Книга: Французский ангел в кармане
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

Клавдии снилась туманная Шотландия, романтическая королева Мария Стюарт, тоскующая в полутемных галереях мрачного замка. Она глядела в узкую щель окна на дорогу, по которой должен был прискакать всадник. Со склона были видны на лугу дикие пляски под звуки волынки, ветер приносил запах сырого тумана и цветов вереска…
Сладкие любовные сцены сменяли одна другую. В горящем очаге трещали поленья, пламя свечи колебалось под сводчатым потолком, багровые блики пробегали по драгоценному пологу высокой кровати, расшитому королевскими лилиями. Стоны любви замирали в тишине толстых каменных стен…
По пустым холодным залам гуляли сквозняки. С портретов в тяжелых рамах надменно взирали усопшие монархи в пурпуре и золоте, печально улыбались женщины, завернутые в королевские мантии. В их блестящих глазах застыл вопрос…
Отчего жизнь одних людей наполнена страстями и огнем чувственных наслаждений, тяжелым любовным жаром, нетерпеливым томлением сердца, дрожью, трепетом, неутолимой жаждой ласк, тогда как жизнь других – сплошные сумрачные грезы, так и не воплотившиеся в реальность? Отчего то, что одним дано в избытке, других обходит стороной?
Клавдия любила рассматривать людей на старинных портретах, читать в их глазах историю разочарований и несбывшихся надежд. Ей нравились такие женщины, как Мария Стюарт, бравшие у жизни все, что та могла предложить им: неистовость и безоглядный порыв, когда сегодня на карту поставлено все, а там… «пусть зависть осуждает нас»!
Мария Шотландская писала стихи, ей было чем их наполнить. Что могла бы написать Клава? Она пыталась, особенно в юности. Хотелось излить в строчках то, чего у нее нет и никогда не будет в жизни, – нежную женственность, тончайшие оттенки чувственности, неудовлетворенной и оттого еще более загадочной и островолнующей…
С этими мыслями Клавдия окончательно проснулась. Лучше не углубляться в них слишком сильно. Она обречена переживать свою собственную трагедию – невосполнимую жажду любви, необыкновенной, полной боли и восторга, отречения от всего и полного принятия интимности как высшего таинства… Разве она когда-нибудь сможет получить все это? Одно дело – мечтать, представлять что-то в распаленном снами воображении, а другое – увидеть себя в зеркале, вспомнить, кто она и что из себя представляет. Отрезвление приходит мгновенно. Лучше совсем забыть свои желания!
Ни с того ни с сего она вдруг вспомнила мужчин, покупавших у нее газеты. Она еще тогда подумала, что они следят за ней, и испугалась. Какая глупость! Кому она нужна? Перезревшая, угрюмая старая дева. О, господи!
Клавдия почувствовала, как глаза наполняются предательской влагой. Не хватало еще расплакаться с самого утра!
Она все еще думала о том мужчине, который сидел за рулем красного автомобиля, о его приятной улыбке, чувственных, красиво очерченных губах, когда звонок телефона заставил ее встать и босиком пройти в прихожую.
– Клавдия Петровна? – спросил хорошо поставленный мужской голос.
– Да… – у нее пересохло в горле от страха.
Все любовные размышления улетучились, как дым на ветру. Можно ли быть такой дурой? Ее жизнь висит на волоске, а она думает о том, как ее будут целовать чьи-то губы… Неудивительно, что она дошла до самого края!
– Меня зовут Михаил Маркович Гридин. Я директор фирмы, где работала Виктория Мураткина. Вы должны были ее знать.
– Да? – Клава понимала, что говорит ерунду. Но ничего другого придумать не могла. Она ожидала чего-то подобного, но все равно звонок застал ее врасплох.
– Именно так, – подтвердил Гридин. – У нее в рабочей записной книжке ваш телефон.
– Но я… – Клава нервно сглотнула, – не знаю никакой…
– Этого не может быть, – уверенно перебил ее вранье Гридин. – Вспоминайте, как ваш телефон мог попасть к Вике.
