Темная сделка
I
Было уже поздно, когда я выключил неон и занялся полировкой столовых приборов. Фруктовый сироп легко удалялся, но вот шоколад прилип, а горячая помадка была жирной. Как я хочу, чтобы они больше не заказывали горячую помадку.
Я начал раздражаться, пока скреб все это. Пять часов на ногах, каждую ночь, и что я имею с этого? Варикозные вены. Варикозные вены и память о тысячах глупых лиц. Вены легче переносить, чем воспоминания. Они были такими унылыми, мои заказчики. Я знал их всех наизусть.
Ранним вечером меня посещали «кока-кольщицы». Я мог заметить их за милю. Хихикающие школьницы старших классов с растрепанными копнами коричневых волос в бесформенных светло-коричневых пиджаках и с отвратительными толстыми ногами, выпячивающимися над красными лодыжками. Все они были любителями «коки». В течение сорока пяти минут они захватывали магазин, портили плиточный стол пеплом от сигарет, рваными салфетками, измазанными губной помадой, и небольшими лужицами пролитой воды. Всякий раз, когда входили старшеклассницы, я автоматически добирался до насоса колы.
Чуть позже вечером я встречал толпу «дайте мне две пачки». Спортивные рубашки, висящие на волосатых руках, были популярными брендами. Синие рабочие рубашки с закатанными рукавами, открывающими татуировку, означающую две за четвертак сигареты.
Некоторое время спустя появлялся толстый мальчик. Он всегда был «сигарой». Если он носил очки, он был «в десяточку». Если нет, мне нужно было просто указать на нужную коробку на прилавке. Пять центов сразу. «Мягкая гавана» — все давно наполнены.
О, это всегда было однообразно. Семья «остроумных», которая неизменно уходила с аспирином, «Экс-Лаксом», шоколадными батончиками и пинтой мороженого. Толпа «публичных библиотекарей» — высокие худые молодые люди, просматривающие страницы журналов на стойке и никогда ничего не покупающие. «Газировщики» с их брюками, смятыми на диванах однокомнатных квартир, «шпильки» — всегда украдкой смотрящие над детскими колясками снаружи. И примерно в десять «ананасовые сиропы» — жирные женщины-игроки в лото. Затем следовали «шоколадные содовые», уже под занавес. Словно зашедшие с вечеринки хихикающие девушки и молодые парни с красной шеей в неряшливых легких костюмах.
Туда-сюда, и так весь день. Вечно спешащие «телефоны», дрожащие старые «трехцентовые марки», холостые «зубные пасты» и «бритвы».
Я мог определить их всех с первого взгляда. Ночь за ночью они тащились к стойке. Я не знаю, зачем они утруждали себя, говоря мне, чего они хотят. Один взгляд на них был всем, что мне нужно, чтобы предвидеть их малейшие пожелания. Я мог бы дать им то, что им нужно, даже без слов.
Или, скорее, думаю, что не мог. Потому что для большинства, насколько я понимал, нужен был хороший напиток с мышьяком.
Мышьяк! Господи, сколько времени прошло, когда меня просили заполнить рецепт! Никто, эти глупые идиоты искали наркотики в аптеке. Зачем я заморачивался изучением фармацевтики? Все, что мне действительно нужно, — это двухнедельный курс по заливанию шоколадного сиропа на тающее мороженое и месячное исследование того, как установить картонные фигуры в окне, чтобы подчеркнуть их огромные бюсты.
Что ж…
Затем вошел он. Я услышал медленные шаги, не утруждая себя поднять взгляд. Для развлечения я попытался угадать, кто это, прежде чем взглянуть. «Дайте две пачки»? «Зубная паста»? Ну, черт с ним. Я уже закрываюсь.
Мужские шаги прошаркали до стойки, прежде чем я поднял голову. Они робко остановились. Я все еще отказывался признавать его присутствие. Затем раздался нерешительный кашель. Это подействовало.
Я обнаружил, что смотрю словно на Каспара Милкуетостав лохмотьях. Среднего возраста, худой маленький человек с песчаными волосами и в очках, словно взгромоздившихся на его нос. Изгиб его рта подчеркивал отчаянье, отпечатавшееся на его лице.
На нем был потертый костюм за 16,50 долларов, мятая белая рубашка и узкий галстук, но скромность была его настоящей одеждой. Он был полностью покрыт ею, этой аурой безнадежного смирения.
К черту психоанализ! Я не аптекарь Дейл Карнеги. То, что я увидел, породило лишь одну мысль в моем сознании. Попрошайка.
— Прошу прощения, пожалуйста, есть ли у вас настойка аконита?
