произнес «сукин сын»?»
«Нет. А такое было? – удивленно спросил я. – Это когда?»
И она поведала мне историю о том, как я ругался при включенном микрофоне, и это слышали миллионы людей. «Твой голос был громким и четким», – сказала она, и мы посмеялись над этим.
«Ладно, если ты так утверждаешь, то, наверное, я такое действительно сказал. В ту минуту дела были не слишком хороши».
Она откинулась в кресле и закрыла глаза. «Я не знала, что происходит, – сказала она, и я услышал в ее голосе подавленное напряжение. – Всё случилось так быстро, и никто так и не объяснил этого мне».
Подъезжая по знакомым улицам к дому, я снова подумал об этой Луне, вращающейся буквально за окном посадочного аппарата. «Это было смертельно опасно, солнце. Наш «Снупи» вышел из-под контроля». От одного лишь воспоминания у меня по коже поползли мурашки. «Черт побери, если говорить честно, я был напуган до смерти».
Барбара посмотрела на меня в изумлении, не веря, что она действительно это слышала – что я сказал, что чего-то боялся. Я улыбнулся ей и добавил: «Только никому не говори».
Я не знал этого тогда, но мои чертыханья в момент сильнейшего стресса уже сдвинули лавину критики.
Много воды утекло с того времени, когда люди из службы NASA по связям с общественностью заменили разочарованное «О, shit» Тома Стаффорда при отмене старта «Джемини-9» на неуместное «Чушь какая». На «Аполлоне-10» мы говорили так, как привыкли, и наша речь была пересыпана весьма приземленными англо-саксонскими выражениями.
Когда один из нас произнес вслух слово из четырех букв, молодая машинистка в Хьюстоне, которая записывала на лету наши переговоры, вскочила из-за пишущей машинки, как будто ее ударило электрическим током. NASA разрешило ей напечатать вместо этого «черт», чего раньше тоже не допускалось. Товарищи-астронавты, уставшие выполнять опасные полеты и в то же время следить за каждым своим словом, были довольны. Это был еще один знак того, что мы возвращаемся в реальный мир.
Всё началось весьма невинно, когда ЦУП спросил, не имеет ли неприятного вкуса хлорированная питьевая вода, а раздраженный Том ответил «да, клянусь твоей свежей задницей». Еще интереснее стало, когда наша троица освоилась и заговорила открытым текстом. К тому моменту, когда я прокричал «сукин сын» и вслед за этим «черт, что происходит?», наши стенографистки успели привыкнуть и к «черт побери», и к «шиту», и к слову из четырех букв, и узнали, что астронавты в космосе могут взбеситься по полной. Мы знали намного больше слов, чем эти юные стенографистки.
Когда ЦУП упомянул, что экипаж на Самоа встретят танцующие девушки, Том спросил, будут ли они выступать топлес. А в последний день полета, докладывая о нашем состоянии, я сказал Земле, что все трое счастливы, здоровы, голодны и сексуально привлекательны. Наш капком Джо Энгл ответил: «У нас есть решения и лекарства от всего перечисленного, кроме четвертого пункта». Нет сомнения, «Аполлон-10» предназначался только для взрослой аудитории, и другие астронавты шутили, что наш послеполетный фильм будет с соответствующей пометкой.
К субботе создалось такое впечатление, что всё, что мы сделали за прошедшую неделю, затмевает негодование по поводу нашего языка. Один заголовок гласил: «Небо в бешенстве – астронавты подорвали имидж хладнокровных». В тексте говорилось, что мы сломали кандалы самоограничений в части языка, что никто из официальных лиц по этому поводу не жалуется и что другие астронавты согласны – сейчас самое то чертово время, чтобы им позволили оставаться людьми.