– А… – Клавдия лихорадочно пыталась придумать мало-мальски правдоподобное объяснение. – Я подумаю… Может быть… Как ее фамилия?
– Мураткина. Виктория Мураткина! – повторил Гридин.
Клавдия сотни раз прокручивала в голове варианты подобного разговора, если он все-таки произойдет, и все равно растерялась. Подготовленные варианты никак не приходили на ум, мысли разлетелись, как вспугнутая охотником стая уток.
– Это… – от волнения она никак не могла вдохнуть воздух. – Мы… учились вместе. Но с тех пор…
– Где учились – в школе?
– Н-нет… В институте, на бухгалтерском.
Клавдия давно решила, что отрицать очевидные факты она не будет. Это выглядит глупо и подозрительно. В конце концов, у Вики может быть альбом со студенческими фотографиями. Там наверняка есть и Клава. Хоть она из-за своих комплексов почти никуда с группой не ездила и не ходила, все же их иногда фотографировали – сами девчонки или ребята, которых у них в группе было семеро.
– Вы давно виделись с Викой? – спросил Гридин.
– Очень давно… А почему вы… интересуетесь? – Клава немного успокоилась.
– Есть причины. Так как давно вы виделись?
– Ну… – Клавдия сделала вид, что с трудом вспоминает, когда это могло бы быть. – Несколько лет назад, кажется… На встрече выпускников. А почему вас это интересует?
– Видите ли… Вика умерла.
– Какой ужас! Она что, болела?
– Несчастный случай.
Гридин не собирался рассказывать всем подряд, что произошло с его бухгалтершей. Он просто звонил по телефонам, которые обнаружил в записной книжке Вики. По-видимому, у нее таких книжек было несколько. Одну она хранила в рабочем кабинете, в столе.
– А что… – Клава прокашлялась, – что случилось?
– Вы где-то работаете? – Гридин не ответил на вопрос, а задал новый.
– Да… то есть не работаю, а подрабатываю…
– Где?
– К сожалению, с бухгалтерией не сложилось, вот и… приходится газеты продавать. В электричках.
Клавдия соврала. От страха. Вдруг Гридин вздумает проверить? Хотя – зачем это ему? Студенческих знакомых у Вики – вся группа. Не станет же он подозревать всех?
Михаил Маркович попрощался и зачеркнул в своем списке еще один номер. Продавцы газет его не интересовали. Какой у них может быть мотив? Не стоит терять время понапрасну!
У Клавдии отнялись ноги, когда в трубке раздались гудки. Она опустилась на пуфик и судорожно вздохнула. Заплакать, что ли? Глаза, как назло, оставались сухими. Вот оно! То, чего она столько дней ждала и боялась, произошло! Вика все-таки мертва, несмотря на теплившуюся у Клавдии придуманную ею самой надежду, что все это сон или недоразумение. Гридин ищет документы, это ясно. По-другому и быть не могло! Милиция тоже ищет убийцу. О документах директор «Инвест-сервиса» ничего никому не скажет. Будет рыть землю сам. Иначе не избежать скандала: шведы, банк! – жуть что начнет твориться!
Клавдия стиснула руки. Что же делать? Почему все-таки Гридин позвонил именно ей? А может, не стоит поднимать панику? Может, он не только ей звонил, а всем, чьи номера нашел в Викиной книжке? Вполне возможно. Кто она, Клава, такая? Безработная, одинокая, нищая… Вот! Потому-то она вексель и украла, а несчастную Вику жизни лишила! Нищета еще не на то людей толкает!
«Выпей чаю и попробуй успокоиться! – приказала она сама себе и на дрожащих ногах отправилась на кухню ставить чайник. – Должен же быть какой-то выход? Звонок по телефону еще ничего не значит».
Вдруг Клава вскочила и начала метаться по кухне из угла в угол. Бумаги-то у нее! И вексель проклятый – тоже! Что, если «они» вздумают прийти сюда и обыскать квартиру? Тогда она уже не сможет оправдаться! Кто поверит, что бумаги и вексель ей дала сама Вика? Никто! И правильно! Она бы сама не поверила! В Викиной квартире полно ее отпечатков. Боже! Ее спросят, почему она не вернула бумаги Гридину, раз Вика погибла не по ее вине? Как все это объяснять? Кто ее вообще станет слушать?