Ну, чудеса случаются. У меня появился шанс продать наркотик, в конце концов. Или? Когда отчаяние входит и спрашивает об аконитах, это означает самоубийство.
Я пожал плечами.
— Аконит? — повторил я. — Я не знаю.
Он улыбнулся слегка. Или скорее складка посреди его лица сморщилась в плохой имитации веселья. Но на лице у него было не больше веселья, чем в улыбке, которую вы видите на черепе.
— Я знаю, о чем вы думаете, — пробормотал он. — Но вы ошибаетесь. Я… я химик. Я провожу некоторые эксперименты, и мне нужны четыре унции аконита. И какая-то белладонна. Да, и… подождите минуту.
Затем он вытащил книгу из кармана.
Я вытянул шею, и это того стоило.
Книга имела покрытую ржавчиной металлическую обложку и, очевидно, была очень старой. Когда он перелистывал толстые желтые страницы дрожащим пальцем, я увидел, как над ними поднимаются облачка пыли. Тяжелые черные буквы явно относились к немецкому языку, но я ничего не смог прочитать на таком расстоянии.
— Дайте подумать, — пробормотал он. — Аконит… белладонна… да, и у меня есть это… кошка, конечно… паслен… хм, о, да, мне, конечно же, нужен фосфор… у вас есть синий мел? — хорошо… и я думаю, это все.
Я начал понимать. Однако какого черта это должно быть важным для меня? Этот эксцентричный человек никак не повлияет на мою жизнь. Все, что я хотел сделать, — это выбраться отсюда и пропарить свои уставшие ноги.
Я направился в заднюю комнату и быстро собрал все, что он потребовал. Взглянул на него через щель в двери, но он ничего не делал — просто листал свою черную железную книгу и шевелил губами.
Завернув все в бумагу, я вышел.
— Что-нибудь еще, сэр?
— О, да. Могу ли я попросить дюжину свечей? Большой размер?
Я открыл ящик и выцарапал их из пыли.
— Мне придется расплавить их и перемешать с жиром, — сказал он.
— Что?
— Ничего. Я просто задумался.
Конечно. Это будет лучшее, на что ты можешь рассчитывать, оказавшись в обитой войлоком камере. Но это было не мое дело, не так ли?
Поэтому я передал пакет, как дурак.
— Спасибо, вы были очень добры, и я должен попросить вас постараться быть еще добрее, прежде чем бросать обвинения.
— О, прекрасно!
— Вы видите, что я временно не имею необходимых средств. Но я могу заверить вас, что очень скоро, на самом деле в течение следующих трех дней, я за все вам заплачу. Да.
Очень убедительная просьба. Я бы не дал ему даже чашку кофе — это то, о чем обычно просят сумасшедшие, вместо аконита и свечей. Но если его слова меня не тронули, то это сделали его глаза. Они были настолько одиноки позади очков, так жалко одиноки, эти две маленькие лужицы надежды посреди пустыни отчаяния, которая была его лицом.
Отлично. Пусть у него будут свои мечты. Пусть он заберет с собой свою старую книгу, окованную железом и делающую его похожим на сумасшедшего. Пусть он зажжет свои свечи, нарисует свой фосфоресцирующий круг и произнесет свои заклинания Маленькому Ваху, индейскому проводнику в мире духов, или что он там такое хочет сделать.
Нет, я бы не дал ему кофе, но я бы подарил ему мечту.
— Все в порядке, приятель, — сказал я. — Мы все иногда теряем нашу удачу, я думаю.
Это было неправильно. Я не должен был относиться к нему свысока. Он сразу застыл, и его рот скривился в насмешке… превосходства, если угодно!
— Я не прошу милостыню, — сказал он. — Я заплачу, не бойся, мой добрый человек. Через три дня, помяни мои слова. Хорошего вечера. У меня еще есть работа.
Он удалился, оставив «моего доброго человека» стоять с открытым ртом. В конце концов я закрыл свой рот, но не смог захлопнуть крышку своего любопытства.
В эту ночь, возвращаясь домой, я смотрел на темную улицу с новым интересом. Черные дома, вздымающиеся, словно барьер, за которым скрывались фантастические загадки. Ряд за рядом, и не дома, но темные подземелья снов. В каком доме скрывался мой незнакомец? В какой комнате он взывал к своим странным богам?
Я снова ощутил присутствие чуда в этом мире, таящейся странности за кулисами аптеки и жилого дома. Черные книги все еще читались, и странные незнакомые люди ходили и что-то бормотали, свечи горели ночью, а потерявшаяся кошка могла означать избранную жертву.
