Сторонники модели стационарного состояния Вселенной внесли ценный вклад в научные дебаты. Но с кончиной их модели почил в бозе и совершенный космологический принцип. Это распахнуло двери для вечной инфляции, Мультивселенной и антропного принципа — предмета пятого и последнего раунда Великих дебатов, который мы с вами рассмотрим в этой книге.

С каждым новым раундом Великих дебатов — от противостояния Коперника и Галилея Церкви и геоцентристам до спора между сторонниками модели стационарного состояния Хойла и приверженцами модели Большого взрыва — ставки росли. В самом начале предметом спора было центральное положение Земли. Затем — уникальность нашей галактики Млечный Путь. Эти первые дебаты касались места человечества во Вселенной. Не было никаких сомнений в том, что мы живем в единственной Вселенной.

В пятом раунде Великих дебатов столкнулись те, кто утверждал, что наша Вселенная — одна из бесконечного числа Вселенных, с теми, кто считал, что теория Мультивселенной не только ошибочна, но и на самом деле вредна для науки. Основными представителями «коперниканского» лагеря в пятых Великих дебатах выступали Роджер Пенроуз и Пол Стейнхардт. Пенроуз первым из физиков отметил, что инфляционная модель, чтобы быть жизнеспособной, требует целого ряда точно заданных условий — так называемой тонкой настройки. Стейнхардт был одним из трех отцов-основателей инфляционной модели, у которого также сперло дыхание на гарвардской пресс-конференции BICEP2 в День святого Патрика, хотя и по другой причине.

Несколько лет назад Стейнхардт вместе с Джеймсом Бардином и Майклом Тернером показали, что небольшие вариации реликтового фона могли быть сгенерированы квантовыми флуктуациями в ходе инфляции. Они предсказали, что эти флуктуации усилятся и приведут к крупномасштабным температурным возмущениям — и в конечном счете к формированию космических структур, таких как галактики, позднее зарегистрированным радиометром DMR на борту обсерватории COBE в 1992 году. В 1993 году в сотрудничестве с Робертом Криттенденом, Риком Дэвисом, Диком Бондом и Джорджем Эфстатиу Стейнхардт вычислил влияние гравитационных волн на температурный режим реликта, если инфляция действительно имела место. Короче говоря, его вклад в разработку теории инфляции был огромен, и ее доказательство фактически гарантировало ему — если следовать традициям Нобелевской премии за открытие бозона Хиггса — билет в Стокгольм, где мы с ним, как я надеялся, встретимся за шведским столом.

Но в 2002 году, когда Стейнхардт получил престижную международную награду — медаль Дирака — как соавтор теории инфляции, произошло нечто невероятное: он обрушился с резкой критикой на собственное детище. Неизбежность Мультивселенной с ее бесконечным множеством карманных вселенных позволяет предсказать, по сути, все что угодно. Для Стейнхардта это было не лучше и не хуже, чем не предсказать ничего. «Если ваша модель допускает любую возможность, какую только можно себе представить, ее не может опровергнуть ни один тест или комбинация тестов», — писал он. Зачем Стейнхардту потребовалось опровергать инфляцию? Разве не логичнее было бы предложить собственную теорию? Все дело в том, что над Стейнхардтом нависла тень философа Карла Поппера, сурового стража научного метода.