Выход может быть только один – избавиться от бумаг. Но как? Сжечь?
Клавдия не раз думала об этом, но никак не могла решиться. Ее профессиональная этика не допускала подобного. Самую большую опасность представлял вексель. Что, если уничтожить его, оставив кусочек, по которому его можно опознать? Это было бы неопровержимым доказательством, что он не может быть предъявлен в банк. Тогда Гридин сможет оформить новый, и все уладится. Если бы не смерть Вики… Убийство делало невозможным такой исход дела. Убийство делало невозможным возврат бумаг.
Клава ничего не понимала в милицейском розыске. Как он осуществляется? Чего ей следует опасаться? А чего не следует? Она просто боялась. И не только милиции или Гридина. Тот, кто убил Вику, может добраться и до нее. Никто не знает, зачем он это сделал. Версия с векселем отпадает. Но об этом знает только Клава.
И уничтожить бумаги, и продолжать хранить их в квартире казалось ей одинаково опасным. Спрятать у мамы? Невозможно. Если уж будут искать, то… Что если положить их в камеру хранения ручной клади? Кажется, так поступают в кино разные шпионы и прочие крутые герои? Или такие же трусишки, как она?
А что, это мысль! Первая здравая мысль, пришедшая ей в голову по этому поводу! Пожалуй, она так и поступит.

 

– Девушка, посмотрите, у вас есть такое лекарство?
Низенькая старушка протягивала Леонтине в окошечко рецепт. Ее рука мелко тряслась, на старческой коже ярко выделялись пигментные пятна.
Леонтина ненавидела старость. Она ее боялась. Как боялась многих вещей в жизни – болезни, например, или бедности. А еще – остаться без мужа. Не абы какого, разумеется, а без обеспеченного и благополучного, желательно – без вредных привычек. Но это уж как получится. Главное, чтобы у нее была приличная квартира, возможность посещать парикмахерские, бассейны и сауны, тренажерный зал, чтобы иногда можно было поужинать в хорошем ресторане, пойти на престижную премьеру, одеваться в дорогих магазинах, ездить по Москве на собственном автомобиле – словом, жить в свое удовольствие.
Сейчас Леонтина, как никогда, была близка к заветной цели. Претендентов в мужья было даже два: Антон и Кирилл. Молодые, красивые, успешные. Оба ей нравились. Особенно Кирилл. Вроде бы все шло, как надо, но… Какая-то неуверенность лишала ее покоя, заставляла думать, размышлять, анализировать, чего Леонтина терпеть не могла. Впервые она не была хозяйкой положения в отношениях с мужчинами. Речь шла не об Антоне. Тут как раз все ясно. Антон Муромцев был у нее в руках «со всеми потрохами», как любила говорить ее мама. Все зависело только от нее, стоило ей намекнуть Антону… А вот на это она никак не решалась. Что-то останавливало.
Вряд ли Леонтина понимала, почему она медлит. Антон отвечал всем ее требованиям: любил ее, обожал, боготворил и готов был носить на руках. А она… избегала его общества, придумывала то один предлог, то другой, лишь бы провести время не с ним, а с Кириллом.
В то время как Дубровин особого рвения и пылкости чувств не проявлял. Это было видно невооруженным глазом. Воистину, «что нам дано, то не влечет». Почему? Извечная загадка души человеческой! Антону чего-то не хватало – безоглядности, что ли, широты натуры, способности на нечто необыкновенное, захватывающее и безумное. Безумство – вот на что не хватало Муромцева.
Трезвый расчет, надежность, порядок, предсказуемость каждого дня, неторопливый и пресный ход жизни Антон вполне мог обеспечить. И Леонтина думала, что именно это ей и нужно. Оказывается, не всегда как следует знаешь сам себя! Это открытие удивило девушку, заставило ее колебаться и медлить с важным решением, откладывать «устройство жизни», которое она считала своей главной целью.