Но у меня болели ноги, поэтому я направлялся домой.
II
Все повторялось по-старому — солодовое молоко, вишневая кола, вазелин, листерин, сетки для волос, купальные шапочки, сигареты и что еще у вас есть?
У меня — головная боль. Это произошло четыре дня спустя, почти в то же самое время ночи, когда я снова занимался чисткой.
Конечно, вошел он.
Я все время говорил себе, что не ждал его возвращения, но в действительности ждал. У меня появилось странное чувство, когда щелкнула дверь. Я ждал звука шагов ботинок от Тома Макканна.
Вместо этого раздался оживленный стук полуботинок. Английских полуботинок. За 18,50.
На этот раз я поднял глаза.
Это был мой незнакомец.
По крайней мере, он был там, где-то под роскошным в тонкую синюю полоску костюмом, безукоризненной рубашкой и фуляровым галстуком. Он был выбрит, прекрасно подстрижен, сделал маникюр и, очевидно, приобрел выигрышный билет на ирландских лотереях.
— Привет. — Ничего плохого не было в этом голосе — я слышал похожие много раз в вестибюлях шикарных отелей в течение многих лет, наполненные энергией, уверенностью и авторитетом.
— Так, так, так, — все, что я мог сказать.
Он усмехнулся. Его рот уже не был простой складкой. Это была командирская труба. Из этого рта могли изрыгаться приказы и указания. Этот рот уже не был предназначен для нерешительных оправданий. Это был рот для заказа дорогих обедов, выбора винтажных вин, дорогих сигар; рот, который лаял на таксистов и швейцаров.
— Удивлены, увидев меня, а? Я говорил, что это займет три дня. Хочу вернуть вам деньги, спасибо за доброту.
Это было хорошо. Не спасибо, а деньги. Мне нравятся деньги. Мысль о них сделала меня приветливым.
— Итак, ваши молитвы были услышаны, а? — сказал я.
Он нахмурился.
— Молитвы… какие молитвы?
— Почему я так подумал… — я вновь сделал глупую ошибку бесспорно.
— Я не понимаю, — огрызнулся он, прекрасно все понимая. — Возможно, возникло какое-то недопонимание относительно моих покупок в тот вечер? Несколько необходимых химических веществ, вот и все, чтобы закончить эксперимент, о котором я говорил. И я должен признаться, что свечи нужны были, чтобы освещать мою комнату. Мне отключили электричество днем раньше.
Ну, может все и так.
— Могу так же сказать, что эксперимент был успешным. Да, сэр. Отправился в «Ньюсом» с результатами, и они поставили меня помощником директора по исследованиям.
«Ньюсом» был самым большим химическим заводом в нашей части страны. И он вошел туда прямо в лохмотьях и был назначен помощником директора по исследованиям! Ну, век живи, век учись.
— Итак, вот деньги… 2,39 доллара, не так ли? Можете ли вы дать сдачу с двадцатки?
Я не мог.
— Все в порядке, оставьте себе.
Я отказался, я не знаю почему. Мне отчего-то показалось, что я снова ощутил странное чувство.
— Хорошо, тогда скажите, что нам делать. Вы закрываетесь, не так ли? Почему бы нам не спуститься вниз по улице в таверну, чтобы немного выпить? Я разменяю. Пойдем, я испытываю желание отпраздновать.
И вот через пять минут я шел по улице с мистером Фрицем Гультером.
Мы сели за столик в таверне и сделали заказ. Ни он, ни я не были в покое. Каким-то образом между нами была негласная тайна. Казалось, что я обвиняю его в преступном знании — я из всех людей один знаю, что за этой безукоризненно одетой фигурой три дня назад скрывался призрак. Призрак, который задолжал мне 2,39 доллара.
Мы выпили, мы оба. Призрак стал немного бледнее. Затем еще по одной. Я настоял на том, чтобы заплатить за третий круг.
— Это празднование, — сказал я.
Он рассмеялся.
— Конечно. И позвольте мне сказать вам, это только начало. Только начало! С этого момента я собираюсь так быстро подниматься, что голова закружится. И я буду работать в том месте в течение шести месяцев. Собираюсь получить много новых оборонных заказов от правительства и развиваться.
— Минутку, — предостерег я, — запасы истощились. — Ты бежишь впереди поезда. Если бы я был на твоем месте, я все равно был бы ошеломлен тем, что случилось со мной за последние три дня.
Фриц Гультер улыбнулся.
— О, это? Я ожидал этого. Разве я не сказал тебе об этом еще в магазине? Я работаю больше года, и я знал, чего ожидать. Это неудивительно, уверяю тебя. Я все спланировал. Я был готов умереть с голоду, чтобы провести необходимые исследования, и я голодал. Могу также признать это.
