Глава 22
ИЮНЬ
i
Я вывел скиф на середину озера Фален и заглушил мотор. Мы медленно дрейфовали к маленькому оранжевому буйку, который я здесь оставил. Пара прогулочных катеров бороздила гладкую, как стекло, поверхность озера, но не было ни одной яхты: стоял полный штиль. Несколько детей возились на игровой площадке, одна малочисленная компания расположилась в зоне для пикников, редкие туристы появлялись на тропе, проложенной по берегу. Озеро, с учётом того, что находилось оно практически в городской черте, было пустынным.
Уайрман (в рыбачьей шапке и свитере «Викингов» он выглядел странно, совсем не флоридцем) обратил на это внимание.
— Школьники ещё учатся, — ответил я. — Через пару недель лодок и катеров будет прорва.
На его лице отразилось сомнение.
— А правильное ли место мы выбрали, мучачо? Я хочу сказать, если она попадёт в сети к какому-нибудь рыбаку…
— Ловля рыбы сетью на озере Фален запрещена, и редко кто приходит сюда с удочкой или спиннингом. На этом озере главным образом катаются на лодках, катерах, яхтах. Те же, кто хочет поплавать, держатся у берега. — Я наклонился и поднял цилиндр, изготовленный сарасотским серебряных дел мастером. Длиной три фута, с наворачиваемой с одного конца крышкой. Заполненный пресной водой. Внутри находился фонарь, также заполненный пресной водой. Персе была запечатана в двойную темноту, она спала под двойным одеялом пресной воды. И скоро её сон должен был стать ещё глубже. — Прекрасная вещица.
— Это точно, — согласился Уайрман, наблюдая, как послеполуденное солнце отражается от цилиндра, который я вертел в руке. — И крючку зацепиться не за что. Хотя я бы предпочёл утопить её в каком-нибудь озере у канадской границы.
— Где кто-нибудь действительно может вытащить этот цилиндр сетью. — Я пожал плечами. — Спрятать на самом виду — неплохой вариант.
Мимо промчалась моторная лодка с тремя молодыми женщинами. Они помахали нам руками. Мы ответили тем же. Одна крикнула: «Мы любим симпатичных мальчиков!» — и все три рассмеялись.
Уайрман ответил ослепительной улыбкой, повернулся ко мне.
— Какая здесь глубина? Ты знаешь? Этот маленький оранжевый буй говорит, что да.
— Что ж, я тебе скажу. Я провёл небольшое исследование озера Фален. Наверное, чуть поздновато, потому что этот коттедж на Астер-лейн принадлежит нам с Пэм уже двадцать пять лет. Средняя глубина девяносто один фут … за исключением этого места. Тут впадина.
Уайрман расслабился, сдвинул кепку на затылок.
— Ох, Эдгар. Уайрман думает, что ты по-прежнему el zorro… по-прежнему лис.
— Может, si, может, нет, но под этим оранжевым буйком триста восемьдесят футов воды. По меньшей мере триста восемьдесят . И это гораздо лучше, чем двенадцатифутовая цистерна на берегу Мексиканского залива.
— Аминь.
— Ты отлично выглядишь, Уайрман. Отдохнувшим.
Он пожал плечами.
— Летать на «Гольфстриме» — одно удовольствие. Никакой очереди на пропускном пункте, никто не копается в твоей ручной клади, чтобы убедиться, что ты не превратил дерьмовый баллончик с пеной для бритья в бомбу. И впервые в жизни мне удалось прилететь на север без посадки в грёбаной Атланте. Благодарю… хотя, похоже, я и сам мог бы себе такое позволить.
— Как я понимаю, ты уладил все вопросы с родственниками Элизабет?
— Да. Последовал твоему совету. Предложил им дом и северную оконечность Дьюма-Ки в обмен на отказ от претензий на наличные и ценные бумаги. Они подумали, что это чертовски выгодная сделка, и я буквально читал мысли их адвокатов: «Уайрман — юрист, но сегодня у него в клиентах дурак».
— Такое ощущение, что я не единственный zorro в этой лодке.
— Мне достались восемьдесят миллионов баксов в ликвидных активах. Плюс различные вещички из дома, включая коробку из-под печенья «Суит Оуэн». Думаешь, мисс Истлейк пыталась мне что-то сказать этой жестянкой, мучачо?
Элизабет укладывала туда различные фарфоровые фигурки, а потом настаивала на том, чтобы Уайрман бросил коробку в пруд с золотыми рыбками. Разумеется, этим она пыталась ему что-то сказать.
— Родственники получили северную часть Дьюма-Ки, потенциальная ценность которой для строительства… что ж, выше только небо. Девяносто миллионов?