Дубровин волновал ее. Когда он прикасался к ее руке, помогая подняться по ступенькам или выйти из машины, по всему ее телу пробегал жгучий ток, ни разу не испытанный ни с каким другим мужчиной. В том числе и с Антоном.
Антону она даже позволила несколько раз поцеловать себя, проверяя, что она при этом будет чувствовать. Результат сильно разочаровал Леонтину. Противно ей не было, но и особого трепета, сладости и желания она не ощутила. Обыкновенный поцелуй, только и всего. Раньше, до встречи с Кириллом, это показалось бы ей вполне нормальным, но теперь ее взгляды на интимность сильно изменились. Оказывается, не весь мед одинаков на вкус! Далеко не весь! Есть тончайший нюанс, в котором и заключается главный приз в любовной игре: джекпот, как кричали эти глупые люди в ресторане, едва не перевернувшие их столик. И что могло вызвать у них такой ажиотаж? Шутка Антона?! Как опасна бывает толпа…
Мысли Леонтины изменили направление. Ей захотелось узнать, какое будущее ее ждет. Гадание, привороты, колдовство и прочая дребедень всегда казались ей выдумками, не заслуживающими внимания. Но теперь она ощущала неуверенность в завтрашнем дне. Кирилл Дубровин оказывал ей знаки внимания как мужчина, но… очень уж небрежно. Как бы между прочим, походя, «в свободное от работы время». Она понимала, что занимает совсем не то место в его жизни, которое ей требовалось, что его интерес к ней продиктован скорее инстинктом и привычкой к определенным развлечениям, нежели глубокими чувствами. А то, что чувства такие есть, могут существовать сейчас, невзирая на суету жизни, полной забот, проблем и чрезвычайных обстоятельств, Леонтина убедилась на себе. И чувства эти оказались настолько привлекательными, дарящими неожиданно острые, приятные переживания, что это заставило девушку посмотреть на жизнь и себя в ней несколько другими глазами.
Пожалуй, стоит воспользоваться услугами знаменитого Чингиза, о котором ей вчера рассказала подруга. У той были сложные отношения с мужем, скандалы, изнурительные разборки, и ей посоветовали решить проблему модным способом – при помощи «тайных сил». Это оказалось не только полезно, но еще и здорово интересно. Правда, попасть на «консультацию» к Чингизу было не так-то просто, но подруга обещала посодействовать.
Сегодня утром она позвонила, радостно сообщив, что все улажено и «великий Чингиз» ждет Леонтину ровно в девятнадцать сорок пять, что нужно иметь при себе приличную сумму «зеленых» и ни в коем случае не опаздывать.
Леонтина все последнее время находилась в таком напряжении, что не выдержала и сбегала неделю назад к гадалке, старой маминой знакомой, чтобы обрести хоть какую-то определенность. Увы! Пророчица ничем не смогла ее обрадовать. Более того, она на протяжении всего сеанса подозрительно косилась на Леонтину своими жгуче-черными глазами, вздыхала и качала головой. Ее огромные серьги червонного золота покачивались, отражая свет свечи, а унизанные кольцами толстые пальцы чуть дрожали.
– Ты, девонька, никак выбор сделать не можешь, – сказала наконец она, опустив глаза и глядя на разложенные карты. – И правильно. Дело неладное. Мужчины твои оба не годятся.
– Как это? – удивилась Леонтина.
– Не судьба, – вздохнула гадалка. – Один ни при каких обстоятельствах твоим быть не может. Даже если он на тебе сейчас женится. Потом еще хуже будет. Ты к нему привыкнешь, прирастешь сердцем – а он уйдет.
– Почему?
На глазах Леонтины показались слезы. Хотя пророчица не называла имен, девушка была уверена, что речь идет о Кирилле.
– Ты не плачь – это не поможет. Ни красота, ни молодость на судьбу не влияют. В этой игре другие правила.
– Какие?
– Долго рассказывать, да и не за этим ты ко мне пришла! – сказала гадалка.