Но если бы все было так просто! Преподобный д-р Ларри Поланд, президент Библейского колледжа в Майами, был чрезвычайно разочарован тем, что мы донесли до Луны «слова, которые вы обычно видите на стенах туалета». Возмущенный преподобный доктор отправил президенту Никсону и в NASA телеграмму с требованием принести публичные извинения и призвал Тома, Джона и меня «раскаяться в сквернословии, вульгарности и кощунстве». Тысячи людей выступили в нашу защиту, заявляя, что в сходной ситуации, вероятно, выражался бы намного хуже любой нормальный человек, а возможно, и сам достопочтенный доктор. Из каждой сотни пришедших писем 99 поддерживали нас. Однако NASA сдалось напору и выбрало меня в качестве виновника. Джона огонь этой схватки не задел, а Мямля бормотал свои ругательства себе под нос, так что мир не мог услышать, что именно он говорит. А вот по части сказанного мною никаких сомнений не оставалось, и нужно было принести извинения, чтобы снять пятно с тиары астронавта. Я согласился, но при условии, что сделаю это так, как сочту нужным, и на пресс-конференции произнес: «Тем, кого я оскорбил, я приношу извинения. Тем, кто меня понимает, я благодарен».
Преподобный д-р Ларри Поланд сказал, что прощает меня, хотя мне от этого было ни холодно ни жарко. Я не собирался прощать этого самодовольного ханжу. Кусок свинячьего дерьма.
Что-то в этой картине не складывалось. Том Стаффорд был дублером командира «Аполлона-7» и командиром «Аполлона-10», плюс три номера. Нил Армстронг из дублера командира «Аполлона-8» был переведен в командиры «Аполлона-11». Пит Конрад дублировал командира «Аполлона-9» и командовал «Аполлоном-12». Гордо Купер был дублером командира «Аполлона-10», но командиром «Аполлона-13» назначили Алана Шепарда. Правило «третий полет твой» было отброшено. Большой Ал вернулся в город, и Купера, бесшабашного летуна, который входил в Первую семерку, просто выкинули. Гордо это очень не понравилось, и он решил, что пора уйти в отставку.
Почти сразу после возвращения на Землю я начал продвигать свой новый план. В то время как окна сотрясали аплодисменты по случаю нашего успеха, в программе происходили очень важные вещи. Барбара после нескольких долгих и серьезных разговоров благословила мою идею, хотя думала, наверное, что это лишь безрассудная схема из серии «всё или ничего».
События развивались так быстро, что в день нашего приводнения в ЦУПе уже висел плакат с надписью «До старта 51 сутки». Человеку предстояло вскоре пройти по Луне, но это не значило, что все остальное должно было остановиться.
После нашего возвращения планировалось еще десять полетов. Дик выстраивал своих любимцев в очередь в следующие экипажи и без колебаний решил посадить своего приятеля Ала Шепарда на водительское место на ближайший доступный полет, то есть на «Аполлон-13».
Невзирая ни на что, Шепард все еще оставался в нашем деле одним из лучших пилотов, и если кто-то и заслужил место на «Аполлоне», так это он.
Не всем это понравилось. В конце концов, прошло восемь лет после того, как он отправился на ракете лишь в короткий суборбитальный полет. С той поры сменилось множество технологий. Он не работал дублером командира «Аполлона», не был даже дублером пилота командного или лунного модуля, и как внутри программы, так и снаружи открыто раздавались тревожные голоса: он может не успеть подготовиться. Одно дело давным-давно в одиночку слетать вверх и вниз на «Меркурии», и совсем другое – командовать экипажем в сложной экспедиции на Луну на «Сатурне V». Мы все знали, что Ал хорош, но был ли он настолько хорош? Общее мнение в Отделе астронавтов сложилось так, что он должен встать в очередь, как остальные.
Дик пошел на уступку головному офису агентства и убедил Ала подвинуться вправо на один полет, чтобы получить больше времени на подготовку. На основной экипаж «Аполлона-14» планировался Джим Ловелл. Дик переставил его вместе с Кеном Маттингли и Фредом Хейзом на один полет влево – на «Аполлон-13». Как следствие, Ал перешел на освободившееся место на «Аполлоне-14» и получил на подготовку четыре дополнительных месяца. Ни рыжеволосый Стю Руса, его пилот командного модуля, ни пилот лунного модуля Эд Митчелл еще не были в космосе, так что к ним немедленно приклеился ярлык «экипаж новичков», что оказалось не таким уж малым уколом самолюбию Ала, который так много лет топал на всех нас.