— Во всяком случае, они так думают.
— Да, — согласился он, разом помрачнев. — Они так думают.
Какое-то время мы молчали. Уайрман взял у меня цилиндр. На его боковой поверхности, искажённое из-за кривизны, отражалось моё лицо. Так ещё я мог на него смотреть, а вот к зеркалу в последнее время подходил редко. Не потому, что состарился — просто не хотел встречаться взглядом с глазами Фримантла: слишком многое они повидали.
— Как твои жена и дочь?
— Пэм — в Калифорнии, у матери. Мелинда во Франции. После похорон Илли она какое-то время побыла с Пэм, а потом улетела. Думаю, поступила правильно. С этим придётся сжиться.
— А как ты, Эдгар? Тебе удастся с этим сжиться?
— Не знаю. Разве Скотт Фицджеральд не сказал, что вторых действий в американской жизни не бывает?
— Да, но тогда он уже был горьким пьяницей. — Уайрман положил цилиндр себе на ноги, наклонился ко мне. — Выслушай меня, Эдгар, и выслушай внимательно. В действительности действий пять, и не только в американской жизни — в каждой полностью прожитой жизни. Точно так же, как и в любой пьесе Шекспира — комедии или трагедии. Потому что именно из них и сотканы наши жизни — из комедии и трагедии.
— У меня в последнее время с комедией совсем плохо.
— Да, — не стал он спорить, — но в третьем акте есть определённая надежда. Я сейчас живу в Мексике. Я говорил тебе, да? В прекрасном маленьком горном городке, который называется Тамасунчаль.
Я попытался произнести название.
— Тебе нравится, как оно слетает с языка. Уайрман видит, что нравится.
Я улыбнулся.
— Что-то в нём есть.
— Там продаётся захудалый отель, и я подумываю, не купить ли его? Чтобы вывести такое заведение на прибыль, придётся потерпеть три убыточных года, но у меня теперь толстый кошелёк. Я не отказался бы от партнёра, который разбирается в строительстве и техническом обслуживании зданий. Разумеется, если ты хочешь и в дальнейшем сосредоточиться на карьере художника…
— Думаю, ты и сам всё знаешь.
— Так что скажешь? Давай поженимся на наших судьбах?
— Саймон и Гарфункель, тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, — кивнул я. — Или около того. Не знаю, Уайрман. Сейчас решить не могу. Я должен закончить ещё одну картину.
— Действительно, должен. И какой силы будет ураган?
— Не знаю. Но «Шестому каналу» понравится.
— Предупреждение поступит заранее, не так ли? Разрушений, понятное дело, не избежать, но никто не погибнет.
— Никто не погибнет, — согласился я, надеясь, что так оно и будет, но когда фантомная конечность правила бал, не было никакой возможности что-либо гарантировать. Вот почему я намеревался поставить крест на моей второй карьере. Но ещё одну, последнюю, картину я собирался закончить. Потому что хотел отомстить. Не только за Илли, но и за остальных жертв Персе.
— С Джеком перезваниваешься? — спросил Уайрман.
— Практически каждую неделю. Осенью он начинает учиться во Флоридском университете в Таллахасси. Обучение я оплатил. А пока они с матерью переезжают в Порт-Шарлотт.
— Тоже на твои деньги?
— Если на то пошло… да. После того как отец Джека умер от воспаления кишечника, у них с матерью возникли серьёзные финансовые трудности.
— Идея тоже твоя?
— Совершенно верно.
— То есть ты думаешь, что Порт-Шарлотт достаточно далеко к югу, и там будет безопасно.
— Думаю, да.
— А север? Как насчёт Тампы?
— Максимум — ливневые дожди. Это будет маленький ураган. Маленький, но мощный.
— Маленькая, с жесткими территориальными рамками «Элис». Как в тысяча девятьсот двадцать седьмом.
— Точно.
Мы смотрели друг на друга, когда мимо на своей моторке вновь пронеслись три женщины, смеясь громче и махая руками энергичнее, чем прежде. Сладкие пташки юности, летящие на послеполуденных винных кулерах. Мы им отсалютовали.
— Выжившим родственникам мисс Истлейк не придётся тревожиться насчёт получения лицензий на строительство на их новых земельных приобретениях? — спросил Уайрман, когда успокоились волны, поднятые моторкой.
— Думаю, не придётся.
Он помолчал немного, кивнул.
— Хорошо. Отправить целый остров в сундук Дейви Джонса. Меня устраивает. — Он поднял серебряный цилиндр, посмотрел на оранжевый буй, отмечающий местонахождение впадины на дне озера Фален, перевёл взгляд на меня. — Хочешь сказать слова прощания, мучачо?
— Да, — кивнул я, — но много их не будет.