– Не за этим, – согласилась Леонтина.
– Ну вот я и говорю: из двух мужчин ни один тебе не подходит. Тот, что тебя любит, холодный и пустой, как ледяная равнина. Замерзнешь ты с ним, застынешь и угаснешь…
– А другой?
– О другом забудь думать. Он принадлежит не тебе. Никогда он твоим не был и не будет. Так, привлечь временно ты его можешь, но и только. Это не принесет тебе радости.
Возвращаясь от гадалки, Леонтина всю дорогу проплакала. Чтобы она проливала слезы из-за мужчин – дело небывалое! Она злилась на себя, а слезы текли и текли.
– Что с тобой? – спросила мама, открывая дверь.
Леонтина с детства была спокойной и всем довольной. Она редко расстраивалась, и причина для слез должна была быть нешуточная. Девушка прошла к себе в комнату и закрылась там. Из-за двери не доносилось ни звука.
Мама налила в стакан воды и постучалась в комнату дочери.
– Не хочешь поговорить?
Они просидели до утра, оплакивая несбывшиеся надежды. Мама Люба вспоминала свою молодость, подающего надежды хирурга, который ухаживал за ней на втором курсе мединститута. Они провели ночь в тесной комнатке студенческого общежития, а наутро он уехал на Дальний Восток, обещал писать. Они долго целовались на обледеневшем перроне вокзала. С разверзшихся небес валил густой мокрый снег, таял на лице, губах… стекал с ресниц. Или то были слезы?..
К Новому году от молодого преуспевающего доктора пришла открытка, в которой он желал здоровья, всех благ, перечислял красоты дивного края. Послание заканчивалось припиской: «Будь счастлива!» Неудержимые слезы хлынули из глаз Любы при виде этой многозначительной строчки. Она вспомнила приснившийся ей недавно сон, в котором доктор доверительно сообщал ей, что собирается жениться. Самые обычные строчки в открытке сказали ей все. Это был разрыв, крушение чувств… Юная весна в сердце сменилась зимней стужей. Этого льда так никто и не смог потом растопить.
Окончив институт, Люба устроилась в престижную московскую клинику, вышла замуж за аспиранта, родила дочь и успокоилась. У нее была квартира в Москве, дача в Хотьково, приличная работа, интеллигентный и непьющий муж с ученой степенью. Но до сих пор при виде снега, падающего с небес, ей хотелось плакать и в сердце рождалась сладкая дрожь… Она всю жизнь ощущала себя обделенной, обкраденной. Что-то светлое, восторженное и печальное навсегда осталось на том заснеженном перроне, ни разу больше ею не испытанное… что-то нежное, как первый цветок, неповторимый и хрупкий…
– Вот что, доченька, – сказала мама Люба под утро, когда скупой рассвет осветил их бледные, заплаканные лица, – за любовь надо бороться! Она всего в жизни стоит, можешь мне поверить. Мало ли что тебе сказала гадалка?! Пойди к другой! Найди самую лучшую! Если судьба не такая, как тебе хочется, нужно ее изменить.
– Господи, мама, неужели ты во все это веришь? В карты, казенных королей и заговоры?
Любовь Андреевна пожала плечами. Она готова была поверить во что угодно, лишь бы вернуть то забытое ощущение внутренней дрожи, соленой влаги на губах, летящего снега, стука колес уходящего поезда… Она жила все эти долгие годы с тайной надеждой, что ее дочь, ее красавица Леонтина, получит в избытке то, чего судьба лишила ее мать.
– Ты не должна сдаваться, – сказала она. – Если для этого необходимы услуги шамана, вампира, колдуна, пиковой дамы или самого Калиостро, то пойди и воспользуйся ими!
И Леонтина позвонила Маринке, которая устраивала свои сердечные дела при помощи «великого Чингиза». Маринка с готовностью откликнулась. Она пообещала сделать подруге «протеже» к знаменитому магу.