— Конечно. — Когда мы выпили в четвертый раз, препятствий больше не было. — Когда ты вошел в магазин, я сказал себе: «Вот парень, который прошел через ад!»
— Точнее не скажешь, — сказал Гультер. — Я прошел через ад, совершенно буквально, но все кончено, и я не сгорел.
— Скажи, по секрету, какую магию ты использовал?
— Магию? Магию? Я совершенно ничего не знаю о магии.
— О да, конечно, Гультер, — сказал я. — Как насчет той маленькой черной книги в железной обложке, с которой ты был в магазине?
— Немецкий текст по неорганической химии, — огрызнулся он. — Довольно, вот, выпей и закажем еще.
Я выпил еще. Гультер начал говорить немного свободнее. О своей новой одежде и новой квартире, о новой машине, которую он собирался купить на следующей неделе. О том, как он заимеет все, что захочет, о Боже, он еще покажет тем глупцам, которые смеялись над ним все эти годы, он вернет все ворчливым хозяйкам и проклятым бакалейщикам, и насмехающимся крысам, которые говорили ему, что он был слишком слаб на голову, чтобы изучать то, что задумал.
Затем он стал немного любезен.
— Тебе бы понравилось работать в «Ньюсоме»? — он спросил меня. — Ты хороший фармацевт. Ты знаешь химию. К тому же ты неплохой парень, но у тебя ужасный творческий подход. Как насчет этого? Будь моим секретарем. Конечно, вот именно. Будь моим секретарем. Я все устрою завтра.
— Я буду пить, — заявил я. Перспектива просто опьянила меня. Мысль о побеге из проклятого магазина, вырваться из окружения «коки»-лиц, «сигар»-голосов — определенно опьянила меня. Как и следующая порция горячительного.
Я начал кое-что видеть.
Мы сидели у стены, а огни таверны были тусклыми. Пары вокруг нас болтали что-то монотонно, это было немного успокаивающе. Мы сидели в тени у стены. Теперь я посмотрел на свою тень — неуклюжую, мерцающую карикатуру на себя, сгорбившуюся над столом. Какой контраст она представляла перед моей внезапно воздвигшейся массой!
Его тень, сейчас…
Его тень, сейчас…
Я видел это. Он сидел прямо через стол от меня. Но его тень на стене стояла!
— Мне больше не надо скотча, — сказал я, когда подошел официант.
Я продолжал смотреть на его тень. Он сидел, а тень стояла. Это была большая, чем моя тень, и более темная. Ради забавы я подвигал руками вверх и вниз, создавая силуэты голов и лиц. Он не смотрел на меня, он жестом подзывал официанта.
Его тень не двигалась. Она просто стояла там. Я смотрел и наблюдал, и все пытался отвести взгляд. Его руки двигались, но черный контур стоял неподвижно и тихо, руки свисали вдоль боков. И все же я видел знакомый абрис его головы и носа — это не было ошибкой.
— Скажи, Гультер, — сказал я. — Твоя тень — там, на стене…
Я замолчал. Мои глаза были мутны.
Но я почувствовал, как его отношение ко мне меняется даже сквозь пары алкоголя.
Фриц Гультер поднялся на ноги, а затем приблизил свое мертвенно-бледное лицо ко мне. Он не смотрел на свою тень. Он смотрел на меня, как бы сквозь меня, отыскав что-то с ужасом за моим лицом, моими мыслями, моим мозгом. Он смотрел на меня и словно в какую-то свою личную преисподнюю.
— Тень, — сказал он. — Нет ничего плохого в моей тени. Ты ошибаешься. Помни, что ты ошибаешься. И если ты когда-нибудь повторишь это снова, я разобью тебе череп.
Затем Фриц Гультер встал и ушел. Я смотрел, как он идет по залу, двигаясь быстро, но немного неуверенно. Позади него, двигаясь очень медленно и явно уверенно, скользила его высокая черная тень.
III
Если вы можете построить лучшую мышеловку, чем ваш сосед, вы можете сами попасть в нее.
Это то, что я сделал по отношению к Гультеру. Вот я уже был готов принять его предложение о хорошей работе в качестве его секретаря и тут же совершаю пьяную глупость!
Через два дня я все еще называл себя дураком. Тени, которые не следуют за движениями тела, ха! Что это была за тень, которую я видел той ночью? Это была не тень, это был скотч, который я пил. Ох, прекрасно!
Поэтому я стоял в магазине и посыпал мороженое проклятиями, а также расколотыми орехами.