— Тогда готовься. — Уайрман встал на колени, повернулся к борту, цилиндр оказался над водой. Солнце отражалось от полированного серебра — я надеялся, что в последний раз за ближайшую тысячу лет… но меня не покидала мысль, что Персе умела выбираться на поверхность. Проделывала это раньше и, возможно, смогла бы проделать и на этот раз. Даже из Миннесоты ей, так или иначе, удалось бы добраться до caldo.
Но я произнёс слова, которые держал в голове:
— Упокойся навеки.
Уайрман разжал пальцы. Послышался тихий всплеск. Мы перегнулись через борт и наблюдали, как серебряный цилиндр, отразив последний блик солнца, плавно исчезает из виду.
ii
Уайрман остался на ночь, потом на вторую. Мы ели стейки с кровью, пили зелёный чай во второй половине дня, говорили о чём угодно, только не о недавнем общем прошлом. Потом я отвёз его в аэропорт, откуда он улетел в Хьюстон. Там он собирался взять напрокат автомобиль. По его словам, чтобы посмотреть страну.
Я предложил проводить его до контрольного пункта, но он покачал головой.
— Не хочу, чтобы ты смотрел, как Уайрман снимает туфли перед выпускником школы бизнеса. Adios мы скажем здесь, Эдгар.
— Уайрман… — начал я и больше ничего не сказал. Перехватило горло.
Он обнял меня, расцеловал в обе щёки.
— Послушай, Эдгар. Самое время для третьего действия. Ты меня понимаешь?
— Да.
— Приезжай в Мексику. Когда осознаёшь, что готов. И если захочешь.
— Я об этом подумаю.
— Обязательно подумай. Con Dios, mi amigo; siempre con Dios.
— И с тобой, Уайрман. И с тобой.
Я наблюдал, как он уходит, с сумкой на плече. Мне внезапно вспомнился его голос в ту ночь, когда Эмери напал на меня в гостиной «Розовой громады». Уайрман показал себя во всей красе: прокричал «cojudo de puta madre», прежде чем вогнать серебряный подсвечник в лицо мертвяка. Мне хотелось, чтобы Уайрман обернулся… и моё желание исполнилось. «Должно быть, поймал мысль», — сказала бы моя мать. Или сработала интуиция. Так сказала бы няня Мельда.
Он увидел, что я стою на прежнем месте, и его лицо осветилось улыбкой.
— Живи днём, Эдгар! — крикнул он. Люди поворачивались, смотрели на него.
— И позволь жить дню, — откликнулся я.
Он отдал мне честь, рассмеялся и ушёл. Разумеется, со временем я поехал на юг, в его маленький городок, но, хотя он по-прежнему живёт в своих изречениях (они для меня всегда в настоящем времени), больше я Уайрмана никогда не увидел. Он умер двумя месяцами позже на рыночной площади Тамасунчаля, когда торговался, покупая свежие помидоры. Я думал, у нас ещё будет время, но мы всегда так думаем, не правда ли? Мы так часто обманываем себя, что могли бы зарабатывать этим на жизнь.
iii
В коттедже на Астор-лейн мой мольберт (с картиной, накрытой полотенцем) стоял в гостиной, где света было достаточно. Рядом, на столе с красками, лежало несколько фотографий Дьюма-Ки, сделанных с самолёта, но я практически на них не смотрел: видел остров во снах, и до сих пор вижу.
Я бросил полотенце на диван. На переднем плане моей картины (моей последней картины) высилась «Розовая громада», нарисованная так реалистично, что я буквально слышал, как при каждой набегающей волне под домом говорят ракушки.
У одной из свай (идеальный сюрреалистический штрих) бок о бок сидели куклы. Слева — Реба, справа — Фэнси, которую Кеймен привёз из Миннесоты. Идея принадлежала Илли. Залив, по большей части синий в период моего пребывания на Дьюма-Ки, я нарисовал тускло и зловеще зелёным. Небо закрывали чёрные облака. Они собирались в верхней части холста и уходили за него.
Правая рука начала зудеть, и памятное мне ощущение могущества вошло и охватило меня. Теперь я видел свою картину глазом бога… или богини. Я мог от всего этого отказаться, но такое давалось нелегко.
Создавая картины, я влюблялся в мир.
Создавая картины, я обретал цельность.
Какое-то время я работал, потом отложил кисть в сторону. Большим пальцем смешал коричневую и жёлтую краски, нанёс их на уже нарисованный берег… чуть-чуть… словно поднялась лёгкая пелена песка, вызванная первым дуновением ветра.
И на Дьюма-Ки, под чёрными облаками надвигающегося июньского урагана, ветер начал набирать силу.