Зарубив шанс Гордо Купера полететь на «Аполлоне-13», Дик и Ал определенно сделали пробоину в борту теории ротации («твой полет будет через три»). Теперь меня занимал вопрос о том, каковы перспективы Тома Стаффорда, Джона Янга и Джина Сернана. Том уже смотрел в другом направлении, нацеливаясь либо на новую административную должность в программе, либо на место в Сенате от штата Оклахома. Выглядело так, что мы с Джоном идем на дублерство новой команды Ловелла на «Аполлоне-13» – Джон как командир и я вновь как пилот лунного модуля – с хорошей перспективой стать основным экипажем «Аполлона-16» и пройти по Луне. Отлично, это была бы прекрасная работа, вершина карьеры любого астронавта. Для того мы сюда и пришли! Одна беда – я этого не хотел. Я не имел желания вернуться к Луне в качестве пилота лунного модуля. Для меня просто пройти по Луне было недостаточно.
Я всегда верил, что судьба человека – это результат его личного выбора. Нужно тщательно продумать свое решение, оценить побочные эффекты, принять риск возможной ошибки и после этого идти к цели. Моя цель, лежавшая в основе всего, что я когда-либо делал, состояла в том, чтобы командовать самому. Если бы я все еще служил во флоте, я бы старался получить под командование эскадрилью. Сейчас же я обладал и опытом, и уверенностью для того, чтобы возглавить собственную экспедицию к Луне.
Дик дал мне возможность вновь поработать с Джоном, и его глаза округлились от изумления, когда я дал неожиданный ответ. «Дик, я ничего не имею против того, чтобы полететь с Джоном, но думаю, что я заслужил собственную команду», – сказал я.
Он моргнул и кашлянул, оценивая то, что услышал. Этот человек, который никогда ничего не обещал, только что предложил мне почти гарантированный шанс полета на «Аполлоне-16», и я ответил – спасибо, нет. «Джино, – сказал он, не веря своим ушам, – ты отказываешься от возможности пройти по Луне?» Его голос вызывал ощущение самой грубой наждачной шкурки.
«Да, сэр, Дик. Я бы хотел пройти по Луне, но я хочу отправиться туда в левом кресле». Я готовился к этому разговору, но мой живот скручивало от нервного напряжения.
Крестный отец положил руки на бедра и склонился ко мне, нависая лицом, как опытный сержант над новобранцем. «Подумай, Джино, ты знаешь, что бюджет будут резать. Быть может, осталось не так уж много полетов, а у меня хватает ребят, которые готовы лететь. Если ты не идешь с Джоном, я не знаю, удастся ли тебе полететь вообще. Лучше принимай место на Тринадцатом». Он был заметно ниже меня, но в минуты стресса, казалось, становился больше нормального роста. На Дика Слейтона невозможно было посмотреть сверху вниз. Мы стояли лицом к лицу, и я глядел на него снизу, как ребенок, который осмелился сказать «нет» родителю.
«Я понимаю, Дик, но я хочу использовать свой шанс». Я выложил на стол все карты – мне было важнее стать командиром собственного корабля, чем пройти по Луне. Моя карьера астронавта висела на волоске, и я знал, что она запросто может закончиться с этим разговором. Я рисковал так, как рисковал очень редко за всю свою жизнь. На оставшиеся места на «Аполлонах» претендовало так много астронавтов, что это была чистая авантюра. Я мог запросто получить билет в одну сторону до станции Забвение.
Мы с Диком какое-то время молча смотрели друг на друга – видимо, он ждал, не изменю ли я своего мнения. Затем он внезапно развернулся на пятках и почти отпрыгнул, качая головой от непонимания и, вероятно, думая, что я – один из величайших идиотов во всем мире. Он знал то, чего не знал я, и спустя много лет написал, что, как ему тогда казалось, у меня «мало шансов» получить место командира.
Через несколько дней после этого разговора он вывесил для информации дублирующий экипаж «Аполлона-10». Джон был его командиром, пилотом командного модуля – Джек Свайгерт, а на лунном модуле вместо меня значился Чарли Дьюк. На «Аполлоне-16» Джон и Чарли действительно прошли по Луне.
А я? Что ж, на данный момент должности у меня не было. Дик уступил моей просьбе и оставил меня размышлять о том, какую дикую глупость я только что сделал.