Я чуть не уронил орешницу второй раз за ночь, когда снова вошел Фриц Гультер.
Он поспешил к прилавку и устало улыбнулся мне.
— У тебя есть минутка?
— Конечно, подожди немного, пока я обслужу тех людей.
Я отложил мороженое и помчался назад. Гультер сел на табурет и снял шляпу. Он обильно вспотел.
— Я хочу извиниться за то, как я повел себя той ночью.
— Ну, все в порядке, мистер Гультер.
— Я был немного взволнован, вот и все. Выпивка и успех ударили мне в голову. Без обид, я хочу, чтобы ты это понял. Просто я нервничал. Твои подшучивания насчет моей тени, это звучало слишком похоже на то, как меня постоянно высмеивали за мои исследования в своей комнате. Владелица дома обычно обвиняла меня во всех грехах. Заявляла, что я расчленил ее кошку, что сжигаю фимиам, пачкаю пол мелом. Некоторые из молокососов, что жили внизу, начинали поднимать вой, будто я какой-то псих, погрязший в колдовстве.
Помните, я не спрашивал его автобиографию. Все это звучало немного истерично. И притом Гультер выглядел соответствующе. Он потел, его линия рта кривилась и дрожала, как когда мы познакомились с ним.
— Но скажи — причина, по которой я пришел, — не сможешь ли ты назначить мне успокоительное. Нет, ни бром или аспирин. Я принимал их много раз с того вечера. Мои нервы совсем расшатались. Эта работа в «Ньюсоме» просто убивает меня.
— Подожди минутку, я посмотрю.
Я ушел в заднюю комнату. Следует добавить, что я тотчас вернулся и взглянул на Гультера через щель.
Хорошо, я буду честен. Не на Гультера я хотел взглянуть. На его тень.
Когда клиент сидит на табурете, огни магазина освещают его так, что его тень — это всего лишь маленький черный бассейн под ногами.
Тень Гультера была полным силуэтом его тела, в общих чертах. Черная, глубокая тень.
Я моргнул, но это не помогло.
Тем не менее, как это ни странно, тень, казалось, была направлена параллельно его телу, а не под углом к нему. Она появлялась словно от его груди, а не от ног. Я не знаю рефракции, законов света, все эти технические вещи. Все, что я знаю, это то, что у Фрица Гультера была большая черная тень, сидящая рядом с ним на полу, и что из-за этого видения противный холодок пробежал по моему позвоночнику.
Я не был пьян. Он тоже. Как и тень. Все трое существовали. Вот Гультер снова надел шляпу.
Но не тень. Она просто сидела там. Припав к полу.
Все было неправильно.
Тень не была гуще в одном месте более, чем в другом. Была равномерно темной, и как я отметил — контуры ее не размывались и не исчезали. Они были четкими.
Я смотрел и смотрел. И многое видел, чего до этого не замечал. Тень не носила одежды. Конечно! Для чего ей надевать шляпу? Она была обнажена, эта тень. Но она принадлежала Гультеру — на ней были его очки. Это была его тень, без сомнения. Это меня вполне устраивало, потому что я не хотел другого.
Копаясь среди успокоительного, я еще несколько раз взглянул сквозь щель.
Теперь Гультер смотрел вниз через плечо. Он смотрел на свою тень. Даже издалека, как мне показалось, я увидел на его лбу новые бусинки пота.
Он знал, хорошо!
Наконец я вышел.
— Вот оно, — сказал я. Я не отрывал глаз от его лица.
— Хорошо. Надеюсь, что это сработает. Я должен поспать. И еще — то предложение о работе все еще в силе. Как насчет завтра утром?
Я кивнул, выдавив улыбку.
Гультер заплатил мне и встал.
— Увидимся тогда.
— Конечно.
А почему бы нет? В конце концов, что плохого в работе с боссом с неестественной тенью? У большинства боссов есть другие недостатки, много хуже и более конкретные. Эта тень — что бы это ни было и что бы с ней было не так — не укусит меня. Хотя Гультер вел себя так, как будто она могла укусить его.
Когда он повернулся, я смотрел ему в спину и на длинный черный контур, который следовал за ним. Тень поднялась и шествовала позади. Шествовала.
Да, она двигалась целенаправленно. И к моему удивлению, теперь она мне казалась больше, чем была в таверне. Больше и намного чернее.
Затем ночь проглотила Гультера и его несуществующего спутника.
Я вернулся в заднюю часть магазина и проглотил вторую половину успокоительного средства, которое я приготовил для этой цели. Увидев эту тень, я нуждался в нем так же, как и он.
IV
Девушка в богато украшенном офисе красиво улыбнулась.