 

Белоснежные стены и черный матовый потолок поразили Леонтину. Мебель тоже была вся черная. На стенах висело старинное оружие – сабли, кинжалы, мечи. Комната освещалась напольным светильником – низкой серебряной чашей, в которой горел огонь. Никаких других источников света Леонтина не увидела. Одна стена была полностью задрапирована черным бархатом. В комнате стоял запах горящего ароматического масла и чего-то еще, неуловимо-пряного, острого…
Чингиз появился из-за бархатной портьеры, скрывавшей дверь. Он был одет в дорогой светло-серый костюм, рубашку, чуть светлее тоном и темно-синий галстук. Булавка и запонки его засверкали в отблесках пламени.
«Неужели такие крупные бриллианты?» – подумала Леонтина, отвечая на вполне светское приветствие московской знаменитости.
– Не стоит спрашивать, чем могу служить? – усмехнулся Чингиз. – Так я рискую безнадежно испортить себе репутацию. Предполагается, что я должен сам знать, зачем ко мне пожаловала столь прелестная дама! Не так ли?
– Почти так! – развеселилась Леонтина.
Страшное напряжение, сковавшее ее в этой черно-белой комнате, рассеялось, сменившись приятной расслабленностью и спокойствием.
– Прошу!
Чингиз присел на низкий черный диван напротив девушки.
Перед ее приходом он почувствовал сильное беспокойство. Это означало, по мнению бабушки Фатимы Елоевой, дневники которой он тщательно изучал и время от времени перечитывал, что кто-то собирается направить на него сильное намерение, цель которого неизвестна. Тайное намерение – основной источник опасности в этом мире. Этот вывод Чингиз сделал уже сам, без помощи бабушки.
Однако что может ему сделать эта смазливая безвольная блондиночка с пустыми глазками, сидящая очень прямо, сложив руки на красивых коленках? Странно, что она вообще пришла сюда. Неужели при таких внешних данных ей нужна помощь мага для привлечения мужчин? То, что она явилась именно за этим, не вызывало у Чингиза сомнений. Такие вещи он давно научился определять безошибочно.
Женщин, подобных Леонтине, он называл «фантиками». Красивая обертка, скрывающая негодное содержание. И чем хуже содержание, тем качественнее должна быть обертка. Яркая, блестящая, она ослепляет мужчину, превращает его в глупого мальчишку, готового ради того, чтобы съесть конфетку, на совершенно дикие вещи. Потом, много позже, он таки распробует отвратительный вкус содержимого. Выплюнуть или проглотить? Это все, из чего ему придется выбирать. Обычно ему приходится делать этот выбор, когда лучшие годы, вдохновение и самые чистые порывы ушли в никуда, оставив после себя пустыню, полную обид и горьких сожалений.
Чингиз считал, что это неспроста. Без привлекательной обертки на подобных женщин совершенно не будет спроса, ибо никто сам себе не враг. Что же им тогда делать?
Другие представительницы прекрасного пола, для которых их внешность решающей роли не играет, всегда найдут себе достойного мужчину, как бы ни складывались обстоятельства. Единственное, что может им помешать, – это их собственное убеждение, что они никому не нужны, а если кто-то ими заинтересуется, то они должны быть всю жизнь за это благодарны. Бо́льшую нелепость трудно придумать!
И наконец, самой редкой и чудесной породой женщин – заповедной, по мнению Чингиза, – были такие, в которых внешнее и внутреннее пребывало в определенном равновесии. Встретить такую женщину – огромная удача, а заслужить ее любовь – счастье, доступное немногим. Чингизу, например, не повезло. Поэтому он довольствовался «одноразовыми» встречами, как он это называл, понимая, что жизнь утекает и утекает безрадостно, уныло и безнадежно скучно.
Однако прелестный «фантик» с длинными платиновыми волосами и губками бантиком, вероятно, пришел с целью привлечь сто́ящего мужика, которого желательно наградить узами брака. А мужик, по-видимому, не проявляет ожидаемой инициативы. Следовательно, от Чингиза потребуется, чтобы эта инициатива у желанного объекта появилась. Ну что же, это вовсе не так трудно, как кажется!