— Идите прямо, — пропела она. — Он ждет вас.
Тогда это было правдой. Гультер был помощником директора по исследованиям, и я мог бы стать его секретарем.
Я вплыл внутрь. В утреннем солнечном свете я забыл обо всех тенях.
Внутренний офис был тщательно обставлен — огромное место, с элегантной отделкой из орехового дерева, соединенной с деловой атрибутикой. Перед закрытыми венецианскими жалюзи был установлен стол и несколько удобных кожаных кресел. Люминесцентное освещение приятно мерцало.
Но Гультера не было. Вероятно, он был по другую сторону маленькой двери, разговаривая с начальником.
Я сел с напряженным чувством ожидания, возникшим где-то у меня в животе. Я оглянулся, снова осмотрев комнату. Мой взгляд скользнул по столу, покрытому стеклом. Он был пуст. За исключением угла, где находилась небольшая коробка для сигар.
Нет, подождите. Это не коробка для сигар. Это был металл. Я видел его где-то раньше.
Конечно! Это была железная книга Гультера.
«Немецкая неорганическая химия». Кто я такой, чтобы сомневаться в его словах? Поэтому, естественно, мне просто нужно было взглянуть на нее, прежде чем он войдет.
Я открыл пожелтевшие страницы.
«De vermis mysteriis».
«Тайны червя».
Это не был текст по неорганической химии. Это было нечто совсем другое. Что-то, что могло поведать вам, как можно объединить аконит и белладонну и нарисовать фосфоресцирующие круги на полу, когда звезды займут правильное положение. Что-то, что говорило о таянии сальных свечей и смешивании их с трупным жиром, шептало о том, как можно использовать жертвенных животных.
В нем говорилось о встречах, которые могли бы быть организованы с различными группами, с которыми большинство людей не захотело бы встречаться или даже поверить в них.
Толстые черные буквы ползли по страницам, а отвратительный затхлый запах, поднявшийся от книги, стал фоном для мерзкого текста. Я не стану говорить, верил ли я в то, что читал, но я признаю, что внезапно возник порыв воздуха, скользящий вокруг тех ледяных осторожных директив, необходимых для взаимоотношений с чужим злом, что заставило меня дрожать от отвращения. Такие мысли не имеют места в здравом рассудке, даже как фантазия. Для этого Гультер использовал материалы, которые купил за 2,39 доллара.
«Годы учебы», а? «Эксперименты». Что Гультер пытался вызвать, что он вызвал и какую сделку совершил?
Человек, который мог ответить на эти вопросы, сейчас выходил из двери. Это был Фриц Гультер в полосатом костюме. Он вновь был похож на Каспара Милкуетоста, который кривил свой рот от жуткого страха. Он был похож на человека — я должен сказать это, — который боится собственной тени.
Тень просочилась за ним через дверной проем. На мой взгляд, она выросла за одну ночь. Ее руки были слегка подняты, хотя руки Гультера были опущены. Я видел, как она скользила по стене, когда он шел ко мне, и она двигалась быстрее, чем он.
Будьте уверены. Я видел тень. С тех пор я поговорил с умными парнями, которые сказали мне, что при флуоресценции ни одна тень не отбрасывается. Это были умные парни, но я видел эту тень.
Гультер увидел книгу в моих руках.
— Хорошо, — просто сказал он. — Ты теперь знаешь. И, возможно, это правильно.
— Знаю?
— Да, знаешь, что я заключил сделку… с кем-то. Я думал, что я умен. Он обещал мне успех и богатство, чего бы я ни захотел, только при одном условии. Эти проклятые условия, вы всегда читаете о них и всегда забывайте, потому что они звучат так глупо! Он сказал мне, что у меня будет только один соперник и что этот соперник будет частью меня, он будет расти с моим успехом.
Я сидел молча. Гультер казалось завелся надолго.
— Глупо, не так ли? Разумеется, я согласился. А потом я узнал, что мой соперник был… что это было. Эта была моя тень. Это не зависит от меня, ты знаешь это, и она продолжает расти! О, не в размере, но по глубине, по интенсивности. Она становится — может быть, я сошел с ума, но ты сам видишь — плотнее. Толще. Как будто наполняется осязаемой субстанцией.
Его рот сильно скривился, но слова продолжали течь.
— Чем дальше я иду, тем больше она растет. Прошлой ночью я принял твои успокоительные средства, и это не сработало. Не работало вообще. Я сидел в темноте и наблюдал за своей тенью.
— В темноте?
— Да. Она не нуждается в свете. Она действительно существует. Постоянно. В темноте это просто черное пятно. Но ты можешь видеть это. Она не спит и не отдыхает, она просто ждет.