«Только что ты потом будешь делать, девонька? – подумал про себя знаменитый колдун. – Если на его пути встретится та, единственная, ради которой он пришел в этот мир, ты ничем его не удержишь! Ни слезами, ни угрозами, ни даже смертью. Такие сжигают мосты, рубят веревки, ломают железо и… уходят. Туда, где их ждут. С этим ничего не поделаешь. Это судьба. Мало кто на самом деле понимает, о чем идет речь. Все это верно только для настоящих людей – мужчина или женщина, роли не играет. Только тот, кто способен на мысли, чувства и поступки, обладает настоящей ценностью. Их стоит искать. И, если повезет, благословлять свою звезду».
Размышляя, Чингиз делал то, что ему было положено по рангу. Он хотел помочь глупой девочке. Не рассказывать же ей, как устроены отношения в этом мире? Бесполезно! Все равно не поймет. Пусть получит свой приз, хоть минуту да подержит его в руках. Некоторые и этого не могут.
Однако происходило нечто странное. Магические действия не приводили к результату. Все, что ни предпринимал Чингиз, словно по мановению чьей-то могущественной руки, рассыпалось, запутывалось, не складывалось. Карты отказывались проявлять будущее или смеялись над Чингизом, образовывая такие петли и узлы, что он не мог их истолковать.
Великий Чингиз бледнел, краснел, покрывался потом. Наконец он испугался. Девчонка этого, разумеется, не заметила. Она вообще ничего не поняла из того, что он делал. И это хорошо. А то как бы он объяснил ей, что происходит?
Если отбросить шутки в сторону, то Чингиз мог бы сказать следующее:
– Некто более сильный уже все придумал, предусмотрел все детали. Все уже существует. Порядок вещей определен, и ты, девонька, не входишь в планы Великого Неизвестного. Так что лучше не суйся! Отойди в сторону. В игре участвует «мистер Икс», пожелавший остаться за кулисами. Он не допустит изменений. Все будет так, как задумано. Занавес открыт, роли распределены, реплики заучены – импровизации никто не позволит. Занимайте места в зрительном зале, ребята, и тушите свет. Это все, что вам осталось!
Леонтина не понимала, что делает Чингиз. С того момента, как маг принялся за работу, она чувствовала странное оцепенение, сон – и не сон, какую-то фантастическую игру воображения. Путешествие в царство иллюзий… Она шла по анфиладе комнат, двери которых раскрывались сами собой, и при этом раздавался приглушенный смех. Кто-то смеялся над ней, а она все шла и шла, пока не оказалась в той самой комнате, откуда началось ее странное путешествие. Ей показалось, что где-то здесь прячется Кирилл… но его нигде не было.
– Эй… – робко произнесла она, и гулкое эхо насмешливо повторило ее возглас много-много раз. – Ты где?
Эхо дразнило ее, повторяя: «Ты где?.. Ты где?.. Ты где?..»
Она пустилась по второму кругу, и двери снова гостеприимно распахивались перед ней, и снова кто-то невидимый ехидно посмеивался.
– Кто ты? – спросила она и тут же обнаружила, что последняя дверь осталась закрытой.
Это была массивная дверь из желтого металла, с ручкой в виде кольца, продетого в львиную пасть. Леонтина потянула ручку на себя, и тяжелые створки подались… между ними хлынул такой яркий свет, что она на секунду зажмурилась. За дверью находилось странное существо, похожее на человека, но с двумя лицами…
Ее глаза застилали слезы, и она никак не могла рассмотреть двуликого. Голова закружилась, ноги подогнулись, и Леонтина перестала ощущать себя…
Ее вывел из забытья вопрос колдуна:
– А кто этот мужчина? Кто он?
«О ком меня спрашивают? – не сразу поняла она. – Что-то о Кирилле? Но ведь я ничего не знаю о нем. Ничего не знаю…»
– Двуликий Янус… – против воли вымолвили ее губы.
Чингиз едва заметно дрогнул, побледнел. «Не может быть, – подумал он, изо всех сил удерживая на лице высокомерную улыбку. – Двуликий Янус! Ничего себе…»
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10