— И ты боишься этого? Почему?
— Я не знаю. Она не угрожает мне, не делает каких-либо жестов, даже не замечает меня. Тени беспокоят меня — звучит как безумие, не так ли? Но ты видишь это так же, как и я. И поэтому я боюсь. Чего она ждет?
Тень скользнула по его плечу. Подслушивала.
— Я не нуждаюсь в тебе как в секретаре. Мне нужен санитар.
— Что тебе нужно, так это хороший отдых.
— Отдых? Как я могу отдыхать? Я только что вышел из кабинета Ньюсома. Он ничего не замечает. Слишком глуп, я полагаю. Девочки в офисе смотрят на меня, когда я ухожу, и мне интересно, видят ли они что-то своеобразное. Что не видит Ньюсом. Он только что сделал меня руководителем научных исследований. Полностью контролирую все это.
— Через пять дней? Чудесно!
— Разве? За исключением нашей сделки — всякий раз, когда я преуспеваю, мой соперник набирает силу вместе со мной. Это делает тень сильнее. Как, я не знаю. Я жду. И я не могу обрести покой.
— Я найду его для тебя. Просто ложись и жди — я вернусь.
Я поспешно бросил его — он сидел за своим столом совсем один. Не совсем один. Тень тоже была там.
Перед тем как я покинул комнату, у меня возникло самое смешное искушение. Я хотел провести рукой по стене, где находилась эта тень. И все же я этого не сделал. Она был слишком черной, слишком твердой. Что, если моя рука действительно что-то встретит?
Поэтому я просто ушел.
Я вернулся через полчаса. Я схватил Гультера за руку, обнажил ее и вонзил иглу.
— Морфин, — прошептал я. — Ты сейчас заснешь.
Он лег на кожаный диван. Я сидел рядом с ним, наблюдая за тенью, которая не спала.
Она стояла прямо над ним. Я попытался проигнорировать то, что в комнате находилась третья сторона. Некоторое время спустя, когда я повернулся спиной, она сдвинулась. Она начала шагать вперед-назад. Я открыл рот, затем спохватился, пытаясь сдержать крик.
Зазвонил телефон. Я ответил механически, не отрывая взгляда от черного контура на стене, который качался над лежащей фигурой Гультера.
— Да? Нет, его сейчас нет на месте. Это говорит секретарь мистера Гультера. Ваше сообщение? Да, я скажу ему. Обязательно. Спасибо.
Это был женский голос — глубокий, богатый голос. Ее сообщение состояло в том, чтобы сказать мистеру Гультеру, что она передумала. Она была бы счастлива встретиться с ним вечером за ужином.
Еще одна победа Фрица Гультера!
Победа — две победы подряд. Это означало также победу тени. Но как?
Я повернулся к тени на стене и испытал шок. Она была светлее! Серее, тоньше, слегка колебалась!
Что случилось?
Я взглянул на лицо спящего Гультера. И я был снова удивлен. Лицо Гультера было темным. Не загорелым, но темный. Черным. Как уголек. Мрачным.
Затем я негромко вскрикнул.
Гультер проснулся.
Я просто указал ему на лицо, а затем на зеркало. Он почти упал в обморок.
— Оно сливается со мной, — прошептал он.
Его кожа была цвета шифера. Я отвернулся, потому что не мог смотреть на него.
— Мы должны что-то сделать, — пробормотал он. — И быстро.
— Возможно, если ты воспользуешься снова той книгой, то мог бы заключить еще одну сделку.
Это была фантастическая идея, но слишком поздно. Я снова посмотрел на Гультера и увидел, что он улыбается.
— Вот и все! Если бы у меня сейчас были необходимые ингредиенты — ты знаешь, что мне нужно… иди в магазин, но поторопись, потому что…
Я покачал головой. Образ Гультера словно подернулся туманом, замерцал. Я видел его как будто сквозь некую дымку.
Затем я услышал, как он кричит.
— Ты проклятый дурак! Посмотри на меня. Это моя тень, ты на нее смотришь!
Я выбежал из комнаты и не менее десяти минут пытался наполнить флакон белладонной пальцами, которые дрожали, как куски желе.
V
Я, должно быть, был похож на идиота, несущего целую охапку пакетов через внешний офис. Свечи, мел, фосфор, аконит, белладонна, и — во всем виновата моя истерика — мертвое тело уличного кота, которого я поймал за магазином.
Конечно, я чувствовал себя идиотом, когда Фриц Гультер встретил меня у двери своего святилища.
— Входи, — огрызнулся он.
Да, огрызнулся.
Мне потребовался только один взгляд, чтобы убедиться, что Гультер снова был собой. Каким бы ни было черное изменение, которое напугало нас, он выбросил это из головы, когда я ушел.
Вновь его голос был властным. И снова ухмыляющаяся улыбка заменила дрожащую складку рта.
Кожа Гультера была белой, нормальной. Его движения были живыми и не испуганными. Ему не нужны были никакие дикие заклинания — или так было всегда?
Внезапно мне показалось, что я стал жертвой собственного воображения. В конце концов, люди не заключают сделки с демонами, они не меняются местами со своими тенями.
В тот момент, когда Гультер закрыл дверь, его слова подтвердили иное.
— Так, меня отпустило. Глупый вздор, не так ли? — Он слегка улыбнулся. — Полагаю, что нам не понадобится это барахло. Когда ты ушел, мне стало лучше. Вот, сядь и успокойся.
Я сел. Гультер взгромоздился на стол, небрежно покачивая ногами.
— Вся эта нервозность, это напряжение исчезли. Но прежде чем я забуду это, я хотел бы извиниться за то, что рассказал тебе эту сумасшедшую историю о колдовстве и моей одержимости. Фактически, я бы чувствовал себя намного лучше в будущем, если ты просто забудешь о том, что произошло.
Я кивнул.
Гультер снова улыбнулся.
— Правильно. Теперь, я думаю, мы готовы приступить к делам. Говорю тебе, это реальная помощь для реализации планов, которые мы собираемся сделать. Я уже главный директор по исследованиям, и если я правильно разыграю свои карты, я думаю, что буду занимать это место как минимум следующие три месяца. Некоторые из вещей, которые Ньюсом поведал мне сегодня, насторожили меня. Так что просто сотрудничай со мной, и мы пройдем долгий путь. Долгий путь. И я могу тебе пообещать — я никогда больше не вернусь к этим безумным заклинаниям.
Не было ничего плохого в том, что сказал Гультер. Совершенно ничего плохого. Не было ничего плохого в том, как Гультер сидел развалясь и улыбался мне.
Тогда почему я вдруг почувствовал то старое чувство холодка, проскользнувшего по моему позвоночнику?
Мгновение я не мог осознать этого, а затем понял.
Фриц Гультер сидел на своем столе перед стеной, но теперь он не отбрасывал тени.
Не было тени. Не было тени вообще. Тень попыталась войти в тело Фрица Гультера, когда я ушел. Теперь тени не было.
Куда она делась?
Для этого было только одно место. И если бы она отправилась туда, то — где был Фриц Гультер?
Он прочитал это в моих глазах.
Я понял это по его быстрому жесту.
Рука Гультера окунулась в карман и снова появилась. Когда он поднялся, я встал и прыгнул через комнату.
Я схватил револьвер, отвел его в сторону и всмотрелся в это судорожное лицо, в эти глаза. За очками, за человеческими зрачками была только чернота. Холодная, ухмыляющаяся чернота тени.
Затем он зарычал, начал царапаться, пытаясь вырвать оружие. Его тело было холодным, странно невесомым, но наполнено скользкой силой. Я чувствовал, как слабею под этими ледяными, острыми когтями, но когда я смотрел в эти темные лужи ненависти, которые были его глазами, страх и отчаяние пришли мне на помощь.
Один жест, и я повернул дуло. Прогремел выстрел, и Гультер упал на пол.
Вокруг собралась толпа; они стояли и смотрели вниз. Мы все стояли и смотрели вниз на тело, лежащее на полу.
Тело? Там были туфли Фрица Гультера, его рубашка, галстук, его дорогой в синюю полоску костюм. Остроносые туфли, рубашка, галстук и костюм были смяты и заполнены, чем-то похожим на тело.
Но на полу не было тела. В одежде Фрица Гультера была только тень — глубокая черная тень.
Никто долго не мог произнести ни слова. Затем одна из девушек прошептала:
— Послушайте, это просто тень.
Я быстро наклонился и поднял одежду. Когда я это сделал, тень, казалось, просочилась сквозь мои пальцы, чтобы сдвинуться в сторону и начать таять.
В одно мгновение она высвободилась из одежды. Появилась вспышка или финальный всплеск черноты, и тень исчезла. Одежда была пуста, просто смятая куча на полу.
Я встал и посмотрел людям в глаза. Я не мог сказать это вслух, но я был им благодарен, очень благодарен.
— Нет, — сказал я. — Ты ошибаешься. Там нет тени. Нет ничего — абсолютно ничего.
(Black Bargain, 1942)
Перевод Р. Дремичева
